Помоги проекту - поделись книгой:
В. И. Савельев
ПО ОБЕ СТОРОНЫ
КИЛИМАНДЖАРО
Редакционная коллегия
Ответственный редактор
В. Е. ОВЧИННИКОВ
© Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1976.
ПРЕДИСЛОВИЕ
«По обе стороны Килиманджаро» — путевые очерки советского журналиста Владимира Савельева, который несколько лет проработал в Кении и Танзании — двух странах Восточной Африки, много путешествовал, часто встречался и беседовал с жителями, наблюдал их быт, знакомился с нравами и обычаями.
Восточная Африка известна русскому читателю уже давно. Еще в 1870 г. в Москве вышел перевод с немецкого языка книги «Путешествия по Восточной Африке в 1859–1861 годах барона Карла фон Дикен», написанной бывшим спутником Дикена по путешествиям Отто Керстеном. Читателям были известны также и книги таких путешественников, как Д. Ливингстона, Г. Стэнли и других. Среди тех, кто посетил Восточную Африку в конце прошлого — начале нынешнего века, были и наши соотечественники: С. В. Аверин, В. А. Догель, В. Н. Никитин, И. И. Соколов, В. Н. Троицкий, В. В. Юнкер и другие. Об исследованиях и самих путешественниках с большой теплотой писали Ю. Д. Дмитриевский и И. Н. Олейников в книге «Великие Африканские озера».
Вероятно, читатели запомнили и произведения выдающегося американского писателя Эрнеста Хемингуэя «Зеленые холмы Африки», «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера», «Снега Килиманджаро». В них — великолепные зарисовки богатой природы Восточной Африки, много интересных наблюдений. Хемингуэй подчеркивал, что Африка гибнет от колонизации, природные ресурсы расхищаются, население нищает, голодает.
После второй мировой войны одна за другой бывшие колонии и зависимые территории Восточной Африки добиваются независимости. В декабре 1961 г. получила независимость Танганьика. (С апреля 1964 г. после объединения с Занзибаром она приняла название Объединенная Республика Танзания.) Два года спустя — в декабре 1963 г. — была объявлена независимым государством и Кения. Эти страны добились свободы после длительной упорной борьбы. Наиболее известны в их истории — война «Маджи-Маджи» в Танзании (1905–1907), в результате которой не только в сражениях, но и от голода и болезней погибло 120 тыс. человек, и вооруженное восстание «Мау-Мау» (1952–1956) в Кении, когда (по статистическим данным советского африканиста А. Пегушева) погибло около 50 тыс. человек.
История Кении и Танзании, социально-экономическое развитие этих стран после достижения независимости, политические партии и государственный строй тщательно исследованы в работах советских африканистов, таких, как монографии А. М. Пегушева «Кения. Очерк политической истории (1956–1969)», С. Ф. Кулика «Современная Кения. Справочник», В. Я. Кацмана «Танганьика. 1945–1960», И. Е. Синицыной «Танзания: Партия и государство» и многих других.
Опубликованы в нашей стране и многочисленные путевые очерки об Африке советских журналистов и писателей.
Предлагаемая читателю работа Владимира Савельева позволяет по-новому взглянуть на события, затронуть актуальные вопросы истории, культуры, нравы и обычаи народов Кении и Танзании. Автор подробно рассказывает о тех изменениях, которые происходят в жизни этих двух восточноафриканских стран.
Читатели познакомятся с богатым животным и растительным миром Танзании и Кении, повторят путь европейских первооткрывателей Восточной Африки, разрешат загадку анонимного аскари, узнают об истории рождения города Дар-эс-Салама — Гавани мира, о безымянных скульпторах маконде.
Вместе с автором они совершат увлекательное путешествие в географически далекую, но уже менее загадочную Восточную Африку. В какой-то мере автора, вероятно, можно сравнить с капитаном воздушного лайнера, который показал пассажирам с воздуха высочайшую вершину Африки — Килиманджаро так близко, как не видел ее еще никто. Ему удалось рассказать о Восточной Африке живо, интересно, оригинально.
