Жизнь честных и нечестных

Я подозвала оперативника — того самого парня в джинсах и черной футболке. Показав ему татуировку, спросила, что он думает по этому поводу.

— Вор, — быстро ответил опер, — три ходки. Небось еще и шарики в половой член вшиты?

Наташа, спустив с трупа трусы, кивнула.

— Правильно, — подытожила я. — Вы когда-нибудь видели нового русского вора?

— Да, — почесал в затылке оперативник. — Что-то не то.

— Одна радость, — утешила я его, — что он судим: если сейчас его «откатаем», к вечеру будете знать его полные данные. Если только он в Питере судим.

Эксперт-криминалист уже копошился в своем хозяйстве, готовя валик и черную краску для дактилоскопирования трупа, а я подошла к Стасу сказать, чтобы он отметил в протоколе факт получения отпечатков рук трупа в ходе наружного осмотра. Оставшись довольной качеством протокола, я спросила Стаса, что он думает по поводу увиденного.

— Ряженый, — легко сказал Стас.

— То есть?

— Такое впечатление, что какого-то гопника приодели как для карнавала. Причем тот, кто переодевал, или он сам — если это была его идея — понимал, что разглядывать и раздевать его не будут и вряд ли ему придется говорить, иначе состояние полости рта выдало бы его в первую же минуту.

— Стас, да ты в корень смотришь. Блестяще!

— Да ничего блестящего, — грустно продолжил Стас, — поскольку я не понимаю, кому и зачем это понадобилось.

— Да, интересно, — сказала я. — Но, к счастью или нет, теперь это уже не наши проблемы, поскольку не наш район. Все, коллеги, если отстрелялись,

Поехали. Ребятки, а вам мой совет — поищите пульку, хоть ситом землю просейте, но найдите. Может быть, это будет единственная привязка.

— Мария Сергеевна, сейчас, одну секундочку, можно я поближе рассмотрю штанцмарку на входном отверстии, — попросил Стас, — а то я в протокол записал, а как она выглядит, не знаю.

— Да ради бога, любуйся.

Стас подошел к трупу, и Наташа, не снявшая еще перчатки, повернула для него голову трупа, раздвинула на затылке волосы и показала след, образующийся при выстреле в упор. Я краем уха слышала, как она отвечает на вопросы Стаса о механизме образования этой метки — о том, что при условии прижатого к коже дульного среза пороховые газы ударяются о кость и, возвращаясь назад, приподнимают кожу вокруг раны…

Молодец стажер, порадовал меня: мало того, что мальчик старательный и глазастый, он еще и думает.

В главк мы вернулись около шести. Стажер за всю дорогу не проронил ни слова и, только выйдя из машины, спросил:

— Как бы потом узнать, чем дело кончилось? Чувствовалось, что первое в его следственной практике убийство задело его за живое. Честно говоря, мне и самой было любопытно, поскольку ситуация казалась достаточно нестандартной, и я пообещала ему, что перед концом дежурства мы перезвоним в тот район и узнаем хотя бы, что за человек потерпевший.

— Ты помнишь, что ты записал в протокол про потеки крови?

— Помню, — быстро ответил Стас. — Потеков от входной раны нет, а от выходной имеется вертикальный потек вверх по лбу до границы волосяного покрова.

— Близко к тексту, — усмехнулась я. — А что это значит?

— Не знаю пока, — смущенно признался Стас.

— Учитывая, что одежда кровью не запачкана, похоже, что его там и убили; по крайней мере, следов, указывающих на транспортировку, мы не нашли. Судя по потеку крови, в момент убийства он стоял на краю собственной могилы. Ему выстрелили в затылок, он упал в яму и был закопан.

Честно говоря, я и сама заинтересовалась этой ситуацией. В девять вечера мы узнали, что наш потерпевший — Ткачук Валерий Порфирьевич, сорока лет, трижды судимый за кражи личного имущества, освободившийся после последней отсидки шесть лет назад, прописанный в доме семь по улице Чащина.

7

Синцов позвонил мне в главк, в комнату дежурного следователя, сообщил, что взял билеты на «Стрелу», и мы договорились встретиться в полдвенадцатого на вокзале. Я прибыла за десять минут до назначенного времени, конвоируемая мрачным мужем, который был недоволен, во-первых, тем, что я дезертирую от домашнего хозяйства в командировку, во-вторых, что я еду с мужчиной, в-третьих, что ему приходится провожать меня и возвращаться домой в такое позднее время, — все это он высказал мне по дороге, и я уже поняла, что мне век за эту командировку не расплатиться.

У памятника Петру ждал Синцов, еще более мрачный, чем мой супруг. Он сквозь зубы поздоровался с нами, а может, и не поздоровался, а так — буркнул что-то неразборчивое и пошел к поезду, даже не оборачиваясь и не заботясь, успеваем ли мы за ним. Я ничего не понимала, стала даже думать, что я опоздала, перепутав время.

В купе Синцов повесил куртку на плечики, вышел в коридор, не говоря ни слова, уставился в окно и не поворачивался до тех пор, пока поезд не отъехал от перрона. Только после этого вернулся в купе, как ни в чем не бывало улыбнулся мне, достал из сумки бутылку с «Фантой», подмигнул и весело спросил, не хочу ли я спрыснуть побег на волю.

— А я, между прочим, лихорадочно соображала, в чем я перед тобой провинилась, — тихо сказала я.

— Я же все-таки не по уши деревянный: специально прикинулся таким сундуком, чтобы твой муж не так тебя ревновал.

— Это ты со всеми мужьями так себя ведешь?

— Нет, просто про твоего я кое-что слышал, чай, в одной конторе работаем.

— Интересно, что ты слышал…

— Слышал, что он тебя держит в ежовых рукавицах, — улыбнулся Синцов. — Да не переживай ты так, просто я знаю, что он у тебя жутко ревнивый.

— Понятно, Горчаков сплетничает.

— Ну, примерно.

В купе мы были одни, и я спросила Синцова, не скупил ли он из оперативных соображений все места. Он успокоил меня тем, что в Бологом у нас наверняка появятся соседи, но не успели мы доехать до Бологого, как дверь с шумом отъехала, и на пороге возник двухметрового роста радостно улыбающийся усатый армянин. Громогласно нас поприветствовав, он стал метать на стол разнообразные деликатесы: вакуумные упаковки с семгой, апельсины и бананы, чипсы и банки с джином-тоником, а также импортное пиво, после чего пригласил нас разделить с ним трапезу, причем был весьма настойчив в приглашении. Я сразу категорически отказалась, но он прилип как банный лист:

— Девушка, ну хоть пивка выпейте! Я отказалась, а попутчик огорчился:

— Что, неужели пиво не любите?! Пиво хорошее!

Я ответила, что не сомневаюсь в качестве пива, но не пью пиво на ночь в поезде.

Тогда армянин вытащил из портфеля бутылку «Мартеля»:

— А коньячку? Я рассмеялась:

— Спасибо, коньяк тем более не буду.

— Ну вот, — расстроился попутчик. — Вы меня, наверное, алкоголиком считаете? Честно говоря, я и сам задумываюсь, не пора ли мне лечиться.

— А вы что, по утрам похмеляетесь?

— Нет, никогда, — серьезно ответил армянин.

— Ну и не волнуйтесь, — успокоила я его. — Пока не похмеляетесь, это не алкоголизм, а просто бытовое пьянство.

— А-а, — догадался попутчик, — вы, наверное, врач-нарколог, поэтому и пить отказываетесь.

— Точно, — подтвердила я, — у вас просто глаз-алмаз.

Синцов бесстрастно наблюдал за нашим диалогом.

— Ладно, — наконец сказал он нашему попутчику. — Вы тут устраивайтесь, не будем вас стеснять, мы пока в коридорчике подышим.

Мы с Андреем вышли в коридор и встали у окна, провожая взглядами мелькающие фонари.

— Где вещдок? — спросил он.

— При мне, — показала я висящую на плече сумку.

— А ведь ты права. Я действительно купил все четыре места.

Он достал из внутреннего кармана пиджака и помахал передо мной двумя билетами на незанятые места.

— Зачем? — удивилась я.

— Хотел кое-что проверить. Убедился, что чутье меня не подвело, хотя по большому счету предпочел бы в этой ситуации оказаться дураком, — загадочно ответил Андрей.

— Подожди-ка, а каким образом у нас попутчик появился? Может, он проводнику заплатил, а тот просто видел, что у нас два свободных места?

— Сейчас выясним, — сказал Андрей и открыл дверь в купе.

Армянин шумно поглощал свою снедь в одиночестве.

— Слушай, друг, дама хочет лечь баиньки, у тебя какое место, не нижнее?

— Нет-нет, у меня верхнее, — заторопился армянин. — Пусть дама ложится, я сейчас выйду.

— А у тебя точно это купе?

— Понял тебя, друг, — подмигнул ему армянин. — Жаль, но купе то самое. Тебе надо было спальный вагон покупать для тет-а-тета, на, смотри, — он протянул Андрею смятый билет.

Взяв его в руки и расправив, Андрей кивнул:

— Да, все в порядке, не обижайся. Пойдем покурим, пока дама ляжет.

Я дождалась, пока они выйдут, положила сумку с вещественным доказательством под подушку и легла, отвернувшись к стене. Мужчины долго не возвращались. Сквозь сон я слышала, как хлопнула дверь купе; улеглись они на удивление тихо.

До приезда в Москву поговорить с Андреем мне не удалось.

…Как только утром мы оказались на перроне, я выбрала момент и тихо спросила:

— Андрей, нас что, пасут?

