Реплика

— Здорово, Борисыч! — раздалось сзади.

Пристрелка

Он обернулся. Близнецы стояли на лестничной площадке у него за спиной. Какие же они всё-таки одинаковые, в продолжение давешнего экскурса в не столь давнее прошлое, подумал Алексей Борисович, обмениваясь с парнями рукопожатиями. Даже костюмчики одного цвета — как будто нарочно подбирали, чтоб окончательно всех запутать и стать совсем уж неразличимыми. Хотя, нет конечно. Дело проще: фабрика «Большевичка», обшивавшая мужское население Москвы и области, разнообразием колера потребителя не больно-то баловала.

— Ты чего тут в одиночестве кукуешь? — спросил Олег.

Алексей Борисович был старше по возрасту, званию и должности, и столь вульгарное, на первый взгляд, обращение, могло показаться панибратским, если не сказать, хамским. Однако ничего подобного и в помине не было — парни своего патрона безмерно уважали. Это была лишь упрощённость, почти неизбежно возникающая между сблизившимися людьми по прошествии какого-то времени. Тем более, что близнецы не сами по себе, а с подачи самого Кузина, стали обращаться к нему на «ты», называя, как и большинство сотрудников отдела, попросту «Борисычем» — ему так было комфортнее.

— Да вот, стою, курю, — ответил Кузин, стряхивая в жестянку пепел с сигареты.

— Совещание, так между прочим, через три минуты начнётся, — напомнил Закупра-младший, посмотрев на часы.

— Отбой! — не двинувшись с места и неспешно затянувшись напоследок, сказал Алексей Борисович, после чего сунул окурок в импровизированную пепельницу. — С сегодняшнего нас это не касается.

Близнецы переглянулись с радостным удивлением. Реакция была предсказуема — не секрет, что им не доставляло удовольствия каждый божий день таскаться на утренние получасовые сборища у начальника отдела, где оглашалась сводка происшествий за прошедшие сутки.

— Надолго? — с надежной в голосе поинтересовались они хором.

— Пошли. Всё объясню, — пообещал Кузин и двинулся вниз по лестнице.

Закупры двинулись следом. Войдя в кабинет Алексей Борисович с удовольствием плюхнулся на свой видавший виды любимый стул и пересказал близнецам содержание разговора, состоявшегося между ним и Симаковым полчаса назад.

— Такая вот поставлена перед нами сверхзадача! — покончив с разъяснениями, подытожил Кузин.

Глаза у ребят загорелись азартом, но подметил он и другое — промелькнувшую в них неуверенность, что ли… Ничего. Нормалёк. Ведь, чем они до сих пор занимались? Набирались помаленьку ума-разума: осваивались, налаживали контакты в районах, предпринимали пока не очень уклюжие попытки обзавестись агентурой да с завидным постоянством выезжали с кем-нибудь из отдельских на задержания, когда нужда припирала, а случалось такое нередко. Всем известно, ждать пока начальство выпишет тебе нескольких ребят из группы захвата можно до морковкина заговенья, а ложка-то дорога к обеду. Вот все, кому не лень, всякий раз и обращались к братьям за подмогой, потому как свежи ещё были воспоминания об эпизоде в Успенском переулке, где близнецы на пару походя отмолотили пятерых. Закупры, само собой с благословения Кузина, от подобных предложений никогда не отказывались. Схомутать какого-нибудь злодея им было в удовольствие — там они были в своей стихии. Не без оснований полагая, что вероятно чем-то похожим парни занимались и в Афганистане, Алексей Борисович участию своих подчинённых в подобных вылазках никогда не препятствовал. Пусть потешатся, разомнутся, благо возможностей хоть отбавляй. Впрочем, на счёт специфики их былой службы он мог лишь строить догадки, потому что братья подробностями о бытности своей в ДРА не делились ни в какую и от расспросов всячески уклонялись. Ну, да, год с прицепом в войнушку играли… Настрелялись, поди? На десять лет вперёд… И убивать случалось? Да чего там вспоминать… Неинтересно это… А вот ты афганскую пахлаву когда-нибудь пробовал? Вкуснятина — пальчики оближешь… Так или примерно так они исподволь сводили на нет любой разговор, если кто-то вдруг начинал проявлять интерес к их армейскому прошлому.

Да бог бы с ним, с прошлым. Не о том речь. Здесь не война, где каждый из них был кум королю, сват министру. Сыск — иное. Они ж не дурачки — понимают, что в нашем деле на одних боевых навыках далеко не уедешь, рассуждал Кузин, возвращаясь мыслями к предстоящей группе непростой работе. Отсюда и неуверенность. А откуда, спрашивается, взяться уверенности, если оперишь без году неделю? Для них это, как первый раз в первый класс. Алексей Борисович нимало не сомневался, что вскоре они станут на крыло и престанут нуждаться в его наставлениях и подсказках, но пока…

— Почему не наблюдаю проявлений бурного восторга и не слышу слов благодарности? — язвительно подначил он братьев и мечтательно закатил глаза: — Мне бы кото такое предложил на заре карьеры. Мечта!