ВСТУПЛЕНИЕ
— Леди и джентльмены, говорит ваш капитан. Рад приветствовать вас на борту нашего самолета «Ди-Си-9» компании «Ист-Африкэн эйрвейз». Предупреждаю — взлет будет довольно резким. Прошу всех пристегнуть ремни и не придавать особого значения некоторым неудобствам. Как вы знаете, аэропорт расположен у самого подножия Килиманджаро, и для того чтобы хорошо увидеть вершину, нам придется в считанные минуты набрать высоту до шести тысяч метров. Я хочу показать вам Килиманджаро с воздуха так близко, как не видел ее еще никто из вас… Итак, внимание. Килиманджаро будет по правому борту…
Мне пришлось немало летать на самолетах различных авиакомпаний, но такого словоохотливого и, пожалуй, излишне самоуверенного командира корабля я до сих пор не встречал. В самом деле, откуда он знает, что мы, пассажиры, не видели Килиманджаро «так близко»? И говорить в самолете, между прочим, обычно привилегия стюардесс. На сей раз стюардессы, одарив всех улыбками и конфетами, почему-то сами, как пассажиры, уселись в салоне и даже пристегнулись ремнями.
Впрочем, наш пилот очень быстро доказал, что он умеет не только говорить. Продолжая занимать пассажиров разными историями и не дожидаясь «возражений», он устремил самолет ввысь с такой лихой удалью, что слегка затрещала обшивка и даже из пассажирского салона было видно, как высоко кверху задирался его нос (самолета, конечно).
За какие-то мгновения реактивная машина прорвалась сквозь толщу облаков, и мы оказались в спокойной, ослепительно солнечной бесконечности. И вдруг эта бесконечность как бы уперлась в отвесную стену. Вверх — в небо и вниз — в пропасть уходила снежная стена, и казалось, что крыло самолета вот-вот коснется ее искрящейся совсем рядом поверхности.
Вглядываясь в стремительно убегающие вниз заснеженные склоны, в алмазную чашу кратера, совершенно теряешь чувство реального, будто сам шагаешь по его кромке, а крыло самолета — просто одно из твоих собственных. Недаром предки африканцев в своем воображении населяли Килиманджаро богами.
А сейчас, как видите, взглянуть Килиманджаро «в лицо» может в общем-то каждый, если «ваш капитан» достаточно отчаянный сорви-голова и, пренебрегая коварными воздушными потоками в непосредственной близости от вершины, а заодно инструкцией и установленным маршрутом полета, осмелится доставить вам несколько минут острых ощущений.
Вот снова включился микрофон и снова в самолете звучит возбужденно-веселый голос, в проходе салона появилась улыбающаяся стюардесса в длинном, до каблуков, ярко-узорчатом платье-униформе — нечто вроде африканского варианта Царевны-Лебедь. А в иллюминаторе величественная вершина уплывает все дальше и дальше и становится маленьким, ничего не значащим плоским треугольником. Как на карте.
Конечно, Килиманджаро не стена и не треугольник, и у него не две, а много сторон, но все-таки две можно условно выделить: кенийскую и танзанийскую. Этот древний потухший вулкан расположен как раз у самой границы двух независимых государств, некогда входивших в состав Британской Восточной Африки. И хотя вершины Килиманджаро находятся на территории Танзании, его северные склоны и отроги спускаются в Кению, и сама седловина кратера, слегка подернутая голубоватой дымкой, видна из кенийского национального парка Цаво.
Килиманджаро часто называют «крышей Африки». Это самая высокая гора на континенте. Многое видел на своем веку седовласый великан. Когда первые европейцы добрались до Килиманджаро и, вернувшись домой, написали о том, что в Африке есть снежная гора, их приняли за сумасшедших. Позже, когда ни у кого из людей практического, так сказать, склада ума уже не вызывало сомнения, что на вершине Килиманджаро лежит настоящий снег, а не россыпи алмазов, с именем вулкана по-прежнему связывалось много фантастического.