— Очень похоже, — так же тихо ответил Андрей, не разжимая губ.

— А почему?

Синцов остановился и посмотрел на меня.

— Попробуй сама решить эту задачку на сообразительность. Раньше ведь за тобой не следили? Думаю, что тебе придется привыкать жить под колпаком.

По предложению Синцова мы поехали в ведомственную гостиницу МВД, он сказал, что хоть этой далековато, зато прямо у метро и там всегда есть места. Выйдя из вестибюля станции на улицу, я увидела высокое здание без каких-либо вывесок, куда входили и выходили в большом количестве плохо одетые мужчины с большими портфелями. Это и была милицейская гостиница. Приветливая дама-портье выдала нам гостевые карточки для заполнения и, взяв наши командировочные, привычно спросила:

— Вам один номер?

Я поразилась простоте нравов в ведомственной гостинице Министерства внутренних дел и поспешно сказала: «Нет, что вы!»

* * *

Синцов откровенно забавлялся, глядя на мое смущение. Получив ключи от двух одноместных номеров и поднимаясь в лифте на двенадцатый этаж, он заметил, что напрасно я отказалась от перспективы пожить с ним в одном номере, — по крайней мере, чувствовала бы себя в безопасности. Я извинилась за то, что не оправдала его надежд, и сказала, что не чувствую себя в безопасности, ночуя с мужчиной в одном помещении. У дверей моего номера мы расстались, чтобы привести себя в порядок, и договорились встретиться через полчаса.

На аудиенцию в Главное разведывательное управление мы попали только к трем часам, путем сложных заходов через Генеральную прокуратуру, Главную военную прокуратуру, прокуратуру Московского военного округа и Министерство обороны. Нам было велено зайти в приемную, позвонить по местному телефону и доложить, что мы прибыли; к нам выйдут.

Солнце палило нещадно, ножки мы сносили до колен, блуждая по лабиринтам московского метрополитена. На «Охотном ряду» нам пришлось пройти сквозь стену торговцев, предлагавших толпе разнообразные документы: трудовые книжки, дипломы всех существующих учебных заведений, а также инвалидские книжечки и студенческие билеты. Мы с Синцовым заинтересовались и тщательно изучили рынок: удостоверений старших офицеров ГРУ в продаже не было.

В приемной на Лубянке к нам вышел военный средних лет, с непримечательной внешностью и абсолютно непроницаемым лицом. Мы представились, и я вкратце рассказала ему обстоятельства обнаружения удостоверения на имя майора Шермушенко. Он взял удостоверение, повертел его в руках и спросил:

— Что вы хотите?

— Я хотела бы узнать, не вышел ли этот документ из вашей канцелярии.

— Нет, — уверенно ответил наш собеседник. — Это подделка. В общественном транспорте бесплатно ездить. Вы сюда на метро ехали? Видели торговцев удостоверениями? Сейчас можно купить все, что угодно; вот я вам принес показать поддельные удостоверения военнослужащих, мы их кучами изымаем у народа. Их покупают для бесплатного проезда.

Он протянул нам две коричневые корочки, грубо склеенные из дерматина. Внутри каждой были кое-как приляпаны цветные фотографии, сделанные то ли любительски, то ли в моментальной фотографии, и шариковой ручкой было написано, что предъявитель сего является военнослужащим.

— Вы считаете, что эти удостоверения похожи?

— Конечно, — ничтоже сумняшеся заявил представитель Министерства обороны.

— А мне кажется, что наше — более высокого качества.

— Дайте-ка его еще раз посмотреть. Да, оно, бесспорно, качественно сделано. Но это подделка.

— Скажите, а у вас в канцелярии не ведется книги выдачи удостоверений?

— Нет, такой книги у нас нет.

— И выдача удостоверений нигде не фиксируется?

— Нет.

Военный уже откровенно улыбался, но потом посерьезнел и продолжал говорить, не повышая голоса, но изменив интонацию и глядя на нас немигающими глазами, так, как будто хотел, чтобы каждое слово отпечаталось у нас в мозгу:

— Вот что я вам скажу, у нас, конечно, ребята серьезные, любую ксиву могут сделать так, что комар носа не подточит. А это удостоверение поддельное. А ребята серьезные, шутить не любят. На все пойдут. А удостоверение — поддельное. Но выглядит как настоящее. Комар носа не подточит. Но ребята серьезные, шутки с ними шутить не надо, — повторял он, словно вколачивая это нам в память. — Поезжайте, ребята, домой, забудьте про это удостоверение. Ничего в нем интересного нет. Сделано, чтобы бесплатно в транспорте ездить.

Разговор забуксовал, как игла на заезженной пластинке. Получив от нашего собеседника образец оттиска печати ГРУ, кстати, на первый взгляд, идентичный стоящему в удостоверении Шермушенко, мы распрощались.