Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных

На южном берегу реки в 1855 году для Всемирной выставки был возведен Хрустальный дворец, который позднее был перенесен в Сайденхем, а на противоположном берегу находится аллея для прогулок, где знатные дамы любят кататься и самостоятельно править своими фаэтонами и легкими одноместными колясками, которые называются Poney chaise. Здесь находится также кольцо (ring), или круглая площадь, которая служила местом встречи придворным щеголям времен первых двух Стюартов.

На северо-восточном углу, напротив улицы Грейт-Камберленд, с 1851 года стоят Мраморные ворота (Marble Arch), которые раньше находились перед Букингемским дворцом. Чуть дальше, на том месте, где в прошлом находилась виселица Тайберн — английский Монфокон[37], лежит камень с соответствующей надписью. Когда место казни было перенесено отсюда в Сент-Джайлс, несчастные приговоренные, чей крестный путь из-за этого удлинился, получили право останавливаться у ворот лепрозория, основанного в этом приходе королевой Матильдой, и выпить кружку пива, дабы набраться сил и отдышаться перед тем, как их задушат.

В Гайд-парке часто проводятся военные парады, а иногда народные митинги. Они служат не только для проверки настроений общества, но и для формирования общественного мнения. Это своего рода парламенты под открытым небом, и отголоски его споров слышны даже в правительстве.

Гайд-парк, можно сказать, находит свое продолжение в Кенсингтонских садах, то есть за своими границами.

Эти сады открыты только для пешеходов и наездников, туда не допускаются ни слуги в ливреях, ни дамы в сандалиях (даже порядочные), ни собаки (даже в намордниках). В Кенсингтонских садах еще живы аристократический дух и манеры, которых теперь уже не найдешь в других садах и парках Лондона. Эти великолепные сады расширялись постепенно, и теперь их площадь составляет сто сорок гектаров. На севере они граничат с Аксбридж-роуд, на востоке — с Кенсингтон-роуд, на западе — с Кенсингтонским дворцом и прилегающими к нему зданиями. Здесь нет неровностей и поворотов, таких как в Сент-Джеймс— или в Гайд-парке, напротив, сад состоит из прямых аллей, которые напоминают величие и помпезность Версаля. Прекрасный зеленый газон начинается прямо у подножия дворца и тянется вплоть до берега Серпентайна. В центре его находится большой водоем, в котором плавают птицы всевозможных пород. Нигде не увидишь столь разнообразной и хорошо подобранной стаи. Посетители, как правило, предпочитают гулять по широкой тенистой аллее, параллельной дворцу. На берегу Серпентайна разбиты цветочные бордюры, которые содержатся с любовью и прилежанием, о которых во Франции давно забыли. У источника реки, как будто для того, чтобы украсить его и защитить, был создан, точнее построен, один из тех итальянских садов, в которых скульптуре и архитектуре отводится первое место. Там больше статуй, чем деревьев. Англичанам очень нравится монументальный фонтан с группой поддерживающих мраморную чашу тритонов и наяд, из чьих кувшинов льется вода. Вся эта мифологическая компания трясется, дрожа от холода, и зарастает мхом в сыром лондонском тумане. Англия пока еще не нашла собственного стиля в архитектуре, и безвкусные заимствования иноземного искусства находятся как будто бы в вечном противоречии с ее холодным климатом.

Гигантское дерево в Кенсингтоне

Риджентс-парк на три гектара больше Гайд-парка. Когда-то он был частью огромного парка — Марилебон. Его пересекала речка Тайберн, которая сегодня рассталась со своей славой, уйдя в сточные лондонские канавы. Парк был заложен в 1812 году, тогда же началось строительство прекрасных дворцов на террасах Йорка, Корнуолла и Камберленда, которыми руководили знаменитые в то время архитекторы Джон Нэш и Децимус Бертон.

Настоящим создателем этого парка был регент, который правил после смерти Георга IV. Ему хотелось собрать в окрестностях парка всю знать королевства и построить там роскошную резиденцию, которую Риджентс-стрит, подобно великолепному связующему звену, соединил бы с его усадьбой в Карлтон-Террас. Но даже особам королевской крови не всегда удается добиться исполнения своих желаний: высший свет не принял Риджентс-парка, несмотря на его красоту и простор для строительства.

Над Риджентс-парком слегка возвышается Примроз-Хилл (холм Первоцветов), эта трибуна под открытым небом, с которой столько раз со страстными речами обращался к английскому народу венгр Кошут. Границами парка на юге служит Йорк-Террас, на юго-западе — Парк-роуд, на севере — канал Регента, на востоке — Колизей, больница Святой Екатерины и террасы Честера, Кембриджа и Камберленда. Он имеет почти круглую форму и соответственно две концентрические аллеи, на его территории находится ботанический сад Королевского ботанического общества, просторные оранжереи и восхитительные газоны, зимний сад, который дает членам общества драгоценную возможность погулять в тепле и дивных ароматах в самые непогожие дни. Между зимним садом и Йорк-Террас отвели лужайку для тира, в котором тренируются лучники. Постоянный прогресс Шасспо, Дрейса и Ремингтона[38] не позволяет поставить под сомнение полезность подобного заведения. Лук призван сыграть определяющую роль в войнах будущего. Только он способен послужить противовесом зловещему распространению пулеметов и пушек Круппа. Вот почему мы не удивляемся тому, какое значение придают стрельбе из лука девушки многих английских селений, которые, к счастью, ради этих воинственных упражнений не стали приносить ту же жертву, что и древние амазонки.

Одной из удивительных особенностей Риджентс-парка является то, что некоторым частным лицам здесь разрешили построить собственные виллы. И это самое приятное во всем Лондоне место для жизни.

Под кронами Риджентс-парка

Но самой большой достопримечательностью Риджентс-парка является зоологический сад, чьим появлением и существованием мы обязаны частному начинанию. Несмотря на это, лондонский зоосад является одним из лучших в мире.

Акционерное общество, главными членами которого были сэр Хэмфри Дэви и сэр Стемфорд Раффлос, основало зоосад в 1826 году. Уже в 1840 году собрание животных стоило пять миллионов, но это не останавливало его создателей. Нигде животные, привезенные с разных концов земли, не находятся в таких прекрасных условиях, и потому они размножаются как на воле.

В Лондоне не так уж много мест, где можно с удовольствием погулять и отдохнуть. В Риджентс-парке причудливые дорожки приведут вас то к какому-нибудь водоему, то к саду, в котором собраны растения самых разных широт, то к опушке лужайки, которая уходит вдаль, следуя плавным линиям ландшафта. Но где бы вы ни оказались, ноги, повинуясь некой неодолимой силе притяжения, сами приведут вас в зоосад, и вы без устали будете любоваться в своем роде уникальным его собранием. От крупных африканских хищников вы перейдете к королевскому тигру из индийских джунглей; вы протянете пучок травы мирным обитателям европейских лесов, заглянете в ров с медведями. Разумность обезьян примирит вас с их хитростью и озорством. Взволнованным, почти отеческим взглядом вы будете смотреть, как белокурые и румяные детишки, сидя на высоте десять футов от земли, катаются на спинах мощных слонов, покрытых дорогими попонами, как при дворе какого-нибудь восточного раджи. Попугайчики заставят вас заслушаться, а блестящие колибри заворожат ваши глаза. Эти крылатые огоньки, неутомимые искорки, живые рубины, порхающие карбункулы и изумруды, вырвавшиеся из живой оправы природы, никого не оставляют равнодушными.

Зоологический сад

Я лишь вскользь упомяну о рептилиях, ибо мне еще не удалось преодолеть отвращение к тому гадкому отродью, что заставило пасть нашу праматерь Еву. Признаюсь, мне показалось, что кролики — правда, не из религиозных соображений — разделяют мои недобрые чувства к пресмыкающимся. Ничто не сравнится с ужасом, который они испытывают, попав в клетку с боа-констриктором. Можно подумать, они понимают, какая им уготована участь, и не могут смириться со столь продолжительным способом переваривания. Тем не менее я советую вам посмотреть на Sieboldia maxima, японскую саламандру длиной в фут, впервые завезенную в Европу, где, надеюсь, она не примется размножаться слишком поспешно.

Прежде чем покинуть Риджентс-парк, хочу поговорить об одной характерной особенности англичан. Им всегда и во всем нужен любимец, leader, знаменитость, гвоздь сезона. В политике, литературе, искусстве им нужен некто или нечто, что может послужить точкой отсчета, планкой, знаменем, о чем они могут поговорить, намазывая маслом свой тост за чашкой чая — сир of tea. В Риджентс-парке всеобщим любимцем является гиппопотам. Его постоянно окружает толпа, он один мог бы приносить такой же доход, как все остальные животные, вместе взятые. Ни Патти в Ковент-Гардене, ни Нилсон в Друри-Лейн не оказывали такого воздействия на публику. Гиппопотаму до этого нет никакого дела, он охотно променял бы свою славу на лишнюю порцию сена!

По-прежнему на западе Лондона, но на южном берегу Темзы находится один из интереснейших парков английской столицы — парк Бэттерси, который раскинулся на площади в семьдесят пять гектаров. Там есть озеро с островками, окруженное газонами с купами экзотических деревьев, и площадка с гимнастическими снарядами на красивой лужайке, где все желающие могут поупражняться в силе и ловкости. Англичане большие любители таких тренировок. Но у парка Бэттерси есть один недостаток. Как мы уже сказали, он находится на южном берегу Темзы, а аристократия живет на другом берегу и никак не желает пересекать реку.

Пока мы говорили только о парках Вест-Энда, предназначенных для баловней фортуны. Но недавно на востоке английской столицы, в бедном густонаселенном районе, где живут рабочие, между жалкими кварталами Бетнал-Грин, Хэкни и Боу был основан новый парк, который носит имя ее королевского величества Виктории.

Зоологический сад. Обезьяны

Зоологический сад. Птицы

Риджентс-парк. Медвежий загон

Этот парк предоставляет шестисоттысячному населению самых бедных приходов столицы лужайки, водоемы, купы деревьев и цветочные клумбы — природу, радостный сельский вид — прямо посреди их мастерских и фабрик. И люди могут видеть их каждый день, не тратя ни времени, ни денег. Знатный господин, чье имя должно быть внесено в список благодетелей человечества, герцог Сазерлендский, из собственного кармана оплатил сто шесть гектаров земли, на которых простирается парк Виктория, а парламент выделил на его озеленение и обустройство два миллиона пятьдесят тысяч франков, которые тут же были использованы по назначению. В парке имеются два озера, в которых летом ежедневно купаются в среднем четыре тысячи человек.

Кроме парков, в Лондоне есть еще много садов. Они уступают паркам в размерах, и обычно за вход в них надо платить, так как большинство садов являются частными, но они обеспечивают немного воздуха и пространства, деревьев, зелени, цветов и света тем, кто целые дни проводит в душной и нездоровой атмосфере лавок и контор. Как правило, люди собираются в них по вечерам и находят там развлечения разного рода.

Таковы, к примеру, сады Воксхолла, которые находятся на правом берегу Темзы рядом с одноименным мостом. Они были разбиты на месте замка одного нормандского сеньора по имени Фулк, или Фаук де Бренд, современника Иоанна Безземельного, и открыты для публики в 1661 году. Семьдесят лет спустя новый владелец Джонатан Тайерс перестроил их, украсив с большой роскошью, и в XVIII веке они на какой-то период стали местом встреч для великосветской публики.

Сегодня в садах Воксхолла много беседок, павильонов и ротонд, там под открытым небом играют оркестры, есть даже танцевальные и концертные залы. Кроме того, там можно посетить театр теней, полюбоваться гимнастами, косморамой, фейерверком, а также полетать или просто подняться ввысь на воздушном шаре.

Уличные музыканты

Креморнские сады находятся на Кингс-роуд, в Челси, на землях, некогда принадлежавших лорду Креморну, а затем барону Беренгеру. Они занимают четыре с половиной гектара и открыты для публики с Троицы до поздней осени. В садах есть те же аттракционы, что и в Воксхолле, но их посещают только люди второго и третьего сорта. Эти сады не пользуются широким признанием.

Сады Суррея на Пентон-Плейс в прошлом были знамениты своим собранием животных, которое могло поспорить с собранием зоологического сада Риджентс-парка. Эти сады, спроектированные Кроссом в 1831 году, включают живописное озеро и простираются на площади в шесть гектаров, на которых проводятся венецианские праздники с музыкой, прогулками на гондолах, фонариками и факелами. Там нередко можно встретить проповедников, которые, встав на скамейку или взобравшись на холм, зазывают с этой импровизированной кафедры прохожих. Когда набирается достаточно большое число слушателей, они вкрадчиво внушают им необходимость обратиться в веру, рисуя ужасающие картины адских мук. Во Франции просветителя подобного рода быстренько выкинули бы за ворота сада Мабий или любого другого сада. В Лондоне ему никто не мешает, публика прибывает, и порой люди, которые пришли в сад поразвлечься и отдохнуть часок-другой, возвращаются домой, бия себя в грудь.

Рядом с этими большими и радующими глаз садами, где все приобретает невиданный для нас размах, в Лондоне есть также заведения, в которых очень любят бывать представители среднего класса, мелкие торговцы, скромные буржуа и свободные ремесленники. Я имею в виду Tea gardens, сады-рестораны, на чьих аллеях и газонах устроено большое количество увитых жасмином, клематисами, хмелем, девичьим виноградом беседок, в которых англичанин, замкнутый и нелюдимый, может уединиться и выпить чая в кругу семьи, не боясь взглядов и ухмылок тех, кто не был ему представлен.

В Лондоне нет такого большого количества площадей, вроде тех, что украшают многие европейские столицы. Зато почти на каждом шагу он предлагает нам своеобразное сочетание зданий и зеленых насаждений, которое является характерным именно для Британии и которое обозначается словом «сквер» (square). Центр сквера занимает садик с высокими деревьями и газонами в цветочных бордюрах. Нередко его оживляет тихо журчащий источник или радующий глаз фонтан. Эти сады окружены решеткой и закрыты для свободного посещения, но почти у всех жителей окрестных домов есть ключ от калитки, и они могут позволить себе отдыхать в тени прекрасных деревьев, которые поддерживают в душах буржуа любовь к природе.

По дороге на дерби

Окрестности Лондона. Хамстед

Среди главных в Лондоне можно назвать скверы Лейчестер, Сент-Джеймс, Беркли, Гросвенор, Гановер, Итон, Белгравия, Кавендиш, Портмен, Манчестер, Юстон, Фицрой, Рассел, Бедфорд, Ред-Лайон, Блумсбери, Линкольнс-Инн-Филдс и Сохо.

Скверы эти бесспорно являются запоминающимися и типичными для Лондона. Их соседство всегда желательно, они улучшают условия жизни, делают их более здоровыми. Вместе с парками они способствуют очищению воздуха от ядовитых испарений бедных кварталов. Предусмотрительные городские власти должны приумножать их количество до бесконечности везде, где живет большое количество людей. Бывает так, что одно дерево важнее целого дома. Наши специалисты по сносу зданий не понимали этого, когда, разрушив Париж старый, возвели Париж новый.

Лошади

Не знаю, кто сказал, что лошадь — это пьедестал королей. В любом случае сказано верно, и я знаю многих людей, которые, не будучи королями, мечтают о том, чтобы завести себе такой пьедестал.

За исключением Аравии, нет другой такой страны в мире, где так любили бы лошадей, как в Англии. Эта страсть захватила не только богатых, которые могут ее удовлетворить, но и весь народ, и тот, у кого нет своей лошади, любит чужих.

И не найдется в Европе народа, который умел бы так обращаться с лошадьми, как народ английский. Всякий англичанин рождается лошадником: или конюхом, или кучером, или барышником, или даже всем сразу. Он прекрасно понимает это животное и, зная, зачем нужна лошадь и чего от нее можно ждать, в то же время знает, как о ней надо заботиться, и дает ей все необходимое. И в ответ он получает от лошади все, на что она способна, и на войне, и на охоте. Едет ли он верхом или в экипаже, англичанин находит в лошади идеального слугу. Он сумел вывести сотни пород, каждая из которых годится для разных целей, и таким образом удовлетворил все свои потребности. Сравните ирландского коба, компактного, как говорят в Англии, и приземистого, с верховой лошадью, похожей на борзую. Ее ноги разлетаются, как стрелки компаса, чтобы шаг был шире при любом аллюре. Поставьте пони с Оркадских и Шетландских островов рядом с огромными лошадьми из Норфолка и Йоркшира, являющимися гордостью лондонских пивоваров, и спросите себя, каким трудом, какими изысканиями и какой тщательной селекцией можно было получить из одного исходного материала столь разные результаты.

Но больше всего английская любовь к лошадям и ее всемогущество проявляются на ипподромах.

Экипаж для простого народа

Толчея

Скачки как общественное и политическое явление в своей истории восходят к глубокой древности. Первобытные люди обожествляли лошадь наравне со всеми силами природы, полезными или грозными. Соломон учредил скачки у евреев и, сидя на троне, следил за своими фаворитами. Говорят, он подарил это зрелище царице Савской. Известно также, какое влияние оказали Олимпийские игры на творчество Фемистокла, Фидия и Перикла. В Греции проводились и скачки, и бега. С самых первых дней основания города, который стал носить его имя, Ромул начал проводить скачки, которые продолжались вплоть до крушения империи. И все хорошо знают, как любили лошадей византийцы, какие страсти разгорались в городе, разделившемся на «синих» и «зеленых», и как их соперничество каждый день грозило кровопролитием. Но для византийского духа главным в скачках была их зрелищность, и вместо того, чтобы улучшать породу туземных лошадей, устроители игр на ипподроме довольствовались тем, что покупали в разных краях, покорных скипетру их императоров, самых красивых и сильных лошадей, какие только попадались им на глаза.

В хрониках французской школы верховой езды тоже есть золотые страницы. Легенды о Карле Великом рассказывают о подвигах конных рыцарей. Этот великий государь, одинаково сильный и духом и телом, сам дрессировал своих лошадей. Позднее, в Средние века, проходили конные скачки в Бретани. И уже много столетий за нормандцами утвердилась слава лучших в конных состязаниях. История же скачек у народов, обитающих в Пиренеях, теряется во мраке времен.

Как бы то ни было, состязаниям древности далеко до строгости и корректности современных скачек и бегов. Мы рассказали о них, только чтобы напомнить о связи времен и истоках. Основателем же современных конных соревнований в том виде, в каком они проводятся в Европе наших дней, бесспорно, является Англия.

Конный рынок Татерсол

Окно в Эпсоме

Англия всегда была благодатной землей для лошадей. Ее климат и пастбища, похоже, всегда подходили им как нельзя лучше.

Юлий Цезарь не скрывал восхищения, когда говорил о ловкости, с которой бретонцы управляли колесницами с острыми косами по бокам, и об их быстрых и выносливых лошадях. В походе против них он захватил большое количество этих лошадей, переправил их на континент, а потом распространил по всему свету.

Немного погодя, когда римляне стали полными хозяевами Британии, они скрестили местные породы с лошадьми разного происхождения, которые были в их коннице. И это явилось первым шагом к вырождению. Потом последовали другие шаги. В эпоху завоеваний испанские лошади, которых во Франции называют genet, красивые, смелые, благородные, статные, способствовали первому возрождению породы, которую испортили римляне. Но это были попытки нескольких аристократов, которые не оказали серьезного влияния на коневодство страны в целом.

Иностранцы, прибывшие в Лондон накануне дерби

Первая арабская лошадь была завезена в Англию при Генрихе I.

Первые скачки состоялись при Генрихе II.

Они проходили за чертой города, на поле Смитфилда. Каждую пятницу туда приводили лошадей, предназначенных для продажи, и испытывали их при большом стечении графов, баронов, рыцарей и буржуа, которые хотели своими глазами увидеть лошадей в деле и приобрести ту, что понравится.

Лошади ходили шагом, их пускали рысью и галопом. Каждое воскресенье поста (в ту пору еще не оберегали покой Господа с той строгостью, которая позже стала характерной для протестантской Англии) после полудня проводился своего рода турнир, в ходе которого лошади и всадники состязались в ловкости и сноровке. И под конец проводились скачки на полной скорости. Но в то время было еще очень далеко до того, чтобы англичане были довольны своими лошадьми.

Они чувствовали, какой должна быть идеальная лошадь, и были полны решимости добиться своего.

Король Иоанн купил во Фландрии сто отборных жеребцов-производителей. Год спустя Эдуард II вывез из Нормандии тридцать боевых коней и двенадцать тягловых. Эдуард III пожертвовал крупными суммами, чтобы раздобыть пятьдесят прекрасных испанских лошадей. Он получил чисто скаковых лошадей, которые ценились исключительно за их резвость. И эта резвость порой шла в ущерб силе.

Генрих VIII держал в своих конюшнях знаменитых лошадей, ему удалось увеличить рост английской лошади, поскольку он требовал, чтобы жеребцы-производители были не ниже определенного им самим уровня. В его царствование начали проводить скачки в Честере и Хэмфорте. Но тогда еще не было ипподромов с заранее размеченными трассами. Отважные всадники пускались вскачь по полям к намеченной цели, и каждый выбирал дорогу к ней на свой страх и риск.