Игра судьбы

Все то, что, он был уверен, его будущая жена не одобрила бы.

Будущая жена.

Чертовы Судьбы.

Аид швырнул бутылку, и она разбилась о черную мраморную стену.

— Мне придется перестать ломать вещи, когда она приедет, — подумал он, а затем отругал себя за то, что это прозвучало так… обнадеживающе.

Он сердито вздохнул и направился к своей кровати, ослабляя галстук. Его глаза начали гореть. Ему нужно было поспать. Через несколько часов он должен был снова встать. Ему предстояла еще одна важная встреча. На этот раз на его собственной территории, в «Пороке», эксклюзивном клубе, где худшие представители общества собирались под его защитой и правлением.

Как только он откинул одеяло, раздался стук в дверь.

— Уходи, — сказал он, думая, что это, должно быть, Минфа.

Вместо этого ответил голос Илиаса.

— О, я думаю, вы захотите это услышать, милорд.

Аид вздохнул.

— Да?

Вошел Илиас, изогнув темную бровь и криво улыбаясь.

— Нет покоя грешникам. Девушка с прошлой ночи находится у Невернайт, сражаясь с Дунканом. Он поднял на неё руку. Вам лучше поторопиться.

Аид не мог описать охватившее его чувство, но у него словно все внутри на секунду замерло — кровь не приливала, сердце не билось, легкие не расширялись.

Так же быстро, как лед проник в его вены, он исчез, сменившись раскаленной яростью.

— Почему ты ничего не сказал раньше? — он огрызнулся, прежде чем телепортироваться ко входу в Невернайт.

С другой стороны двери знакомый голос пригрозил:

— Я Персефона, Богиня Весны, и если ты хочешь сохранить свою мимолетную жизнь, то будешь повиноваться мне!

Аид распахнул дверь. Он был в бешенстве, пока его взгляд не остановился на богине, и тогда он был ошеломлен.

Она стояла на тусклом тротуаре под слишком ярким солнцем, лишенная своей человеческой маскировки. Из ее растрепанных волос торчали белые рожки куду, и, несмотря на их рост, он не мог не думать о том, какой миниатюрной она выглядит. Ему нравилось видеть ее такой. Это казалось каким-то интимным, потому что он знал, что видит ее. Это была Персефона, богиня, которая станет его королевой, и она была всем.

Она не встретилась с ним взглядом, но ее глаза определенно были прикованы к нему, обводя его взглядом с напряженностью в выражении лица, которую он не мог точно определить, но хотел понять.

Несмотря на ощущение, что он не мог контролировать свое тело, свои эмоции, свою магию, он взял себя в руки, насколько мог, и заговорил.

— Леди Персефона.

Ее титул тяжело вертелся у него на языке, и при его словах она встретилась с ним взглядом, и снова он был поражен ее яркими глазами — дикими, как реки Тартара, и зелеными, как долина Асфодель. Что-то изменилось в ее самообладании, когда она посмотрела на него. Она расправила плечи и вздернула подбородок.

— Лорд Аид.

Она обратилась к нему официально и резко кивнула. Он не был уверен, что ему в этом не понравилось — тот факт, что она использовала его титул, или ее церемониальный язык тела. Он нахмурился, но не смог долго размышлять на эту тему, потому что Дункан привлек его внимание.

— Мой господин.

Огр опустился на колени и низко опустил голову. — Я не знал, что она богиня. Я принимаю наказание за свои действия.

— Наказание? — эхом отозвалась Персефона. Она скрестила руки на груди, как будто ей было неудобно от этой идеи. Аид стиснул зубы, та же ярость, что одолела его в Подземном мире, вспыхнула снова.

— Я поднял руку на богиню, — сказал Дункан.

— И к тому же на женщину, — печально добавил Аид.

Дункан ошибся. Его предстоящее наказание не имело ничего общего с тем фактом, что он прикоснулся к кому-то Божественной крови — это было то, что он причинил боль женщине. Аид не был терпим к насилию в отношении женщин или детей. На самом деле, он ненавидел это так сильно, что в Тартаре был специальный уровень для тех, кто несет ответственность за такие преступления, и их наказания распределялись самими Фуриями, тремя страшными Богинями Мести, Немезидой, Богиней Возмездия, и Гекатой, которая взяла на себя ответственность лично наказать обидчиков.

Ни один человек или гуманоид не был освобожден от ответственности, независимо от того, был он на службе у Аида или нет.

— Я разберусь с тобой позже, — пообещал Аид. — Итак, леди Персефона.

Он отступил в сторону, освобождая ей место, чтобы войти в Невернайт. Она не колебалась, как он думал, она будет, войдя в темноту его клуба, как будто он принадлежал ей. Он закрыл за ней дверь, и на мгновение они оказались в ловушке вместе, и аромат их магии переплелся и наполнил воздух. Аид распознал жесткость в позе Персефоны, потому что он стал таким же неподвижным. Ее реакция расслабила его, вероятно, потому, что он нашел надежду в мысли, что он воздействовал на нее таким же образом.

Он подумал о том, чтобы бросить вызов тому, что возникло между ними, подойти ближе и убрать ее блестящие волосы с шеи. Он практически слышал ее прерывистое дыхание, если бы он прижался поцелуем к ее нежной коже. Растает ли она тогда в его объятиях? Или она будет бороться?

Он подошел ближе. Он не думал, что это возможно, но она стала еще более жесткой, спина прямая, как шомпол. Она была напряжена, как гадюка, готовая нанести удар. Это был укус, который он охотно стерпел бы, и он наклонился, его челюсть коснулась ее лица, его губы коснулись ее уха.

— Ты полна сюрпризов, дорогая.

Он понял, что был слишком самонадеян, не готов к реакции своего тела на нее. Ее запах впитался в его кожу, воспламеняя его кровь. Он стал тяжелым и твердым при мысли о том, чтобы обхватить ее рукой за талию, притянуть к себе, поглотить ее.

Черт возьми.

Слышимый вздох вернул его к реальности, и прежде чем она смогла повернуться к нему лицом, он уже открывал внутреннюю дверь в Невернайт, разрушая странное заклинание между ними.

— После тебя, богиня.

Она моргнула, и он заметил замешательство на ее лице. Может быть, она думала, что то, что она только что пережила, было иллюзией. Он почти ожидал, что она убежит, но снова в ее глазах промелькнула искра вызова. Она выдержала его пристальный взгляд, проходя мимо него — одновременно вызов и поддразнивание.

Он последовал за ней и наблюдал, как она приближается к балкону, осматривая этаж ниже. Ему было интересно, что она ищет, но спрашивать не стал, просто подождал, пока она посмотрит на него, и продолжил спускаться по лестнице.

Ее каблуки цокали, когда она следовала за ним по танцполу, и именно так он понял, что она перестала двигаться, потому что в клубе стало тихо.

— Куда мы идём? — спросила она. В ее голосе звучало подозрение, и он напомнил себе, что только потому, что она добровольно вошла в Невернайт, это не было проявлением доверия.

Аид остановился, повернувшись, чтобы посмотреть на нее.

Ему не следовало оглядываться назад. Это почти заставило его усомниться в том, что он делает, заманивая эту прекрасную богиню дальше в свое царство.

— Мой кабинет, — сказал он. — Я полагаю, что наш разговор требует конфиденциальности?

Она приподняла бровь, глядя на пустое пространство.

— Кажется довольно личным.

— Это не так.

Он повернулся и направился наверх, обрадованный, когда услышал стук ее каблуков вслед.

На верхней площадке лестницы он повернул к своему кабинету и открыл одну из двух больших дверей, на которых был изображен один из его золотых символов — двузубец, обвитый виноградными лозами и цветами. Когда он повернулся к Персефоне, она все еще стояла в нескольких футах от него. Ее отстраненность раздражала его.

— Вы будете колебаться на каждом шагу, леди Персефона?

Она нахмурилась.

— Я просто восхищалась вашим декором, лорд Аид. Я не заметила этого вчера вечером.

— Двери в мои покои часто закрыты в рабочее время, — ответил он, а затем указал на открытую дверь. — Ну что, пойдём?

Она вздернула подбородок и пронеслась мимо него. Он проследил за ней, пока она двигалась по черному мраморному полу и знакомилась с его кабинетом, сначала остановив взгляд на стене с окнами, выходящими на клубный этаж. Это было обычным делом в большинстве его офисов — способ наблюдать сверху. Несмотря на жару снаружи, Аид поддерживал огонь в своем камине. Он любил огонь, любил, как пляшут языки пламени, любил наблюдать за ним со своего обсидианового стола, но редко пользовался зоной отдыха, устроенной перед ним. Возможно, он сделает это сегодня и пригласит Богиню Весны сесть.

Но это казалось слишком вежливым, и у Аида возникло ощущение, что, что бы ни хотела сказать богиня, это было совсем не вежливо.

Когда он закрыл дверь, она снова напряглась. Именно тогда он понял, что должен был сделать больше, чтобы убедить ее, что с ним она в безопасности после ее ужасного общения с Дунканом. Он бесшумно прошел по полу, не желая напугать ее, и остановился перед ней, изучая глазами ее лицо, ее губы, прежде чем опуститься к ее шее. Ее идеальная кожа покраснела от хватки огра.

Ему потребовалось все, что было в его силах, чтобы остаться там, где он был, и не телепортироваться в Подземный мир, чтобы пытать Дункана.

Предвкушение — часть мучений, напомнил он себе.

Он потянулся к ней, желая исцелить эти отметины на ее коже, но ее рука вцепилась в его руку. Их взгляды встретились.

— Тебе больно? — спросил он.

— Нет, — прошептала она.

В этом обмене репликами было что-то интимное. Может быть, это была их близость, в нескольких дюймах друг от друга, кожа касалась кожи. Через мгновение он кивнул и высвободил руку из ее хватки. Он пересек комнату, соблюдая дистанцию, чтобы не наделать глупостей. Например, поцеловать ее.

Запах магии Деметры предупредил его, что она собирается усилить свою маскировку.

— О, немного поздновато скромничать, тебе не кажется? — спросил он, прислонившись к столу и стягивая галстук с шеи. Ему не нравилось, как он ощущалось на его коже, как ограничение, но движение привлекло ее взгляд, и он узнал голод в ее глазах, потому что тоже почувствовал его. Глубоко в его животе.

— Я что-то прервала?

Ее тон был почти обвиняющим, и он хотел было усомниться в ее ревности, но передумал. Вместо этого его губы скривились, когда он объяснил:

— Я как раз собиралась ложиться спать, когда услышал, что ты требуешь впустить тебя в мой клуб. Представь мое удивление, когда я обнаружил богиню со вчерашнего вечера на своем пороге.

Она сердито посмотрела:

— Тебе горгона сказала?

Он боролся с желанием улыбнуться ее разочарованию.

— Нет. Эвриала не говорила… Я узнал в твоей магии магию Деметры, но ты не Деметра.

Он наклонил голову, изучая ее, как будто изучал ее изображение в Библиотеке Душ.

— Когда ты ушла, я просмотрел несколько текстов. Я и забыл, что у Деметры есть дочь. Предположил, что ты Персефона. Вопрос в том, почему ты не используешь свою собственную магию?

— Так вот почему ты это сделал? — потребовала она, снимая с запястья отвратительный набор браслетов и поднимая руку, где полоса черных точек отмечала ее кожу.

Он заметил, что она уклонилась от ответа на его вопрос. Неважно, он вернется к этому. Вместо этого он сосредоточился на отметине на ее коже, своей отметине, и ухмыльнулся.

— Нет. Это результат проигрыша мне.

— Ты учил меня играть!

— Игра слов, — сказал он, пожимая плечами. — Правила Невернайт предельно ясны, Богиня.

— Они совсем не ясны.

Она вскинула руки и указала на него.

— А ты мудак!

Он оттолкнулся от своего стола, направляясь к ней. Была часть его, которая хотела потребовать уважения, часть его, которая хотела напомнить ей, что он был Королем Подземного мира, Богом Мертвых, но когда он приблизился к ней, он вспомнил, кто она такая — Персефона, Богиня Весны, его будущая королева. Эта мысль успокоила его, и все же она, должно быть, увидела, как что-то еще промелькнуло в его глазах, потому что отступила на шаг.

— Не обзывай меня, Персефона, — сказал он, нежно сжимая ее запястье. Он почувствовал странную энергию между ними, когда восстановил их связь. Он провел пальцем по метке, портившей ее кожу, и она задрожала под его руками.

— Когда ты пригласила меня за свой столик, ты заключила соглашение. Если бы ты выиграла, то могла бы уйти из Невернайт без претензий. Но ты этого не сделала, и теперь у нас контракт.

Я мог бы дать ей свободу. Слова пришли ему в голову, непрошеные, рожденные из его прежних мыслей, и его внезапно охватило чувство вины. Это правда, что не было никакого Божественного Закона, поэтому он мог отпустить ее.

Но, наблюдая за ней, он заглянул под ее прекрасную внешность и увидел ее душу такой, какой она была — могущественной богиней, заключенной в клетку сомнений и страха. Это было причиной, по которой она использовала магию своей матери — потому что ее магия была заперта, бездействовала.

Чем дольше он смотрел, тем глубже погружался. Она опьяняла, и ее магия пахла сладкими розами, глицинией и чем-то совершенно греховным. Его собственная магия поднялась в нем, желая соединиться с ее магией. Он хотел вытянуть это из нее, уговорить ее освободиться.

Блядь, блядь, блядь.

Он не был уверен, что она увидела в выражении его лица, но заметил, как сжалось ее горло, когда она сглотнула, и подумал, что хотел бы поцеловать ее там, почувствовать, как она дрожит под ним.

Она заговорила, ее слова сочились сдерживаемым гневом.

— Что это значит?

— Это означает, что я должен выбрать условия, — сказал он уверенно.

Внезапно эта сделка приобрела для него совершенно новый смысл. Он сорвал бы прутья с ее тела, освободил бы ее из этой собственноручно построенной клетки ненависти, и в конце концов, если бы она не любила его, по крайней мере, она была бы свободна.

— Я не хочу заключать с тобой контракт, — сказала она сквозь зубы, ее красивые глаза ярко вспыхнули. — Убери это!