Видимо, его слова возымели действие. Парни заметно приободрились.

— Да мы только за! — отреагировал за двоих Олег.

— Вот и ладно. — Кивнул Кузин и скомандовал: — Если есть какая переписка, сегодня, все номера закрыть, чтоб ничего не висело. Я к аналитикам. Когда расквитаетесь с канцелярией, сядем обмозгуем, что и как.

Покончив с вводной частью, Алексей Борисович наведался в отдел «А», и был приятно удивлён, узнав, что подробная обзорная справка о преступных деяниях «Беса», аж на семи листах, уже готова и только его, Кузина, дожидается. Как уже говорилось, по сводкам прошло восемь вымогательств и четыре квартирных разбоя. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что это лишь вершина айсберга. О том, сколько эпизодов осталось за кадром, можно только гадать. Многие из тех, кого «Бес» «раскулачил», предпочли смириться, принять произошедшее с ними за данность и не привлекать внимание органов к своим проблемам, видимо опасаясь нажить сложности, возможно, куда большие.

Всё логично. Жертвами банды «Беса» становились люди при деньгах. То есть, новоявленные предприниматели, не чистые на руку госторгаши всех мастей, вороватые мздоимцы-чиновники и валютчики, чья деятельность прекрасно подпадала под 88-ю статью УК и оценивалась государством весьма значительными сроками, вплоть до смертной казни… Посему, из означенной публики с заявлениями в милицию обращались главным образом представители первой из названных категорий, в которую входили производственные кооператоры, они же бывшие цеховики, и кооператоры торговые, бывшие спекулянты, которым недавно принятый Закон «О кооперации в СССР» позволил выйти из тени и легализоваться. Остальные по возможности помалкивали в тряпочку. Лишь немногие из них осмеливались написать заявление о преступлении, да и то только тогда, когда совсем уже деваться некуда было: например, требовалось как-то объяснить, почему тебя избитого и связанного обнаружили дома соседи или родственники…

Впрочем, латентная преступность — предмет исследования теоретиков, но никак не практиков, и Алексей Борисович сосредоточился на том, что было зарегистрировано, то есть нашло отражение в уголовной статистике. Сперва он просто пробежал глазами внушительный список «подвигов» банды «Беса», а затем принялся самым внимательным образом вчитываться в фабулы преступлений. Подробностями они не изобиловали. Понятно, что для полноты картины по-любому придётся поднимать и штудировать все оперативно-поисковые дела, но пока для получения общего представления и содержимого справки было довольно. Даже поверхностное ознакомление с послужным списком «Беса» позволяло сделать кое-какие выводы.

Симаков оказался прав. Сей персонаж уголовной хроники действительно был пограничником, в том смысле, что постоянно балансировал на зыбкой грани между 146-й и 148-й статьями УК, сваливаясь то туда, то сюда. В итоге на сегодняшний день за его группой, бандой, бригадой — да как угодно обзовите это преступное сообщество! — числились как разбойные нападения в чистом виде — те самые четыре нераскрытых «квартирника», о которых Кузин был наслышан, — так и куча вымогательств, которые, впрочем, можно было счесть таковыми с некоторой натяжкой… Нет, с юридической точки зрения никаких вопросов — в каждом из восьми случае имело место быть, обязательное для квалификации деяния как вымогательства, предварительное требование передачи денег, — но после невыполнения такового, каждый раз всё выливалось в по сути банальный разбой.

Впервые «Бес» заявил о себе в январе этого года, основательно ощипав гражданина Маквецяна, директора не самого, прямо сказать, крупного универсама, но уж точно не самого бедного человека в Москве. Ему позвонили. Незнакомый мужской голос вежливо поздоровался и представился, мол, я — бес, и у меня к вам есть предложение: окажите, пожалуйста, посильную помощь в размере двадцати пяти тысяч рублей детскому дому № 3, на всё про всё даю три дня, в противном случае у вас будут неприятности. Что мог подумать нормальный человек, услыхав такое? Бес. Детдом. Двадцать пять тысяч. Норик Тигранович решил, что звонит какой-то сумасшедший, и положил трубку. Само собой разумеется, никаких денег он никуда не отправил, а напрасно! Потому что через неделю по утру в его роскошную по советским меркам «трёшку», как раз в тот момент, когда он открыл дверь, чтобы покинуть квартиру и отправиться на работу, вломилось четверо незваных гостей. Угрожая оружием, они связали хозяина и его жену и после допроса с пристрастием забрали деньги и ценности на сумму в разы превышающую затребованные двадцать пять тысяч рэ. А чтобы у жертвы не возникло сомнений, кто именно к нему заглянул на огонёк, главарь бандитов перед уходом оставил на столе карточку с издевательским текстом: «Не поминайте лихом. Искренне Ваш, Бес».

Рубль за сто, будь у Маквецяна такая возможность, никакого заявления в милиции не последовало бы — такая засветка ему уж точно ни к чему. Но обстоятельства сложились так, что умолчать о произошедшем не удалось. Ближе к обеду сотрудники универсама, обеспокоенные чересчур долгим отсутствием директора на рабочем месте, начали его разыскивать и после нескольких безответных телефонных звонков, отправили гонца к Норику Тиграновичу домой. Посланцу от трудового коллектива магазина никто не открыл, хотя в квартире несомненно кто-то был, о чём свидетельствовали доносившиеся из-за двери звуки какой-то непонятной возни. Вызванный участковый, взломав при помощи слесаря из ЖЭКа замок, проник в квартиру и в одной из комнат обнаружил связанного Маквецяна с кляпом во рту и следами побоев на лице, в другой — его супругу тоже связанную, и тоже с заткнутым ртом, хорошо, что, хоть, целую и невредимую… В итоге было возбуждено уголовное дело по факту вымогательства.

На этом новоиспечённый экспроприатор «Бес», понятное дело, не остановился. За десять прошедших месяцев список его преступных деяний — речь, разумеется, идёт только об официально зарегистрированных случаях, — пополнился до двенадцати. Причём, за исключением тех случаев, когда он со своими присными вваливался к кому-нибудь без предупреждения — а именно, тех самых четырёх квартирных разбоев, — «Бес» непременно предварительно звонил и просил поддержать материально то дом престарелых, то приют для бездомных животных, то ещё какое-либо заведение того же толка… Впрочем, с таким же успехом в предложении поделиться деньгами могло фигурировать название любой связанной с благотворительной деятельностью организации — проверкой было установлено, что ни одна из названных к подобной «просьбе» никакого отношения не имела и даже знать о ней не знала. Напрашивается вопрос: а что если у кого-нибудь из потенциальных потерпевших что-то щёлкнуло бы в голове — страх одолел или взыграла вдруг совесть — и перечислил бы он требуемую сумму по предложенному адресу? Что тогда? Состоялся бы налёт на квартиру или нет? Трудно сказать. Как знать, может, в глубине души «Бес» мнил себя этаким современным Робин Гудом! Но скорее он просто и мысли не допускал, что нечто подобное может произойти…

Так или иначе, но гадать на эту тему бессмысленно, потому как среди тех кому «Бес» предлагал раскошелиться на доброе дело, ни одного филантропа так и не нашлось. Да и откуда бы ему среди подобной публики взяться? Народ-то подобрался один к одному. Согласно оперативной информации, изложенной в той же аналитической справке, потерпевшими были нечистые на руку кооператоры, разжиревшие на «обнале» или на перепродаже поступавшей в страну из Европы и Америки «гуманитарки», обнаглевшие до последней степени и в хлам заворовавшиеся директора гастрономов, двоеара валютчиков и даже один пенсионер-чиновник — бывший председатель комитета по строительству при Мосгорисполкоме.

Удивительно, почему они до сих пор на свободе, ухмыльнулся Алексей Борисович. Совсем ОБХСС мышей не ловит! Хотя, конечно… Информация-то оперативная, то есть непроверенная и наверняка практически недоказуемая. Да и вообще, не моё это дело, в качестве универсальной отмазки успокоил себя старый сыщик и раздражённо резюмировал: для меня они — потерпевшие, и баста! Однако вернёмся к нашим баранам. Поскольку никто никаких денег никуда не перечислял, кончалось всё одним и тем же: за бредовым на первый взгляд звонком, который ни один из будущих «терпил» всерьёз не воспринял, по прошествии какого-то времени непременно следовал визит бандитов на дом.

Происходило это утренние или дневные часы оптимальные для подобных посещений: большинство граждан на работе, а значит, минимум лишних глаз в подъездах и во дворах. В квартиры «бесовцы» проникали старыми, добрыми, многократно проверенными способами, начиная со звонка в дверь и надрывного «Немедленно откройте! Вы нас заливаете!» и заканчивая элементарным выкручиванием предохранительных пробок, благо электрощит почти всегда расположен снаружи, на лестничной площадке. Причём, последний способ использовался чаще и был куда эффективнее. Ну, вырубился в квартире свет — бывает. Ничего не подозревающий хозяин либо кто-нибудь из домочадцев выходит, чтобы открыть щиток и посмотреть в чём дело, тут-то его и берут в оборот. А пару раз бандиты, не мудрствуя лукаво, входили следом за детьми, возвращавшимися из школы, и лишь однажды, как и в случае с Маквецяном, поджидали жертву на выходе, чтобы с нею вместе попасть в квартиру… Старо как мир, констатировал Алексей Борисович, знавший все эти трюки наперечёт.

Оказавшись внутри, налётчики действовали по стандартной схеме. Всех, кто имел несчастье оказаться дома, связывали. В большинстве случаев это были жёны-домохозяйки, которых состоятельные мужья освобождали от необходимости работать где-либо ещё, кроме как в семейном гнёздышке, но случалось, попадали под горячую руку и сами богатенькие буратины, и их чада. Дальнейшее напрямую зависело от поведения хозяев: если те не артачились и указывали, где что лежит, никакого насилия не применялось, если же упрямились, бандиты не стеснялись, пускать в ход кулаки… Забрав деньги и драгоценности, налётчики ретировались, и всякий раз «Бес» непременно оставлял на месте преступления свою визиточку, что собственно и позволило, связать все эти преступления воедино.

После прочтения последней в списке фабулы Кузину стало очевидно, что Симаков ни на йоту не погрешил против истины, когда уверял, что самостоятельно разобраться с «Бесом» для ребят из ОБОГП — задача неподъёмная. Они, ведь, работают, считай, в тепличных условиях. Приходит заявитель: на меня наехали, угрожают, требуют двадцать, тридцать, пятьдесят — это уж у кого на сколько фантазия разыгрывалась — тысяч. Бобряшовцы вешают на него радиомикрофон, подготавливают должным образом запрошенную сумму и оправляют бедолагу на встречу с вымогателями. После передачи бабок вымогателей винтят, и дело в шляпе! Записи разговора и полученных рэкетирами заранее переписанных или помеченных купюр следствию с лихвой хватало для возбуждения уголовного дела, а суду — для обвинительного приговора. Без изысков, зато, дёшево, надежно и практично, как говаривал один киногерой.

При таком походе стопроцентная раскрываемость обеспечена. Если даже случался облом — к примеру, вымогатели что-то заподозрили, и передача бабок сорвалась, словом, не задалось! — никаких неприятных последствий для ОБОГП это не влекло. Всё ведь происходило на доследственной стадии, когда никакого дела ещё нет, так какой с них спрос? В общем, жили себе ребята не тужили, рубили «палки», получали благодарности и премии. Но тут вдруг нежданно-негаданно нарисовался в Москве не пойми откуда какой-то налётчик и начал плодить «висяки» по линии вымогательства, чего никогда не было. Проделки «Беса» — формально вымогательства, а по сути квартирные разбои, — попадали в поле зрения борцов с рэкетом постфактум, когда всё уже произошло, заявления написаны и дела возбуждены. Мало того, что это портило ударную отчётность, так ещё и раскрывать подобные преступления было на порядок сложнее, чем брать кого-нибудь с поличным после передачи денег. И, полностью отдавая себе отчёт, что «Бес» им не по зубам, обгопники поспешили спихнуть его набившим руку в делах такого рода разбойшикам.

Однако, лирика всё это, вздохнул Кузин и вновь углубился в изучение лежавшей перед ним на столе многостраничной справки. Сейчас его интересовали могущие оказаться полезными выводы аналитиков по составу группы, выявленные ими характерные особенности поведения «Беса» и его людей, и прочее. Несмотря на скептицизм в отношении полезности самого существования отдела «А», Алексей Борисович, чего греха таить, подспудно лелеял надежду, что ребята не зря едет свой хлеб, и с их помощью получится-таки — чем чёрт не шутит! — нащупать вожделенный кончик ниточки, потянув за который удастся размотать весь клубочек. Нельзя сказать, что аналитики оправдали его надежды от и до, но кое-что по-настоящему полезное из обзорной справки он почерпнул.

Разбойная команда состоит из четырёх человек — во всяком случае все потерпевшие сходятся на этой цифре. Судя по весьма условному описанию, полученному от них, состав банды стабильный — это всегда одни и те же люди. Почему условному? Да потому, что при нападении на квартиры все налётчики, кроме «Беса», скрывали лица балаклавами, более того, на руки натягивали матерчатые белые перчатки… Алексей Борисович скривил губы в скептической ухмылке, вспомнив услышанное от кого-то: «Грязные дела лучше делать в белых перчатках — совесть спокойнее будет». Не знаю, как насчёт совести, а отпечатков пальцев уж точно не останется, что весьма разумно с их стороны, констатировал Кузин и подвёл малоутешительный промежуточный итог: никакими приметами трёх из четырёх членов банды, помимо комплекции, роста, некоторых особенностей поведения, ну и возможно ещё тембра голоса, мы не располагаем.

А вот сам «Бес» засветился по полной. Ни маски, ни перчаток, что называется, всегда с открытым забралом. В довесок, как уже говорилось, он всегда оставлял на месте преступления карточку с «Не поминайте лихом…». Упоминание об этой, с позволения сказать, визитке, словно переходящее красное знамя, перекочёвывало из сводки в сводку. Складывалось впечатление, что человек хочет доказать, что никого и ничего не боится. Действует нагло — с вызовом. Выставляется напоказ, словно, дразнит милицию, дескать, вот он я, любуйтесь, и клал я на вас с прибором!

Причина столь нарочитой бравады — объяснению не поддаётся, но её закономерным итогом стало то, что на сегодняшний день следствие располагало довольно подробным описанием внешности «Беса»: славянской наружности, на вид 30–35 лет, рост около 180 сантиметров, плотного телосложения, заметно сутулится, голова обрита наголо, глаза тёмные, никакой растительности на лице. Со слов потерпевших был составлен композиционно-рисованный портрет, единодушно признанный всеми потерпевшими весьма схожим с оригиналом. Ну и помимо прочего, криминалисты получили в своё распоряжение внушительную коллекцию оставленных главарём бандитов отпечатков папиллярных узоров пальцев рук. К сожалению проверка их по базам МВД результатов не дала, но, как знать, возможно, в будущем ещё сработает.

К описанию «Беса» Алексей Борисович отнёсся скептически. Сутуловатый обритый наголо мужчина среднего роста и плотного телосложения? Ни о чём. Людей с подобным набором примет в Москве сотни, кабы не тысячи. В этой связи на память ему пришёл рецидивист «Фома», в миру Василий Васильевич Фомин, которого Кузин на заре своей оперской карьеры отправил на нары за серию квартирных грабежей и разбоев. Так вот, «Фома», в разговоре посетовал: «Дурак я был, начальник, что на хатах рожу светил. А ведь, чего проще — ток щас дотумкал — наклей на лобешник кусок синей изоленты, и ни один терпила ни х… ничего кроме неё не запомнит и ни в жисть не опознает…». Самое забавное, что жизнь не раз подтвердила правоту этого доморощенного знатока психологии, и бритая под ноль голова «Беса» могла сработать чем-то вроде той самой изоляционной ленты на лбу. Она — первое, что бросалось в глаза, отвлекая жертву нападения от запоминания прочих, возможно не менее важных деталей: характерных жестов, особенностей мимики или ещё чего-то, что, могло бы посодействовать успеху розыска. А лысый череп — дрянь примета, парик надел, её и нету! — неожиданно для себя скаламбурил сыщик.

Композиционный-то портрет в этом плане понадёжнее будет, рассудил он, беря в руки совместное творение криминалистов и более чем десятка потерпевших, которое вкупе с пресловутой визитной карточной прилагалось к аналитической справке. Ух ты! Просто вылитый Юл Бриннер! — усмехнулся Алексей Борисович и тут же лучших традициях чёрного юмора сострил: жаль, у него алиби — пять лет уже как помер. Шутки шутками, но кого-то он мне напоминает, причём из наших, из отечественных, призадумался Кузин.

Обладая хорошей памятью на лица, он быстро перебрал в памяти «работников ножа и топора», которых через его руки прошло превеликое множество. Нет, тут что-то другое. Только что? Алексей Борисович силился припомнить, где мог видеть это лицо, но не вспомнил и, резонно рассудив, что ломать над этим голову совершенно бессмысленно, оставил до поры поиск ответа на зацепивший его вопрос. Если ничего не попутал, то рано или поздно оно само вспомнится. Так не раз и не два уже бывало — просто нужно подождать…

Отложив в сторону рисунок, он взял в руки пресловутую визитку — небольшой белый картонный прямоугольник, на котором типографским способом была крупно выполнена надпись курсивом «Не поминайте лихом. Искренне Ваш, Бес» и больше ничего. В справке особо отражалось, что идентичность всех карточек, оставленных на месте преступлений, совершённых группой «Беса», сомнения не вызывает, однако установить типографию, где они были отпечатаны, не представилось возможным. А жаль, вздохнул Кузин. Неплохая зацепка была бы. Ну да ничего не поделаешь, сейчас печатной продукции море, типографий тьма, ищи-свищи чья работа.

Вроде бы фигня, выпендрёж и ничего больше, прикидывал Алексей Борисович, продолжая рассматривать карточку. А может и нет… Может, он — просто умный и дальновидный малый, который всё просчитал и работает на перспективу. Разнотолки о художествах «Беса» вовсю гуляют по Москве и будоражат воображение граждан, так или иначе, сумевших достичь некоторого материального благополучия. Наверняка никому из них не улыбается, пополнить собой список тех, кому «Бес» своим посещением причинил материальный, а иногда и физический ущерб тоже. Математика простая: запросил он, допустим, двадцать пять тысяч, не дашь, заявится и выгребет всё. Что такое двадцать пять штук? Да хоть бы и полста? За месяц отобьются. Спокойствие дороже. А значит, что? Если позвонит «Бес», имеет смысл сразу начать договориться полюбовно — дешевле обойдётся… Это, конечно, лишь мои домыслы, напомнил себе Алесей Борисович, но как вариант… Ладно, движемся дальше.

Все налёты совершались с применением оружия, вернее сказать, с его демонстрацией — до стрельбы, слава богу, пока ни разу не доходило. Как уже говорилось, в большинстве случаев непосредственными жертвами нападения становились находившиеся дома женщины, к поскольку слабый пол в огнестрельном оружии разбирается не ахти, выяснить каким конкретно короткоствольным стрелковым оружие располагают бандиты, стоило немалых усилий. Тем не менее было установлено, что на вооружении группы имеются: «ТТ», «Парабеллум» и похожий на него, но всё-таки не он — «Вальтер П38». Причём, в руках у «Беса» никогда никакого оружия никто из потерпевших вообще не видел.

Не иначе, как он у нас — пацифист, ухмыльнулся Кузин. Однако памятуя, что в каждой шутке только доля шутки, ещё раз пробежал глазами по всем двенадцати фабулам и обнаружил то, на что раньше попросту не обратил внимания: «Бес» был другим, то есть, разительно отличался от своих собратьев по грабительскому ремеслу, с которыми шёл на дело. Он никогда не скрывал лица и не боялся сорить отпечатками пальцев, в то время как его подельники всячески старались не наследить. Он лично ни разу не прибегал к рукоприкладству при том, что его подручные не стеснялись быть жестокими и, если жертва включала дурака, не желая указать, где хранятся деньги и ценности — они беззлобно, деловито избивали упрямца до тех пор, пока тот не сломается. И оружие, в отличие от них, «Бес» никогда даже не доставал, если оно вообще у него было, а один из его коллег, нимало не смущаясь, чуть было не пустил «ствол» в ход. Это произошло в случае с Маквецяном, оказавшимся на редкость несговорчивым. Кто-то из бандитов, выведенный из себя упрямством торгаша, собрался прострелить бедолаге бедро из «Парабеллума», и простелил бы, кабы не своевременное вмешательство «Беса», предотвратившего кровопролитие.

Всё это наводило на мысль, что троица подручных — матёрые уголовники, которые не боятся крови, но опасаются быть опознанными, потому как уже «топтали зону» и загреметь туда по новой ни малейшего желания не имеют. «Бес» же в их компании — хоть и ярко выраженный лидер, но всё же белая ворона: оружием не бряцал, насилия ни к кому не применял — правда, за него это делали другие, но сам никогда, — и даже голос ни на кого из потерпевших ни разу не повысил. Но самое странное, что он — «несидимый», порукой чему отсутствие его «пальчиков» в картотеке. Как такой человек мог верховодить в подобной компании — большой, большой вопрос.

Кузин отложил справку и с хрустом потянулся. Пока он предавался вниканию в выкладки аналитиков, близнецы носились туда-сюда, добросовестно выполняя его указание: сочиняли и визировали у руководства ответы на запросы, отфутболивали по территориальности поступившие в главк и расписанные им обращения и заявления граждан и прочие сообщения. В общем, день у них прошёл в суете. Только ближе к вечеру братья с этим утомительным занятием покончили и сели наконец за изучение справки. В отличие от Кузина им на ознакомление с документом хватило тридцати минут. Бог весть, что уж они там сумели почерпнуть за пол-то часа, но добросовестно прочли, после чего Алексей Борисович на правах старого и мудрого поделился своим видением ситуации, сводившимся к сакраментальному «Придётся потрудиться! Ох как придётся!», и поставил задачу на ближайшие день-два-три, а там уж как выйдет:

— Двенадцать эпизодов в девяти районах. Распределите по справедливости, кто куда поедет. Поднимите все дела. Особое внимание протоколам допроса. Въедливо вчитывайтесь в каждую букву. Кто кому что сказал, кто кого как называл, может, в разговоре между собой у них словечки какие-нибудь непонятные и необычные проскакивали… Всё взять на карандаш! Если выйдет, пообщайтесь с потерпевшими: то да сё, впечатления, ощущения, может, у них что новенькое в памяти всплывёт… Нужна зацепка. Важны любые мелочи — без них никуда.

— Ты, Борисыч, — прям Микеланджело! — Усмехнулся Сергей.

— При чём здесь Микеланджело? — Не уловил связи Кузин.

Младший Закупра пожал плечами.

— Просто тот любил повторять, что внимание к мелочам рождает совершенство, — пояснил Олег.

Алексей Борисович посмотрел на него так, словно впервые видел. Гляньте-ка на него! Это откуда же такие познания? Однако ничего не сказал, а сам подумал, пусть теперь кто-нибудь только вякнет, что ребята мои — дуболомы.

А братья, между тем, поколдовали над планом Москвы, попрепирались, не без этого, и определились, кому в какие РУВД отправляться. Раздав, как говорится, всем сёстрам по серьгам, Кузин отпустил близнецов восвояси. Хоть Симаков и нахваливал «ашников» — типа, ты только их только озадачь, они всю работу с материалами следствия на себя возьмут и резюме представят, — своим парням он доверял больше, опять же, кто там, в аналитическом отделе, станет в протоколах выискивать какие-то нюансы, да и ребятам не помешает в этом деле руку набить.

Закупры ушли. За окном сгустилась темень, разбавленная желтоватым светом уличных фонарей. Кузин собрался было ещё задержаться, пораскинуть мозгами, может что дельное придумается, однако бросив взгляд на часы понял, что и так уже засиделся. Полдевятого, а до дома почти час добираться. Надо выдвигаться…

Перед дверью своей квартиры он остановился и вставил ключ в замочную скважину. Внутри что-то неприятно кольнуло. Разом вспомнилось утреннее «прощание» с женой и подпорченное ею чуть ли не на весь день настроение. Повторения напряга на ночь глядя не хотелось, но деваться некуда. Кузин повернул ключ, открыл дверь и вошёл. Заслышав шум из кухни в прихожую вышла Лариса.

— Лёш, ты прости меня… — одним махом снимая все вопросы, извинилась она за утренний выплеск негатива и в недоумении, мол, сама не понимаю, как это меня угораздило, прибавила: — Не знаю, что на меня нашло. Наплела невесть чего…

От сердца отлегло. Хоть и не подав виду, что рад такому завершению скверно начавшегося дня, Алексей Борисович испытал облегчение.

— Да ладно… Проехали, — снисходительно бросил он и, сняв пальто, чмокнул супругу в щёчку.

Внутрисемейный мир был восстановлен.

Отправив братьев в турне по столичным районным управлениям, Кузин занялся тем, что плотно пообщался с людьми, которые могли пролить хоть какой-то свет на ситуацию с «Бесом». Как только их не обзывают — и спецаппаратом, и агентурой, и осведомителями, — суть-то одна. Это те, кто варится в преступной среде, и в силу стечения самых разных жизненных обстоятельств вынуждены идти на негласное сотрудничество с органами, иными словами, стучать. Добровольцы подвизаться на поприще оказания содействия «уголовке» возможно и встречаются в природе, но Кузину с таковыми сталкиваться не доводилось. Как правило, на контакт идут не от хорошей жизни, а лишь тогда, когда эта самая жизнь на тебя катком наедет и замаячит реальная посадка. Тут появляется благодетель в лице ушлого опера, который, опять же как правило, сам же грядущие неприятности и спровоцировал, и на определённых условиях вынимает бедолагу из дерьма. Так обычно начинается сотрудничество.

Если работаешь в уголовном розыске, в некоторых вещах ты просто обязан быть циником. Каждый сыщик понимает, что, «сливая» ему информацию, агент тоже его использует и по ходу дела с его помощью решает какие-то свои шкурные вопросы, типа, устранения конкурентов или же обеспечения собственной безопасности от недоброжелателей. А кто-то примитивно сводит счёты за старые обиды. Кузин это понимал и закрывал глаза на их побудительные мотивы. Они его не интересовали — главное результат. В общем, в отношениях со своими осведомителями Алексей Борисович придерживался принципа «ты — мне, я — тебе» и не видел в этом ничего зазорного.

Без качественной агентуры опер как без рук. Она — его глаза и уши по ту сторону баррикады. Агентура для сыщика — уж не пеняйте за пафос, но иначе и не скажешь, — как скрипка, для скрипача. Есть Страдивари, а есть продукция Московского комбината по производству музыкальных инструментов и мебели. И то, и то — скрипка, только одна поёт, а другая подвывает как циркулярка. Посему абы кого Алексей Борисович не вербовал, выбирал дельных и, не то чтобы их холил и лелеял, но по мере сил оберегал от неприятностей и, само собой, при случае трафил их самолюбию. С кем-то можно пообщаться накоротке, но были у него и те, кто требовал к себе внимания, для кого уважуха не пустой звук. С такими на бегу или по телефону — ни-ни! Нет конечно человек тебя выслушает и даже кивнёт, но результата не жди. К этим необходим особый подход: непременная личная встреча, неспешный разговор, и попробуй только не поинтересоваться, как там себя чувствует его печень…

В итоге общение со спецаппаратом заняло прилично времени. А вот результат оказался более чем скромным. О похождениях «Беса» наслышаны были все без исключения, но конкретики — кто он, что он, откуда взялся, — ноль. Комментарии типа, «фартовый, ничего не скажешь, но по всему не из местных», ничего не прибавили, не убавили. Животрепещущие вопросы «Кто таков? Кто подельники? Кто ему наколки даёт? Кому золото и драгоценности сбывает?», увы, так и остались без ответов, и Кузину не оставалось ничего иного, кроме как — озадачить своих осведомителей, чтоб выяснили хоть что-нибудь об интересующем его загадочном персонаже.

Надежды на то, что близнецам удастся выудит что-то этакое, что «под коврик незаметно закатилось», тоже не оправдались. По возвращении из двухдневного рейда парни честно отчитались, что никакой любопытной информухи из того, что зафиксировано в протоках, не выцепили. В общем-то, чудес Кузин и не ждал, но, чтобы довести процесс до логического конца, поинтересовался:

— Со всеми потерпевшими удалось переговорить?

Братья утвердительно кивнули.

— Ну и?

— Глухо, — кратко отчитался за себя Олег. — Ничего интересного.

— У меня — тоже, — поддакнул Сергей и зачем-то прибавил: — Почти.

— А почти — это как? — настоятельно потребовал разъяснений Алексей Борисович.

— Завьялова… Ленинский, 62… — обозначил исходную точку младший Закупра и взял паузу, давая Кузину время осмыслить, о чём именной идёт речь.

Ленинский, 62… Алексей Борисович быстро прокрутил в памяти все эпизоды. Это последний разбой двухнедельной давности. Вошли в квартиру вместе с девочкой, вернувшейся из школы. Дома была жена кооператора Завьялова. Помниться, там обошлось без жести: маму с дочкой просто связали… Кузин кивнул, дескать, понял, и спросил:

— И что тебе поведала Завьялова?

— Как ты понимаешь, она перед налётчиками Зою Космодемьянскую из себя не строила, тем более что дочка рядом, далеко ли до беды… Сразу указала, что где лежит, так что бандиты управились быстро. Они уже собрались уходить, когда тот, что представился «Бесом» заметил, на полу оброненную серёжку с брюликами. Поднял, повертел в руках и, перед тем как сунуть в карман, сказал то ли «фрумоса», то ли «фурмоса»…

Кузин озадаченно поскрёб затылок. Слово было незнакомое — даже ничего более или менее схожего на ум не приходило. Не исключено, что дамочка что-то напутала, потому как стрессовое состояние, в котором она находились в тот момент, не слишком способствовало адекватному восприятию происходящего.

— Может, Формоза? — предположил Олег.

Сергей пожал плечами.

— Не ко мне вопрос. За что купил, за то и продал.

— А формоза твоя — что за зверь? — спросил Алексей Борисович Закупру-

старшего.

— Формоза — португальское название Тайваня… — неожиданно блеснул

эрудицией Олег. — Оттуда в Союз сейчас компьютеры тащат.

Я точно чего-то об этих ребятах не знаю, ухмыльнулся Алексей Борисович: один с эпохой Возрождения на ты, другой в экономической географии шарит, как в собственном кармане.

— Сомнительно, чтобы «Бес» поставками компьютеров занимался, — буркнул

Кузин, решив про себя, что надо будет при случае повыяснять насчёт этой фрумосы-фурмосы, но пока толку от неё никакого.

— Есть ещё кое-что… — без особой уверенности в голосе продолжил Сергей.

— Ну? — Оживился Алексей Борисович, как бы поторапливая, мол, не тяни, выкладывай.

— В протоколе это не отражено… — пояснил младший близнец. — Короче, перед уходом из квартиры бандиты в прихожей тормознулись — может, какой шум на лестничной площадке услыхали и пережидали, может, ещё что. Так вот Завьялова подслушала, как «Бес» кому-то из своих в полголоса сказал, что, мол, мелочёвка — это всё. Скучно. А тот ему, вроде как, возразил… — видимо не желая ненароком что-то исказить, Сергей взял ежедневник, открыл на заложенной странице и прочёл: — По мне, так бобров щипать — милое дело. Хевра сладилась, работаем и ладно. А «Бес» ему — пора что-то посерьёзней замутить, чтоб при тех же рисках одним махом и сразу в дамки.

— Бобры… Хевра… Ахинея какая-то! — Поморщился Олег и, как бы ища ответа, уставился на Кузина, на что тот лишь снисходительно усмехнулся.

— Никакая не ахинея! Это, други мои, Трахтенберг Василь Филиппыч!

Судя по реакции, озвученные фамилия, имя и отчество братьям ровным счётом ни о чём не говорили.

— Эх, молодёжь! — укоризненно покачал головой Алексей Борисович. — Трахтенберг был авантюрист, каких поискать. Дурил народ по-крупному. Всего и не упомнишь, но однажды умудрился продать французскому правительству несуществующие марокканские рудники… Почудил. Покуролесил. Посидел, не без того. А в 1908 году книжку издал «Блатная музыка». Второе название «Жаргон тюрьмы». Насколько мне известно, в библиотеке «вышки» один её экземпляр точно имеется. Так вот, если бы вы эту книжечку прочли… — Кузин одарил близнецов язвительно-ироничной улыбкой, — …то знали бы, что бобёр — это человек при деньгах, объект вымогательства, а хевра — ни что иное, как шайка или банда. Ну да ладно, — и как бы закрывая тему воровского жаргона, обратился к Сергею. — Больше они ничего не наговорили?

Тот отрицательно мотанул головой.

— Что ж, подобьём бабки! — предложил Кузин. — Первое. Потерпевшей Завьяловой запало в душу непонятное словцо не то «фрумоса», не то «фурмоса» — хрен редьки не слаще. Что то, что другое — для нас тёмный лес, но попробовать выяснить, что это, следует. Второе. Один из членов банды владеют «феней», причём древней, ещё трахтенберговской, которая почти вышла из употребления. Чтоб вы понимали, нынешние урки так уже не говорят. Набраться такого можно, если ты, скажем, сидел с кем-то из очень возрастных зэков, который помнит старую терминологию. И, наконец, третье. Мы имеем высказанное «Бесом» намерение отойти от привычной практики и заняться чем-то покрупнее… Будем иметь всё это в виду — как знает, может и пригодится. Вывод: пока мы не имеем ни шиша! — без энтузиазма, но и без какого-либо огорчения подытожил он.

Молодые опера тоже восприняли неутешительное резюме спокойно. Уже неплохо, рассудил Кузин и, чтобы воодушевить их, добавил:

— Ни бэ! Ещё не вечер! Справимся! И имейте в виду, для вас это дело — путёвка в жизнь, — значительно произнёс он.

— Цветасто излагаешь, командир! — усмехнулся Олег и поинтересовался. — Ну, для нас, понятно, а для тебя? Ещё раз в тот же класс?

— А для меня, очень даже может статься, что дембельский аккорд, — вроде как подыграл ему Кузин.