Вот, например, телеграмма:
«Занзибар, 23 сентября
Семь часов двадцать семь минут утра Джону С. Райту, государственному секретарю
Выстрел произведен вчера ровно в полночь из жерла, пробуравленного в южном склоне Килиманджаро. Снаряд вылетел со страшным свистом. Ужасный взрыв. Страна опустошена смерчем. Воды моря поднялись до Мозамбикского пролива. Много кораблей сорвано с якорей и выброшено на берег. Уничтожены селения и деревни. Все обстоит благополучно.
События, о которых идет здесь речь, на самом деле никогда не происходили. Но такая «депеша» все-таки была написана в конце прошлого века и даже отправлена… Но — не телеграфом и не «государственному секретарю». Автором ее был не вымышленный американский консул на Занзибаре Р. У. Траст, а замечательный французский писатель Жюль Верн. Он-то и отправил телеграмму вместе с остальными частями рукописи фантастического романа «Вверх дном» его будущему издателю.
В те времена еще никто не знал о термоядерной энергии, никто не собирался «пробуравливать» в горе Килиманджаро шестисотметровое отверстие, чтобы произвести из него выстрел ядром в 180 тысяч тонн, и сверхмощное взрывчатое вещество «мели-мелонит», с помощью которого действующие лица романа пытались изменить наклон земной оси, существовало только в воображении писателя.
Однако реальные события того времени выглядели не менее фантастическими. В 1886 г. английская королева Виктория подарила (да-да, именно подарила!) Килиманджаро своему племяннику, германскому кайзеру Вильгельму II в день его рождения. А тридцать лет спустя, во время первой мировой войны, наследники Виктории с боем отобрали «подарок» у кайзера, захватив заодно и большую часть остальной территории бывшей Германской Восточной Африки, простиравшейся к югу от Килиманджаро.
Красив и своеобразен молчаливый гигант. Он имеет особую притягательную силу здесь, в тропиках. Посудите сами: внизу жара, а в отеле «Кибо» — ближайшей к вершине Килиманджаро «точке цивилизации» — камин и меховые одеяла. Вьются, тянутся к самой крыше плети растения с густой и в то же время почти прозрачной на солнце зеленью, с ярко-оранжевыми тонкими, продолговатыми, похожими на миниатюрный кларнет, цветами. Впервые я увидел их двенадцать лет назад в Найроби, в небольшой уютной гостинице «Феар-вью». Был апрель 1964 г. — мое первое знакомство с Восточной Африкой. Может быть, поэтому так запомнились эти цветы. Они заглядывали в окна номера вместе с первыми лучами солнца.
В гостинице «Кибо» прохладно. Удивительно прохладно после Дар-эс-Салама. Ранним утром, когда снега Килиманджаро вспыхивают под лучами солнца, у подножия еще долго стелется ленивый полумрак. Он прячется во влажных зарослях бананов и кофе, под широкими низкими стеблями ямса.
Машина медленно ползет вверх по узкой извилистой дороге, проложенной в лесу. Высокие мощные стволы африканских пород деревьев — и тут же кусты малинника. Уже довольно высоко, и кое-где за обрывистым склоном внизу открывается панорама залитой солнцем долины, окаймленной далекими очертаниями синих предгорий. Больше пока ничего не видно, и только бурные потоки воды, низвергающиеся откуда-то сверху, напоминают о близкой снежной вершине. Еще долго и медленно ползешь вверх мимо бананов и плантаций кофе, прежде чем впереди откроется самое главное — вершина.
Не подумайте, что шоссе ведет прямо к вершине Килиманджаро. Асфальт кончается у гостиницы «Кибо». Отсюда еще долго карабкаться горной тропой туда, где едва различимой точкой чернеет среди снегов небольшая хижина для туристов. Это пик Кибо.
Вторая вершина Килиманджаро — Мавензи — несколько ниже, и в жаркий сезон снег там стаивает полностью. Кибо же никогда не сбрасывает снежного покрова. Эта вершина особенно хороша вечером, на закате. Кибо как бы распарывает облака, и ветер уносит красные клочья. Сочетание фантастического и реального здесь кажется очень естественным.
Я прожил несколько лет в Кении, а затем в Танзании. По обе стороны Килиманджаро. Написанные мною очерки и легли в основу этой книги.
КЕНИЙСКИЕ ПЕРЕКРЕСТКИ
Лучше всего о стране могут рассказать ее дороги. Достаточно беглого взгляда на карту того или иного государства, чтобы представить себе степень его экономического развития. Одни опутаны густой паутиной, причудливым, но вместе с тем закономерным хитросплетением красных и черных линий; у других — только отдельные жилки, которые можно буквально перечесть по пальцам. Дороги — это артерии страны, ее кровеносные сосуды. По их состоянию можно судить о работе всего организма.
На дорожных перекрестках встречаешься с людьми. Дороги позволяют лучше понять страну, узнать, даже увидеть ее историю, сегодняшний день и, если хотите, заглянуть в будущее.
На карте Восточной Африки Кения занимает довольно обширную территорию. В южной части страны поперек, словно тощая длинная ящерица, тянутся шоссейная и железная дороги с небольшими ответвлениями в виде лапок. Рассказ о Кении мне хочется начать с дороги..
Как-то на одном кенийском проселке, из тех, что обозначены только на крупномасштабных картах, я встретил женщин из племени масаи. Совсем незначительный эпизод, который можно было бы давным-давно забыть, если б он не навел меня тогда на некоторые размышления. Я ехал к озеру Магади, расположенному примерно в шестидесяти пяти километрах к югу от Найроби. Кения небогата полезными ископаемыми— возможно, некоторые районы еще просто мало исследованы. В Магади добывается сода, идущая на экспорт, в том числе и в Советский Союз. Это крупное и хорошо организованное капиталистическое предприятие.
Магади с Найроби связывает железная дорога, и поэтому автомобильная — очень плохая. Это характерно для Кении, где издавна велась борьба между энтузиастами двигателя внутреннего сгорания и более могущественными сторонниками паровичков в лице железнодорожной корпорации «Ист-Африкэн рейлвейз», захватившей монополию на перевозки внутри страны еще на заре автомобилестроения. Одна из наиболее важных шоссейных дорог, связывающая столицу с портом Момбасой, через который осуществляются все основные экспортно-импортные операции, стала по-настоящему строиться только и середине 60-х годов. Раньше половина дороги была грунтовой: вулканическая пыль в сухой сезон, непролазное грязное месиво — в дождливый. Других сезонов в Кении не бывает.
Если такой была дорога в Момбасу, то о шоссе в Магади нечего и говорить. Сода отправлялась поездами, а если кто-то из служащих компании изъявлял желание провести выходные дни в Найроби, то почему бы ему и не потрястись на ухабах.
Путь в Магади лежит среди безлюдной саванны, зловеще угрюмой, с голыми каменистыми кряжами и клочьями пожелтелых, обгоревших под немилосердным солнцем кустов и травы. Нагромождения раскаленных скал, гряды гор с темными гребешками производят удручающее впечатление. Кажется, что где-то близко край света. Кругом ни души. С сожалением поглядываешь на спидометр, механически отсчитывающий все новые и новые километры от удобного и чистенького Найроби, и даже начинаешь сомневаться, правильно ли едешь.
И вот на этой дороге навстречу мне из кустов вышло несколько масайских женщин с ребятишками. Я остановился и спросил, далеко ли еще до Магади. Женщины не ответили, посмотрели на меня смущенно и недоуменно. Я не знаю языка масаи, а женщины не умели говорить ни на каком другом. Я тоже бессмысленно улыбнулся. И тут одна из них, постарше и порасторопнее, указывая на мою кинокамеру, спросила, почти потребовала: «песа?..»
