Убийство в снежном городе

Утром снег утих, и снова вышло солнце, но ходить по городу было непросто. Даже на центральной улице расчистили лишь проезжую часть, а тротуару рабочей силы почти не досталось.

Когда компания вышла на улицу, где все белым-бело, а дальше белые стены храмов и колоколен и золотые купола, а поверх всего колокольный звон одного монастыря, подхваченный другим, а издалека из заснеженного леса продолжал третий – итальянцы поверить не могли, что такое бывает в реальности.

– Достоевский! – Воскликнул Марко, – нет, Лев Толстой. Мы прямо в романе.

– Доктор Живаго! – включился Никколо.

Девушки веселились: – А вы читали романы-то?

– Я фильм смотрел, – гордо сказал карабинер. – это все очень romantico!

– Molto romanticо, bellissimo! – подключился кардиолог.

По центральной улице, да мимо площади, они добрались почти до реки, но там и мост, и дорожка вниз, и сама река превратились в нетронутое сплошное белое полотно.

– Пааасторонись! – их обогнала телега на полозьях с мужиком в валенках и ушанке, держащим вожжи. Лошадка особо не торопилась, шла себе, тащила сани, которые легко скользили по снегу. Тут уже взрыв мозга случился у девушек, которые только в кино видели подобные картины.

– В монастырь что ль? Садитесь, подвезу! – лошадка остановилась. Соня быстро перевела сказанное итальянцам, те с энтузиазмом закивали, чуть головы не оторвались.

– Вы через мост? – поинтересовалась Саша, думая, как же лошадка и сани протиснутся через шлагбаум, не пускающий на мост машины.

– Какой мост, сейчас через реку быстро переправимся, не боись, лед толстый, я тут через день езжу. Продукты вожу в монастырь, а от них сыр, молоко – и лошадка резво спустилась с сугробов, бывших когда-то берегом и понеслась по заснеженной реке. Саша глаза зажмурить не успела, а они уже взбирались на холм противоположного берега.

А потом встали стеной заснеженные деревья, и уже не видно было городка, только колокольня верхнего монастыря на горе еще высилась вдали.

– Снег это ничего, вот когда весной река разливается, то прямо к монастырю вода подходит. А другой дорогой, по тому берегу, аж 40 километров до ближайшего населенного пункта, трудно им там весной, – мужик ослабил вожжи, повернулся к пассажирам, стройным рядком сидевшим в телеге, вцепившись в борта. – Щас на Красную Гривку поднимемся – и на месте.

Лошадка шла себе привычным путем, даже направлять не надо.

Дорога повернула, лес расступился, и впереди открылось белое поле и вновь белые стены монастыря. На сей раз никаких старинных каменных оград не было, лишь деревянный заборчик, окруживший территорию.

– Старый монастырь? – крикнула Саша, вдруг возница не услышит.

– Красногривский то? Старый. Это так его здесь кличат, не по церковному, а по имени горки, да какая там горка! Гривка, она и есть гривка. Сказывали, 16 век, или 15й, сестер спросите, все расскажут.

Сани остановились, возница спрыгнул с телеги, отворил деревянную калитку, и телега въехала на территорию монастыря. Возница объехал храм и колокольню, притормозил у подсобных помещений. Покричал: – Сестрыыыы!

И вскоре засуетились, забегали три женщины в монашеских одеждах, потащили пакеты, привезенные мужиком куда-то внутрь.

От Никколо и Марко, предложивших помощь, отмахнулись – не тяжело, да и не впервой. За сыром? Сейчас матушку Иоанну кликнем, она за сыр отвечает.

Матушка Иоанна, оказавшаяся степенной монахиней средних лет, с удовольствием отвечала на вопросы.

– Это самая древняя здешняя обитель. Раньше монастырь был мужским, но малочисленным, трудно здесь жить было, вдали от города.

– Ничего себе вдали, вон он, город, – показала Саша на видневшиеся на горе строения верхнего монастыря Городенца.

– А ты весной сюда приезжай, матушка, увидишь, далеко, или нет, когда река кругом. – Саша покраснела, а монахиня продолжила свой рассказ, – В 1723 году указом Петра Первого монастырь приписали к Флорищевой пустыни и стал он подворьем. А потом, в 20 веке, стоял он заброшенным, лишь к 2000му году появились здесь насельницы.

– И вы варите сыр? – глаза Саши округлились, когда она увидела приготовленные расфасованные по пакетам и коробочкам многочисленные сыры.

– Тут у всех разные послушания.

– Послу…?

– В монастыре, матушка, все труды во славу Божию называются послушаниями. И каждой сестре назначается послушание своё, а может быть и несколько послушаний. Мы с самого начала скотину держали и сыроварением занимались. Уединенно у нас тут большую часть года, а со скотиной и еда всегда есть, ну, если не в пост, конечно! И продаем сыры, обитель то, видишь, еще восстанавливается. Кухню молочную я вам не покажу, нельзя по санитарным нормам, там только те сестры трудятся, у кого на то послушание. А сыр продаем, как же иначе, вот сейчас Василий, – кивнула она в сторону телеги-саней, – заберет продукцию, по магазинам развезет, вот и лепта в восстановление обители.

– Не хило развернулись сестры, – шепнула Соня подруге, когда они узнали весь ассортимент. Адыгейский, сулугуни, косички плетеные, брынза, утренняя диетическая рикотта, полутвердая качотта, «Монтазио», твердый сыр «Знаменский», Скаморца, и свежая моцарелла, и сделанная вручную буррата.

– Технологии тут наши и итальянские, – гордо рассказывала матушка Иоанна. – никаких добавок и консервантов, но главное – с молитвой все производим. Такого сыра нигде не попробуете!

Восхищенные итальянцы набрали и буррату, и скаморцу, и свежайшую рикотту.

– Божья матерь нам помогает, – покивала головой матушка Иоанна, – находясь под покровом Пресвятой Богородицы, святая обитель Знамения Матери Божией имеет еще одного заступника и покровителя – апостола и евангелиста Иоанна Богослова.

Для католиков итальянцев Богородица, Пресвятая Дева важна как никто другой. Итальянцы лишь изумленно кивали, когда Саша переводила рассказ и заставили девушек записать номер счета монастыря. Они намеревались сделать пожертвование сразу, как вернутся домой.

– Едете в город-то? – окликнул компанию Василий, теперь они знали, как зовут их «извозчика». – Садитесь, но аккуратно, не подавите мне сыры. Они денег стоят.

В конце концов сначала усадили пассажиров, а сверху, им на руки, пристроили коробки с сырами.

– Как звали-то убиенную? – услышала Саша шепот одной из монахинь, – помолимся мы за нее.

– Это она про ту девушку, которую в парке убили два дня назад? – спросила она возницу, как только тронулись.

– Так вы не знаете? Сегодня ночью снова убили. Медсестру из больницы, той, что на горе.

***

Дома девушки рассказали Никколо и Марко об убийствах.

– Неужели и правда вырезают сердца? – ахала Саша. – Вот как бы узнать?

– А вы без этого не можете, да? Давайте лучше поедем в Москву, или вот, тут рядом ваш знаменитый Владимир.

– Суз-дал, – поддержал Марко.

– Я все равно хочу поговорить с полицией. Вдруг они не знают про легенду?

– И чем твоя легенда поможет? Убийцу не по легендам ищут, а по уликам. Уж тебе ли не знать!

– А вдруг это поможет сузить круг подозреваемых?

– А ты уверена, что про сердца это правда, а не сплетни?

– Вот поэтому я хочу пойти в полицию. Я же в конце концов адвокат, должны со мной поговорить.

– Сначала подзащитного найди, адвокат. Кстати. что-то я не слышал, что б ты специализировалась на diritto penale, уголовном праве, или я что-то упустил?

– Не упустил. – Вздохнула Саша, – но статус-то адвоката есть.

– Пэрри Мейсон. Не иначе – мы защищать не умеем, мы расследовать умеем. Ну-ну.

Дома уже ждала тетя Люба, которая сделала уборку, да еще и пирог принесла.

– Пирог с неправильным вареньем.

– Почему с неправильным?

– Потому что из антоновки. А кто из антоновки варенье варит? Ну, остались яблочки, что мне теперь, выбрасывать? Варенье, может, и некрасивое, зато вкусное и не растекается, когда в пирог-то, начинкой.

Пирог оказался восхитительно вкусным, и слопали его в четыре горла, не дожидаясь обеда.

– Вареньица я тоже принесла, к чаю. Будешь сама такое варить, – строго посмотрела тетя Люба на Соню, то ли как на хозяйку «имения», то ли поняла, что с Сашей о варенье говорить бесполезно, – прежде дольки яблочные перевороши. Так, чтобы все дольки стали покрыты соком-сиропом. Типа глазировка такая произошла. Дальше – кастрюлю на огонь. Силу нагрева надо выбрать так, чтобы не подгорело ничего, не пришкварилось. Как только начнёт прибулькивать, надо очень-очень аккуратно опять-таки переворошить яблоки.

Соня добросовестно записывала, а Саша отключилась где-то в середине, услышав только, что яблоне в саду тети Любином больше ста лет, и яблоки долго лежали в сарае, а тут она вспомнила и решила варенье сварить. Смысл-то вслушиваться, вот как перевести на итальянский «переворошить», да «замармеладится», да «прибулькивать»! А без этих слов весь колорит пропадет.

Весь день Никколо то и дело утыкался в телефон, ведя с кем-то интенсивную переписку. И если сначала Саша отмахивалась от Сониных многозначительных подмигиваний в сторону карабинера, то в конце концов и сама заволновалась. Кто знает, что там в Италии произошло в его жизни за последние полгода? Тем более, что еще остался осадок от серьезного кризиса между Соней и Марко.

Нет, кризиса могло бы и не быть, что взять с итальянцев, которые ни одной юбки не пропустят, и флирт их второе имя? Тем более, что Марко никак не мог быть заподозрен в походах «на сторону», Саша была в этом уверена. Но подруга закусила удила, устроила истерику из-за обедов мужа- кардиохирурга с его операционной медсестрой и их постоянного общения в ватсапе. Кончилось все это печально. Марко переехал в городскую квартиру, а Соня с особым пылом взялась за расследование двух убийств в приморской Лигурии, сначала втравив в это дело подругу, а потом и сама к ней присоединившись. А чем дальше – тем призрачнее становилась надежда на примирение.

Но случилось чудо: Марко вернулся домой с букетом любимых Сониных лилий, поклялся, что он никогда и в мыслях не изменял жене и полным imbecile, что ушел из дома. Соня даже для приличия не держала паузу и сразу расцвела во вновь обретенной семейной гармонии.

За кадром осталось то, чего подруги никогда не узнают. Покаянному возвращению кардиохирурга предшествовал визит к нему полковника карабинеров, который долго вправлял другу мозги. В тот момент он сам не знал, как спасти отношения с Александрой, и надеялся хотя бы в истории друзей поставить счастливую точку.

Видимо, Небеса оценили его благородный порыв и через короткое время Никколо и Саша снова начали общаться.

После долгих размолвок и ссор всегда торопишься что-то рассказать, чем-то поделиться, словно боишься не успеть. Возникает ощущение новизны, как будто ты снова делаешь первые шаги в отношениях. Но где-то в глубине души еще остается еле заметный осадочек, который долго не проходит, та самая маленькая кофейная ложечка дегтя в бочке меда. Вот и Соня заволновалась, и Саша к концу дня и не хотела вроде, а насторожилась. И спросить неудобно, и молчать сил больше нет.

Никколо ее опередил:

– В общем так, дорогие синьоры и синьорины. Я прекрасно понимаю, что если в Италии вас за уши из преступлений не вытащишь, то в России, в чужой для нас с Марко стране, об этом даже думать не стоит. Влезете. Как пить дать! А с вами свяжешься – сам куда-нибудь вляпаешься. Как говорят у нас в Италии – Vai con i zoppi e impara a zoppicare (Пойдешь с хромым – сам хромать будешь.).

– Это к чему такое философское вступление? – переглянулись подруги.

– Это к тому, что ты влезешь адвокатом на беду какого-то несчастного, лишь бы к этому делу примазаться. Лучше, чтобы никто от твоих инициатив не пострадал, ну какой из тебя avvocato criminale!

Я сегодня пообщался со своим руководством, они связались с Москвой, кое у кого из моих боссов сложились хорошие отношения с российскими коллегами в МВД и прокуратуре. В общем, полковник карабинеров Никколо Скарфоне, который в настоящее время находится в России, пожелал ознакомиться с работой российских коллег, и желательно в провинции и так получилось, что в конкретном небольшом городке.

– И как это ты умудрился? – округлила глаза Соня, – да за один день, это с итальянской-то бюрократией, да и российской тоже.

– Не у всех дедушки графы и отцы генералы, – съязвила Саша, которая еще не решила радоваться ей, или обижаться на все сказанное полковником. – И как ты общаться с нашими органами собираешься?

– А для этого у меня будет переводчица. Я уже все согласовал. Ее зовут Александра Емельянова. Но есть одно условие.

– Какое? – хором спросили подруги.

– Александра – моя переводчица. Не сыщик, не частный детектив, не сумасшедшая мисс Марпл, которую вечно норовят то в подвале запереть, то в поле задушить. Ты улыбаешься, переводишь, и попробуй пикнуть – визит полковника Скарфоне тут же закончится. Поняла? – строго посмотрел он на Сашу.

– А я? – жалобно пропищала Соня.

– А вам с Марко мы обещаем все рассказывать по вечерам, правда ведь, да? – умоляюще взглянула Саша на полковника. Она же должна обсудить с подругой все версии, с Никколо разве обсудишь!

– А это будет зависеть от ситуации, возможно, нам придется подписать документ о неразглашении, – важно ответил карабинер. – Во всяком случае я, глядя в твои честные глаза, обязательно заставил бы тебя подписать такой документ. – И тут же получил подушкой по уху.

Теперь все устроились на ночлег, согласно занимаемому семейному положению. Супруги Соня и Марко воссоединились в домике на центральной улице, а «переводчица полковника» въехала в соседний с Никколо номер.

***

Оказалось, что Никколо действительно интересна работа российских коллег. Он задавал вопросы, вникал во все разъяснения, а Саша, откровенно скучала – вот зачем ей все эти подробности! Да еще и термины, которые она и по-русски не знала, а тут на итальянский переводить, но Саша старалась, находила поясняющие слова, махала руками как заправская итальянка.

– Мы всегда изначально отталкиваемся от места происшествия. Особое внимание – осмотру места преступления, поиску улик, установлению свидетелей и очевидцев. Если по горячим следам подозреваемого не установили, в первую очередь отрабатывается местный контингент: ранее судимые за аналогичные преступления. В центральных районах, конечно, сложнее. Там часто могут быть «гастролеры», не то, что из других районов, а даже из других городов. Но проверку в первую очередь начинают с тех, кто уже состоял на учете или попадал в поле зрения правоохранительных органов. И это часто приносит результат. Сейчас сложнее, раньше были участковые, которые весь «контингент» в лицо знали. Но ныне они часто меняются, и нагрузка на участковых уполномоченных полиции очень большая, к ним с каждой разбитой лампочкой приходят. Главное, раскрытие преступлений всегда коллективная работа, не бывает так, чтобы один человек сам раскрыл все дело, так только в кино бывает.

При этих словах Никколо закивал одобрительно и выразительно посмотрел на Сашу, а та, за спиной важного начальника из следственного комитета, показала полковнику язык. Ага, коллективно, только у нее это почему-то получается не хуже, чем у целого штата карабинеров!

– Мы сейчас раскрываем и преступления, совершенные много лет назад. Благодаря молекулярно-генетической экспертизе. Раньше, по большому счету, она могла определять только группу крови подозреваемого. Но даже если это редкая группа, прямым доказательством причастности того или иного человека она быть не может. А ДНК – это уникальный код, ошибка исключена. У нас есть оборудование, которое позволяет закреплять следы – отпечатки, микроскопические кусочки кожи, пот, слюну, кровь, есть техника для экспресс-анализов. 20 лет назад невозможно было представить, что в расследовании будут использоваться полиграф, базы данных геномной регистрации, системы видеонаблюдения, беспилотные аппараты. – с гордостью продолжала свой рассказ российская сторона.

Тут не удержалась Саша, которой тоже стало интересно:

– Простите, я не специалист. Вот в кино мы видим, что на месте убийства криминалисты ходят с какими-то лампами, которые показывают на стенах или полу замытую кровь.

– Этот прибор называется «источник криминалистического света». С помощью ультрафиолета можно обнаружить не только следы крови, но и слюну, все следы биологического происхождения, которые не видны визуально.

Саша педантично переводила про дактилоскопические порошки, источники света, георадары, слушала, как восстанавливают стертые записи на гаджетах и мобильных телефонах и еле сдерживалась, чтобы не заорать:

– Да сколько можно лабуду нести. Давайте ближе к делу!

– Наверное в таких небольших городках – как и у нас в Италии – сложнее со всеми этими чудесами современной техники, – сказал Никколо.

Российский коллега вздохнул:

– Да, это так, в серьезных случаях привлекаются бригады из центрального управления. Как по тому делу, на основе которого вы хотели познакомиться с нашей работой «в поле». Криминалисты из центрального аппарата уже сделали свою работу и уехали. Ну, а повседневная работа на нас.

– Да, да, да, – тут же оживилась Соня, – полковник как раз хотел узнать о нынешнем расследований убийства… двух девушек, да?

– Трех девушек, – снова вздохнул их собеседник. – Сейчас вы встретитесь с сотрудником, который непосредственно руководит расследованием здесь, в городе, он введет вас в курс дела. Мы расскажем, что возможно, но уж простите, в допросах или следственных действиях участвовать вы не сможете.