Депорнографизация

— Э-э… Как-то из рассказа Эдди не получается образ ученого-монаха.

Бекки покрутила головой и помахала руками.

— Конечно, Хью не монах. Его интересуют женщины, хотя бы для разнообразия.

— Что значит для разнообразия?

— Так, вообще-то, у него на лодке есть кибернетическая абракадабра вроде оранжевого пластикового пингвина на колесиках. В быту оно заменяет женщину, плюс-минус.

— Сексуальный робот? – предположила Гвен.

— По-моему, совсем не сексуальный. И домработница из него… Э-э… Как из пингвина, короче. Но это дело вкуса. Я прикидываю: для Хью важнее научное значение.

— А какой наукой он занимается?

— Он доктор арт-кибернетики, преподает полу-дистанционно в Политехникуме. Но не в Центральном кампусе, что в Парамарибо, а в Западном филиале, что в Нйив-Никкери.

Гвен присосалась к коктейлю, и прокрутила в голове ранее полученные сведенья.

— Так вот почему Эдди называл его яйцеголовым.

— Ага! – Бекки кивнула и, понизив голос, спросила, — Почему тебя так интересует Хью?

— Вообще-то… — Гвен перешла не шепот, — меня интересует не Хью, а шримпшарк, про которую он что-то знает.

— Да, он что-то знает, — согласилась Бекки, — Только это стремная тема.

— Так, на стремных темах как раз делаются деньги.

— Да, только вот есть риск остаться без головы или конечностей.

— Бекки, я не собираюсь лезть на рожон. Меня не интересует хайп на крови и кишках. Я работаю по стандартам естествоиспытателей XIX века. Я расспрашиваю, я ищу прямые подтверждения или опровержения, я собираю свидетельства очевидцев и сопоставляю с гипотезами ученых. Если я вижу расхождения…

— …Это круто! — перебила Бекки, — Но Хью уже на пристани. Гляди и оценивай.

Хью Рэнкин внезапно оказался похож на реднека неопределенного возраста из сельской глубинки Миссисипи или Луизианы. Только не простого реднека, а такого, которому от маисового самогона взбрела в голову идея записаться в рейджеры. Приняв решение, он согнал пузо примерно наполовину, сбрил растительность на лице, самопально подстриг ежиком характерную рыжую шотландскую шевелюру, и ограничил себя в алкоголе. Его мутноватые глаза болотного цвета приобрели здоровый живой блеск, и даже костюм из мешковатых штанов с подтяжками и мятой футболки смотрелся на нем почти стильно.

Он удивительно легкими шагами пересек зал, артистично-грубо шлепнулся на табурет у стойки, и негромко, очень дружелюбно, почти мурлыкая, произнес:

— Привет, Бекки, ты с каждым днем прекраснее! Если я мешаю тебе секретничать с этой незнакомой леди, то так и скажи. А если нет, то я бы выпил полпинты бананового вина.

— Вообще-то, Хью, ты мог бы помочь, — тут Бекки понизила голос до шепота, — это Гвен, серьезный блогер, и она хочет по-настоящему разобраться, что такое шримпшарк.

— По-настоящему разобраться? – переспросил он, — Это необычный подход в XXI веке.

— А Гвен работает как в XIX веке. Ты читал Жюль Верна про капитана Немо?

— Я читал, и что?

— И то, что это не через жопу, как сейчас! — сказала Бекки, и наполнила стакан напитком янтарного цвета.

— Спасибо! — сказал Хью, и сделал глоток, — Надо же… И что, Гвен, ты сейчас на старте думаешь насчет шримпшарк?

— Я думаю, что информации пока крохи, но, мне кажется очень маловероятным, что это аномалокарис, прятавшийся где-то более чем полмиллиарда лет.

— А еще что? – спросил он.

Гвен сосредоточилась, чувствуя, что сейчас от ее ответа зависит успех или не успех. В случае неправильного ответа, Хью просто разведет руками и скажет что-нибудь вроде: приятно было пообщаться, только я ничем не могу помочь в этом бизнесе… Что можно сказать про тварь, если даже крохи данных замусорены вагоном слухов?… О! Вот оно! Мысленно сосчитав до пяти, чтобы успокоиться, Гвен произнесла:

— Мне уже доводилось разбирать истории морских монстров — криптидов. Мегалодон в Гвинейском заливе. Кракен в Северной Атлантике. И плиозавр в Антарктическом море Рисер-Ларсена. Ни одна история даже близко не содержала столько слэша, сколько эта история шримпшарк. Расчлененные тела, отрубленные головы и конечности, пробитые трубопроводы, перерезанные кабели, проломленные борта, расколотые иллюминаторы. Кроме того, винты, заклиненные мусорными предметами. Это не укладывается в схему историй такого рода. Было исключение: история русалок у берегов ЮАР в 2012-м, но в отношении русалок группой Маккормика и Виссер декларировалось, что это разумные существа, ветвь Homo Habilis, переселившаяся в море полтора миллиона лет назад. Для гигантской кембрийской креветки такая декларация стала бы абсурдом, мягко говоря.

— Почему ты считаешь это абсурдом? – невозмутимо поинтересовался Хью.

— Э-э… Разве разумная креветка это не абсурд?

— Видимо, не абсурд, поскольку возможная разумность шримпшарк уже обсуждается на экологических сайтах.

— Ты шутишь! – импульсивно воскликнула Гвен.

Хью пожал плечами и сделал несколько глотков бананового вина.

— Не я и не шучу. Зайди и посмотри сама. Кстати, ты пока что не ответила: что думаешь насчет шримпшарк?

— Что думаю?.. Я уже назвала странности, а все это вместе напоминает работу команды теневых копирайтеров — мультипликаторов фактографии с лингвоботами для генерации псевдо-оригинальных текстов. Если бы шримпшарк был нелегальным товаром, то я бы предположила: кто-то заказал ураганную сетевую рекламу этого товара.

— Может, так и есть? – спросила Бекки.

— Вряд ли, — Гвен качнула головой, — не видно работы продакт-менеджера. Товар не был упакован для потребительской привлекательности. Большие продажи так не делаются.

— Wow! – откликнулся Хью, — Знакомый формализм Лондонской Школы Экономики. Я полагаю, ты училась там между 2008 и 2020 годами.

— С чего ты взял, будто я училась в LSE именно тогда?

— А разве нет? Ладно, можешь не отвечать. Я вспомнил о международной солидарности рыжих, поэтому задам другой вопрос: чем я могу быть полезен тебе в этой теме?

— Помоги увидеть эту тварь, — мгновенно ответила она.

— Ладно. Сегодня у меня семинар, потом лекционная пара, плюс вечером корпоратив. Я выйду в море на рассвете. Встретимся на причале у набережной, в которую упирается Батавия-страат. Сама реши, что брать из вещей, из расчета, что вернемся через декаду.

— Отлично! – Гвен кивнула.

— Ну, мне пора к студентам, благодарю за теплую компанию, — он допил вино, затем без видимого усилия взгромоздил чемодан-посылку на плечо, и зашагал прочь.

От Бекки последовал мгновенный краткий комментарий:

— Вот почему важны уличные танцы.

— При чем тут уличные танцы? – удивилась Гвен.

— При том, что вроде морда небритая и пузо лишнее, зато задница и осанка классные.

— А что, разве Хью Рэнкин увлекается уличными танцами?

— Еще как зажигает на уинти-фестах, хотя белый, — сообщила племянница бармена.

…

*3.

Жираф внушал мечты о приключениях и авантюрах с первого шага по его палубе. По крайней мере, Гвен сразу же подумала, что непременно посмотрит на океан с верхней площадки туна-тауэр – когда берега исчезнут за горизонтом. Эта мысль так отчетливо отразилась в ее мимике, что Хью ответил, будто на вопрос, заданный вслух.

— Ты насмотришься оттуда, обещаю. Пока осваивайся в каюте. Это в носовом отсеке.

— Тут что, одна каюта? – спросила она.

— А зачем мне больше? Когда гости, я отлично могу спать на диване в кают-компании. Места тут более чем достаточно. Увы: ходить ночью в гальюн или в душ тебе придется почти мимо меня, а я храплю, — он почесал свое аккуратное и умеренное пузо, частично поросшее рыжей шерстью, звонко щелкнул резинкой на шортах-бермудах, и изобразил артистично-мелодичное хрюканье (видимо поясняя, как именно происходит храп).

— Я переживу, — Гвен улыбнулась, — но спасибо, что предупредил.

— Всегда пожалуйста. Впрочем, если тебе принципиально захочется не проходить мимо храпящего меня, то ты можешь вылезти из каюты на открытую палубу через окно-люк, имеющийся в потолке. А теперь имей в виду: пока ты осваиваешься, я буду отходить от причала и ложиться на курс вниз по реке. Возможна качка при маневрах.

— Это я тоже переживу, — уверенно сказала Гвен.

…

Гвен успела переодеться из уличного костюмчика в спортивный бикини, и запихнуть дорожную сумку под широкую койку, когда кораблик почти бесшумно пополз вперед. Только едва заметная качка стала капельку сильнее, а плеск воды за бортом – капельку громче. Звук будто от весел, как если бы Жираф был гребной галерой. При случае надо спросить: какой мотор, просто для эрудиции, — решила она и двинулась на капитанский мостик. Там, благодаря отличному остеклению, можно было разглядывать хаотичную, преимущественно одноэтажную промзону на левом берегу и густые низкорослые ярко-зеленые джунгли на правом. Плюс всякие посудины, попадающиеся навстречу.

— И как тебе каюта? – спросил Хью, не оборачиваясь. Тут, при ширине реки 200 метров, рулевому надо было внимательно отслеживать обстановку и реагировать на помехи.

— Стиль спартанский, но все нужное есть, — сказала она.

…

От Нийв-Никкери до Пограничного залива всего 4 километра, и даже малым ходом за несколько минут Жираф вышел на большую воду.

— Что дальше? – спросила Гвен, когда берега будто разбежались по сторонам, а впереди открылась волнистое серо-синее полотно Атлантики, уходящее за горизонт.

— Дальше? – отозвался Хью отпустил штурвал и рявкнул, — Робокэп!

— Слушаю, сэр! – последовал ответ из динамика на пульте.

— Робокэп, прими управление, курс норд-ост, ход круизный.

— Принято, сэр! Курс 45 градусов, ход 18 узлов.

— Хью, мне показалось или на твоей лодке необычный мотор? – спросила Гвен, как раз воспользовавшись удобным случаем.

— Точнее: не совсем обычный движитель, — поправил он, — вместо гребного винта у меня установлен тартлингер, один из видов кинематической бионики, моделирующий ласты морской черепахи. Очень экономично примерно до 35 километров в час, но на высокой скорости никуда не годится. Вот почему я скомандовал робокэпу 18 узлов.

Гвен внимательно прислушалась и через полминуты объявила:

— Вроде бы я поняла. Интересно, а где ты нашел этот… Э…

— …Тартлингер, — подсказал он, — ты будешь смеяться: я купил его по бросовой цене на великой свалке в Нью-Орлеане. Потом, в Нйив-Никкери, ребята на лодочно-ремонтной станции привели эту штуку в функционирующее состояние.

— Каким ветром тебя занесло на великую свалку Нью-Орлеана? – удивилась Гвен.

— Так я родом из Билокси, штат Миссисипи. Оттуда до Нью-Орлеана 100 километров, а великая свалка — почти такая же диковина, как Аквариум Америка и как Супер-Купол. Представь горы всякой всячины, не разобранные со времен ураганов Катрина и Ида. А директор логистики великой свалки мой приятель по университету. В общем, когда он позвонил и предложил мне слегка поломанный тартлингер, я сказал, что покупаю. Так получилось, что лодку я подобрал, когда приехал за движителем.

— Хью, ты хочешь сказать, что Жираф тоже с великой свалки?

Он утвердительно кивнул и пояснил:

— Это рыбацкая лодка семейства «Rybovich», придуманного почти сразу после Первой Мировой войны. У них оказался удачный несложный дизайн, поэтому их производили сотнями до 2005-го, когда ураган Катрина подкосил город. Большинство из них затем попали на великую свалку, и я взял там маленький 30-футовый вариант, поскольку уже купил движитель, не рассчитанный на большую лодку.

— Чудеса! — прокомментировала Гвен, — Надо же: не движок подбирать к лодке, а лодку к движку. Кстати, почему мы идем именно на норд-ост?

— Потому, что некоторые соображения указывают, что шримпшарк там появится.

— Соображения? – переспросила она, — А там это где?

— Это в 104-м квадрате. Мы доберемся примерно к закату. А пока можно расслабиться. Хочешь кофе с пирожками?

— Пожалуй, да.

— В таком случае, идем в кают-компанию.

Они уселись на диван за столом, и тут случился сюрприз.

— Абракадабра. Два кофе и четыре пирожка, — нейтральным тоном произнес Хью.

— Приступаю, — отозвалась нежным женским голосом оранжевая статуэтка около метра ростом, ловко вырулила из нижней ячейки этажерки и покатилась к уголку-камбузу.

Гвэн сразу припомнила фразу Бекки: «кибернетическая абракадабра вроде оранжевого пластикового пингвина на колесиках. В быту оно заменяет женщину, плюс-минус».

— Похоже, тебе уже рассказали про эту милашку, — заметил Хью.

— Рассказали… Но… Неужели оно правда еще и для секса?

— Да, а что такого?

— О, черт! Хью! Заниматься любовью с оранжевым роликовым пингвином…

— Гвен, а, по-твоему, с роликовым пингвином какого цвета это было бы лучше?

— О, черт! Тебе не кажется, что мужчине как-то более свойственно заниматься сексом с женщиной?

— Так и есть, — невозмутимо согласился он, — но с женщиной, как и с любым человеком, слишком много бытовой мороки. Можно сказать, что по тривиальному комплексному критерию трудоемкость-качество в быту, пингвиноид выигрывает.