▟▄▙ ▄ ▙

— К Олегу Святославовичу.

— Нету его сегодня.

— Как? — огорчилась Ада Леонидовна. — Вторая среда чётного месяца, приём населения!

— На сайте у него записывались?

— Ещё в июне! Пустите!

Охранник поморщился:

— Да мне-то что, идите. В сумке что? — Он поводил своим жезлом вдоль сумки и кивнул.

Ада Леонидовна рассчитывала быть первой. Но под дверью с табличкой «Депутат Гагаринского р-на Соломейко О. С.» уже сидела старушка в кофте, связанной явно не спицами, а крючком. Рядом сидела немолодая женщина с младенцем и молодой парень на инвалидном кресле. Ступней у него не было, камуфляжные штанины были сшиты внизу абсолютно непрофессиональным стежком.

— Вы последний? — спросила Ада Леонидовна.

— Никак нет, — сухо ответил тот. — Ветераны без очереди, первым пойду.

— Ветеран! — фыркнула старуха. — Блокаду пережили и тебя переживём.

— Пропустили бы с больным ребёнком, — напомнила о себе женщина.

Ада Леонидовна села на свободное место:

— А сегодня принимать будут?

— Кто ж знает, — вздохнула старуха. — Человек большой, ему и за центром следить, и за районом. Тут за котом-то не уследишь. Вы по какому вопросу?

— По квартирному, — вздохнула Ада Леонидовна, для убедительности вынула из сумки своё письмо и затараторила: — Невестка у меня прописалась, после развода я с внуком, а она прописала своего мужика, а мне говорит, езжай в Калугу, у тебя дача, и угрожает, полиция в суд послала, а суд в полицию, на депутата одна надежда…

— В прошлом месяце приёма не было, — вздохнула старушка. — Я до пяти ждала и ушла.

Ада Леонидовна пересидела и старушку, и женщину с ребёнком, и даже парень на инвалидном кресле вдруг невнятно выругался и укатил прочь. И тогда Ада Леонидовна тоже побрела к выходу. На стуле дремал охранник.

— А я вас предупреждал, — сказал он не злобно, но удовлетворенно.

— Олег Святославович здесь вообще не бывает?

— Бывает. — Охранник пожал плечами. — Он же владелец всего.

— Я вас очень прошу! — Ада Леонидовна с мольбой схватила его за подокатник плечевой накладки. — Как его увидите, передайте моё письмо и вот этот подарок!

— Нам не положено.

— Ради меня! Во имя всего святого! Под мою ответственность! Я больше так не буду, клянусь мамой! — Ада Леонидовна пыталась вспомнить самые убедительные слова, что слышала за свою жизнь.

▟▄▙ ▄ ▙

Врач Суворов словно не замечал пациента. Вот уже десять минут он сидел за своим компьютером — то двигал мышкой, то принимался набирать строки, подолгу задумываясь, словно сочинял рассказ на какой-нибудь свой врачебный конкурс.

— Ну и что там у нас? — произнёс он, не поворачиваясь.

— Жжение, доктор. И кровь идёт.

— Раздевайтесь, чего сидите.

Осмотрел он пациента профессионально: одним взглядом, не надевая перчаток и даже не вставая из-за стола.

— Работа сидячая?

— Охранник я, в торговом центре. С восьми до одиннадцати.

— Ну и что вы хотите. Геморрой сейчас у всех по моим наблюдениям.

— А что делать-то?

Врач Суворов не слышал — щёлкал по клавиатуре и двигал мышкой. Снова потянулись долгие минуты, и было понятно, отчего в коридоре такая очередь.

— Купите себе мазь, — наконец сказал Суворов. — Любую, в аптеке.

— Просто мазь?

— Не просто, а для геморроя.

— У меня эта… Митька… — забормотал охранник. — Близнецы мы. Его на операцию направили. И вылечилось. А тоже мазь, свечи, мучился, говорит, восемь лет…

— Это вам в платную клинику. А я не вижу показаний. — Врач закончил набирать, победно щёлкнул мышкой, и принтер под столом заурчал. — Мазь тоже нормально. Людям помогает.

— Спасибо… — Охранник встал и неловко вынул из пакета большую красивую бутылку. — Это вам, доктор…

— Ой, что вы… — расстроился врач, принимая у него бутылку. — Дорогая какая. Что ж сразу не сказали? — Он кивнул на компьютер. — У нас же единая система. Я вашу карту уже закрыл без направлений, теперь не изменить. Такие вещи сразу надо оговаривать. Ну тогда… знаете, что? Тогда мазь в аптеке просите не любую, а Ге-мо-фи-рин. Вот она поможет.

▟▄▙ ▄ ▙

Следующие дни бутылка коньяка — синяя с золотыми узорам — провела в коротких путешествиях. Вернувшийся из поликлиники врач Суворов обнаружил, что задняя стенка домашней уборной источает всплески, неприятный запах и подтекает снизу. Дежурный сантехник ЖЭКа с невыговариваемым именем Ржмагундальзы Камранхакеб Акутымальевич поставил диагноз: разъединилось колено канализационной трубы. Сказал — так бывает в новых домах. И вправил колено с быстротой фронтового хирурга. А вот чинить разломанную стенку отказался — не аварийное это дело, косметический ремонт. Осталась гора битого кафеля и развороченная за унитазом чёрная пещера с пыльными трубами и строительным мусором. И всё это на съёмной квартире. К счастью, сантехник поддался уговорам и согласился за скромную сумму прийти завтра и восстановить стенку. Стенка вышла похожей, только кафель нарисованный. Непонимание вышло с оплатой: цена щита с нарисованным кафелем, оказывается, не входила в стоимость работ, его следовало оплатить отдельно. На самом деле лукавый Акутымальевич это придумал к концу дня, поняв, что работы оказалось больше, чем планировал.

Но у Суворова столько не было. Ему пришлось трижды демонстрировать, как после набора номера приложение показывает «Камранхакеб Акутымальевич Р.», а следом — «недостаточно средств».

Тогда в ход пошла бутылка. «Аллах не разрешит», — качал головой сантехник. Но врач был убедителен: рассказал, как этот ценнейший коньяк привёз ему из Парижа пациент, знаменитый французский дирижёр, приезжающий каждый сезон лечиться к нему в поликлинику на Ордынке. И как он берёг этот коньяк на Новый год. Камранхакеб Акутымальевич понял в рассказе не всё, но лишь основное: вариантов нет.

Бутылку он взял, и на следующий день молча передал паспортистке в МФЦ прямо поверх стеклянной огородки. И немедленно продлил временную регистрацию сразу на десять лет, чего не удавалось в прошлые визиты ни ему, ни братьям.

У паспортистки бутылка задержалась до выходных и была подарена на свадьбу Ладе Владимировне — не подруге, но коллеге. Правда, у практичной Лады в Инстаграме специально висел грандиозный вишлист, где коньяка не было, а было всё прочее: от новой стиральной машинки с функцией сушки и до ваучера на подмосковный тренинг личного финансового роста «Миллионериум». Но свадьбу затеяли внезапно, и обижаться тут не на кого: иные коллеги и вовсе отделались цветами и органайзерами.

На свадьбе было не до коньяка — подаренные свёртки складывали в угол кафе, не разворачивая и не запоминая, кто что дарил. Даже обидно. Жених Семён, контрактник, вырвался в Москву на два дня и уже утром снова ехал в горячую точку с колонной грузовиков. Подразумевалось, что весь оставшийся алкоголь он увезёт братьям по роте. Но в конце вечера Семён повздорил с официантами и вытащил пистолет — не стрелял, только погрозил. Но за это ночь провёл в полиции, и отбыл уже оттуда. Подарки через пару дней кафе вернуло Ладе. Именно Лада оказалась тем человеком, кто решил порадовать дорогим коньяком лично себя. Но не в одиночестве.

▟▄▙ ▄ ▙

Данила нравился Ладе Владимировне ещё с тех пор, как считался парнем лучшей подруги Анны. Молод, изящен, чернобров, с длиннющими как у пианиста пальцами, и успешен — раз уж работал в клубе «Арена». Анна хвасталась, как он шикарен в постели, но у неё все шикарны, в кого влюбится, даже про Геннадия так говорила. Зато плакалась, что он трахает всех баб клуба. Тоже наверняка сама себя накрутила, Анна умеет. По крайней мере, Ладу Владимировну он никогда. В чат-переписке был мил и охотно выполнял все просьбы Лады, которые она изобретала, чтобы встретиться. Да и что там изобретать: следи за афишей клуба и проси разные проходки. Но однажды он даже взял для неё автограф у Чайфов, а это дорогого стоит. Она за это сделала ему загран мимо базы, поскольку Данила бегал от повесток. Он даже не узнал, что ей пришлось для этого пройти. Сколько уж вместе коктейлей высосали на баре, сколько кальянов скурили, один раз даже спали вместе — правда одетыми, на диванчике, в общей гримёрке с музыкантами. И всё зря. Ни платье с невероятным вырезом на спине, ни эротичнейшие чулки на подвязках, ни даже испанские духи с феромонами, купленные у Анны б/у за баснословную сумму — Анна обмолвилась, что они Даниле нравятся — ничего не работало. При встрече обнимет, на прощание чмокнет в щеку. Что с Ладой Владимировной не так? Это и злило, и манило, и не давало никак Данилу забыть. И делало сухую и практичную Ладу Владимировну по-театральному томной себе на удивление. Терапевт так и сказала: привести его домой, как следует трахнуть и закрыть тревожную проблему. Идея оформилась, когда Лада разбирала подарки и вспомнила, как любит Данила рассуждать о дорогих коньяках.

— Ну… уютно, — Данила оглядел квартирку-студию и сразу остановил взгляд на столике. — Это и есть тот знаменитый коньяк из Алжира? А зачем он в ведре с водой?

— Чтоб как в кино. Это лёд, просто растаял, пока тебя дождёшься. Выпьем за растаявший лёд! — произнесла она.

Томная фраза недвусмысленно отразилась от столика, заранее подвинутого к дивану, метнулась к телевизору, сидевшему внутри нависших шкафов, оттуда к холодильнику, ощетинившемуся магнитами, и неловко утонула в багровом настенном ковре.

— Тогда уж за молодых, — сказал Данила. — Ты, говорят, недавно замуж вышла?

«Вот же сучка Анна» — подумала Лада Владимировна, но лишь вздохнула и опустилась на диван, показывая всем телом, как её тянут на дно жизненные проблемы.

— Ах, Данила, при чем тут это? Это другое. Зачем ты так? Мы с ним разные люди, у нас всё в прошлом. Но он рискует жизнью, и надо чтобы кто-то ждал дома, я не могла поступить иначе. Понимаешь меня?

— Так он дома не живёт, что ли?

Ответить Лада не успела — в прихожей раздался грохот замка, дверь затряслась, за ней слышался рёв и мат.

Лада Владимировна среагировала мгновенно — глазами показала Даниле лезть под диван, следом бросила бутылку, хотела бросить и бокалы, но дверь уже распахнулась.

— Зая, ты вернулся, я так рада! — развела руки Лада Владимировна, загораживая диван.

— Чему ты рада, дура? — заревело в комнате, кажется он был пьян. — Конвой сгорел, Лада! Все восемь грузовиков и Газель! Боекомплект в труху! Половина взвода в песок! Ты просто не знаешь, что творят эти суки! Американцы им всё, а нам — ничего!

— А у меня предчувствие было, что ты придёшь: хотела налить чаю, а машинально вынула два бокала. Видишь, вон они, на столике, правда смешно?

— На хер бокалы, Лада, ты больная что ли?!! Разгрузки пустые! Снарядов нет! На рассвете идёт новый конвой, две Газели, надо собрать! Вот деньги волонтёров, вот список, дуй в аптеку!

— Боже, как я мечтаю тебе помочь! Пойдем в аптеку вместе, я одна не разберусь…

— Нерусская что ли? Вот же написано: бинты, жгуты, йод, салфетки, антибиотики…

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Хочу быть рядом с тобой хоть в аптеке, хоть на пять минут! Не, дверь не запирай, времени нет, просто прикрой, кто к нам вломится, если ты приехал…

▟▄▙ ▄ ▙

Гектор Лейзи по одежде, осанке, стрижке, бородке, цепям и татуировкам выглядел сногсшибательным чернокожим парнем, которому страшно не повезло родиться в Клину, белым, в рыжих веснушках, и с именем Рома Клопиков. Лицо с выражением вечной обиды на судьбу стало его визитной карточкой и помогло достичь славы и собирать многотысячные залы в клубах и покруче «Арены». Пока на сцене шёл саундчек, пока басисты пытались настроиться, а звуковики умерить басы в мониторах, Гектор сидел в гримёрке с огромным косяком и стаканчиком какой-то тёмной спиртяги и удовлетворенно слушал, как в коридоре юная директор Катечка устраивает выволочку пожилому директору клуба Тиграну.

— Я присылала райдер, — чеканила Катечка металлическим тоном, который мало соответствовал её школьной мордочке. — У вас было достаточно времени.

— Так всё есть! — удивлялся Тигран. — Полотенца купили, фрукты привезли, кофемашина, коньяк — всё в гримёрке!

— Там бренди. А в райдере — коньяк. Класса XO. А Гектор человек творческий, может и психануть.

— Сейчас пошлю мальчика, — сдался Тигран. — Ало, Данила, где тебя носит, начало через два часа! Быстро купи коньяк самый дорогой, Икс-О, вези сюда!

Через полчаса в зал вбежал запыхавшийся парень и с чувством выполненного долга поставил на сцену большую синюю бутыль с золотым узором.

— О! — кивнул басист Жан басисту Валере. — По глоточку на ход руки?

Тот покосился за кулисы.

— Гектор человек творческий, — вздохнул он. — Может и психануть.

Жан кивнул и снова уставился в струны. А бутылка осталась на сцене у колонки. Вскоре стало не до неё — в зал пустили публику, начали продавать пиво. Пиво было крепкое и недорогое. Перед сценой шеренгой встали охранники клуба с каменными лицами, сверля публику широко распахнутыми глазами. Зал был битком. А потом выключили свет.

Концерт Гектора начался как обычно — получасовая задержка, затем долгое рубилово на гитарах и лазерное шоу. Публика накалялась всё больше и скандировала «Гектор! Гектор!», и наконец на сцену вышел сам Гектор.

И пошёл по всем хитам. Спел «Жги мозги», «Насрать что ты беременна», «Иду в Аду» и «Чо хмурая». Спел «Дай мне здесь и сразу». Спел «Fuckin Jazz», «Тряси сиси тряси», «Всратые друзья» и «Люблю тебя, тварь». Спел «Заткнись и ляг», «Гандоны под балконом» и «Бухаем». Спел пронзительно-лирическую «Бабочка с баблом» под зажжённые мобильники всего зала. «…блевала под столом» — охотно помогал зал, когда Гектор вместо припева вытягивал микрофон вперёд. Концерт удался. Правда, в фан-зоне слэм пару раз переходил в пьяную драку, но охранники быстро выкидывали зачинщиков. Судя по крупно распечатанному листку под ногой клавишника, теперь оставались только «Сука-сученька» и «Говно в кристаллах», а потом уход, и на бис конечно же «Одноклассница с плоской жопой» — без неё Гектора просто не отпустят.

Но вместо этого Гектор вдруг поднял руку и стал очень серьёзен.

— Одноклассница? — робко предположил в тишине пьяный голос из фан-зоны.

— Сейчас будет новая песня, — объявил Гектор. — Которую я написал в поддержку всех наших парней. Она называется «Россия Великая Родина».

Наступила озадаченная тишина.

— Одноклассница! — снова крикнул пьяный из фэн-зоны.

— Одноклассница! — подхватил зал.

— Заткнись, сука! — не выдержал Гектор.

— Сука-сученька! — обрадовался зал.

— Ты говно! — Гектор подошёл к краю сцены и ткнул микрофоном. — Да, ты! И вы все здесь говно!

— Говно в кристаллах!!! — ликующе заорал зал.

Барабанщик дважды ударил в бочку, чтобы разрядить обстановку, а басист Жан выдал пронзительное ми. Но обстановка не разрядилась.

— Я человек творческий, — угрожающе сказал Гектор. — Могу и психануть.

Он размахнулся и швырнул в зал свой микрофон. В колонках послышался грохот, и всё накрыли ликующие вопли зала, усиленные колонками. Гектор кричал в зал и грозил кулаком, пока не понял, что его голос теперь никому не слышен. Тогда ударом ноги он повалил стойку клавишника, а сам метнулся к басисту Жану и попробовал отобрать гитару, чтобы швырнуть в зал, но Жан вцепился и не отдал. Гектор яростно обернулся — и тут заметил на краю сцены бутылку. Он схватил её и швырнул в самую гущу народа.

▟▄▙ ▄ ▙

Студент третьего курса Высшей школы информатики Николай Кулаков возвращался в общежитие пешком через лесопарк. Он прижимал к заплывшему глазу бумажный платок, смоченный в холодной октябрьской луже. Другой рукой бережно придерживал большую бутылку, заткнутую за брючный ремень на животе. Кулакова сильно шатало — то ли от впечатлений, то ли от трёх стаканов пива натощак.

— Вот повезло так повезло, — говорил Кулаков вслух. — И концерт супер, и в драке не убили. А какая была драка, прямо фашистский локалхост! Зато такой сувенир на всю жизнь! Дороже любого автографа! — Он похлопал по бутылке. — На Новый год оставлю, домой в Рыбинск отвезу, с батей выпьем. Хотя что Новый год, сберегу до свадьбы! Будет же у меня когда-нибудь свадьба. У всех же бывает. Хотя нет, такую вещь надо для потомков оставить, через шестьдесят лет на аукционе продать. Вот только где хранить? — Кулаков замер посреди тропинки. — В общаге сопрут, на работе тем более.

Он оглянулся и с хрустом двинулся сквозь кусты в лесную тьму. Удалившись от тропинки достаточно, сел на колени, нашарил палку и принялся рыть. «Глубже, надо глубже» — бормотал он, пока не понял, что руки закоченели, а сам он сидит в глубокой яме. Положив бутылку на дно, Кулаков забросал её листьями, навалил земли, а для ориентира сверху положил две веточки крест-накрест. Но испугался, что все догадаются, и сверху тоже набросал листьев.

— Теперь порядок, — бормотал Кулаков, шатаясь от дерева к дереву. — Где я вообще? Где же эта чертова дорога? Господи, дай мне знак!

Далеко за деревьям звякнул трамвай, и Кулаков поспешил туда. В душе его разливалась спокойная торжественная усталость, как после хорошо сданного зачёта.

▟▄▙ ▄ ▙