[4.5] (10) Далее, [когда именем] того, кто сделал, [называется] то, что сделано, как «pigrum frigus» (оцепенелый холод), ведь он приводит в оцепенение людей, и «timor pallidus» (бледный ужас), поскольку он заставляет людей бледнеть[173].
[4.6] И наоборот, [когда именем] того, что сделано, [называется] тот, кто сделал, как:
Впряг родитель коней в золотую упряжь, взнуздал их Пенной уздою, и волю им дал (Verg., Aen., V, 817–818). [Поэт] сказал «пенная узда», хотя конечно не она сама делает пену, а конь, который, если его погонять, брызжет <льющейся> пеною[174].
[5] (11) Антономаси´я (antonomasia)[175] — это «вместо имени», то есть [слово или выражение], поставленное заместо имени [собственного] (vice nominis), как «рожденный Майею» вместо «Меркурий». Этот троп бывает трех видов:
[5.1] от одушевленного:
И великодушный Анхизид[176] (Verg., Aen., V, 407). [5.2] от тела:
Сам великан[177] (Verg., Aen., III, 619). [5.3] прочее:
Отрок несчастный бежит от неравного боя с Ахиллом[178] (Verg., Aen., 1,475). [6] (12) Эпитет (epitheton)[179], [то есть то, что] сверх имени. Ведь он ставится при соответствующем имени, как «благая Церера», или:
И зловещатели псы, и не вовремя вставшие птицы (Verg., Georg., 1,470). Между антономасией и эпитетом то различие, что первая ставится вместо имени, второй же никогда не бывает без имени. При помощи этих двух тропов мы или браним кого-нибудь, или указываем [на него], или хвалим.
[7] (13) Сине´кдоха (synecdoche) — это формула (conception), когда мы узнаем по части целое, либо по целому — часть. Она же есть и то, когда род указывается через вид, и вид — через род, <ведь вид — это часть, а род — целое>. Часть узнается по целому, например, [так]:
Сбившись в стаи птицы летят, когда холодный год Гонит их за море (Verg., Aen., VI, 311–312). Ведь не весь год холоден, но только часть года, то есть зима. И наоборот, целое [узнается] по части, как:
И лишь только взметнулось Пламя на царской корме (Verg., Aen., II, 255–256). — загорелась не только корма, но корабль, и не корабль, но то, что в нем, и не все, а только один факел[180].
[8] (14) Ономатопойя (onomatopoeia)[181] — это имя, данное в подражание звукам неясного голоса, как «скрип дверей» (stridor), «ржание лошадей» (hinnitus), «мычание быков» (mugitus), «блеяние овец» (balatus).
[9] (15) Перифраза (periphrasis)[182] — это «вокруг-говорение» (circumloquium), [то есть] когда одна вещь обозначается многими словами, как:
Воздух // живительный пьешь[183] (Verg., Aen., 1,387–388). Ведь [Вергилий здесь] обозначает множеством слов одну вещь, а именно «живешь». Но этот троп — двойственный. Ведь он либо истину блистательно утверждает, либо безобразия обиняками избегает. Блистательно утверждает истину таким образом:
Чуть лишь Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона, Зарево первых лучей пролила на земные просторы (Verg., Aen., IV, 584–585, и IX, 459–460). Можно ведь было сказать «уже рассветало» или «начинался день».
Избегает безобразия обиняками таким образом:
И предался удовольствиям, прильнув к лону супруги (Verg., Aen., VIII, 405–406). Здесь [Вергилий] обиняками избегает неприличности и пристойно указывает на совокупление.
[10] (16) Гипе´рбатон (hyperbaton) — «перестановка», [то есть] когда слово или предложение изменяет порядок [следования друг за другом]. Его видов пять: анастрофа, гистерон-протерон, парентесис, тмесис, синтесис[184].
[10.1] Анастрофа´ (anastrophe) — это обратный порядок слов, как, [например] «litora circum» вместо «circum litora» (подле берега).
[10.2] (17) Ги´стерон-про´терон (hysteron proteron)[185] — это изменение порядка выражений, как в:
Затем он высокой волны коснулся и подошел к воде (Verg., Aen., III, 662). Ведь он сначала подошел к воде и здесь коснулся волны.
[10.3] (18) Паре´нтесис (parenthesis) — когда мы вставляем в середину нашего предложения то, что, будучи извлечено оттуда, останется целым предложением, как:
Тотчас Эней (ведь в сердце отца не знает покоя К сыну любовь) проворного тут посылает Ахата (Verg., Aen., I, 643–644). <Ведь порядок таков: «Эней проворного посылает Ахата»>, то же, что в середине, — это парентесис.
[10.4] (19) Тме´сис (tmesis) — это разрывание одного слова посредством вставки в середину [другого] слова, как:
Multum nebulae circum dea fudit amictum (Verg., Aen., I, 412). (Плотным облачным покровом окутала богиня [идущих].) вместо «circumfudit» (окутала).
[10.5] (20) Си´нтесис (synthesis) — это когда слова перепутаны повсюду, как в этом:
...“Iuvenes, fortissima frustra Pectora, si vobis audendi extrema cupido est Certa sequi, quae sit rebus fortuna videtis. Excessere omnes aditis arisque relictis Dii, quibus inperium hoc steterat; succurritis urbi Incensae; moriamur et in media arma ruamus” (Verg., Aen., II, 348–353). Порядок таков: «Iuvenes, fortissima pectora, frustra succurritis urbi incensae, quia excesserunt dii. Unde si vobis cupido certa est me sequi audentem extrema, ruamus in media arma et moriamur» (Юноши! Мужественные сердца! Напрасно вы пытались помочь горящему городу, ибо [его] покинули боги, [которыми держалось государство, оставив храмы и алтари]. Поэтому если вы точно и страстно желаете следовать за мною, решившимся на крайнее, бросимся в гущу оружия и погибнем!)
[11] (21) Гипербола (hyperbole)[186] — есть преувеличение (excelsitas), превосходящее правду, более чем можно поверить, как
На звезды хлещет волна (Verg., Aen., Ill, 423). или
Расступились воды, дно обнажив (Verg., Aen., I, 106–107). Таким ведь образом нечто преувеличивается сверх правды, однако не сбивается с пути обозначения истины: хотя слова, указывающие на это нечто, превосходят [истину], по желанию говорящего, он, [говорящий] не оказывается лжецом. И с помощью этого тропа не только преувеличивают что-либо, но и преуменьшают. Преувеличение это, [например] «быстрее Эвра», преуменьшение — «мягче пуха», «тверже скалы»[187].
[12] Аллегория (allegoria)[188] — это иносказание (alienoloquium). (22) Ведь одно говорится, а другое понимается, как
Но на бреге, — заметил он, — бродят Три оленя больших (Verg., Aen., I, 184–185). Где имеются в виду три полководца Пунических войн или три Пунические войны[189]. И в «Буколиках»:
Яблок десяток послал золотых (Verg., Ecl., III, 71). То есть Августу — десять пастушеских эклог. У этого тропа множество видов, из коих выделяются семь: ирония, антифраза, энигма, хариентизм, пароймия, сарказм, астизм.
[12.1] (23) Ирония (ironia)[190] — это изречение (sententia), получающее смысл через произнесение (pronuntiatio) противоположного. Ведь этот троп делается посредством остроумия или посредством обвинения, или посредством насмешки, как следующее:
Ваши, Эвр, дома. О них пусть печется в чертогах И над темницей ветров Эол господствует прочной (Verg., Aen., I, 140–141). Каким образом «чертоги» (aula), когда «темница» (career)? Это решается при произнесении. Ведь «темница» — так произносится, «печется в чертогах» (iactet in aula) — это ирония; и все вместе при произнесении противоположного обозначается при помощи [некоего] вида иронии, которая, будто бы хваля, [наделе] насмехается.
[12.2] (24) Антифраза (antiphrasis)[191] — это речь, понимаемая от противного, как [если что-нибудь будет названо] светлым (lucus), так как оно лишено света (lux) из-за густой тени, и [какие-нибудь люди] кроткими (manes), то есть мирными, поскольку они жестокие, и умеренными, потому что они страшные и свирепые, а также парки и эвмениды — из-за того, что они никого на жалеют (рагсеге) и никому не желают добра (ευμενίζονται)[192]. Посредством этого тропа и карлики у толпы называются атлантами, и слепые — зрячими, и эфиопы — среброкожими. (25) Иронию же и антифразу то различает, что ирония только в произношении указывает на то, чей [смысл] хотят понять, как [например] когда мы говорим про все то, что делается плохо: «Хорошо то, что ты делаешь»; антифраза же не посредством голоса говорящего указывает на противоположное [по смыслу], но только словами, противоположными по происхождению[193].
[12.3] (26) Э´нигма (aenigma)[194] — это скрытый предмет (questio obscura), который трудно понять, если его не сделать явным, как следующее «Из идущего вышло ядомое, из сильнаго вышло сладкое» (Судей, 14:14) означает, что из пасти льва извлечены пчелиные соты. Аллегорию же и энигму различает то, что сила аллегории двояка, и она образно выражает одну вещь посредством других вещей, смысл же энигмы почти неясен и замаскирован посредством некоторых образов.
[12.4] (27) Хариентизм (charientismos)[195] — это троп, при помощи которого жестокие слова (dicta) произносятся приятнее, как если вопрошающим: «Неужели же никто нам не подаст?» — отвечают: «Добрая Фортуна». Это означает, что некому нам подать.
[12.5] (28) Паройми´я (paroemia) — это поговорка (proverbium), установленная [силою] вещей и времен. Вещей, как, [например]: «Лезешь на рожон»[196] (contra stimulum calces), чем обозначается «против сопротивления». Времен, как: «lupus in fabula» (молчать, дословно «волк в разговоре»). Ведь поселяне считают, что человек теряет голос, если волк его увидит первым. Потому и про тех, кто внезапно замолчал, говорят эти самые слова: «lupus in fabula»[197].
[12.6] (29) Сарказм (sarcasmos) — это высмеивание врагов с язвительностью, как:
«Так ступай, и вестником будь, и поведай Это Пелиду-отцу. О моих печальных деяньях Все рассказать не забудь и о выродке Неоптолеме»[198] (Verg., Aen., II, 547–549). [12.7] (30) Противоположностию этого является астизм (astysmos)[199] — изящный юмор без раздражения, как в следующем:
Бавия кто не отверг, пусть любит и Мевия песни, — Пусть козлов он доит и в плуг лисиц запрягает (Verg., Eel., III, 90–91). То есть: кто не отвергает Бавия, по своей вине дойдет до того, что станет уважать Мевия. А Бавий и Мевий были очень плохими поэтами, противниками Вергилия. Следовательно, тот, кто их уважает, делает противоестественное [дело], как если бы доил козлов или пахал на лисицах.
[13] (31) Гомо´йосис (homoeosis)[200], что на латынь переводится как подобие (similitudo), — это то, посредством чего делается указание на менее заметную вещь через сходство с тою, которая более заметна. Его видов суть три: икона, парабола, парадигма, то есть образ, сравнение и образец.
[13.1] (32) Икона (icon) есть образ (imago), когда мы пытаемся воспроизвести вид (figura) вещи из [вещи] похожего рода, как [бог из сна Энея, который]:
Всем с Меркурием схож: лицо, румянец и голос Те же, и светлых кудрей волна и цветущая юность (Verg., Aen., IV, 558–559). Ведь сравниваемый соответствует по роду тому, с которым его сравнивают[201].
[13.2] (33) Парабола (parabola)[202] — это сравнение (comparatio) с непохожими [по роду] вещами, как:
...Так в знойной пустыне Ливийской Лев, заприметивши вдруг врага у себя по соседству... (Lucan., Phars., I, 205–206) Где [поэт] сравнил Цезаря со львом, сделав сравнение не с его, но с другим родом.
[13.3] (34) Парадигма (paradigma)[203] — это образец (exemplum) чего-нибудь сказанного или сделанного, которое соответствует той вещи этого или иного рода, о которой мы говорим, как: «Сципион также храбро умер под Гиппоном, как Катон — в Утике»[204].
(35) [А еще всякое] подобие бывает трех родов: равному, большему и меньшему. Равному:
Так иногда начинается вдруг в толпе многолюдной Бунт[205] (Verg., Aen., 1,148–149). [Сравнение] от большего к меньшему:
Так, порожденье ветров, сверкает молния в тучах[206] (Lucan., Phars., I, 150). От меньшего к большему:
Если Орфей смог вывести маны супруги Пользуясь фракийскою кифарою и благозвучьем струн (Verg., Aen., VI, 119–120). [Здесь Эней] как бы сказал, [что если тот смог пройти в царство Аида], пользуясь вещью маленькою и невзрачною, то есть кифарою, то и я смогу — благочестием[207].
Глава XXXVIII. О прозе
Проза (prosa) — это протянутая речь (producta oratio), освобожденная от законов метрики. Ведь древние называли прозою растянутое и прямое. Поэтому Плавт у Варрона[208] говорит «prosis lectis» (свободными словами), что значит прямыми; и еще поэтому то, что не колеблется ритмично, а является прямым, называется прозаическою речью, протягиваемою прямо. Другие же прозаическое произведение называют так оттого, что оно щедро излитое (profusa), или оттого, что оно длительно стремится (proruit) и бежит, не устанавливая себе предела заранее. (2) Далее, как греки, так и латиняне в древности более заботились о песнях, чем о прозе. Ведь все вначале слагали стихи, а стремление [говорить] прозою расцвело позднее. У греков первым стал писать свободною речью Ферекид Сирский[209]; у римлян же — Аппий Слепой[210] первым испробовал свободную речь против Пирра. Уже после этого и другие устремились к прозаическому красноречию.
Глава XXXIX. О стихах
Стихи (metra) названы так, ибо стопы [в них] ограничиваются отдельными мерами (длительностями, mensurae) и промежутками (spatia). Ведь мера по-гречески называется μέτρον. (2) Стихотворными строками (versus) названы оттого, что, положенные в соответствующем порядке стопами, они <определенным концом> ограничены при помощи членов (articuli), которые называются цезурами (caesa) и частями (membra). Они имеют длину не большую, чем это может вынести [хороший] вкус, разумение же устанавливает предел, после которого [стих] возвращается [к новой строке]; и поэтому самому они и названы стихотворными строками (versus), что возвращаются (revertuntur). (3) С этим связан ритм (rythmus), который не определенным концом ограничен, но разумно течет выстроенными по порядку стопами, что по-латыни называется ничем иным, как стихотворным размером (numerus), о чем следующее:
Размер я помню, — вспомнить бы слова! (Verg., Ecl., IX, 45) (4) Песня (carmen) называется так потому, что состоит из стоп. Полагают, что имя ей дано или потому, что она произносится по частям (carptim, ритмично), поэтому про шерсть, которую разрывают на части чистильщики, мы говорим «чесать» (carminare), или потому, что поющие песню считаются безумными (mentem сагеге).
(5) Названия стихам даны или по [видам] стоп, или по вещам, о которых они повествуют, или по [именам] открывателей, или по [именам] тех, кто ими часто пользовался, или по числу слогов.
По стопам стихи названы, как, [например], дактилические, ямбические, трохеические. (6) Ведь трохеический стих произошел от трохея, дактилический — от дактиля, и так далее, каждый — от своей стопы.
По числу [слогов], как, гекзаметр, пентаметр, триметр. Ведь сенарий[211] () мы называем так по числу стоп.
Его греки, считая попарно, называют триметром. Считается, что латинские гекзаметры[212] () впервые создал Энний, их же называли «длинными» [стихами].
(7) По [именам] открывателей, как говорят, названы Анакреонтов, сапфический и Архилохов [стихи]. Ведь Анакреонтовы стихи () составил Анакреонт[213], сапфические[214] () создала женщина Сапфо, а Архилоховы[215] () некогда написаны Архилохом; колофонийские стихи некогда разработал Колофониец[216], Сотадовы же [стихи] () открыл Сотад, родом критянин[217]. А Симонидовы[218] стихи составил лирический поэт Симонид.
(8) По [имени] того, кто ими часто пользовался, названы Асклепиадовы стихи (). Асклепий ведь их не открыл, но они так названы потому, что Асклепий использовал их очень искусно и часто[219].
(9) По вещам, о которых повествует, [стих бывает] героическим, элегическим и буколическим.
Героическая же песнь названа так потому, что рассказывает о войнах (res) и деяниях сильных мужей. Ибо героями называются те мужи, которые как бы достойны неба (aerii et caelo), благодаря уму и силе. Этот стих по своему авторитету находится впереди прочих стихов, единственный из всех столь к большим произведениям подходящий, сколь и к малым, равно вбирая прелесть и сладость. (10) Он один получил имя от этих мужественных [людей], ибо был назван героическим, конечно, в память об их делах. Отчего и среди прочих, он является наиболее простым, [так как] состоит из двух <стоп> — дактиля и спондея, и почти всегда — или из одного, или из другого. Он является соблюдающим меру чуть ли не в наибольшей степени, [так как состоит из] смеси обеих, как если бы состоял только из одних. (11) Также и поэтому он является первым среди стихов. Считается, что его первым пропел Моисей в песнях Второзакония, задолго до Ферекида и Гомера[220]. Поэтому очевидно, что у древних евреев было рвение к песнопению более, чем у языческих племен, если, действительно, Иов во времена Моисея написал аналогичное [произведение] гекзаметрическим стихом, дактилями и спондеями. (12) Говорят, что у греков первым этот [стих] составил Ахатесий[221] Милетский, или, как считают другие, Ферекид Сирский. Каковой стих до Гомера был назван пифийским, а после Гомера стал именоваться героическим. (13) Пифийским же его решили назвать оттого, что этого рода стихами изрекались оракулы Аполлона. Ибо когда он на Парнасе убил стрелами змея Пифона в отместку за мать, окрестные дельфийские жители были тем возбуждены и говорили этим стихом, по словам Теренциана[222], «I´ē Pa´͡iān, i´ē Pa´͡iān, i´ē Pa´͡iān» («О спаситель!»)> (Terent., frg. 159IK).
(14) Элегический же стих назван так потому, что размер (modulatio) песен, из него составленных, подходит для несчастных [людей][223]. У Теренциана они обычно говорят элегиями, поскольку, как считают, конец скорбям связан (приходит) [именно с таким] ритмом (modus). (15) Этот стих едва ли не во всех видах получил известность от того, кто его открыл, если не считать Энния, который у нас начал его впервые использовать. Ибо у греков все еще идет спор грамматиков так, что доводы (res) опровергаются по суду. Ведь некоторые из них считают автором и открывателем этого стиха Колофонийца, некоторые — Архилоха.
(16) Буколическая, то есть пастушеская песнь, как полагают, впервые составлена пастухами в большинстве своем в Сиракузах, и некоторыми — в Лакедемоне. Ибо ведь когда Ксеркс, царь персов, проходил через Фракию[224], и когда спартанские девушки из-за боязни врага город не покинули и торжественную песнь с хоровою пляскою богине Диане в поле по обычаю не совершили, толпа пастухов для того, чтобы священный обряд (religio) не остался невыполненным, его совершили [своими] неискусными песнями. Называются же они, главным образом, буколиками [т. е. песнями пастухов коров], хотя напевы овчаров и козопасов в этих песнях [тоже] встречаются.
(17) Очевидно, что гимны первым составил и спел во славу Бога пророк Давид[225]. Далее у языческих народов первая их создала в честь Аполлона и муз Меммия Тимофея, которая жила во времена Энния, много позже Давида. Гимны же с греческого на латинский переводятся как прославления.
