— Врешь, девка! Не жена ты мне! Жена моя — колдунья черная, владычица здешняя.
— Как же так, Радмирушка! Аль не помнишь, как от волков меня спасал? Аль запамятовал, как из этой самой крепости на спинушке своей стаскивал? А как за меня с владыкой бора сего на саблях силушкой мерился?
— Нет, не было сего ничего! Убирайся отселе.
Так отвечали уста Радмира-князя, а глаза да щеки все слезами залиты. Увидела слезы те Пелагея и уразумела, что ложь все. Подошла к мужу верному, да по макушке трижды навершием посоха постучала: тук-тук-тук. И увидела, что муж ее весь путами крепкими связан: одни устами, а другие руками, а третьи ногами шевелят. Выхватила Пелагея из ножен саблю мужа волшебную, да путы все и порезала. Выбрался Радмир-князь на свободу и давай жену любимую обнимать, целовать, да прощение у любимой вымаливать. А та себя от счастья не помнит.
Тут является им колдунья во гневе черном: гром гремит, земля дрожит, тьма надвигается.
— Кто посмел в моих владениях хозяйничать?!
Выхватила из ножен саблю черную, хотела Пелагею на части порубить, да не вышло. Стукнула Пелагея раз о пол посохом дубовым и разлетелась сабля черная на кусочки мелкие. Стукнула Пелагея другой раз оземь посохом дубовым с крестом на навершии и отступила тьма, и земля успокоилась. Стукнула Пелагея-княгиня оземь посохом в третий раз, и скукожилась колдунья, превратилась Ягнеда в бабку древнюю.
Тут хотел было князь взмахнуть саблей с плеча да отрубить главу чернокнижнице, да жена заступилась.
— Не руби с плеча, княже! — взмолилась княгиня — Довлеет с нее. Не осталось у ней больше колдовской силы. А старуху жалкую можно ли рубить саблею? Отпусти ее на все четыре ветра, пусть ступает куда хочет.
Послушал князь жену мудрую, жену милостивую, и отпустил бабку на все четыре стороны. И ушла старуха в чащу бора соснового. Там срубила себе избу на сваях древесных и стала жить там, да промышлять зельеварением. А зваться стала Ягою она.
И вышли князь с княгинею из крепости черной, из царства мертвого, да поспешили к чернецу Пафнутию посох вернуть, да спасибо сказать. Приходят, а старца как не бывало. Изба на месте стоит и стена с калиткой, а старца нет нигде. Так и оставили посох себе крестовидный. Позже говаривали, что видали чернеца того в лесу то тут, то там. Говорят, является он там, где помощь нужна его.
А бор сосновый вылечился. Чета княжеская с посохом крестовидным да с молитвой по бору неделю ходили, пока ни единой черной травинки не осталось. А крепость черную с корнем выкорчевали, а на ее месте стала другая расти. Решено было, когда вырастет, Церковь Божию в ней устроить. Так стал бор сосновый землею русскою.
* * *
Пронесся ветер по лесу дубовому, по бору сосновому. Пронес ветер слух, весть радостною: Лешие вернулись!
Непоросшая могилка
В одном граде русском жил-был князь Радмир. Уж год как правил он землей своей. Уж год, как схоронил он батюшку своего. Уж год, как обуревали князя печаль да тревога. Печаль — что с княгиней уж три года живут, а детишек желанных нет у них. Тревога — что не растет на могиле отца ни цветочка алого, ни листочка зеленого. Могилы дедов-прадедов позарастали кустами пышными, цветами белыми, а могила отцовская уж год стоит плешью на погосте княжеском. Люд тамошний могилку ту стороной да третьей дорогой обходить стал. Слух прошел, что во грехе помер князь-отец; что не угодна душа его Богу, а за то и на весь народ кара придет. Вот и тревожится князь молодой, как бы народ не взбунтовался да против князя с княгиней да дружиной разбойничать не начал. Пришел князь к жене своей посоветоваться.
— Ох, женушка, не вем что делать нам. Уже и народ волнуется. Быть беде. Как бы с чернецом Пафнутием словцом перемолвиться.
А княгиня ему и говорит:
— Поезжай, князь-батюшка, в лес дубовый, в избу, что на границе с бором сосновым. Войди в избу да посохом чернеца Пафнутия три раза оземь стукни. Тут он и появится.
Поехал князь в лес дубовый, в избу Пафнутиеву и, как жена наставила, трижды о пол древесный посохом постучал: тук-тук-тук. Тут же отворилась дверь входная, а на пороге — чернец длиннобородый в сапогах кожаных да в капюшоне карием.
— Здравствуй, Радмирушка! Бог с тобой. Ну что же там на могилке батюшки, ни травинки, ни кустика?