Я понял, что она не прочь позировать для съемки и хочет за это получить деньги. Видимо, не в первый раз ей приходилось иметь дело с этими странными белыми чужеземцами, для которых мочки ушей масайских женщин, оттянутые чуть ли не до самой груди тяжелыми железками в виде колокольчиков, их головы, бритые наголо или увенчанные причудливой прической, сделанной с помощью красной глины, их руки и босые ободранные ноги, плотно обмотанные блестящей проволокой, составляют предмет жгучего любопытства.
Меня больше удивило другое: леса — что это за слово? Откуда взялось оно в языке скотоводов-кочевников, которые едва ли имели понятие о денежных отношениях до того, как пришли сюда европейцы? В Кении, да и во всей Восточной Африке, в ходу шиллинги и центы. Раньше, насколько мне известно, среди местных племен в качестве денег использовались морские ракушки «каури», потом мелкие бусы.
Позднее я узнал, что такое песа. Так называлась мелкая медная монета компании Германской Восточной Африки, некогда захватившей соседнюю с Кенией территорию, впоследствии названную Танганьикой. В 1890–1892 гг. песа чеканилась для внутренних нужд. Доходы компании по-прежнему исчислялись в немецких марках. Изобретение песа понадобилось для того, чтобы покупать у местных племен слоновую кость и другие «колониальные» товары. Возможно, монеткой песа расплачивались и за черных невольников. В деньгах компания не чувствовала недостатка — при желании она могла выпустить сколько угодно своей доморощенной валюты, на любую необходимую сумму.
После первой мировой войны германские владения в Восточной Африке вместе с кочующим племенем масаи достались англичанам. Пришли новые порядки и новая валюта. Но среди масаев так и осталась жить эта маленькая монетка с хищным имперским орлом.
Изумрудная земля кикуйю
На север от Найроби до местечка Кахава, где в колониальные времена располагалась английская военная база, идет широкая и гладкая двухполосная пятнадцатикилометровая автострада. За Кахавой дорога сужается в ленточку, уносящуюся в леса и изумрудные холмы земледельцев кикуйю. Кое-где земля похожа на одеяло, сшитое из лоскутков, но большей частью на многие километры, насколько хватает глаз, тянутся плантации кофе, сизаля, пиретрума. На плантациях работают африканцы. Принадлежат плантации крупным европейским компаниям.
Над землей кикуйю высится снежная вершина горы, которая дала название всей стране. На их языке опа называется Кере-Ньяга — «Гора ослепительно яркого света». По местным поверьям, на ней обитает языческий бог племени — Нгаи. Слово «Кения» — ни больше ли меньше как искаженное «Кере-Ньяга».
Часто говорят о богатстве и плодородии кенийской земли. На самом деле это не совсем так. Из 583 тысяч квадратных километров территории страны больше половины занимают пустынные и полупустынные местности с засушливыми землями, малопригодными для сельского хозяйства. Кроме того, в одних районах часты налеты саранчи, уничтожающей посевы, в других свирепствует муха цеце, укусы которой вызывают массовый падеж скота, имеются заболоченные низины. Поэтому только тринадцать процентов земли считаются пригодными для использования. Из них возделывается всего четыре процента, остальные находятся под пастбищами или даже пустуют.
Начиная с 1902 г. наиболее плодородные земли были захвачены европейскими колонистами и белыми переселенцами из Южной Африки. Они получили название «отчужденных» и «зарезервированных». Первые были заняты под плантации или крупные фермы, где применялись удобрения, сельскохозяйственная техника и наемный труд. Вторые иногда просто пустовали, но африканцам селиться на них запрещалось.
Таким образом, искусственно создавались и поддерживались условия земельного голода в африканской деревне, и колонизаторы обеспечивали себя дешевой рабочей силой. В руках белых поселенцев, которые не составляли и одного процента всего сельского населения страны, сосредоточилось около 1/5 самых плодородных земель.
У безземельных крестьян не было иного выхода, как наниматься в батраки или отправляться на заработки в город. Не имея никакой квалификации, они только пополняли армию безработных.
С годами безработица росла. Естественный прирост африканского населения и дробление крестьянских наделов на все более и более мелкие обостряли земельную проблему, особенно в центральных районах страны, населенных кикуйю. Обстановка в «образцовой» колонии, как называли Кению англичане, накалялась.
Наконец даже колониальная администрация почувствовала необходимость принять какие-то компромиссные меры, разумеется, не в ущерб своим интересам. В 1946 г. был разработай так называемый десятилетний план, известный как план Роджера Свиннертона, который в то время был главным инспектором по вопросам сельского хозяйства в Кении. Американец Ирвинг Каплан в своем «Справочнике по Кении» дает следующую оценку этому плану: «Предпринятая в 1946 г. попытка расселить африканцев на землях, которые не принадлежали европейцам и ранее не были освоены, оказалась безрезультатной, и вопрос о европейском землевладении, особенно в районах, «похищенных» у кикуйю, стал решающим во время восстания, Мау-Мау».
После провозглашения политической независимости одна из улиц Найроби, раньше носившая имя английского губернатора Гардинга, была переименована в улицу Кимати. О Дидане Кимати стоит сказать несколько слов.
Кимати — удивительный человек. Он сочинял стихи и, еще будучи мальчиком, ставил в тупик односельчан вопросом: «А что, если реки потекут вспять, к своим истокам?».
Окрестности горы Кере-Ньяга и леса Абердэр помнят этого человека, витязя в леопардовой шкуре, которую он не снимал с себя по полгода в партизанском отряде. Кимати был верен мечте. В детстве он хотел повернуть течение рек, став взрослым, он понял, что это должно означать для кикуйю: вернуть «отчужденную» землю. Кимати возглавил борьбу за землю, известную как движение «Мау-Мау».
Это было в 1952–1956 гг. Самодельные ружья со стволами, кое-как- выпиленными из старой велосипедной рамы, взрывались у африканцев в руках. Тем не менее все больше кикуйю собиралось по ночам у подножья священной горы, принося торжественную клятву сражаться до победы.
Англичанин Гендерсон, командир карательного отряда, в книге «Охота за Кимати» подробно и откровенно описал, как в борьбе против партизан использовались бомбардировщики и пулеметы. Когда движение было подавлено, Кимати один еще долго скрывался в лесах. Вокруг его родной деревни был вырыт глубокий ров, охраняемый днем и ночью. Каратели знали, что рано или поздно Кимати должен появиться в округе. И они не ошиблись. Однажды ранним утром Кимати переползал ров и получил пулю в бедро. И все-таки Кимати ушел. Обнаружили его только через два дня, изможденного, почти без сознания. По приговору трибунала Кимати был повешен.
А теперь его имя носит одна из центральных улиц Найроби…
Terra incognita[1]
Впервые я приехал в Кению всего через несколько месяцев после провозглашения независимости. Здесь во всем чувствовался большой подъем, радость, но и прошлое было еще не забыто. Во взглядах встречавшихся на улицах Найроби африканцев довольно часто угадывалась какая-то опаска, недоверие, настороженность, я бы даже сказал, — неприветливость, если не враждебность. В этом не было ничего странного: совсем недавно большинство населения страны смотрело на европейцев как на колонизаторов, а следовательно — угнетателей и врагов.
О прежней Кении можно без преувеличения сказать, что это была одна из колоний самого закрытого типа, с самым строгим режимом. Колониальные власти не пускали сюда представителен социалистических стран, всячески извращали правду о Советском Союзе. Порой антисоветская пропаганда доходила в колониальной Кении до невероятного абсурда. Мне приходилось слышать, например, такие вопросы:
— А правда ли, что настоящие коммунисты с рогами?
— Скажите, пожалуйста, действительно ли в России убивают престарелых людей, когда они становятся нетрудоспособными?
Разумеется, подобных вопросов было немного. Но они очень показательны: живая иллюстрация того, до какого сумасшедшего бреда может дойти империалистическая пропаганда, которая использовала для этого все средства массовой информации — прессу, радио, телевидение, кино и т. д.
Однажды, когда я спросил одного кенийца, на мой взгляд, искренне стремившегося побольше узнать о жизни в Советском Союзе и проявлявшего такую «эрудицию» в этом вопросе, от которой наверняка встали бы волосы дыбом у самого старика Хоттабыча, кто же ему все это рассказал, он ответил:
— Белый учитель в миссионерской школе…
Таким образом, и религия и система образования в колониальной Кении целиком и полностью находились на службе империалистической пропаганды и во многом способствовали созданию даже у более или менее образованной части местного населения искаженного представления о Советском Союзе.
И поэтому было особенно приятно узнать, что многие кенийцы проявляют большой интерес и уважение к первой в мире стране победившего социализма.
Кенийцы рассказали мне о том, что Дедан Кимати в дни антиколониальной борьбы был известен под псевдонимом «генерал Россия». Его он выбрал сам.
Член кенийского парламента Дж. Кали однажды рассказал историю о том, как в начале 50-х годов в порт Момбасу неожиданно вошел советский торговый корабль, чтобы пополнить запасы пресной воды. Администрация порта отказалась помочь советским морякам и не разрешила им сойти на берег. Об этом узнали докеры-африканцы. Вскоре у причала собралась толпа жителей Момбасы, которые принесли пресную воду в кувшинах.
Опасаясь демонстрации, колониальные власти были вынуждены дать воду советским морякам, при этом они потребовали, чтобы корабль немедленно покинул порт.
Я заинтересовался этой историей и попросил Дж. Кали рассказать о ней подробнее, вспомнить название корабля, время события… Но оказалось, что мой собеседник сам ничего не видел, а узнал от товарищей в одном из концлагерей, куда был брошен колониальными властями как один из активных участников движения «Мау-Мау».
Политика и пули
«Чем больше вложено иностранного капитала в колонию и чем больше в ней привилегированных поселенцев, тем более затяжной, изнуряющей и ожесточенной будет борьба за право на свободу и независимость этой колонии, — писал журнал «Африкэн комьюнист», орган Южно-Африканской коммунистической партии. — Путь Кении к независимости, официально провозглашенной 12 декабря 1963 года, был кровавым и мучительным… Независимость Кении является результатом затяжных и бесконечно сложных переговоров в Ланкастер-хаузе в конце 50-х и начале 60-х годов между английским министерством колоний и враждующими между собой группами кенийских политических деятелей и поселенцев. В действительности же независимость Кении была получена ценой ожесточенной борьбы рабочих и крестьян, продолжавшейся много лет».
Сложен был путь Кении к политической независимости. Как справедливо отмечает журнал, для правящей ныне в стране партии Национальный союз африканцев Кении (КАНУ) это была не только борьба с колонизаторами, но и против местной реакции. Безусловно, одним из наиболее крупных достижений КАНУ было сохранение страны как единого целого; другая, оппозиционная, партия Демократический союз африканцев Кении (КАДУ) накануне независимости взяла курс на устройство страны на основах федерализма. Это было бы на руку колонизаторам, стремившимся ослабить Кению, раздробить ее на мелкие составные части и тем самым подготовить почву для роста полуфеодальной верхушки племен, активизации трибалистских тенденций к сепаратизму, разжиганию междоусобицы.
В конце 1964 г., накануне провозглашения Кении республикой, в стране была введена однопартийная система. Партия КАДУ самораспустилась. Многие из бывших деятелей КАДУ перешли в КАНУ, и, как показали последующие события, ликвидация партийной оппозиции еще далеко не означала полнейшей ликвидации местной реакции, которая при поддержке извне, как прямой, так и негласной, стала понемногу активизировать свои действия и готовиться к наступлению на прогрессивные силы.
Первым крупным ее выступлением явилось гангстерское убийство в 1965 г. известного кенийского журналиста, прогрессивного политического и общественного деятеля Гама Пио Пинто. Во времена колониального режима он принимал активное участие в политической жизни страны, подвергался жестоким репрессиям. После завоевания независимости, будучи на посту директора издательства «Пан-Африкэн пресс», Пинто приложил немало усилий к популяризации прогрессивных идей в массах, к пробуждению общественного самосознания. Вся его жизнь яркий пример борьбы за свободу и справедливость.
Однажды утром, когда Пинто на своем небольшом «саабе» выезжал из дому, в кустах за оградой раздалось сразу несколько выстрелов. Пуля, попавшая сзади в шею, оказалась роковой. Обливаясь кровью, Пинто упал на сидение. Рядом с ним находилась его двухлетняя дочь Терёшка, названная так в честь первой женщины-космонавта В. Николаевой-Терешковой. Дочь чудом осталась жива. Убийство носило явно политический характер.
«Английский империализм предопределил Кении роль второй Южной Африки или Родезии, — писал «Африкэн комьюнист». — Но этот дьявольский план превращения Кении в новый форпост белого колониализма на Африканском континенте провалился».
Да, действительно, Кения добилась политической независимости. Но это совсем не означало, что силы империализма и их агентура в лице местной реакции отказались от дальнейшей борьбы. Они отнюдь не собирались сдавать свои позиции, и убийство Пио Пинто убедительное тому доказательство.
Тактика реакционных элементов заключалась в том, чтобы приложить все усилия к проникновению на руководящие посты партии КАНУ и государства. Эта кампания не без умысла прикрывалась некоторой гальванизацией старых, давно истрепанных пугал антикоммунистической пропаганды, криками о новой «опасности» с Востока и другими наспех подхваченными лозунгами из старых колониальных арсеналов. Дело, конечно, не обошлось без нелепых курьезов. Вспоминается, например, такой случай. В 1966 г., после того как бывший вице-президент страны А. Огинга Одинга вышел из КАНУ и образовал оппозиционную партию Союз народа Кении, на одном из заседаний парламента был задан следующий вопрос: «Как известно, посольство Кении в Москве находится на Большой Одинге (имелась в виду Большая Ордынка. —
Один из старейших политических деятелей Кении, министр по государственным делам, а в то время — министр образования, Питер Мбийю Коинанге, разъяснил депутату, проявившему «супербдительность», что Большая Ордынка названа так очень давно, когда по ней проходила дорога в татарскую Золотую Орду. Естественно, что тогда никакого кенийского посольства там не было. Следовательно, к Огинге Одинге название улицы никакого отношения не имеет.
Как отмечают многие источники, этот период политической жизни Кении характеризуется определенной консолидацией правых, реакционно настроенных сил, ориентирующихся на Запад. Их политическая стратегия была подробно описана в статье А. Лерумо «Проба сил в Кении», опубликованной в журнале «Африкэн комьюнист»:
«Западники» внутри КАНУ и их империалистические советники были достаточно проницательными, чтобы понять, что явная антисоциалистическая политика не имеет шансов на успех среди рабочих и крестьян. Поэтому они решили как и раньше проводить политику под вывеской «африканского социализма», который в действительности является не чем иным, как планом капиталистического развития.
…Рядом с многочисленными рассуждениями о социализме и обещаниями, что «аграрная революция будет ускорена», «проблема безработных и безземельных будет энергично решаться», звучали зловещие антикоммунистические, прокапиталистические нотки. «Мы должны избегать любой фиксации или одержимости в отношении империализма», — говорили избирателям. Колониализм «может прийти как из коммунистических, так и из капиталистических источников», хотя это бессмысленное заявление не подкреплялось и не могло быть подкреплено никакими фактами. Рабочих убеждали, что «марксистская теория классовой борьбы не годится для условий Кении».
Эти идеи, вводящие в заблуждение рабочих и крестьян Кении, были отражены Томом Мбойей и включены в правительственный документ «Африканский социализм и его применение в экономике Кении», составленный министерством экономического планирования.
Кто такой Том Мбойя? Он выдвинулся еще до независимости как наиболее активный деятель профсоюзного движения страны. С декабря 1963 г. являясь одним из самых молодых членов правительства Кении, в течение ряда лет Мбойя занимал пост министра экономического планирования и развития.
Поделиться книгой: