Ицамна

- На преемника, конечно! – был ответ.

Александр несколько секунд в шоке глядел на профессора, пытаясь осмыслить сказанное им.

- Если я правильно все понял, преемник…, - он задохнулся и выпалил с несвойственной ему эмоциональностью, - А «преемника» вы спросили, дает ли он добро?!

- Ты вправе отказаться. Но имей в виду: твоя жена стоит сейчас перед тобой только благодаря жертве этого человека – он кивнул на распростертого на камне мужчину, - Если откажешься, с наступлением нового дня она уйдет. Впрочем, как и весь мир. Но если ты примешь груз на свои плечи, то вас с Мартой ждет фантастически долгая жизнь… Бок о бок в этом благословенном краю.

- Это похоже… на шантаж, - скривился Александр, но крепко сжал руку Марты, боясь, что она исчезнет, как наваждение.

- Называй, как хочешь, - Фернандес не отводил исступленного взгляда, - но позволь сделать то, что необходимо. Ицамна вряд ли продержится долго.

Александр с жутким предчувствием поглядел на подготовленную жертву и без особого удивления признал в нем надоедливого толстяка. Глаза того были открыты и заполошно обшаривали окружающих. То и дело из его груди вырывались сдавленные рыдания и просьбы позвать врача. Блуждающий взгляд ненадолго остановился на Александре, губы заплясали и скривились в жалостливой гримасе.

- Пожалуйста, позовите доктора, - бормотал он, задыхаясь, - я уже не чувствую ног. Если вы ненадолго отпустите меня… я бы просто размялся, восстановил крово…ох, кровоснабжение. А потом я… честно-честно…!

Александр шагнул было к нему, но профессор удержал его и покачал головой.

- Не жалей его. То, что он сейчас познает… каждый Майя счел бы за великую честь…

- Но он же не Майя…

Фернандес прикрыл глаза и кивнул, словно говоря: «Теперь он - Майя».

Окончание

Альфонсо.

Он слышал и ликующие возгласы, и громоподобный Глас, и разговор профессора с дурачком. Заслышав голос дурачка, он с новой надеждой вынырнул из пучины отчаянной истерии и попытался воззвать... Но дурачок не внял его мольбе. Ноги и руки полностью одеревенели. Единственное, что еще что-то чувствовало – это его грудь, которую то и дело пронзали судороги. Отчаянно хотелось выпрямиться, сменить положение, но все его движения ограничивались лишь краткими и все более мучительно-болезненными подъемами головы.

В один из таких подъемов, он разглядел, как гигантская старуха, вмурованная в ствол дерева, согнулась пополам и передала своего чудовищного отпрыска паре дюжин протянутых к ней черных, маслянисто блестящих рук. Это было что-то за пределами понимания. Ребенок был размером с многоквартирный дом, но при передаче он скукожился до обычных человеческих размеров. Единственное, с чем он мог сравнить такую метаморфозу – это построенные с нарушением перспективы комнаты в парке аттракционов. Подходишь к одной стене и сгибаешься пополам, чтобы не задеть потолок, отходишь к другой и оказываешься размером с годовалого ребенка, гуляющего под столом.

Отчаянно затекшая и хрустящая от напряжения шея не выдержала, и он снова откинул голову, больно ударившись затылком о камень.

Он осознал – надежды нет! Сейчас демонический спиногрыз сожрет его, и никто не крикнет в последний момент: «Полиция! Всем руки за голову!», не снимет его с холодного камня, не укутает в плед и не посадит в чистенькую, сверкающую машину медицинской службы. Жизнь его, какая бы она ни была, оборвется через мгновение здесь – на неведомой поляне вне времени, под бесконечным сморщенным покрывалом суматошно подмигивающих звезд.

- Неми-ра Итсам-ни амаро-ки шу…, - послышался хрипловатый голос, в котором он без труда признал голос Марты. Так вот кто лишит его жизни! Игнорируя адскую боль, он приподнял голову и посмотрел на своего палача, старательно декламирующего древние ритуальные слова, - Шустра-ли амаро-ки Итсам-ни!!!

С последним словом она переложила ребенка на сгиб локтя одной руки, а в другой сверкнул кинжал, выполненный из какого-то остро заточенного черного камня. Брызнула кровь, Альфонсо зажмурился, забился из последних сил, уверенный, что кинжал вонзился в его плоть, и он просто не чувствует это из-за онемения. А мгновение спустя, его голову зафиксировали и подняли. Он закричал, но тут же закашлялся, когда в рот полилась какая-то жидкость. Он распахнул глаза и увидел перед лицом младенческую ладошку, из которой лениво текла… кровь? Это было больше похоже не на кровь, а на густую древесную смолу.

«И вся любовь?», - промелькнула у него полная облегчения мысль, - «Если бы сразу все объяснили, я бы…»

Язык обволокло сладкой, маслянистой субстанцией, и он с благодарной готовностью к сотрудничеству сглотнул.

Фернандес.

Кабрера начал жадно глотать, и профессор расслабился. Он даже почувствовал легкий стыд, что усомнился. Кабрера, несмотря на то, что его высушили жрицы Ишь-Чель, мало внушал доверие. Внутренне он подготовился к протесту, к насильственному вливанию, к лишним страданиям Дитя, но Альфонсо, действительно, стал настоящим Майя и храбро, и самоотверженно принес жертву.

Когда кровь перестала течь, Марта бережно вернула Дитя Матери, а жрецы, поддерживающие голову Кабреры, расступились. Но голова его не откинулась безвольно назад, а осталась в том же положении на враз окаменевшей шее.

Профессор приблизился и с любопытством вгляделся в лицо Жертвы. Глаза того словно взорвались изнутри, превратившись в кровавые сгустки, на губах выступила розоватая пена, посиневшие кисти рук судорожно сжимались и разжимались.

«Что с ним?» – услышал он голос над плечом и, не оборачиваясь, коротко ответил:

- Он познал.

Профессор в расслабленном бессилии поглядел на Ицамну. Тот улыбался, а в старческих пятнистых глазах стояли слезы… Сострадания? Облегчения? Благодарности? Надежды? Понять это было трудно, ведь он так походил на своего преемника…

Шум Вселенной прекратился. Небеса застыли, как и травы под ногами. Время ненадолго остановилось для перезагрузки. Если Александр примет ношу, колесо сделает новый оборот и мир закрутится с новыми силами. Он не знал, сколько продлится эта пауза, но был уверен, что успеет все объяснить своему воспитаннику и дать ему право выбора – уйти или остаться и дать миру новый шанс.

Ицамна, наконец, опустил натруженные руки и принял из рук жены сына, рождения которого он ждал почти четыре тысячи лет. Ишь-Чель прижалась морщинистой щекой к его плечу и в глубоком покое прикрыла глаза.

- Пойдем, сынок, немного пройдемся, - мягко произнес профессор, тронув Александра за локоть.

- А как же… тут?

- Все хорошо. Пока. У нас есть немного времени на разговор и принятие решения. Время на это всегда есть. А когда будет поджимать, Ицамна позовет.

- Марта… пойдет с нами?

Девушка покачала головой. Александр окинул ее долгим взглядом, кивнул и двинулся рядом с Фернандесом прочь от Древа.

…

- Мой род испокон веков служил Ицамне, - неторопливо начал профессор, - Даже когда я был еще несмышлёнышем, то уже знал, в чем смысл моей жизни. Первое воспоминание – это я сижу на коленях прадеда и листаю книжку с картинками, где рассказана история Майя. Книжку эту написал и лично переплел мой далекий пращур в четырнадцатом веке, и с тех пор она, как священная реликвия, бережно кочевала от отца к сыну, и от деда к внуку. И я знал, что я особенный, ведь согласно календарю Майя, именно на мой век приходится его окончание и смена Солнц. Именно мне, и моим соратникам, предстояло найти Ицамне преемника. И, поверь, это было архисложно. Кроме того, что преемник в Великую Пересменку должен быть не младше тридцати и не старше тридцати пяти лет, он еще должен обладать особенными, редкими качествами. Ума не приложу, как находили таких людей древнейшие Майя, но три раза из четырех им это удалось.

- Это называется – найти дурачка. Поэтому вы так опекали наш интернат? Искали подходящего дурачка, разве нет?

- Ты считаешь себя дурачком? – удивился профессор.

- Все так считают…, - Александр горько скривился, - Даже мои родители.

- Мальчик мой… ты очень ошибаешься. Ты не дурачок, ты – гений. Один на миллиард.

- Почему? – Александр остановился и пытливо вгляделся в лицо профессора.

- Помимо фантастических умственных возможностей, ты, благодаря своим… кхм… особенностям еще и невероятно морально устойчив.

- Это то, что я ничего не чувствую? Что не умею…

- Да, - ответил профессор и продолжил свой путь, - Древнейшие летописи гласят, что только спящий душой способен принять груз Ицамны и не сломаться. Чувствующие – просто не выдержат. Именно поэтому из тысяч с виду подходящих кандидатур, по всем характеристикам подходишь лишь ты один. Невероятно умен, фантастически устойчив и при этом обладающий большим, чистым сердцем. Это характер настоящего Бога.

Профессор заметил, что Александр, едва ли сознавая это, вдруг расправил до того всегда сведенные вместе плечи.

- Твои родители… они оставили тебя лишь потому, что ты не вписывался в их узкий мещанский мирок. Подумай, что бы они сказали сейчас?

- А Марта? – Александр снова сгорбился, завернул грудь в плечи, - Она служила приманкой?..

- Ты сомневаешься в ее чувствах?

Александр долго думал. Профессор видел, что тот кропотливо перебирает и взвешивает всю их недолгую историю. А потом улыбнулся, когда Александр отрицательно помотал головой.

- Марта – это другое. Ее не нужно было искать. Она родилась в определенном месте, в определённое время, у определенных родителей. Точные координаты ее рождения были известны за тысячу лет. Рожденная в большой любви ради вечной любви. Она была предана тебе задолго до вашего рождения.

- А если бы… если бы вместо меня оказался кто-то другой, кто подходил под ваши… требования. Она бы любила его так же?

- Ты так и не понял? Другого не было и нет. Вы оба единственные в своем роде. Ицамна и Ишь-Чель.

Александр умолк, явно успокоенный, но потом задался новым вопросом:

- Я видел, как она умерла. Когда я уходил, она была мертва… Поэтому я и ударил вас, решив, что вы бросили ее умирать ради ваших идиотских…

- Ишь-Чель не только Богиня плодородия. Она еще и Верховная Жрица. Издревле ей может стать лишь женщина, погибшая в родовых муках. Потом уже насочиняли легенд про злых, пьющих кровь вампиров – так называемых сивататео, обитающих в заброшенных храмах и на перекрестках, с болтающимися меж окровавленных бедер наполовину рожденными младенцами.

Но это всего лишь байки, рожденные дремучими фантазиями и страхами. На самом деле, только Верховная Жрица может принять ношу Ишь-Чель и сопровождать возлюбленного Ицамну сквозь тысячелетия. Марта сознательно шла на эту жертву. Ради тебя. Когда после взрыва мы перенесли вас к Пьющему Камню, стало ясно, что травмы у Марты незначительны, а роды уже начались. Она вполне могла благополучно разрешиться от бремени и… так сказать, остаться за бортом…

- И поэтому вы разбили ей голову? Чтобы она точно умерла в родах?! – Александр с горечью и недоверием поглядел на профессора.

- Да, дорогой, - устало ответил тот, - Если бы Кабрера не оттолкнул ее в момент открытия двери, все произошло бы более… естественно.

- А если бы ее убило взрывом?

- Не убило бы.

- Почему вы так уверены?

- Никого не убило. Ты, думаю, уже понял, что здесь задействованы очень могущественные силы. Они не позволили бы никому погибнуть. Просто так.

- Но все же… как она оказалась внизу? Ведь я шел единственным путем… и если бы она…

- Марта по-прежнему наверху. На Пьющем Камне. То, что ты видел здесь – лишь результат жертвы, принесенной Альфонсо. Она выросла из небольшой глиняной фигурки, густо смазанной семенем «чистого» мужчины. И только тебе решать, остаться ей с тобой или быть погребенной наверху.

Александр обхватил голову руками.

- Вы все говорите про выбор, но из вашего рассказа следует, что нет и не было никакого выбора для нас обоих! Ведь если я уйду, то…

- Да, Ицамна падет. Может, будет новый потоп, или огненный апокалипсис, или еще что-то… А может, и не будет ничего. Просто мир быстро захиреет и умрет. От естественных причин.

- А потом?...

- А потом, - профессор пожал плечами, - Хунаб-Ку снова поднимется из Моря Безмятежности и создаст новых богов. Не сразу конечно. В Макромире – макровремя. Это только Христианский Бог умудрился создать мир за семь дней. Поэтому я в него никогда и не верил.

Они помолчали. Каждый о своем.

- А что будет с нами? – он оглянулся назад, на застывшее среди лугов Древо, - Они оба не показались мне слишком счастливыми. Немедленно умереть или жить несчастливо тысячи лет… Я бы, пожалуй, подумал…

- Ты застал лишь последние часы их царствования. Да, эта ноша тяжела. Но и почетна. Тот мир, в котором мы живем почти четыре тысячи лет, не так уж был и плох. Лишь последнее столетие свидетельствовало, что боги состарились и устали.

- А что… что будет с ними?

- Они вернутся. И у них тоже будет выбор – выйти и дожить свой срок среди простых смертных, остаться здесь, среди самых верных жрецов и служить тебе или… спуститься ниже – в Шибальбу.

- Служить нам… Мне и Марте! – поправил Александр профессора.

- Верно. Прости. Но если уж быть совсем точными – служить Новорожденным Ицамне и Ишь-Чель…, - профессор помолчал, - Пора обратно. Время истекает. Кабрера не протянет долго, а он еще не выполнил свою задачу до конца.

Александр.

Когда они вернулись, время словно снова пошло вперед. Небеса кренились и оглушительно грохотали, тут и там в звездной пучине можно было различить угрожающие заломы и трещины, сочащиеся субстанцией, напоминающей пламенеющий закат.

Александр с опаской перевел взгляд на Ицамну, по-прежнему прижимающего сына к груди. Ранка на его огромной пухлой ладони почти затянулась, и он уснул, окруженный любовью и защитой родителей.

- Пришло время принять ношу, - произнес профессор и подвел Александра к Альфонсо. Тот изменился. Из глаз и рта текла кровь, а по всему телу змеились неестественно выпуклые и темные вены. Он казался умирающим от сильнейшего заражения крови и, одновременно, столбняка.

- Мне… предстоит то же? – спросил Александр, разглядывая несчастного толстяка.

- Нет. Даже самый устойчивый смертный не сможет переработать кровь Древних Богов. Кабрера здесь именно для этого. Он что-то вроде…, - Фернандес задумался, - В английском нет подходящих слов. Но представь себе какой-нибудь сильный яд, например, тайпана. Капля убивает человека в течение трёх часов, но если эту каплю разбавить галлоном, скажем, простой воды, то его концентрация уже не будет представлять опасности для жизни. К сожалению, кровь Ицамны нельзя разбавить водой. Только живой человеческой кровью. И наш прославленный друг является таким своеобразным резервуаром. Поверь, мой мальчик, тебе ничего не грозит. Тем более, что кровь Ицамны была разбавлена дважды – сначала смешавшись с кровью Ишь-Чель в их ребенке, а потом уже…

Профессор прервался, кинул взгляд на посветлевшее на далеком горизонте небо и решительно подал знак Марте, стоявшей в сторонке с древнейшей реликвией - кинжалом из вулканического стекла. Александр без труда поверил, что это незамысловатое оружие когда-то в точности так же держала в руках другая женщина – та, которая теперь пытливо глядела на них из ствола Мирового Древа.

Марта подошла и без колебаний точно выверенным движением вспорола живот Альфонсо у основания ребер. Кровь веером забрызгала ее лицо, но она даже не моргнула и тут же погрузила руку по локоть в открывшуюся рану. Секунда промедления, мощный рывок и вот уже у нее в руке большое, покрытое желтоватым жирком слабо трепыхающееся сердце.

В голове Александра промелькнула единственная мысль – рождественский гусь, из которого опытная хозяйка одним движением выдергивает все внутренности. А потом Марта подошла и, не давая ему ни секунды на размышления, протянула сердце к лицу. Он послушно коснулся губами отвратительно теплого, остро пахнущего медью мяса, потом надкусил его и начал пить.

…

В мгновение ока все изменилось. Он чувствовал подсыхающую на подбородке кровь своей первой – самой сладкой – жертвы, чувствовал, как вяло двигаются и распадаются ее красные и белые тельца. Потом поглядел вокруг, на почтительно склонившихся вокруг людей. На небо – бессчетное количество лениво вращающихся друг в друге золотистых сфер. Крепких, молодых, здоровых небес. На Марту, которая с по-детски непосредственным удовольствием облизывала красные, липкие пальцы и улыбалась ему.

- Открой глаза, - шепнула она, и голос ее разнесся эхом над бесконечным зеленым лугом. Он с удивлением понял, что действительно, глаза его закрыты. Распахнув их, он увидел одновременно все вокруг – что есть и что было. Каждое животное и каждого человека, когда-либо бродивших по Земле. Рождения, смерти, войны, примирения, радости и боль, жертвы и палачи, боги и их служители, катастрофы и возрождения, каждый срезанный маисовый початок и каждое семя, брошенное, взамен, в Землю. Все слилось в единый поток вне времени, происходя одновременно здесь и сейчас. Высоко в Небесах и глубоко под Землей тысячи древних и новорожденных богов одновременно востребовали от своих служителей жертвы в его честь. Где-то за пределами Мироздания отозвался Великий Хунаб-Ку, покачиваясь на волнах бескрайнего Моря Безмятежности.

Александра поглотила визжащая эйфория, во рту пересохло, глаза лезли из орбит, как у перепуганной лошади, в голове лопались тысячи сияющих мыльных пузырей, в которые превратились его мысли. Ему казалось, что голова его не выдержит и взорвется, как перезревшая тыква. Он вскинул руки и попытался ее удержать, понимая, что умудряется стискивать ладонями виски, и, одновременно, прижимать к себе теплое податливое тело жены.

Сколько продолжалась эта агония, он не представлял. Время перестало существовать. Только в какой-то момент он понял, что ему стало легче. Знание никуда не ушло, но больше не причиняло боли. Бесконечное мельтешение и катавасия перед глазами приняли подобие порядка.

Он отнял руки от головы и отпустил Марту. Поглядел на Древо. Оно опустело. Лишь у его основания, прислонившись усталыми спинами к мощному стволу, сидели две фигурки, держа в кольце любящих рук дитя. Черноволосая женщина с характерно скошенным лбом и темным сумрачным взглядом и светловолосый долговязый мужчина. Александр знал, что когда-то давным-давно Майя ходили войной за Большой пролив на поиски нового Бога. Ишь-Чель должна быть своей, взращённой на родной Земле, но Ицамна может быть лишь чужеземцем. О тех событиях не осталось даже легенд, как, вероятнее всего, не останется легенд и о его собственном Рождении. Можно только надеяться, что через четыре тысячи лет сохранится хотя бы жалкая горсточка людей, которая будет помнить, что необходимо привести приемника и завести эти часы снова…

«Что бы сейчас сказали мои родители?» - мысль даже не успела оформиться, а он уже видел родителей – постаревших, но все еще бодрых. Они устраивали семейный ужин для детей, внуков и друзей. Хороший дом, добротная жизнь с посудомоечной машиной, новым автомобилем, оросительной установкой на лужайке и ежемесячными посиделками, вроде этой… где о нем никто не вспоминает. Он ожидал, что в душе, которая впервые в жизни чувствовала остро и ярко, ворохнется обида и злость. Он чувствовал, что стоит только захотеть, как на этот крепкий, симпатичный дом упадет, скажем… метеорит. Но такого желания не возникло. Видение влилось в общий круговорот и пропало из его мыслей.

- Итсам-ни аль ми…, - заговорил рядом профессор, тщательно подбирая древние слова. Александр мягко улыбнулся, от чего где-то на заснеженных верхушках Тибета внезапно распустились цветы.

- Я еще не забыл английский, - ответил он очень тихо, чувствуя, что так безопаснее для окружающих.

- Как ты… себя чувствуешь? – Фернандес с боязливым почтением косился на Новорожденного.

- Великолепно! – ответил Александр и коснулся губами, черноволосой макушки жены, которая по-прежнему преданно прижималась к нему, - Что дальше?

- Прими ношу, Отче. Время пришло.

Александр отстранил от себя Марту и, приблизившись к Древу, увидел у его основания широкое дупло высотой в человеческий рост. Он согнулся, шагнул в его пахнущую сочной зеленью и смолой нутро и пророс внутри, вытянувшись и раздавшись в стороны. Его руки превратились в исполинские ветви и приняли на себя груз Небес. Впрочем, никакой тяжести он не испытывал, чувствуя, что может держать Мир одной только мыслью. Пока может.