Поклонился Радмир Пафнутию в ноженьки и говорит:
— Благослови, старче, да поведай, что за напасть то такая? Чем батюшка мой Бога прогневал, что не дает Бог на могилке его и травке сорной расти?
Отвечал Пафнутий:
— Мне сие не ведомо. Но если вместе пойдем правды искать, то ответ к нам скорее придет.
Так и порешили. Отправились князь с чернецом по землям русским ходить да правды искать. Входят то в села, то в города, и всюду о князе былом спрашивают. Да только вот где ни спросят, везде князя прошлого хвалят не нахвалятся. Дошли Пафнутий с Радмиром до самих гор крымских, да у подножия у кострища заночевали. На утро просыпаются и видят — всадник беловолосый с мечем наголо на дороге стоит и на них смотрит. Радмир вскочил, руку на эфес положил и говорит всаднику:
— Друг аль недруг ты? Отвечай скоро мне?
Отвечал всадник Радмиру:
— Я посланник лишь к сыну виноватого!
Сказал и был таков, ускакал и пыли не поднял. Решили князь да чернец последовать по тропке вслед за гостем утренним. Идут по тропке каменистой, а тут из-за скалы-утеса всадник белокурый им является: конь белый гарцует, грива снежная вздымается.
— Грех виновного сыну заглаживать!
Сказал и хотел было припуститься. Пафнутий тут посохом своим оземь стукнул трижды и часть скалы сверху прям перед всадником рухнула. Помедлил светловолосый немного, да молвит.
— Коль хочешь, чтоб сердце твое спокойнее билось, следуй за мной.
И прыгнул конь белый через скалу ту как через камушек малый. Посмотрел на все то Пафнутий да молвит князю:
— Видать, княже, правда за ним. По следу его и пойдем.
Стукнул трижды оземь посохом крестовидным и скала с пути их ушла да на место прежнее встала. И пошли князь с чернецом по тропке скалистой, и шли, пока не добрели до избушки горной, каменной. Жила в той избушке старушка. Решили к старушке на ночлег попроситься. Та стол для Пафнутия накрыла, и спать ему приготовила, а князя обделила. Князь недоумевает да спрашивает:
— Матушка, а чем же мне голод утолить и на какой постели усталость мне снять?
Отвечала старушка горная, жена суровая:
— Вина отца на тебе, княже! Это тебе в пору меня кормить да потчевать, да спать в палатах княжеских укладывать.
Удивился князь ответу такому.
— Аль перед тобой повинен батюшка мой? Если так, то скажи в чем? Как смогу, за отца послужу тебе!
— Вижу добрый ты малый, княже Радмир. Слушай, что сталося. Был сын у меня, Ратибор. Богатырь славный. Состоял он у твоего батюшки на службе воеводою. Пошли они с князем лет пять назад войною на нечисть с востока пришедшую. И была то битва лютая. Ратиборушка, сынок мой, сам три тысячи поганых на суд Божий отправил. Но и сам от стрел вражеских сгинул. Невестка моя как узнала, так тут же от горя в могилку слегла. А осталось у него деточек двое, оба — рода княжеского: мальчик — Владимир да девочка — Дарина. Так вот батюшка ваш, княже, о деточках тех и позабыл намертво. Воспитывала я их, кормила как могла, пока не налетели на дом наш разбойники лютые. Забрали внуков моих в полон к себе. И вот уж три года скитаюсь я по лесам да горам, надежду не отпускаю найти деток Ратиборушки.
Подивился князь рассказу старушечьему, призадумался, да молвит так:
— Довлеет тебе, мать, скитаться. Пущусь теперь я на поиски детей Ратибора украденных. И не вернусь, пока не найду. А тебя отвезу я в город русский. Будешь теперь мне вместо матери, а княгине вместо свекрови доброй.
Отвечала мать Ратибора богатыря:
— Коли найдешь да спасешь внуков моих от судьбинушки злой, буду тебе кем захочешь!
Вышли на тропу втроем, а всадник белокурый тут как тут.
— Разбойники, коих вы ищете лагерем стоят у реки горной, в долине зеленой.
Сказал и по скалам как по ровной дорожке ускакал.
Пришли они втроем к реке горной, в долину зеленую, а там разбойников сотня-тысяча. Делать нечего, достает Радмир саблю волшебную и хотел было напасть на них скрытно, да старец удержал его.
— Не поспешничай, княже. Дайка я сперва счастье попытаю. Есть там плевела одна, давно огня дожидается. А без нее остальные, глядишь, и спасутся.
Выходит чернец прямо перед шайкой разбойничьей и возглашает громким голосом. Кто тут меньше всех Бога боится?
Вышел один разбойник матерый и отвечает:
— Что мне Бог, что мне черт, что мне смерть, что мне преисподняя?
Посмотрел на него Пафнутий строго и молвит:
— Вот сейчас и узнаешь. Хватит тебе землю святую ногами топтать. Дальше только хуже будет.
И в этот миг молния с неба как шарахнет! Где стоял безбожник, там — пепла горсточка да косточки. Испугались разбойники, ниц попадали, да давай каяться. Пол ночи Пафнутий исповедовал, а пол ночи князь допрашивал. Признались разбойники, что они детишек Ратиборовых из дома богатырского похитили. Да только нет их теперь с ними. Юнца чернокнижнику за золото продали, а девушкой от змея страшного откупились. С такими-то новостями Радмир в город русский и воротился. Рагнеду, мать Ратибора, одел по-княжески и в хоромах жить оставил. А разбойников отдал в войско русское на перевоспитание. А сам совет сел держать с Пафнутием да дружиною, о том, как детишек от чародея да змея вызволить.
А в это время прибыл в град русский гость британский, богатырь из дружины самого короля Альфреда западно-саксонского. Входит англиец, князю кланяется, да на плохеньком русском молвит:
— Приплыть я сюда, князь русский, героический дела делать. Тебя верой правдой служить. Прими, князь, друга английского в службу.
Обрадовался князь гостю, и давай его угощать да потчевать. И под винцо пьяное да пищу сытную о горе своем по-дружески все и поведал гостю. Взыграло сердце рыцаря, возжелало подвигов доблестных. Говорит князю Эдуард-богатырь:
— Поедем, княже, с тобою вместе! Мой меч да сабля твоя со змеем сладят с Божией помощью!
Возликовал князь радости нежданной.
— Ай поедем, друже английский! Вдвоем со змеем сладим и Дарину, Ратибора дочь, от змея спасем.
Рассказал князь о решении своем княгине. Заволновалась княгиня, но Пафнутий-чернец успокоил ее.
— Пусть едет князь с Богом. Сладят они со змеем, не сомневайся. А тем временем, мы с тобой поедем к чернокнижнику. Хватит ему уже мальчонку обучать непотребству всякому.
Опоясался Радмир саблею волшебною, а Эдуард — клеймором шотландским. И поехали они на восток. Княгиня взяла лук тугой, на спину одела колчан с двенадцатью стрелами, а старец прихватил посох свой крестовидный. И поехали они на запад.
Приезжают Радмир с Эдуардом к реке, древними прозванной Серпентинушкой. Звали ее так за то, что раз в сто лет рождала она змеев огромных. На берегу видят — стоит дворец зеленокаменный, изумрудами украшенный. А на лужайке перед дворцом девушек десятка четыре хоровод танцуют, а в хороводе том — змей зеленый, чудище сорокоголовое. Говорит рыцарь английский князю русскому:
— Голов то как много! В наша Британия у змея голова один, а тут — все сорок! И каждая то огонь, то ядовитый смрад извергает! Как бить такого зверя мы сможем?
Отвечал князь русский рыцарю английскому:
— Не страшись, друг мой заморский! Голов-то много, а глядят они все в одну сторону. Вдвоем управимся. Я первым справа зайду, а как на меня змей захочет огонь пустить, ты руби слева голов сколько сможешь и убегай подальше. Я тогда справа нападу, и так мы супостата этого на капусту и порубим. Так и решили.
Зашел Радмир справа, а змей не заметил его. Как раз был готов одной из дев одну из голов своих накормить, да не тут-то было. Только пасть разинул, как голова та и покатилась как мячик по полю да прямо в реку и плюхнулась. Только змей успел опомниться, как еще три головы отлетели и в реке утонули. Налился змей зеленый гневом червонным, повернулся к Радмиру чтобы в пепел его превратить, а тот уже убежал от него — не достать. Только хотел пуститься в погоню, слева клеймор шотландский сверкнул, и отлетела еще одна голова у змея. Только он на лево повернулся, Радмир тут как тут, отсек змею справа шесть голов тремя сабли взмахами. Кричит Эдуард князю русскому:
— Друг, как ты столько голов отрубать за раз, а я одну только?
Отвечал Радмир рыцарю английскому:
— Вот тебе зелье волшебное, в нем силушка богатырская-русская, выпей и сам также сумеешь.
Выпил Эдуард, зашел слева к супостату зеленому и девять голов срубил тремя взмахами. Еще трижды подходили к змею витязи со сторон разных и наконец добили чудовище. Спрашивает тогда рыцарь английский князя русского:
— Мне чтобы биться как ты бился зелье силушки понадобилось, а ты и так, сам сумел. Неужто сильней ты меня на столько?
Отвечал ему Радмир:
— Ты подвигов ради бился, славы своей ради. А я за людей да землю свою сражался. За мной правда, а правда всегда сильней.
Отпустили витязи дев всех во селения, где похищены они были. А Дарину, девицу юную да красную, с собой в город русский забрали. Позже князь прислал к тому месту войско да народ рабочий. Те дворец змеев по камушкам разобрали да в казну княжескую все привезли.
А в то же время, Пафнутий с княгинею чернокнижника искали, да тщетно все. Тогда сказал старец княгине:
— Коль на земле нет его, то должен быть он под землей.
Отыскали ущелье глубокое, что глубоко под землю вело и спустились в самую глубь его. Там видят — башня подземная с окнами огненно-красными. Входят в башню, а там чародей стоит: лицо искривленное, глаза бешеные, будто кого-то убить сейчас собирается.
Чародей, мы к тебе пришли. — Говорит Пафнутий голосом мирным.
А чернокнижник гордый даже не обернулся и только голосом скрипучим отвечал:
— Это ты раб Божий, Пафнутий? А я уж думал ко мне никогда ты не явишься. Осмелился-таки. Ну здесь останешься.
Взмахнул чародей посохом кривым да черным и налетело двенадцать мышей летучих, кровопийц кусучих. И только хотели старца с княгинею закусать на смерть, как вдруг одна за другой падать начали: каждая со стрелою в горле. Когда последняя у ног чародея дух испустила, княгиня лук опустила и молвила:
— Чародей, пришли мы к тебе за пленником. Отдавай по-хорошему.
Но чародей не вразумился. Взмахнул посохом черным и вырос перед Пафнутием столп огненный, вот-вот пожрет его. Тогда старец стукнул посохом крестовидным оземь три раза и вырос столп водяной и затушил огонь, а чародея окатил с головой. Тогда в гневе черном хотел колдун снова взмахнуть кривым посохом, да не вышло. Пафнутий во второй раз стукнул оземь посохом крестовидным и разлетелся посох черный колдовской в щепки мелкие. Взмолился тут чародей о пощаде.
— Эй, прислужник бесов! — Говорит Пафнутий-старец грозно. — Отдавай нам мальца Владимира, и всех тех, кого еще ты тут держишь!
Отвечал чародей с облегчением:
— Так вы за Владимиром? Я молю вас, заберите сего разбойника малого! Я взял его, думал — будет он мне подмастерье. А он называет меня греховодником, испоганил мне книги все, свитки изорвал с заклинаниями, пузырьки с зельями поопрокидывал. Молю вас, заберите от меня напасть эту!
Забрали старец с княгинею Владимира и других пленников из логова чародейского и отвезли в город русский. Там встретились Влалимир с Даринушкой и с бабкою своею. И была радость их несказанная. Взяли Радмир с Пелагеей детишек к себе Ратиборовых, да воспитали их как своих. И была им радость за то великая. А мать богатыря была княжеской чете за матушку.
А Эдуард отплыл к себе в Британию, и там всем рассказывал каков князь русский и как зарубили они с ним змея сорокоголового, да только никто ему там не поверил. Огорчился рыцарь английский, да в землю русскую жить воротился.
Спустя три месяца зимних пришел князь на погост к Батюшке и видит диво дивное! На могилках всех снег лежит, а батюшкина могилка цветами белоснежными вся усыпана!
Отрада и Гордана
В одном селе близ града русского, жил-был крестьянин Прохор: телом дюжий, нравом добрый, хозяйством зажиточный. Жена его уж девять лет как в родах душу Богу отдала. Любил Прохор женушку свою, а после смерти еще паче любить стал. Панихиду о душе ее каждый вечер читал, а после сядет на стул да с супругой беседует. Была у Прохора дочурка Отрада, отцу во всем добрая помощница.
По соседству жила вдова молодая, Красою все звали и не даром. Ликом да станом ее восхищался народ, а сама она — так больше всех. Выйдет во двор: волосы что золото, глаза что сапфиры, щеки что рубины, не идет, а плывет. Год не минул как муж ее помер, а Краса краше некуда. А от чего муж смерть рано принял никто точно и не ведал. Была у Красы дочурка на иждивении, Горданою звали. Лицом хоть не вышла, а характером — в мать.
И вздумалось Красе себе мужа сыскать, да на Прохора глаз положила, и на хозяйство его. И так подмигнет, и сяк поглядит, а Прохор — ни в какую. Вот толстолобый! Решила тогда вдова на хитрость пойти. Прикинулась бедной страдалицей, что и ужинать нечем им с дочерью. Коль замуж Красу не возьмет никто, пропадут. Тогда дрогнуло сердце крестьянина жалостью ко вдове бедной и дочурке ее голодной, но все же решил он их испытать. Говорит Красе Прохор:
— Дочка моя, Отрадушка, помощница мне добрая. Что ни попрошу, все мне принесет и все сделает. Такова ли твоя Гордана?
— Такова, такова! — уверяла Краса. — Примешь нас, горя знать не будешь!