…
Ирина объяснила, что для того, чтобы добраться до Колдуна, необходим
Хворостовы не могли себе этого позволить. Машина была им жизненно необходима, чтобы возить Лёху на бесконечные процедуры и обследования, а финансов, чтобы купить другую, не было. Впрочем, Ира пояснила, что транспортом служить может даже старая, крытая телега и совершенно не обязательно, чтобы она была исправна. Но это должно быть что-то, что является по определению именно
Наталья тогда не стала уточнять, это как-то само собой пришло к ней, интуитивно. Конечно! Все, что лишено живой человеческой энергии, тут же заполняется энергией…
Но перед отъездом необходим еще небольшой набор обязательных ритуалов, которые убедят
…
Будильники затрезвонили снова, и супруги с недоумением уставились на них.
- Ты, завела свой позже…
- Ты прекрасно знаешь, что мы одновременно отпустили ключи…
Михаил знал это и высказал недоверие, просто чтобы убедиться… будильники, заведенные одновременно, зазвонили на этот раз один за другим с разбегом в несколько секунд… Неужели тронулись?!
Они завели их снова. Секундная стрелка одного тут же стала непостижимым образом отставать от второго… Пять минут…
…
- В пути, - объясняла Ирина, - будут подсаживаться
…
Лёха что-то промычал, выпростав из спальника скрюченную руку с прилипшими к запястью пальцами. Наталья и Михаил склонились к нему, пытаясь понять, что ему нужно, а потом подняли глаза, где на потолочном поручне начали едва заметно подрагивать висюльки от люстры. Неужели тронулись?!
Действительно, отвесы оказались нелишними, так как движения они совершенно не ощущали. Все та же тишь, нарушаемая разве что слабыми порывами ветра и последующими приглушенными звуками срывающихся с ветвей тяжелых капель. Наталья подавила порыв отогнуть краешек одеяла и выглянуть наружу. Ирина говорила, что это не запрещено, но не желательно. Можно тем самым замедлить движение, а то и вовсе остановиться. И тогда – начинай все сначала.
Время на будильниках разнилось уже на две минуты. Если верить Ирине, чем сильнее разрыв, тем выше скорость движения… Своеобразный дьявольский спидометр… Михаил посмотрел на занавешенную лоскутным одеялом кабину водителя и поежился.
- Натка…, - он посмотрел на жену, - Как думаешь, кто-нибудь подсядет к нам?
- Ира говорила, что всегда… бывают попутчики…
- Странно…
- Это точно.
- Да я не о том… Странно, что вообще речь идет о каких-то попутчиках. Это ведь не рейсовый автобус, а наш – лично организованный и выстраданный. С какого перепугу к нам будут подсаживаться всякие «зайцы»?.. И мы же еще должны их отвлекать и ублажать, вместо того, чтобы… просто проехать мимо?
Наталья пожала плечами. Какая, в сущности, разница? Главное, Ирка сказала, что они редко бывают навязчивыми или агрессивными.
Один из будильников отчаянно зазвенел. Супруги вздрогнули, и Михаил тут же начал крутить ключик. Теперь необходимо завести на час. Удивительно, что второй будильник так и завис на четырех минутах. Тонкая стрелка двигалась, но еле-еле. Казалось, каждая секунда длится несколько минут.
- Лышите? – спросил Лёха и высунул бледное, угловатое лицо из спальника. Кончик его носа покраснел от холода и был мокрым. Родители навострили уши.
- Что?.., - шепотом спросил Михаил, а потом понял. Из-под ржавого днища раздавался едва слышный шёпот шин по асфальту. Невероятно, если учесть, что пазик брюхом стоял на лесной постилке, а одним боком даже немного ушел в землю. Висюльки весело раскачивались, а за одеялом, отделявшим кабину водителя от салона… казалось, красновато просвечивала приборная панель. Какая приборная панель?! В кабине не осталось ничего, даже остов кресла не уцелел!
…
Ирина не говорила, сколько именно времени займет дорога. Она только рассказала, что заводить будильники нужно сначала на минуту, потом на три, пять минут, час и два. Сама она управилась за час с небольшим, кто-то из знакомых ее знакомых, по слухам, доехал аж за пятнадцать минут, и это был настоящий рекорд. Но она не слышала ни о ком, кто добирался бы дольше двух часов.
- Как вам узнать вашу остановку? – спрашивала она, видимо, читая мысли супругов, - Ориентируйтесь по будильникам. Как только они снова зазвонят
…
- Кажись, началось, - пробормотал Михаил и переставил свой рюкзак поближе к Лёхиным носилкам, загораживая сына спиной. Наталья, услышав, что шум колес стихает, поступила так же и настороженно уставилась на дверь.
Некоторое время было так тихо, что, казалось, они могут слышать биение своих сердец, а потом край одеяла на дверном проеме ворохнулся, и в салон хлынули запахи горящей резины и свежей, кипящей крови. А вместе с ними«на борт» поднялась фигура в латах, с окровавленной палицей в металлической перчатке и, повернувшись лицом к Хворостовым, застыла в проходе. Впрочем… это было громко сказано - лицом. От головы осталась едва ли треть – лишь нижняя челюсть, ощерившаяся остатками битых зубов. В просветы между осколками то и дело просовывался красный, мокрый язык, а в паре десятков сантиметров над ней лениво плавал своеобразный нимб, состоящий, казалось, из двух эфемерных, сияющих колец – золотого и серебряного. Кольца медленно вращались в противоположных друг другу направлениях, то и дело их гладкая поверхность озарялась, словно от всполохов далеких пожарищ.
У чудовища не было глаз, но Хворостовы чувствовали, что оно каким-то образом смотрит на них и… видит.
- Дай ему… что-нибудь, - нервно прошептала Наталья, не в силах отвести взгляд. Некоторое время муж не шевелился, и она успела увериться, что он растерял остатки мужества, но он вдруг медленно поднялся, оглушительно хрустнув коленями, и протянул рыцарю первое, что попалось под руку – банку с солеными рыжиками.
Повисла долгая, мучительная пауза. Сжавшаяся в комочек Наталья, выглядывающий из-под ее локтя подслеповатый Лёхин глаз и Миша, протягивающий
Бесконечно тянулись минуты. Секундная стрелка на «тормозящем» будильнике тыркалась туда-сюда, вообще перестав двигаться с места. Все вокруг застыло, даже висюльки под потолком перестали раскачиваться. А потом рыцарь молча развернулся и вышел из автобуса. Окровавленная челюсть с осколками зубов, сияющий нимб, шпоры на латных сапогах, в одной руке – чудовищная палица, а в другой… банка соленых рыжиков.
Расскажи кому – засмеют… но смеяться совершенно не хотелось.
Они выдохнули, только когда поняли, что автобус снова движется. Теперь они действительно это чувствовали. Слегка покачивались бока, на окнах трепетали одеяла, висюльки на потолочном поручне пускались в пляс, а споднизу что-то чавкало, словно пазик пробирался по размытой ливнями грунтовке. Соседний ряд сидений незаметно изменился, одевшись в набитые поролоном дерматиновые сидушки.
Лёха застонал и откинулся назад, закусив губы.
- Сын… ты как? – охрипшим голосом спросил отец после некоторой паузы.
Тот издал неопределенный звук, потом ответил:
- Лучше, чем этот терминатор... зачем ему наши грибы? Трудно же будет жевать их одной челюстью…
Михаил невольно фыркнул, усмехнулся. Но усмешка тут же увяла. Беззаботный юмор сына выдавал его крайнее отчаянье. Лёха прекрасно понимал, что считанные месяцы отделяют его от сырой могилы и крушения целого мира, который он толком и увидеть не успел… Стоит ли на последнем пороге бояться каких-то чудовищ? Тем более таких, которым для откупа хватает банки соленых грибов…
А вот Михаил испугался, и, чувствуя исходящий от жены кислый, мускусный запах пота, понял, что та на грани истерики. Он очень мягко положил руку ей на спину, но та все равно вздрогнула всем телом и вдруг принялась поспешно доставать из рюкзаков и расставлять перед собой банки и кулечки.
- Лучше сделай Лёхе укол, - попросил он, - Ему плохо…
- Мне тоже плохо! – выкрикнула она, но тут же закрыла лицо дрожащими руками и глухо пробормотала, - Знаю. Прости. Сделай сам…
После инъекции Лёха быстро уснул. Автобус раскачивался и подпрыгивал на кочках, и его голова в капюшоне спальника безвольно болталась из стороны в сторону. На какой-то миг Михаилу почудилось, что они в катафалке – везут сына на кладбище. Под ложечкой засосало. Он разлепил пересохшие губы, чтобы в трехтысячный раз произнести, что «не нравится ему все это», но промолчал.
Глава 3
Как и Наталья, он тоже сразу безоговорочно поверил Ирине. Если бы с ними стряслась любая другая беда, он бы обязательно заподозрил подвох и подставу. Да, она родная сестра жены, но… слишком уж много она натерпелась от них пакостей, и было бы логично предположить, что рано или поздно она постарается отыграться. Если бы речь шла о жизни Натальи или его самого, они лишь криво усмехнулись бы и мысленно поаплодировали такому изощренному троллингу. Но вопрос стоял о Лёхе, а Лёху Ирина обожала. Как родного сына. Какими бы напряженными и неоднозначными ни были их отношения, ни один из супругов никогда не ставил под сомнения искренность ее любви к племяннику.
Самые дорогие игрушки, которые были у маленького Лёхи, были подарены тетей Ирой, обучение в престижном вузе оплачено ей же. Как и билеты на каждые каникулы то в Париж, то в Геную, то в Амстердам. Хворостовы знали, что после окончания университета она ждет Лёху в Бельгии, готовит ему хорошее место в одной из своих фирм…
Правда, она понятия не имела, что Хворостовы отнюдь не собираются отпускать Лёху в «европы». Конечно, они об этом молчали, но родительская привязанность, густо присыпанная родительской же ревностью, не позволяла им даже помыслить, чтобы отпустить свое дитё в чужие края. Он должен быть здесь, с ними. Жениться и привести в их дом милую, скромную девушку, а следом - и внуков. Он должен прожить вместе с ними
Леха тоже не догадывался о родительских планах, учился изо всех сил, чтобы не посрамить тётю, и тоже мечтал вступить во взрослую жизнь в Европе. Когда он заболел, родители даже обрадовались, что появился благовидный предлог удержать его возле себя и, конечно, оставить настырную евротётушку с носом… Если бы не смертельная серьезность его недуга, их бы все вполне устраивало… Но, конечно, в этом они не признавались не только друг другу, но даже самим себе.
…
- Теперь ты получил ответ на свой вопрос, так? – с затаенной, отчаянной жутью прошептала Наталья после долгого молчания.
- Что?.. – Михаил с трудом выходил из несвойственной ему задумчивости.
- О попутчиках… Ты спрашивал, почему…
- Я помню, что спрашивал, - излишне резко ответил он и достал бутылку воды. Попил и передал жене.
- Они путешествуют на попутках, потому что… просто
- Хочешь сказать…
- Мы уже не на привычной нам Земле. Где-то… в другом месте…
- Почему же она не предупредила….
- Может, думала, что мы испугаемся и откажемся… А может, решим, что она нас дурит… Слышишь?
Михаил посмотрел на Наталью. Она, вся подобравшись, глядела на завешенную дверь. Чавканье под днищем стало более разрозненным, предметным, и Михаил понял – дьявольский пазик вновь замедляется…
Качнувшись в момент остановки вперед, они ахнули и застыли, приготовившись увидеть очередного немыслимого монстра, но в салон автобуса, кряхтя и подтягивая за собой старомодную сумку на колесах, забралась… пухлая бабка.
Супруги, хлопая глазами, шумно задышали. Совершенно обычная бабка. В берете, натянутом на уши, ватной душегрейке, длинной цветастой юбке и безразмерных калошах. Она мазнула безразличным взглядом по Хворостовым, поправила берет и тяжело плюхнулась на первое за водителем сидение. То, которое «для пассажиров с детьми и инвалидов»…
Висюльки тут же снова закачались под потолком. Ехали в полной тишине. Бабка меланхолично глядела в наглухо занавешенное синим, шерстяным одеялом окно и время от времени ощупывала бока коричневой, клетчатой сумки, словно проверяя, не выпало ли что…
Супруги надеялись, что и не выпадет, ибо края матерчатой, откидывающейся крышки то и дело приподнимались. Там что-то мельтешило бледной плотью; выглядывало одним, двумя, а порой и тремя глазами, окруженными короткими, белесыми ресницами; то вдруг наружу выпрастывались синеватые детские ручонки с неправдоподобно толстыми и желтыми ногтями или щерились полные острых зубов ротики.
Бабка, в который раз успокаивающе похлопывая по боку сумки, почувствовала на себе взгляды и обернулась.
- Такие непоседы, - произнесла она с извиняющейся улыбкой, -… Вам далече?
Супруги замялись, переглядываясь. Можно ли отвечать? Бабка же с вежливым ожиданием все глядела на них.
- Далеко…, - сдержанно ответила Наталья, - А… вы?
- До Червонного Скита. Кажный год ездию с внуками, приобщаю…
- К чему?
Михаил ткнул локтем Наталью в бок, и она прикусила язык.
- Как к чему? К Вере, конечно! – разговорчивая бабка мелко перекрестилась на перевернутый крест, украшающий кабину водителя, - Самое намоленное место… а вы?
- К Ардану, - коротко ответила Наталья, с опаской поглядывая на бабкину сумку. Михаил снова ткнул ее в бок.
Бабка понимающе покивала, заправила под берет выбившиеся короткие седины.
- Нам почти по пути. Моя остановка чуть раньше…
Супруги промолчали, и бабка, не найдя в них собеседников, отвернулась. Лишь время от времени, когда возня в сумке усиливалась, опускала на нее руку и успокаивающе похлопывала по клетчатым бокам.
Долго ехали в молчании, нарушаемом лишь зловещими взвизгами и возней из бабкиной сумки. В какой-то момент снизу начало подтекать кровью, и Наталья, заикаясь от ужаса, подала голос:
- У вас там что-то… Может… есть хотят?… У нас еда…
Бабка затрясла головой и внезапно осклабилась белыми, острыми, как иглы, зубами. Казалось, их гораздо больше, чем тридцать два, и все они явно были своими…
- Благодарствую, касатики. Но, боюсь, они испортят аппетит.
Как всегда внезапно зазвенел будильник. Супруги были уверены, что отозвался тот, запоздалый, но звонил тот, что вечно спешил. Они чувствовали, что еще слишком рано, прошло явно не более 40 минут! Но они не стали медлить. Наталья взяла его в трясущиеся руки, и снова завела. Теперь на два часа. Если верить Ирине, это последний отрезок пути…
Остановки стали следовать чаще. Салон постепенно наполнялся.
Кто-то из пассажиров усаживался на свободных местах, кто-то оставался стоять, покачиваясь, в проходе. Иссиня бледный человек в старомодном сюртучке присел напротив Натальи и до самой высадки, широко расставив колени и уперев в них руки, старался заглянуть ей в глаза. Казалось, он вот-вот скажет что-то тошнотворно приветливое, настырное, требующее реакции, но он молчал.
В проходе, держась обеими руками за поручень, над ними нависала фигура, напоминающая Хэллоуинскую невесту в сером, шифоновом платье. Из-под густой, оборванной вуали Михаилу на плечо постоянно что-то капало. Он только раз осмелился коснуться мигающим, несмелым взглядом этой вуали и тут же уставился в пол. Там шевелилось что-то, напоминающее паучьи жвалы, и раздавались жалобные всхлипывания, как у напуганного ребенка.
Когда «невеста» и мужичок в сюртучке вышли, в салон поднялся длинный, сухой, как палка, старик. Без сомнения мертвый, ибо к его лбу прилип и держался на честном слове погребальный венчик, а следом за ним – на той же остановке – девчушка лет двенадцати в розовой курточке и шапке с «ушками». Из ее штанин, по последней моде тесно стискивающей щиколотки, на замызганный железный пол сочилось что-то тягучее, напоминающее подмороженный костный мозг. На сгибе локтя она небрежно держала полугодовалого ребенка, который то и дело беззвучно раззевал совершенно беззубый рот. Этот рот должен был выглядеть беспомощным и безобидным, но вместо этого пугал до чертиков, ибо постоянно полнился поднимающейся откуда-то изнутри свежей кровью и срыгивал на обрывок байковой, пестрой пеленки, которую девочка, рассеянно и покорно, каждый раз подставляла под его подбородочек.
Супруги, пытаясь абстрагироваться и отвлечься, следили за часами. «Нормальные» уже отсчитали большую часть времени и норовили сровняться с «опаздывающими». Они понятия не имели, что будут делать, если часы не совпадут. На сколько заводить? На три часа? На пять?
Пять часов в этом аду – это смерть для психики! Да и хватит ли у них даров на время такого длительного путешествия? Большинство пассажиров не обращало на них внимания, но многим приходилось совать в протянутые руки банки и свертки.
В какой-то момент автобус заполнился чудовищным смрадом деревенского туалета, и супруги, заткнув носы шарфами, с ужасом наблюдали, как в салон заполз заросший длинными седыми космами, совершенно голый старик. Он уселся по-турецки прямо посреди прохода, на колени себе водрузил выдолбленную из дерева ступку, в которой плескалось что-то... мясное, и тут же принялся мять это и помешивать. Завешенный серыми патлами, сверкал исступленно озирающий пассажиров, слепой глаз.
Наталья, заметив, что глаз задержался на ней, потянулась за мешком с кошачьими сухарями, но старик брезгливо сморщился, проворно метнулся к рюкзаку и вскоре выволок из него мешок с останками
Старикашка долго копошился в мешке с мертвечиной, перебирая отрезанные пальцы, потом довольно хрюкнул, прострекотал что-то себе под нос и вернулся на место. Супруги, как по команде, отвернулись и закрыли глаза, борясь с тошнотой, когда тот сунул подгнивший обрубок себе в рот и принялся с аппетитом его обгладывать, время от времени сплевывая бурую кашицу в горшок.
…
Наталья решила, что с нее хватит. Она натянула поглубже на глаза капюшон и под аппетитное чавканье старика почти задремала. Перегруженный мозг требовал передышки. Перед закрытыми глазами замелькали беззаботные картинки из далекого прошлого. Они с Иркой под апрельским солнцем, среди школьных друзей. Пижамные вечеринки, которые им с подружками устраивали время от времени родители. Их проказы…
Они с Иркой были однояйцевыми близнецами, и это открывало массу возможностей разыграть как случайных знакомых, так и учителей… Более способная и удачливая Ирка, сдала за нее, Наталью, все возможные экзамены. Включая и вступительные в ВУЗ… И вот как они ей отплатили.
Наталья зажмурилась крепче, припомнив все гадости и подставы, которые добрая душа Ирка терпела от нее… и от Михаила тоже, конечно… Начиная с той омерзительной «шалости», которую Мишка всю жизнь на голубом глазу оправдывал тем, что обознался.
Поделиться книгой: