— О, черт… — в третий раз сказала Гвен, — …Где ты вообще нашел такое киберсоздание? Только не говори, что тоже на великой свалке в Нью-Орлеане.
— Вот! – Хью многозначительно прицелился указательным пальцем в потолок, — Я очень простой парень, поэтому ты уже угадываешь ключевые моменты моей жизни.
— Знаешь, если ты простой парень, то я Майское дерево! – съязвила она.
— Непохожа! — коротко возразил он, демонстративно ощупав ее взглядом.
К столу подкатилась Абракадабра, держа в механических конечностях – поднос, где, в соответствии с заданием, находились две чашки кофе и четыре пирожка на тарелке. С достойной аккуратностью, поднос был водружен на стол.
— Спасибо, Абракадабра! — поблагодарил Хью, будто имел дело с живой горничной.
— Я просто делаю свою работу, босс! — последовал ответ.
— Отлично. Сейчас проверь, все ли нормально в трюме. Убери там мусор, если найдешь. Если там какие-то проблемы — то сообщи мне. Если там нет проблем — то возвращайся в ячейку и ожидай новых заданий.
— Ясно, босс! – отреагировало пингвиноподобное создание, и поехало, схватив по пути комплект из швабры и совка.
Гвен задумчиво погладила свой затылок, глотнула кофе, и поинтересовалась:
— Ты что, действительно нашел это среди мусора?
— Да, причем совершенно случайно. Представь: полуразвалившийся картонный ящик, в котором пластиковые мешки с мусором, типичным для выставок хай-тех, и в одном из мешков — прототип робота-няньки для реабилитационных клиник. Видимо эта машинка делалась как одноразовый экспонат. Так или иначе, она попала на свалку, а я решил не оставлять ее там. Можно сказать: случилась ностальгия по школе и клубу самодельных роботов. Сделать из той машинки — Абракадабру было непросто, но чертовски весело…
Хью замолчал, улыбнулся своим мыслям, и занялся поеданием пирожков. Гвен решила последовать его примеру (между прочим, она еще не завтракала). В ее голове вертелись гипотезы: о шримпшарк и о знаниях Хью Рэнкина насчет этой твари. Идея бармена что, будто бы, Хью «вычислил всякое про шримпшарк» не выглядела совсем наивной, ведь существуют самообучающиеся алгоритмы для прогноза поведения животных. Но есть нюанс: такому алгоритму требуется объем входных данных явно больший, чем то, что публиковалось в открытых источниках о действиях шримпшарк. Даже если добавить к этому хаотичные рассказы рыбаков — не хватит. А если добавить рассказы бразильских подводников? Рассказы, которые Хью, вероятно, услышал от них по свежим следам, во время эвакуации с борта субмарины, потерявшей ход и аварийно-всплывшей…
…Доев второй пирожок и запив глотком кофе, она будто невзначай спросила:
— Интересно, как тут уместились 17 бразильских моряков?
— Как в африканском автобусе, — пошутил Хью, — кто успел, тот сидит в салоне, а прочие сидят на крыше. Жираф просел на полфута от круизной нормы, но это не проблема. По случаю еще раньше на Жирафе была тусовка из примерно такого же числа студентов, и ничего не случилось. Лодки такого типа допускают сильный перегруз, хотя, снижается ходкость из-за роста подводного сечения.
— Ясно. А что тот водолаз, который встретился со шримпшарк?
— Тоже не проблема. Обыкновенный стресс с элементами шока 1-й степени. Так сказал бразильский судовой медик. Впрочем, опять же, со слов медика: реакция получилась на порядок тяжелее, чем от встречи с крупной агрессивной акулой. Не только потому, что каждый водолаз со стажем в тропическом поясе уже имеет опыт встреч с акулами, но и потому, что атака крупной акулы не фатальна, если водолаз действует четко. Иное дело существа вроде шримпшарк или кембрийского аномалокариса. Тебе доводилось видеть атакующую креветку-богомола или обычное насекомое-богомола?
— Да на оба вопроса, — ответила Гвен, — и я поняла, о чем ты. Если это увеличить до трех метров, то получится самоходная живая сдвоенная гильотина с оптическим прицелом.
— Поэтичная метафора, отражающая суть дела, — оценил он.
— Хью, а почему ты не боишься приближаться к этому? – поинтересовалась она.
— Гвен, а почему ты не боишься приближаться к автостраде? Любая машина, которая там движется, может, сменив курс на пару румбов, превратить тебя в фарш раньше, чем ты успеешь как-либо отреагировать на опасность.
— Ну-у… — протянула она, — …Весь опыт подсказывает, что вероятность таких действий водителя ниже порога допустимого риска, к которому я привыкла в обыденной жизни. Значит, ты изучил поведение шримпшарк, как правила дорожного движения, да?
Хью загадочно улыбнулся и медленно покачал головой.
— Есть то, что достаточно услышать, а есть то, что лучше увидеть. Но, поскольку через полчаса у меня начнется семинар, и было бы антигуманно оставить тебя без подсказки, сообщаю: в позапрошлом году Университет Западной Фландрии и Морской институт Фландрии проводили студенческий командный конкурс «Кембрийский взрыв» на тему эволюционной биологии и компьютерной бионики. Наш филиал Политехникума тоже участвовал и наша команда попала в призовую десятку. По такому случаю произошла тусовка студентов на Жирафе, о чем я уже упоминал.
— А-а… — протянула Гвен, — …Какое отношение это имеет к поведению шримпшарк?
— Посмотри в интернете отчет о конкурсе, и легко найдешь ответ. Пока я тут провожу дистанционный семинар, ты можешь обосноваться на любой внешней площадке или в каюте, как тебе удобнее.
— Я бы выбрала каюту, если тебя не смутит, что я подслушаю твой семинар.
— Не смутит, — ответил он.
…
*4
Подслушивать семинар Хью Рэнкина оказалось не очень интересно. Разбиралось нечто вокруг сравнительной задачи о связности в сюжетных текстах пьес и в крупноблочных алгоритмах с нелинейной структурой. Понять это, не видя иллюстраций, было слишком трудно и, вообще-то, ни к чему, поэтому Гвен сосредоточилась на материалах конкурса «Кембрийский взрыв». Название было выбрано по ключевому событию биологической эволюции: стремительному росту разнообразия примитивной многоклеточной жизни в Кембрийский период Палеозоя, начиная с отметки 540 миллионов лет назад. Этот рост привел за следующие 20 миллионов лет к появлению знаменитых трилобитов, не менее знаменитых головоногих наутилусов (почти не изменившихся с тех пор), и скоростных океанских хищников. Крупнейшим из скоростных хищников был аномалокарис, и ему оказалась посвящена почти четверть конкурсных работ. Аномалокарис имел фасеточные глаза, не менее развитые, чем у стрекоз, появившихся на 250 миллионов лет позже. Для обработки изображения с таких глаз нужны ганглии из полмиллиона нейронов, причем организованных в эффективную сеть. Получается, что аномалокарис эволюционировал намного быстрее, чем прочие палеозойские существа. Будто некий фактор толкал его в удачную сторону не только по схеме глаз и ганглий, но и по дизайну тела, в частности: вертикально-сплюснутое туловище — овальная моноласта, и ногочелюсти — пара боевых серпов, дополненных хватательными функциями. Ряд студенческих работ на конкурсе «Кембрийский взрыв» предлагали объяснение этого в схемах теории эволюции. Другие сосредоточились на модели устройства аномалокариса, известного лишь по нескольким сотням фрагментарных окаменелостей. Восстановить внешность — менее чем полдела, а главное для биолога – разобраться, как взаимодействовали части в едином организме.
Тут начиналось самое интересное (по крайней мере – с точки зрения Гвен Филипс). На конкурсе фигурировали несколько виртуальных и даже натурных моделей кинематики и поведения аномалокариса. Натурные модели это роботы-имитации длиной около метра (примерно как у большинства аномалокарисов полмиллиарда лет назад, а трехметровые гиганты были редкостью, как ныне семиметровые белые акулы). Гвен присмотрелась к роботам, ведь по одной из рабочих гипотез: шримпшарк — это робот, имитация хищного морского криптида. Среди правительств Вегасугвибры и среди коммерческих фирм на нефтяных полях Эквандваны есть субъекты, которые могли запустить синтетического хищника (морской дрон-киллер) в акваторию, чтобы «нерыночно порешать вопросы».
Увы: знания Гвен о робототехнике не были достаточны, чтобы определить, насколько близки конкурсные роботы к ТТХ такого дрона. Далее она глянула: имела ли команда филиала Политехникума Нйив-Никкери отношение к этим роботам? Нет, не имела. Их конкурсная работа сопоставляла форму аномалокариса с полуканоническими формами Линденмайера, известными как аксиосфероиды в пространстве ценности свойств. Они исследовали множество реальных и мифических монстров, включая монстров, которые созданы в кино-триллерах, и даже микроскопических монстров меропланктона. Гвен не слышала о меропланктоне, поэтому обратилась к энциклопедии, откуда узнала, что это личинки моллюсков, иглокожих, членистоногих и кишечнополостных, дрейфующие на глубинах обычно от 50 до 500 метров. Как правило, это прозрачные создания длиной в пределах дюйма, причудливых форм, среди которых форма аномалокариса встречается действительно довольно часто.
На конкурсе «Кембрийский взрыв» эта работа получила 9-е место в общем зачете, и еще специальный приз жюри «за раскрытие методов и возможностей арт-кибернетики». Что такое арт-кибернетика, Гвен тоже не знала (точнее, она была уверена, что это рисование компьютерных картинок и компьютерное сочинение текстов, в основном для рекламы). Оказалось, что это гораздо серьезнее, но на середине чтения соответствующей статьи в энциклопедии, Гвен сморил сон и она выключилась на несколько часов — вот как порой действует недосып и морская качка вместе взятые.
…
Она проснулась под монотонный диалог. Монотонный — в смысле: оба участника очень аккуратно регулировали тон в пределах, диктуемых этикой деловых переговоров. Как в течение нескольких минут определила Гвен (применив сетевой сервис), собеседником Хью Рэнкина был Донован Хэммонд, помощник окружного прокурора Лос-Анджелеса. Начало разговора Гвен не слышала, но текущая фаза оказалась занятной.
— Как я понимаю вас, мистер Хэммонд! – прочувствованно произнес Хью, — Мне также отвратительны нарративы католической мифологии о праведности и грехе, рае и аде…
— Подождите, мистер Рэнкин! — сердито перебил помощник прокурора, — Я не говорил о религии. Мы обсуждаем фильм, ложно сертифицированный для проката, как историко-художественный, в то время как он возмутителен даже по меркам трех иксов.
— Вот почему дело в религии! — сообщил Хью, — Ведь религиозные сюжеты выведены из области правового контроля контента и могут содержать возмутительные вещи. Фильм «Страшная вселенная Босха» это не исключение, а иллюстрация к общему правилу.
— Не надо играть словами, мистер Рэнкин! Мы оба отлично понимаем, что религиозный сюжет в данном случае лишь формальное прикрытие для продукции три икса.
— Сабституэнтная ветвь неофрейдизма, — произнес Хью, — постулирует это в отношении вообще всей мифологии и обрядности мировых религий.
Тут в диалоге случилась пауза, в течение которой помощник окружного прокурора Лос-Анджелеса, видимо, продумывал, как говорить о сути дела, не влипая в императивную толерантность, как Братец Кролик – в смоляное чучелко, созданное Братцем Лисом. По итогу этой мыслительной процедуры, он предложил:
— Давайте-ка вернемся к началу: мистер Рэнкин, подтверждаете ли вы, что работаете по контракту с киностудией Bunny Sisters Co, Санта-Моника?
— Да. Причем я уверен, мистер Хэммонд, что у вас есть копия контракта. Вы можете не тратить время на вопросы о нем, поскольку в ответ я лишь процитирую параграфы, под которыми поставил свою подпись.
— Конечно, кто бы сомневался! Однако вопрос не об этом. Офис прокурора располагает показаниями Петера Манцони, финансового менеджера, где сказано: «В архиве студии накопилось большое количество видеофрагментов, содержащих экстремальные сцены насилия и секса, не вошедшие в фильмы, для которых были сняты. Поскольку в сценах использовались виртуальные актеры, для них не было ограничений на использование в других фильмах, и я предложил смонтировать мини-сериал с самостоятельной прокатной ценностью. Для этого требовался охватывающий сюжет, и обоснование, позволяющее сертифицировать фильм, как художественный. Было принято решение привлечь к этой задаче д-ра Хью Рэнкина, имеющего репутацию эффективного депорнографа»… Итак, мистер Рэнкин, что вы об этом скажете?
— Я ничего не скажу, поскольку могу свидетельствовать исключительно о разговорах, в которых участвовал или которые слышал непосредственно. Вроде бы так в законе.
— Да, это так. Однако, подтверждаете ли вы, что по контракту взяли в обработку массу видеофрагментов, около 300 минут суммарного экранного времени?
— Нет, — ответил Хью, — целью была не обработка, а культурологическое исследование.
— Вот как? И в чем состояла цель исследования?
— Вы могли бы прочесть это в контракте, мистер Хэммонд. Целью был поиск векторов культурно-исторической ценности и неявной смысловой связи сюжетных линий в этих, казалось бы, разнородных видеофрагментах. Это кратко, а в контракте детальнее.
Помощник окружного прокурора не удержался от возмущенной реплики:
— Какая, к черту, культурно-историческая ценность и связность в клипах три икса?
— Прекрасный вопрос, мистер Хэммонд! — обрадовался Хью, как будто не заметив, что вопрос риторический, — Для ответа следует привлечь теорию архетипов Юнга, которая впервые сформулирована в 1919-м, на основе базовой теории либидо Фрейда и теории изначальных образов в социально-культурной модели Буркхардта.
— Давайте не уходить в дебри, мистер Рэнкин!
— Вы задали вопрос, мистер Хэммонд. Этика требует, чтобы я ответил, а вы не мешали отвечать. Согласно Юнгу, все сюжеты фантазий, как-либо, даже косвенно, связанные с либидо, это срезы культурного слоя, сформированного во время новейших сновидений, следуя формулировке Стэннера, восходящей к анализу эпоса аборигенов Австралии.
— Будь я проклят, если понял хоть что-нибудь! Говорите проще, мистер Рэнкин!
— Проще сказал в 1972-м Борхес. Его эссе «Четыре цикла» показало, что файн-арт всех времен, это лишь пересказ четырех историй. Они прослеживаются в сюжетах Илиады, Одиссеи, мифа об аргонавтах и мифа о жертвоприношении Атиса Фригийского. Таким образом, любая художественная книга, картина, спектакль или религия является лишь пересказом. Культурная ценность новых пересказов состоит в хождении по фрактурам универсального лабиринта Эмбера, если использовать образ, который внес Желязны.
Терпение помощника окружного прокурора, похоже, исчерпалось, и он гневно заявил:
— Тогда я скажу проще. Bunny Sisters Co платила вам за маскировку порно-клипов под фильм по мотивам райско-адского триптиха Босха. Таково ремесло депорнографа.
— А вот процессуально это что сейчас было? — как бы лениво отреагировал Хью.
— Я же сказал вам: это было простое объяснение вашего контракта.
— Вот даже не знаю… — Хью сменой тона изобразил задумчивость… — В контракте есть параграф XIV точка 5 абзац (d), согласно которому, если мне предъявлено обвинение, связанное с выполнением контракта, то я должен немедленно известить юридическую службу Bunny Sisters Co, приложив все доступные мне материалы с комментариями.
— С чего вы вязли, будто я предъявил вам обвинение?
— Было очень похоже, мистер Хэммонд, а поскольку я не юрист, мне остается доверять интуиции, которая подсказывает мне параграф XIV точка 5 абзац (d)…
— Вы ошибаетесь, мистер Рэнкин.
— А! Верно ли я сейчас понял, мистер Хэммонд, что вы не предъявляете и не намерены предъявлять мне какие-либо обвинения в связи с моей работой на Bunny Sisters Co?
— Да, сейчас вы верно все поняли, — с явной неохотой подтвердил помощник окружного прокурора.
— Боюсь, что не все, — артистично-печальным тоном возразил Хью, — я не понял: как мне реагировать на ваше простое, но глубоко ошибочное объяснение моего контракта?
— В чем же оно, по-вашему, ошибочно, мистер Рэнкин?
— Например, в том, что за творчеством Босха вы не видите культурного фона Высокого средневековья и Возрождения. Для вас сюжеты Босха сюрреалистичное извращение за чертой допустимого. Если бы вы не знали, что Босх признанный гений, то одобрили бы запрет их публичной экспозиции. Просто скажите «нет», если это не так.
В диалоге снова случилась пауза. Помощник окружного прокурора не решился врать в очевидной ситуации, поэтому промолчал. И через четверть минуты Хью продолжил:
… — Босх был иллюстратором общепринятых тогда представлений о рае и аде, святых и ведьмах, ангелах и демонах. Эти представления устойчиво прослеживаются с XII века, возникая в книге видений Тундала, далее в поэме Данте, сочиненной, кстати, во время процесса над тамплиерами, далее в Молоте Ведьм, и лишь затем в полотнах Босха. Для общества XVI века все эти крючья, котлы и сковородки в адской кухне с персоналом из демонов казались такой же несомненной реальностью, как для современного бюргера — Марианская впадина и Антарктические льды. Даже в конце XVII — начале XVIII века христианские фантомы были социальной реальностью, только поэтому мог состояться процесс над салемскими ведьмами в 1692-м и над сазерлендскими ведьмами в 1727-м.
— Давайте не трогать религию, — слегка растерянно предложил помощник прокурора.
— Придется трогать, — сказал Хью, — поскольку христианские фантомы являются общим источником как сериала «Страшная вселенная Босха», так и концепции пристойности, согласно которой вы требуете запрета этого сериала.
— Нет, мистер Рэнкин! Нормы пристойности установлены светскими законами.
— О! Разве Конгресс принимал законы, например, о том, какие части человеческого тела считаются непристойными? Насколько я помню, непристойное обнажение толковалось судьями из каких-то туманных понятий, связанных, внезапно: с уровнем религиозности избирателей данного участка. Или я что-то упустил в истории американского права?
Хью опять выждал четверть минуты тишины и добавил лекционным тоном:
… — Ваше молчание, мистер Хэммонд, показывает, что ад Босха все еще здесь, с нами. Фантомы, вызвавшие салемский процесс более 300 лет назад, способны вызвать нечто подобное снова. Вы спрашивали: в чем культурно-историческая ценность «Страшной вселенной Босха». Вот мой ответ: это сериал-предостережение на базе уроков истории. Остались ли у вас вопросы ко мне?
— Пожалуй, пока больше нет, — пробурчал помощник прокурора. У него был такой голос, будто его накормили мылом, — благодарю вас, мистер Рэнкин.
— Я рад был помочь. Обращайтесь. Хорошего дня, мистер Хэммонд, — подвел итог Хью.
…
*5
Гвен подождала, пока не услышала характерные неравномерные# щелчки, отмечающие пляску пальцев по клавиатуре компьютера. Теперь была уверенность, что сеанс связи с помощником прокурора завершился, и Гвен, встав с койки, вышла в кают-компанию.
— Привет, как спалось? – весло спросил Хью.
— Спасибо, неплохо! А как ты узнал, что я спала?
— Просто догадался. Между прочим, скоро время обеда. Есть ли особые пожелания?
— Так, а что вообще в ассортименте?
— Буррито, том-ям, карри и шеферд-пай, — ответил он, — я называю по-американски, а по-суринамски это, соответственно: роти, саото, наси-горенг и пом.
— Ужас! — воскликнула она тоном артиста-трагика, — том-ям это теперь по-американски!
Хью также артистично развел руками и изобразил мимику грустного клоуна.
— Однако, глобализация. Итак, что выбираем?
— Том-ям, шеферд-пай и чай-каркадэ, если таковой найдется, — сказала Гвен, и ничуть не удивилась, когда Хью призвал роликового пингвина Абракадабру для выполнения этой обеденной заявки. Вряд ли Абракадабра смогла бы приготовить эти блюда из исходных ингредиентов, но на камбузе Жирафа в холодильнике все названное хранилось в форме полуфабрикатов типа «просто добавь воды».
— Я вижу, ты уже более-менее освоилась на борту, — одобрительно сказал Хью, когда все названные блюда были съедены, и обед перешел в фазу разговоров за чаем.
— Да, более-менее, — подтвердила Гвен, — кстати, я хочу сознаться, что подслушала твой диалог с помощником окружного прокурора Лос-Анджелеса.
— Надо же! И как тебе эта спонтанная пьеса?
— Занимательно. Я узнала, что ремесло депорнографа это не выдумка конспирологов.
— А ты что, считала депорнографов сказочными персонами вроде инкубов и суккубов?
— Нет, но я думала, что в кинокомпаниях это часть задачи корпоративных юристов, а не самостоятельное ремесло за пределами правового крючкотворства. И, раз ты упомянул инкубов и суккубов, мне интересно: это разные существа или только разные роли? Мне почему-то кажется, что ты, как эффективный депорнограф, в курсе дела.
…