Тарас Рыбин
Сказки о Радмире, Пелагее, Пафнутие, Ягнеде, лесе дубовом, боре сосновом, семерых волках, косолапом медведе, английском рыцаре, сорокоголовом змее и других
ВОЛШЕБНАЯ САБЛЯ
В одном городе русском жил княжич Радмир. Когда дорос княжич до годков девятнадцати, стал тосковать в одиночестве. Увидел то князь-отец и тут же понял, что делать надобно. Послал отец сына в страны заморские искать себе жену верную, невесту красную. Долго ли, коротко ли, погостил княжич у короля английского да короля французского, у короля германского да короля датского. Все принцессы хороши: волосы — цвета пера лебединого; глаза — цвета неба весеннего. Все хороши, да не по душе Радмиру.
Воротился Радмир в землю русскую, да так рад был, что в город въезжать не спешил. Заехал по дороге в лесок-перелесочек, да и остался там ночевать у кострища жаркого. Вдруг просыпается ночью и слышит: шум, гам, крик, вой! Вскочил, побежал и видит: стая волков терзает девицу красную, хотят в клочья порвать её да по кусочкам сожрать её. Схватил Радмир дрын дубовый, да раскидал лесных супостатов по веткам. Зверье хвосты поджали и пустились бежать в разны стороны.
А девица та к ручью сбегала, умылась, да к Радмиру воротилась.
— Кто ты есть, красна девица?
— Зовусь Пелагеей, царевной лесной. Но ты, Радмирушка, зови меня Пелагеюшка. Теперь я твоя, коль замуж хочешь взять меня.
Люба стала княжичу девица красная.
— Но как ты здесь оказалася?
— Бежала я от гнева батюшки моего, царя леса дубового. Хотел он меня замуж выдать за сына владыки бора соснового. Но не люб о мне, ох не люб! Воспротивилась я, а царь разгневался. Из царства выгнал меня. Теперь уж я — бесприданница. Прознали о том разбойники серые, хотели сожрать меня. И сожрали бы, если б не ты, Радмирушка! Теперь как скажешь, так и да будет мне.
Взял княжич девицу за рученьки белые и молвит:
— Если скрасишь, девица, жизнь мою тоскливую, то не надобно мне другого приданного. Повезу тебя в город батюшкин, будешь ты там княжною русскою.
Посадил девицу на коня ретивого и отправились в город русский. Князь-отец Пелагеюшке не нарадуется: и красива, и умела. Решили свадьбу играть, да за день до свадьбы все то и случилось.
Поднялся ветер-ураганище, шум, грохот, и недра земли содрогнулись. Соглядатаи на стене городской удивились: из леса войско на город идёт огромное, войско несметное, войско звериное. А во главе войска того — богатырь могучий с саблею яркою.
Подходит богатырь к воротам города русского, одет весь в одежды зелено-карие, облачен в доспехи древесные. Взывает он гласом гулким:
— Почто, княжич, невесту сына моего к себе увез?
Отвечал князь-отец со стены городской, со стены крепостной:
— Чем докажешь, что невеста она сыну твоему? Отец девицы, что замуж выдавал ее, прогнал ее, отказался от нее.
Молвил владыка бора соснового:
— Отец ее, сосед мой, отказался, а я не отказывался. Отпирай ворота и отдавай девицу!
Тогда князь-отец молвил гневно:
— Коли хочешь, сам и отпирай как можешь.
Подошел владыка лесной к воротам города, да как взмахнет трижды саблею волшебною и порубил ворота дубовые в щепки сосновые. Вошел в город, а за ним и всё войско звериное: глазами зыркают, люд мирный клыками стращают. Встали звери по одну сторону, а воины дружинные — по другую. Друг на друга скалятся, а напасть не решаются. Молвит тогда владыка лесной:
— Негоже людям со зверями цапаться. Вызываю князя на бой ратный, на бой честный. Смерти князя не желаю. Чье оружие первым сломится, тот себе девицу и оставит.
Поглядел князь на меч свой боевой: меч булатный, меч старинный, и согласился на бой. Сошлись князь да владыка лесной, ударил меч княжеский о саблю волшебную, полетели искры что брызги морские. И разбила сабля волшебная меч княжеский, меч булатный, меч старинный аки спичку сосновую. Не успели опомниться, как усадил медведь девицу на спину себе, да и был таков. Уехал и владыка лесной с воинством.
Погоревал княжич, да не долго. Оседлал скакуна ретивого, да поскакал по следу войска звериного. Скакал он по лесу три дня и к вечеру увидел крепость древесную, не рукотворную, а из земли выросшую. Видит: в самой высокой башне — окно, а в окне — Пелагеюшка. Стал он по древу карабкаться и вскоре до окошка добрался.
— Идём, Пелагеюшка, взбирайся на спину мне, увезу тебя в город русский.
— Нельзя, Радмирушка, свет мой. Узнает владыка лесной. Пустится в погоню и порубит тебя саблей волшебною.
— Душа моя, Пелагеюшка! Где достать мне саблю волшебную?
— Нет места такого, где бы лежала она. Но царевна лесная может саблю волшебную выковать, но единожды в жизни и для мужа верного. В первый вечер начнет она, да на третий вечер окончит. Да боюсь — не успеем мы.
— Не бойся, душа моя! Придумаем что-нибудь.
Залезла царевна-девица на Радмира спину крепкую, спустились они, да и пустились галопом до града русского.
По дороге проголодались. Видит Радмир, что бобриха в ежевике запуталась и говорит Пелагее: «Сохотничаем?» Но девица умоляет: «Не тронь зверя, Радмирушка, ее муж нам службу сослужит». Послушал княжич девицу, вызволил бобриху, жену бобра речного. Та поклонилась, да и прыг во своя си.
На третью ночь приехали в город русский на радость князю-батюшке, да тем же утром и обвенчались. Как службу сослужили Церковную, так царевна лесная тут же удалилась в кузницу жаркую. И только стук молота да шипение пара доносится. Три дня трудилась не покладая ручонок белых. На третий вечер вручила мужу саблю яркую, ночью холодную, днем жаркую.
— Прими, Радмирушка, саблю волшебную и помни одно: чем сильнее жена тебя любит, тем крепче твое оружие; и кого жена сильнее любит, то и победит. Я тебя сильно люблю, но жена врага твоего тоже без ума от мужа своего.
Принял княжич клинок волшебный и стал ждать врага своего.
А тем временем, проведал владыка лесной, что похитил княжич девицу прямо из крепости его древесной, из башни самой высокой. Пустился в погоню с войском звериным, да не тут-то было. Бобр, тот, что муж бобрихи, плотины порушил. Разлилась река полноводная. Застряло зверье в болоте. Шесть дней добиралась погоня до города русского.
У ворот встретил их княжич Радмир с саблею яркою, то холодной, то жаркою. И молвил к нему владыка лесной:
— За то, что незаконно выкрал ты девицу из моей крепости древесной и женил ее на себе не сносить головы тебе!
И сошлись на бой княжич младой и владыка лесной. Пришли на то место и жены их. Жена владыки, царица лесная, для мужа приоделась: серьги длинные, платье заморское. Сразу видно: любит мужа своего. А Пелагея пришла в платье простеньком да с глазами завязанными.
В первый раз встретились сабли волшебные. И было то удару молнии подобно. Царица лесная мужу кричит да подбадривает, а Пелагея все про себя молитву за мужа читает.
В другой раз встретились сабли волшебные. И было то двум громам подобно. Тут царица лесная увидела Радмира, и вдруг люб он ей стал. Отвернулась жена от мужа своего и к Радмиру повернулась, да так что б видел он ее: серьги длинные да платье заморское. А Пелагеюшка не глядит сквозь повязку тугую: молитву за мужа читает, да слезы роняет.
В третий раз встретились сабли волшебные. И был тот удар подобен трем громам небесным. И разлетелась сабля владыки лесного на кусочки мелкие. Опустил клинок княжич и молвит:
— Как пощадил ты отца моего, так пощажу и я тебя. Уходи во своя си.
Удалился владыка лесной в край свой хлебавши не солоно. Там разругался он с женою своей за то, что предала она его. А она за то, что отругал ее, отравила мужа своего. И стала она края того владычицей грозною, чародейкой черною.
А Пелагея с отцом помирились. И отдал царь лесной весь лес свой ей в приданное. И стал с тех пор лес тот дубовый землею русскою, а медведь — зверем русским. И жили Радмир с Пелагеей по-разному, но в общем — радостно. И к Богу отошли в одночасье.
Лешие ушли
— Лешие ушли!
По лесу промчался слух. А может это только ветер? Он со свистом пролетел вдоль троп и со всей силой врезался в мягкие заросли ивы. Запутавшись в ветвях, ветер жалобно зашуршал тонкими листиками:
— Лешие ушли!
Встревожилось древо, закачалось и давай реку будить:
— Проснись, мол, подруга! Лешие ушли!
Заволновалась река волнами да пеной:
— Как так ушли?
И понесла листья ивовые с вестью печальною. Так и прознал лес тот весь, что нет в нем больше хозяев. А значит и порядкок в нем блюсти некому.
* * *
Случилось то в то время, когда правил градом русским да лесом дубовым князь Радмир с княгинею. Просыпается князь от того, что в створки оконца стучат, да часто так: тук-тук-и-тук, так-так-и-так. Отворил князь створку, а там — птица-синица. Пархает, крылышками машет, да тонким голосом причитает.
— Ой, княже-княже, княже Радмирушка, горе-горе, случилось такое да такое! В лесу да в нашем да дубовом! Нет порядка, нет порядка! Лешие, деревьев пастушки, хозяева наши, ушли! Ушли да лес оставили, лес покинули. Радмирушка, не стоять лесу нашему и дня единого!
И ясно было Радмиру все то, что птица-синица поведала, так как птичий язык понимать мог. Удивился князь весточке странной, и спрашивает:
— Почто же лешие, пастыри древесные, уйти решили?
Отвечала птица-синица:
— На границе с бором сосновым хворь лесная поселилась. Живет там теперь старец один. Уж две луны полных, как поселился там. Избу срубил себе, обнес стеной-частокольною, да живет там один-одинешенек. Во дворе его все растет да живет, а за стеною — мор царит да тьма стелется. Кто ступит на землю темную, тот помрет на месте. Ох, не добр человек тот, ох не добр!
— Не уж то никто не сумел прогнать старика того?
— Нет, Радмирушка! Волки пытались, медведь ходил, да никто из них не вернулся. Все там сгинули.
Прогневался князь на злодеяния такие во владениях его.
— Поеду я и прогоню колдуна старого с земли русской!
— На тебя, княже, надежда едина!
Оседлал князь коня боевого, коня ретивого, и пустился в путь с дружиной малою.
