«Не помню, как та речка называлась…»
Не помню, как та речка называлась, Но помню, что была не широка. Я умудрился порыбачить малость, Хотя и круты были берега. Потом пошел искать другое место, Забрав свой незатейливый улов. И вдруг увидел, что река исчезла, Как будто провалилась в черный ров. Как будто бы и не было в помине Плескавшейся у берега воды. И словно в память о колдунье синей На бывших берегах ее — цветы. Но вдруг вдали вновь засинела лента: И речка, побывавшая во мгле, Внезапно шумно вырвалась из плена И весело помчалась по земле. И я подумал: «Как вы с ней похожи! Вот так же часто среди бела дня, Чтоб бедами своими не тревожить, Душа твоя скрывалась от меня…» 1997 Тверская хроника
Еще весной мы сняли эту дачу. Лес у дороги, речка за окном. И к тем красотам Бог послал впридачу Твое соседство… Но о нем потом. Наш старый дом был окружен сиренью, И цвет ее так шел твоим глазам. Но, видно, ты была не в настроеньи, Когда об этом я тебе сказал. И ничего меж нами не случилось. Посередине радости и зла Моя душа от прошлого лечилась. Твоя душа грядущего ждала. Но помню я, как в первый день июля Мы в лес вошли… И птицы пели нам. Там будущее мы твое вернули И честно поделили пополам. Как странно, но две спелых землянички, Что ты мне положила на ладонь, Как будто бы две вспыхнувшие спички, В нас разожгли невидимый огонь. И в том огне, спасаясь от былого, От бед его, коварства и утрат, Я произнес единственное слово. И никогда не брал его назад. 1995 Московская хроника
Я ехал на троллейбусе от Сокола. Стоял июль и мучила жара, Вдруг ты вошла и тихо села около, Как будто мы расстались лишь вчера. Но мы друг друга так давно не видели! Я в эту встречу впал, как в забытье. И долго брал билеты у водителя, Чтоб как-то скрыть волнение свое. Мы вскоре вышли около метро. Нас встретили цветочные завалы. Старушка там ромашки продавала. Их было непочатое ведро. И вспомнил я то радостное лето, Когда мы жили в устьенской избе. Такие же роскошные букеты Я прямо с поля приносил тебе. И это я ведро опустошил. И всю охапку полевых ромашек К твоим глазам я на руки сложил, Как память встреч и ожиданий наших. Ты улыбнулась на мою забаву. Но взгляд твой был — как затаенный крик. И я подумал: «Мы как два состава На полустанке встретились на миг». И разошлись. Но каждый год в июле Стоят ромашки на моем окне. Они меня в былое не вернули, Но берегут минувшее во мне. 1995 «Прощаясь с прошлым…»
Прощаясь с прошлым, Я прощусь с тобой. Не сожалей, что всё уже в минувшем. Из всех друзей твоих Я не был лучшим. И наш разрыв ты не считай бедой. Уже давно вступили мы в разлад. Моя душа — как море в час отлива. И прошлых лет — достойных и счастливых — Никто не может нам вернуть назад. Но я судьбе признателен навек За все, что было в этой жизни с нами. И время снимет с душ тяжелый камень. И боль уйдет — как сходит в марте снег. 1994 «В дружбе нет ни титулов, ни званий…»
В дружбе нет ни титулов, ни званий. Все мы перед ней навек равны. Старый друг остался прежним Ваней, Хоть надел с лампасами штаны. Я издал уже немало книжек, Чем, признаться, бесконечно горд. Только без друзей бы я не выжил В самый тот невыносимый год. И в далеком городе Бат-Яме Миша Резник — бывший замполит, Под матросской лентой в древней раме Наше детство бережно хранит. Разбросала нас судьба по странам, Раскидала наш гвардейский класс. Как к ненастью в батьках ныли раны, Так в разлуке ноет дружба в нас. 1999 «Когда накатывают волны гнева…»
Когда накатывают волны гнева И кажется, — любовь дает отбой, — Взгляни в глаза мне — И увидишь Небо, Которое венчало нас с тобой. И, если сможешь, — пересиль обиду, И сосчитай хотя б до десяти. Рассмейся или улыбнись для виду. И выдохнем друг другу мы — «Прости…» 1998 «Люблю пейзаж проселочных дорог…»
Люблю пейзаж проселочных дорог С их живописными изгибами, С белесой пылью из-под ног… Как жаль — всему приходит срок — Проселки под асфальтом сгинули. Но если вдруг в чужой стране Я натыкаюсь на проселок, Вновь возвращается ко мне Былая память дней веселых — С тверской рыбалкой поутру, Но чаще всё ж — с грибным скитаньем И с благодарностью костру, Люблю пейзаж проселочных дорог. Как жаль — всему отпущен срок. 1999 Памяти мамы
Повидаться лишний раз Было некогда. Я теперь спешить горазд, Только некуда. Было некогда, стало некуда. Если можешь, то прости… Все мы дети суеты, Ее рекруты. Прихожу в твой дом пустой. Грустно в нем и тихо. Ставлю рюмочки на стол И кладу гвоздики. Сколько праздников с тобой Мы не встретили. А теперь лишь я да боль. Нету третьего. Посижу и помяну Одиноко. Ты услышь мою вину, Ради Бога… 1998 Прощёное воскресенье
Прощаю всех, кого простить нельзя, Кто клеветой мостил мои дороги. Господь учил: «Не будьте к ближним строги. Вас всё равно всех помирит земля». Прощаю тех, кто добрые слова Мне говорил, не веря в них нисколько. И все-таки, как ни было мне горько, Доверчивость моя была права. Прощаю всех я, кто желал мне зла. Но местью душу я свою не тешил, Поскольку в битвах тоже не безгрешен. Кого-то и моя нашла стрела. 1992 «Старинный зал, старинный вальс…»
Старинный зал, старинный вальс. Почти Дворянское собрание. Тогда не мог я знать заранее, Что этот вечер сблизит нас. Благодарю вас за восторг! Я думал: «Боже мой, откуда Здесь оказалось это чудо, С лицом, запомнившим Восток?» И я уже не представлял Вас в этом веке, в этом мире: В метро иль в чьей-нибудь квартире. Вам так к лицу был этот зал. Играла музыка… И вдруг Пришло предчувствие внезапно, Что всё у нас случится завтра — Мои слова и ваш испуг. 1990 Гороскоп
Я в прошлой жизни был пастух. Я пас коров до самой старости. Не потому ли чувство стадности И ныне мой смущает дух? А в этой жизни я поэт. Пасу рифмованное стадо На белых выгонах тетрадок, Поскольку книжных пастбищ нет. Их жадно бизнес разобрал. И тут же сделал дефицитом. Бессмысленно быть знаменитым В стране, где пошлость правит бал. А кем я буду в жизни той, Что ждет меня за гранью смерти, Мне всё равно… Но уж поверьте, Я там не встречусь с суетой. 1992 Концерт в Пицунде
Микаэлу Таривердиеву
Звучит орган в пицундском храме. Нисходит музыка с небес. И что-то происходит с нами, Коль мир за окнами исчез. А белый ангел возле клавиш Творит на людях торжество. О чем ты души вопрошаешь Из вдохновенья своего? Звучит орган в прохладных сводах, В печальных сводах допоздна… И возрождается свобода. И оживает старина. А сверху смотрят фрески немо В земном предчувствии чудес. Восходит музыка на небо, Едва сошедшая с небес. 1991 «Я брожу по майскому Парижу…»
Я брожу по майскому Парижу. Жаль, что впереди всего три дня. Всё надеюсь, что еще увижу Женщин, изумивших бы меня. Я искал их при любой погоде… Наконец всё объяснил мне гид: Что пешком красавицы не ходят. И сменил я поиск Афродит. На такси за ними я гонялся, На стоянках всё смотрел в окно. По бульварам, словно в старом вальсе, Обгонял я модные «Рено». Я искал их — черных или рыжих… Но не повезло мне в этот раз. До сих пор не верю, что в Париже Женщины красивей, чем у нас. 1997 «Она призналась: „Я тебя люблю…“…»
Она призналась: «Я тебя люблю…» Но он не верил, что она отважится Свой Май отдать седому Декабрю. И он сказал: «Тебе всё это кажется…» Их разделяла жизнь, а не года. Он прошлым жил. Она была там саженцем. Он говорил ей: «Как ты молода…» Она смеялась: «Это просто кажется…» И лишь в разлуке осенило их, Какой любовью одарил Господь их. Исчезло всё — остался только миг, Когда он мог, волнуясь, сесть напротив. Когда слова, которым равных нет, Обозначали радость, страсть и муку. Когда в запасе было столько лет, Что их с лихвой хватило на разлуку. 1994 «Как тебе сейчас живется?..»
Как тебе сейчас живется? Ты все так же молода? Между нами мили, версты, Километры и года. Между нами — наша юность. И прощальные полдня… Ты мне грустно улыбнулась, Чтоб поплакать без меня. Жизнь ушла и воротилась Вещим сном наедине… Оказала ты мне милость, Тем, что помнишь обо мне. Значит, все-таки любила, Потому что в те года Всё у нас впервые было. Только жаль — не навсегда. Как тебе теперь живется? Предсказал ли встречу Грин? Повторяются ли весны, Те, что мы не повторим? 1998 «Когда я возвращаюсь в Тверь…»
А. П. Белоусову
Когда я возвращаюсь в Тверь, Где столько пережил и прожил, Мне кажется — я открываю дверь, Чтоб оказаться снова в прошлом. Пройду по улице родной, Где отчий дом давно разрушен. И Волга чистою волной Омоет память мне и душу. И, наложив на грусть запрет, С друзьями давними побуду. И вдруг ступлю на старый след, И возвращусь в былое чудо. Когда я приезжаю в Тверь, Душа моя восторгом полнится. И всё — от дружбы до потерь — Живет во мне, болит и помнится. 1998 Строфы
«Пока мы боль чужую чувствуем…»
Пока мы боль чужую чувствуем, Пока живет в нас сострадание, Пока мы мечемся и буйствуем — Есть нашей жизни оправдание. Пока не знаем мы заранее, Что совершим, Что сможем вынести, — Есть нашей жизни оправдание… До первой лжи иль первой хитрости. «Откуда у тебя такое имя?..»
Откуда у тебя такое имя? Оно прекрасной музыки полно. И майского веселья — как вино, — Когда с друзьями встретишься своими. Я это имя повторю чуть слышно, Чтоб музыке откликнулась душа. Как будто ты ко мне Навстречу вышла, Но до сих пор до встречи не дошла. «Синеет море Мертвое в ложбине…»
Синеет море Мертвое в ложбине, И соль, как снег, белеет из-под вод. Нас женщины бы менее любили, Когда б не Ева и запретный плод. «Всё должно когда-нибудь кончаться…»
Всё должно когда-нибудь кончаться. Жизнь верна законам бытия. Всё быстрее мои годы мчатся. Всё прекрасней молодость твоя. Перемножу прожитые годы На свою любовь и на твою. Пусть скупы лимиты у природы — Я тебя стихами повторю. «Я по тебе схожу с ума…»
Я по тебе схожу с ума, Как по земле — морской прибой, И целый мир — моя тюрьма, Когда в разлуке мы с тобой. Я по тебе схожу с ума, Когда ты около меня. И все высокие слова — Лишь дым от жаркого огня. «Упала птица на балкон…»
Упала птица на балкон. Маленькая дымчатого цвета. И в глазах ее погасло лето. И затих в листве недавний звон. «Мы трудно тот октябрь пережили…»
Мы трудно тот октябрь пережили. Легко сказать. Да нелегко понять. Как будто все мы на одной пружине Взлетели над отчаяньем опять. «Все утро слушаю грозу…»
Все утро слушаю грозу. Смотрю, как молнии лютуют. Но море гасит их внизу. И небо громко негодует. «Чтоб не было богатых никогда…»
Чтоб не было богатых никогда, Мы свергли их под гром Оркестров медных. Кого свергать, чтобы не стало бедных, Пока нас всех не свергнула нужда? «В ночи и малый свет заметен…»
В ночи и малый свет заметен. А днем и звезды не видны. Но образ твой, как прежде, светел Средь звезд любой величины. «Мы бездумно живем и нелепо…»
Мы бездумно живем и нелепо. Будто вечность в запасе у нас. Оглянитесь — кончается лето. Чей-то вечер навеки угас. «Печально и трепетно письма твои…»
Печально и трепетно письма твои Давно отпылали в камине. А в сердце моем уголечек любви Еще освещал твое имя. «Когда меня уже не будет…»
Когда меня уже не будет, Приедешь ты сюда одна. И пусть тебя в наш день разбудит Осиротевшая волна. Ты ранним утром выйдешь к морю Послушать музыку его. И радость будет спорить с горем. И не случится ничего. «Я не могу себе простить…»
Я не могу себе простить Твоей любви, моих признаний. Я не могу тебя просить Забыть о том, что было с нами. Никто теперь не виноват, Что мы мучительно расстались, Никто теперь не виноват, Что мы друг в друге обознались. «Через столько лет на той же улице …»
Через столько лет на той же улице Мы случайно встретились в толпе. Ты успела чуточку нахмуриться. Я успел подумать о тебе. Ты успела быстро оглянуться. «Боже мой…» — я прошептал вдали. Может, надо было нам вернуться? Но друг друга мы бы не нашли. 1960–2002 «Я живу открыто…»
Родиону Щедрину
Я живу открыто, Не хитрю с друзьями, Для чужой обиды Не бываю занят. От чужого горя В вежливость не прячусь. С дураком не спорю, В дураках не значусь. В скольких бедах выжил, В скольких дружбах умер! От льстецов да выжиг Охраняет юмор. Против всех напастей Есть одна защита: Дом и душу настежь… Я живу открыто. В дружбе, в буднях быта Завистью не болен. Я живу открыто, Как мишень на поле. 1982 Женька
Евгению Беренштейну
В то утро море неспокойно было. И так шумел у берега прибой, Как будто где-то батарея била И волны эхо принесли с собой. Но вот встает мой давний кореш Женька И медленно ступает на песок. Вслед вытянулась тоненькая шейка. Он краем глаза шейку ту усек. Мы были с Женькой веселы и юны. Нам шла тогда двадцатая весна. Вот он на пену по привычке дунул И в синий вал метнулся, как блесна. О, сколько раз уже такое было: И эта синь, и этот спор с волной. Но как бы даль морская ни манила, Он чувствует свой берег за спиной. Волна то вскинет Женьку, то окатит… И я плыву к нему наперерез. И вот уже вдвоем на перекате Мы брошены волною до небес. А после, как с любительских открыток, Выходим мы из кайфа своего. И море провожает нас сердито, Как будто мы обидели его. И падаем на раскаленный берег Среди бутылок «пепси» и конфет. И в этот миг миролюбиво верим, Что лучше моря счастья в мире нет. 1975 Признание друга
Ушла любовь, А мне не верится. Неужто вправду целый век Она была моею пленницей? И вот решилась на побег. Ушла любовь, Забрав с собою — И грустный смех, И добрый взгляд. В душе так пусто, Как в соборе, Когда в нем овощи хранят. 1975 «Какая поздняя весна!..»
Какая поздняя весна! Опять за окнами бело. А ты со мною холодна. Как будто душу замело. И я не знаю — чья вина. И я не знаю — чья вина. Всё перепуталось вокруг. В календаре давно весна, А за окном бело от вьюг. А за окном бело от вьюг. И ты прости меня, мой друг, За эту хмарь, за этот дождь, За эту белую метель, За то, что наш с тобой апрель На осень позднюю похож. Мы непогоду переждем. Еще иные дни придут. Порядок в небе наведут. Мы пробежимся под дождем, И смоет он печаль с души. Растопит солнце В сердце лед. Ты огорчаться не спеши. Весна в пути, Она придет. Какая поздняя весна!.. Как велика ее вина! 1980 Болгарский этюд
Я вижу — в море входишь ты, В его прохладный рокот. И столько вечной красоты В твоих движеньях робких. И я хочу, чтоб в этот миг Сквозь суету и волны Тебя волнением настиг Восторг мой затаенный. Чтоб ты душою унеслась В мое воображенье, Где надо всем одна лишь власть Духовного сближенья. Когда состарят нас года, Разлуки, расстоянья, — Ты будешь вечно молода В моих воспоминаньях. 1981 «Чего ты больше ей принёс…»
Чего ты больше ей принёс — Нежданных радостей иль слёз? Печали тихой перед сном, Когда так пуст бывает дом? Когда подушка горяча, И горяча рука во тьме, И нет любимого плеча, Чтобы забыться в сладком сне? Чего ты больше ей принёс — Переживаний или грёз? Весёлой нежности любви? Иль одиночества с людьми? Весенних грёз Иль стылых вьюг? Иль бесконечности разлук? Чего ты больше ей принёс? — Себя ты спросишь в сотый раз. И вновь забудешь свой вопрос Вблизи ее счастливых глаз, В медовом запахе волос… Чего ты больше ей принёс? 1982 «Не читай моих писем…»
Не читай моих писем, Не трави себе душу. Ты сожги эти письма. И останься одна. Одиночества я твоего не нарушу. Не бросайся к звонкам. И не стой у окна. Не впадай в искушенье, Призови свою робость. «Что случилось?» — Ты спросишь себя вдалеке. Я придумал тебя. И поверил в твой образ. А теперь расстаюсь с ним В слезах и тоске. 1983 В антикварной лавке
Посмертная маска Поэта Пылится меж свечек и ваз… Как будто случилось всё где-то, А вовсе не в каждом из нас. Посмертная маска Поэта — Бессмертная наша тоска… Но Славу низводят в монеты, И Память идет с молотка. Наверно, в нас вымерли чувства. И связь наша с прошлым слаба. Боясь провалиться в кощунство, Я пыль Вам стираю со лба. И маску с собой забираю. Пусть рядом с иконой висит. И молча за Вас умираю От всех нанесенных обид. 1999, С.-Петербург Монологи Ф.И. Тютчева
Когда писались эти строки, я думал о прекрасной и трагической любви Федора Ивановича Тютчева к Елене Александровне Денисъевой
«Кого благодарить мне за тебя?..»
Кого благодарить мне за тебя? Ты слышишь, В небе зазвучала скрипка? В печальном листопаде октября Явилась мне твоя улыбка. Явилась мне улыбка, Как рассвет. А как прекрасны мысли на рассвете! И я забыл, Что прожил Столько лет И что так мало Ты живешь на свете. Но что года? Их медленный недуг Я излечу твоей улыбкой нежной. И возле черных глаз И белых рук Я чувствую биенье жизни вешней. Кого мне за тебя благодарить? Судьбу свою? Или нежданный случай? И если хочешь жизнь мою Продлить — И веруй, И люби меня, И мучай. «Прости, что жизнь прожита…»
Прости, что жизнь прожита… И в этот осенний вечер Взошла твоя красота Над запоздавшей встречей. Прости, что не в двадцать лет, Когда всё должно случиться, Я отыскал твой след У самой своей границы. Неистовый наш костер Высветил наши души И пламя свое простер Над будущим и минувшим. Прости, что жизнь прожита Не рядом… Но мне казалось, Что, может, и жизнь не та… А та, что еще осталась? «Выхода нет…»
Выхода нет. Есть неизбежность… Наша любовь — Это наша вина. Не находящая выхода нежность На вымирание обречена. Выхода нет. Есть безнадежность И бесконечность разомкнутых рук. Мне подарил твою нежность художник, Чтобы спасти меня в годы разлук. Видимо, ты опоздала родиться. Или же я в ожиданье устал. Мы — словно две одинокие птицы — Встретились в небе, Отбившись от стай. Выхода нет. Ты страдаешь и любишь. Выхода нет. Не могу не любить. Я и живу-то еще Потому лишь, Чтобы уходом тебя не убить. «Сквозь золотое сито…»
Сквозь золотое сито Поздних лиственниц Процеживает солнце Тихий свет. И всё, что — ТЫ, Всё для меня единственно. На эту встречу и на много лет. О,этот взгляд! О, этот свет немеркнущий! Молитву из признаний сотворю. Я навсегда душой И телом верующий В твою любовь И красоту твою. «Мы встретились в доме пустом…»
Мы встретились в доме пустом. Хозяин нас ждал и уехал, Оставив нам праздничный стол, Души своей доброе эхо. Мы были гостями картин, Пророчеств чужих и сомнений, Сквозь сумрак тяжелых гардин К нам день пробивался осенний. Весь вечер и, может быть, ночь Картины нам свет излучали. Как будто хотели помочь В былой и грядущей печали. Как будто бы знали они, Что мы расстаемся надолго. И ты мне сказала: «Взгляни. Как горестны эти полотна… Наверно, он нас рисовал. И нашу тоску в дни разлуки…» Я слезы твои целовал Сквозь грустные тонкие руки. Мы в доме прощались пустом. На улице солнце сияло. И долгим печальным крестом Окно нас с тобой осеняло. 1981 «Ты моложе моих дочерей…»
Ты моложе моих дочерей… Потому мне так горько И грустно, Что в душе несмышленной твоей Просыпается первое чувство. Ты моложе моих дочерей… На влюбленность твою не отвечу. Только утро У жизни твоей, А в моей Уже близится вечер. Не казни в себе эту печаль. Без меня свои праздники празднуй. Говорю тебе тихо: «Прощай…», Не успев даже вымолвить: «Здравствуй…» 1981 Беловежская пуща
Изба смотрела на закат, Дыша озерной сыростью. Здесь жил великий мой собрат, Волшебник Божьей милостью. Он околдовывал зарю, Купавшуюся в озере. Он ей шептал: — Я повторю Твое виденье в образе… Но, чьим-то именем томим, Не помнил об обещанном. Заря, обманутая им, Бледнела, словно женщина. И погружался мир во тьму. И сквозь его видения Являлась женщина ему, А может, только тень ее. Не говорила, не звала, Лишь грустно улыбалась. Наверно, Музою была И потому являлась. 1980 Одиночество