Подъезжают к краю, где лес дубовый кончается, а бор сосновый начинается, и видят — изба стоит. А вокруг избы — стена-частокольная. А вокруг стены — тьма, мор, да трупы звериные. И только тропа, что к калитке ведет, поросла травкой зеленою. Глядит князь с дружинниками, удивляются. Отворил князь калитку, а там у крыльца — волков семеро: лежат сытые, довольные. Узрели волки князя, встали на лапы и давай кланяться. Глядит князь с дружиною, удивляются. А у входа в избу диво дивное! Старец с медведем борются! Медведь огромный да бурый, а старец весь в черном да с посохом. Пригляделся князь — нет, не борются, а обнимаются! Увидел медведь князя, поклонился, да и ушел в сторону. А старец князю радуется, в дом приглашает, да за стол всех усаживает. А стол уж накрыт, будто ждали их. Князь с дружиной на яства поглядывают, а вкусить не решаются. Отведал тогда старец от яства каждого. И давай дружинники уплетать за обе щеки. Князь только медлит, да старцу молвит:
— Скрыть не хочу, зачем приехал я. О тебе, старче, слух ходит не добрый, что мор ты сеешь на земле русской, что колдун ты и зверей губишь. Синица прилетала и сказывала, что сгубил ты волков семеро да медведя огромного. А пришел к тебе и вижу, что не правда то. Теперь не знаю, что и думать. Что сам ты о себе скажешь?
— Как сам ты рекл, княже, не правда то. Слух правды не любит, а ко лжи ластится. Звать меня Пофнутием. Чернец я, Бога прислужник. Сюда прислан я тьму да мор удерживать.
— Вижу, что слеп слух звериный аки людской! Но скажи мне, старче, отколь тьма да мор пришли к нам?
— Ягнеда, владычица бора соснового давно уж — колдунья черная. Она мужа своего, владыку лесного, загубила отравою. И верных ему зверей умертвила чародейством черным. От дел ее темных заболел мором бор сосновый. А теперь хворь эта и в наш лес пришла.
Исполнился гнева князь и молвит:
— Соберу дружину великую, да выдворю ведьму из бора соснового от границ русских подальше!
Отвечал старец голосом мирным:
— Не поспешничай, княже. Коль ступят твои воины на землю темную, землю мертвую, так тут же сами и помрут.
— Что же делать мне, отец черноризец?
— Есть у меня сапог пара. Сапоги не простые, да водою живою, водою святою пропитанные. Коли их ты наденешь, то везде пройдешь. Но сапожек мужских у меня лишь одна пара есть. Так что идти тебе самому надобно. Но ты не страшись. Там в бору да сосновом кроме колдуньи никого в живых уж и не осталося. Вот тебе посох мой с крестом Божьим. С ним победишь. И помни еще, что в крепости черной не след тебе ни ясти, ни пити, ни кого-либо целовати.
— Спасибо тебе старче, но как же я без опоры тебя оставлю то. А мне моя сабля волшебная больше к лицу идет.
С этими словами встал князь из-за стола, принял от старца сапоги водою живою пропитанные, поблагодарил за хлеб-соль, да и попрощался.
За калитку вышед, отпустил князь дружину домой. Велел княгине доложить обо всем, что видели да слышали. А сам обул сапоги Пафнутьевы, ступил на землю мертвую и пошел пешим ходом до крепости колдуньи черной. Идет по бору темному, а вокруг все сосны с иглами. Иглы как кинжалы длинные да как стрелы острые. Так и норовят проткнуть да порезать. Подходит к крепости древесной, а она вся гнилью покрыта и смердит падалью. Врата черные сами отворились, и вошел Радмир в крепость колдовскую. Идет и видит — стол стоит, яствами да питием богато уставленный. Вспомнил вдруг, что голоден. Сел за стол, и, позабыв совет старца, голод с жаждою утолил. Встает Радмир и в следующую залу проходит. Тишина везде, тьма повсюду. Вдруг видит, у прямо стены жена его стоит, Пелагеюшка, по рукам и ногам связанная! Двинуться не может, только слезы льет да к мужу взывает.
— Помоги, Радмирушка! Колдунья связала меня оковами волшебными. Но коль поцелуешь меня, в тот же час распадутся цепи тяжелые! Не медли, любимый!
Дрогнуло сердце Радмирово, подбежал он к пленнице и в губы алые поцеловал ее. Тут же гром грянул! Зажмурился Радмир, а как глаза открыл, глядь, а на месте княгини — Ягнеда, колдунья черная, стоит да посмеивается. О потом, разверзши уста черные, говорит голом леденящим:
Вот и дождалась я тебя, княже! Трижды не послушал ты совета хрыща старого. Сказывал он тебе посох его взять, а ты не взял. Наставлял он тебя в замке моем не вкушать ничего да не пити, и никого в замке моем не целовати. А ты падали моей вкусил, и крови моей испил, и уста мои поцеловал. Теперь поплатишься ты за гордость свою и непослушание. Здесь останешься на веки вечные. Тот, кто раз отругал меня смерть вкусил, а тот, кто не достался мне теперь будет у меня на веки в услужении. Тогда понял князь, что наложила на него ведьма чары темные, чары крепкие. Хочет саблю из ножен вынуть, да снести ведьме голову, и не может. Глаза смотрят, куда колдунья направит; руки творят, что колдунья велит; ноги идут, куда ведьма прикажет, уста глаголют, что в них чернокнижница вложит. И только слезы не по силам заклятью сдержать.
А тем временем, прибыли дружинники княжеские в город русский, да княгине все, что знали, поведали. Слушает их Пелагея, а сердечко побаливает. Вопрошает к дружинным:
— А взял ли князь-батюшка посох, чернецом предложенный?
Отвечали воины дружинные:
— Нет, матушка, не стал князь посох брать. Сказал, что сабля сподручнее.
Еще сильнее заболело сердечко у княгини.
— А внимательно ли слушал князь старца наставления?
— Нет, матушка, князь все вокруг поглядывал, да в путь торопился.
Невыносимо заболело сердце княгини. Встала она, кобылу оседлала гнедую, да и пустилась к старцу галопом.
Прискакала к избе со стеной частокольною, а чернец-старец с косолапым уж у калитки ее поджидают. Припала княгиня к ногам границ хранителя, за мужа прощения просит.
— Прости нас, отче! Радмирушка мой, рубака лихой, горделивый. Думал, что сам без креста Божия с ведьмою сладит. Да чует сердце мое, что не сладил. В беде он. Отдай мне посох твой, да сапожки волшебные. Пойду, мужа из сети черной вызволю.
Тогда отдал ей старец-чернец посох свой дубовый с крестом Божиим на навершии. Отдал и сапожки волшебные и сказал:
— Чтобы узреть правду-истину в замке чародейки черной, прикоснись ко лжи крестом на навершии посоха. И ложь тут же оборотится правдою. А как явится колдунья, стукни оземь посохом трижды во Имя Отца, Сына, да Духа Святого.
Выслушав чернеца внимательно, ступила княгиня Пелагея в царство темное, в царство мертвое. Идет по бору сосновому шагом скорым, о сучья кривые спотыкается, об иглы-кинжалы царапается. Приходит к воротам бывшей темницы своей, а те не отворяются. Прикоснулась к воротам крестом Пелагея, и видит — два чудовища рогатых да мохнатых створки удерживают. Уразумели чудища, что видно из стало, убоялись, да под землю провалились. Вошла Пелагея в крепость черную и в главной зале видит стол яствами и пивом богато уставленный. А запах-то, запах такой что хочешь не хочешь, а о жажде да голоде вспомнишь. Но сердечко у княгини ноет, о еде и думать не желает. Подошла Пелагея к столу тому, и только крестом на посохе по нему стукнула, как яства обернулись гнилой падалью, пиво — черной кровью, а запах — невыносимой вонью. Ступает Пелагея в залу дальнюю самую, а там два трона стоят. Трон побольше пустует, а на том, что поменьше — Радмир-князь восседает, за гостьей строго наблюдает. Пелагея мужа увидала, заплакала, и со слезами на грудь к нему кинулась. А князь со всей силы откинул ее так, что о дальнюю стену стукнулась. Взмолилась Пелагея:
— Ты что же, Радмирушка, аль не признал меня, Пелагею, жену твою верную?
Отвечал ей муж ледяным голосом: