Помоги проекту - поделись книгой:
Явка призывников была недостаточной. Фон Рентельн потребовал от генеральных советников самоуправления подписать второе, более убедительное воззвание. Те снова отказались. Кубилюнас вновь сделал это от собственного имени. На этот раз в воззвании содержалось заявление о призыве в «Литовский легион СС», но оно не помогло. Явка составила 20 % призывников[326]. К примеру, в Свенцянском (Швенчёнском) уезде в легион записались лишь 3 человека[327]. «Уже несколько дней спустя после начала операции, — констатировал комиссар Каунаса Х. Крамер, — … против набора вышеупомянутых возрастов выступила особенно интеллигенция, использовавшая высшие учебные заведения, чтобы настроить население против вербовочной кампании»[328].
Фон Рентельн 12 марта 1943 года обратился к рейхскомиссару «Остланда» Лозе. На следующий день приехал в Ригу для встречи с находившимся там рейхсфюрером СС Г. Гиммлером[329]. Вернувшись в Каунас, 16 марта фон Рентельн приказал арестовать 48 представителей литовской националистической интеллигенции, на «давление» которой всегда ссылался Кубилюнас, когда просил германские власти о какой-либо уступке. На следующий день были арестованы некоторые из членов Литовского самоуправления[330]. Всех их отправили в концлагерь Штутхоф в Германии. Были закрыты Вильнюсский и Каунасский университеты[331].
18 марта 1943 года оставшиеся генеральные советники Литовского самоуправления, устрашённые карательными мерами, подписали очередное, третье воззвание к призывникам[332]. 19 марта газета «Ukininku patareijas» опубликовала статью, в которой говорилось: «…в то время как эстонцы и латыши, исполняя свои обязанности, включились в борьбу с большевизмом, …некоторые слои литовской интеллигенции отрицательно повлияли на проведение мобилизации»[333].
К концу марта 1943 года стало ясно, что сформировать «Литовский легион СС» не удастся. Отобранные в него 3.050 человек, в том числе 1.093 — в результате «расового отбора» из полицейских батальонов[334] 24 марта 1943 года были переданы в 10-й (фронтовой) литовский полицейский батальон, вскоре отправленный на фронт[335], около 200 человек — в 253-й и, возможно, 256-й литовские полицейские батальоны[336].
6 апреля 1943 года фон Рентельн приказал провести переосвидетельствование и призыв тех же возрастов (1919–1924 годов рождения)[337], а также начать мобилизацию ещё 6 возрастов — мужчин, родившихся в 1912–1918 и 1925 годах и женщин 1914–1922 годов рождения[338]. В тот же день глава Литовского самоуправления Кубилюнас издал приказ о формировании в дополнение к уже существовавшим объединённым вербовочным пунктам местных вербовочных комиссий и пригрозил строгим наказанием за уклонение от вторичного освидетельствования (уклонистов направляли в тюрьмы и концлагеря). Служившие ранее в литовской армии ефрейторы, унтер-офицеры до 45 лет и офицеры до 65 лет должны были пройти регистрацию 16–22 апреля[339]. Руководитель СС и полиции в Литве Высоцкий 6 мая 1943 года приказал использовать моторизованные команды немецкой полиции для массовых облав[340].
Однако ни воззвание, ни облавы не помогли. На призывные участки явилось незначительное число литовцев, в основном те, кто не подлежал призыву[341]. К примеру, в Каунасе, как сообщал городской комиссар Крамер, на первый призыв из 2.800 вызванных явились 1.794 человека (65 %), на переосвидетельствование — из 3.000 человек 928 (около 30 %). Общая явка составила 2.722 из 5.800 человек (около 47 %). В целом в Литве она была примерно такой же[342].
В мае 1943 года стало ясно, что мобилизация в Литве провалились окончательно. Началось массовое бегство призывников в леса. Не последнюю роль в провале сыграла литовская националистическая оппозиция, которая пользовалась существенным влиянием в органах самоуправления, отрядах «самообороны» и литовской полиции. Гитлеровцы винили в провале своих пособников. Фон Рентельн не раз заявлял, что литовцы не способны без помощи немцев наладить работу органов самоуправления[343]. По оценке обергруппенфюрера СС Ф. Йеккельна, «Кубилюнас был настроен прогермански, но мало проявлял себя, так как у него не хватало энергии, инициативы и мужества. Вообще, в самоуправлении не было ни одной более или менее заметной личности»[344].
Нацистская пропаганда объявила, что литовцы оказались недостойными оказанной им чести сформировать свой легион СС[345], за ними было оставлено «право» поставлять Рейху рабочую силу[346]. Министерство Гиммлера обвинило в провале мобилизации генерального комиссара Литвы фон Рентельна[347]. Тот возложил всю вину на Высоцкого. Его по приказу Гиммлера 2 июля 1943 года на посту руководителя СС и полиции в Литве сменил бригадефюрер СС, генерал-майор полиции Г. Харм, отличившийся особой жестокостью на Украине[348]. Пытаясь оправдаться за провал мобилизации перед Розенбергом и руководством Рейха, Рентельн заявил, что литовцы, дескать, «реагировали» на объявленную мобилизацию «не так, как можно было бы ожидать», когда взывают к их «чести, чувству общности, свободе, готовности к самопожертвованию». «Литовский народ прежде всего совершенно невоинственный народ», — заключал из этого фон Рентельн. В одном из писем к Лозе (от 31 марта 1943 года) он высказал свое мнение о литовцах еще более откровенно — им якобы свойственны «недисциплинированность, инертность, трусость и лень»[349].
18 июля в Каунас прибыл генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы в правительстве Рейха гаулейтер Ф. Заукель. Он потребовал провести в Литве широкую мобилизацию литовских рабочих для Рейха[350]. Мобилизация должна была начаться 15 августа[351] и до 7 ноября обеспечить набор 30.000 человек. Но вопреки всем усилиям к 11 ноября их число не достигло 3 тысяч, а к 31 января 1944 года — лишь 8.200 человек[352]. Всего за три года оккупации из Литвы было вывезено для работы в промышленности Рейха более 36.000 человек[353].
Антинацистское сопротивление в Литве
Мобилизации рабочей силы из Литвы, как и следовало ожидать, вызвали рост антинацистского сопротивления в стране. Высокопоставленный чиновник «Восточного министерства» Петер Клейст в меморандуме от 14 мая 1943 года констатировал, что «антинемецкие настроения в Литве с момента введения германской гражданской администрации выросли до пугающих размеров по сравнению с Эстонией и Латвией»[354].
В связи с этим в Литву начали стягиваться дополнительные полицейские силы — эстонские, латышские, украинские и немецкие полицейские батальоны. Они должны были заменить литовских полицейских в сельских районах, где последние, как правило, выступали заодно с местными жителями и помогали своим землякам — партизанам и дезертирам. Литовские батальоны из сел перебрасывались в крупные города, такие как Вильнюс и Каунас[355], где они, во-первых, не имели бы связи с местным населением, а во-вторых, их легче будет разоружить в случае бунта.
О том, как это происходило, рассказывают разведсводки Литовского ШПД. Например, в начале августа в двух километрах от деревни Поставы в казармах разместились недавно прибывшие в Литву эстонские, украинские, немецкие полицейские части вместе с некоторым числом литовских полицейских (в общей сложности около 600 чел.). Вокруг казарм были возведены укрепления, установлены пулеметы и минометы для обороны от партизан[356]. Вскоре, в конце августа — начале сентября, литовские полицейские из Постав были переведены в Каунас, а на их место прислан новый отряд латышей и эстонцев из Вильнюса (около 80 чел.)[357].
Впоследствии литовцам было объявлено, что их переводят на границу Литвы для ее охраны[358]. В населенных пунктах Видзя, Шарковщизна и других литовские батальоны самообороны и полиции были также на всякий случай «усилены» украинскими и белорусскими полицейскими частями[359]. В Вильнюсе было сосредоточено к тому времени несколько сотен эстонских полицейских[360], а в Шяуляе к октябрю 1943 года находился смешанный гарнизон из украинцев, немцев и литовцев[361].
В ряде районных центров — в Видзе, Мелингенах и Ходитинках — в начале сентября литовские власти и полиция попросту разбежались. В этих населенных пунктах произошли столкновения литовской полиции с немцами[362]. По сообщениям подпольной прессы литовских националистов, которые впоследствии подтвердились, в Вильнюсе в ноябре 1943 года одна литовская воинская часть силой освободила несколько тысяч граждан, уводимых в Германию на принудительные работы[363].
В городе Свиряй и уезде немецкие власти вообще не решались проводить мобилизацию до тех пор, пока в сентябре 1943 года туда не прибыла латышская полицейская часть (808 человек). Только после этого немцы осмелились начать ранее отложенную мобилизацию в этом районе. Одновременно была проведена серия облав, а литовские полицейские были временно разоружены[364]. В Тракайском уезде массовые облавы проводились украинскими, латышскими и немецкими полицейскими. В результате для вывоза на работы в Германию было задержано около 300 человек[365]. 22 и 23 сентября 1943 года началась переброска из Вильнюса 6.000 эстонских и литовских полицейских в леса Свенцянского уезда (Вильнюсский округ) для борьбы с партизанами[366].
Эстонские, латышские и прочие полицейские батальоны провели в деревнях и уездных городах Литвы серию арестов как среди простых граждан, так и среди чиновников литовского коммунального самоуправления — волостных старшин и бургомистров. Они прочесывали леса, проводили массовые облавы на скрывающихся от мобилизации, при этом многих задержанных расстреливали на месте. Одновременно с карательными акциями латыши и эстонцы грабили население и угоняли скот[367]. Эти карательные меры породили еще большую ненависть к оккупантам.
В сопротивлении немецко-фашистским оккупантам в Литве участвовали разнородные силы — литовские советские партизаны и подпольщики, польские отряды Армии Крайовой, литовские националисты.
Литовские советские партизаны и подпольщики развернули борьбу с захватчиками с первых дней оккупации. В 1941 году в Литве действовали 14 партизанских отрядов и групп (около 600 человек), летом 1942 года — 12 отрядов и 24 группы (более 1.400 человек). Они несли большие потери. В начале войны в условиях развёрнутого оккупантами жесточайшего террора погибли свыше 38 % подпольщиков. В 1942 году были разгромлены один из литовских партизанских отрядов «Народный мститель», действовавший с лета 1941 года в районе Ионавы, подпольные организации в Паневежисе и Шяуляе[368]. Партизаны и подпольщики понесли и другие потери, однако их численность и активность действий продолжали расти.
26 ноября 1942 года в Москве был образован Литовский штаб партизанского движения (ЛШПД) под руководством А. Ю. Снечкуса. 9 февраля 1943 года создана временно размещённая на территории Белоруссии оперативная группа ЛШПД, которую возглавил зампред Совнаркома Литовской ССР М. Ю. Шумаускас. Его заместителем стал Г. О. Зиманис, членами оперативного штаба — Д. П. Роцюс, С. Д. Сырус, Я. В. Наркевичюте и В. А. Маевский. Опергруппа приняла под своё командование литовские партизанские отряды и приступила к созданию новых отрядов и подпольных групп. Одним из наиболее известных и активных был литовский партизанский отряд «Жальгирис» под командованием М. Шимаускаса. К концу 1943 года в Литве действовали 56 отрядов общей численностью свыше 4000 человек.
За время войны в боях с советскими партизанами гитлеровцы и их пособники потеряли более 14.000 человек убитыми и ранеными, литовские партизаны пустили под откос около 500 воинских эшелонов противника, разрушили более 100 железнодорожных, шоссейных мостов и свыше 500 км линий связи, разгромили 18 гарнизонов. К освобождению Литвы в ней действовали 94 советских партизанских отряда, в борьбе с оккупантами участвовали более 10.000 партизан и подпольщиков[369].
Разведсводки ЛШПД красноречиво говорят о симпатии населения Литвы к советским партизанам. Например, в одной из них сообщалось: «Группа партизан побывала в десятках деревень днём, и везде партизаны были хорошо приняты. В каждой деревне скрывается 5–6 человек, бежавших… с оружием в руках. Количество дезертиров всё увеличивается, полиция их не трогает. Под видом дезертира с оружием можно ходить по всей Литве. Всё население резко высказывается против мобилизации, которую немцы намереваются провести 15 августа сего года. Мужчины и женщины намерены не явиться на призывные пункты, а в случае арестов силой выступить против оккупантов»[370].
Советским партизанам удавалось привлекать на свою сторону литовских полицейских. Например, в декабре 1943 года отряды, руководимые ЛШПД, вступили в переписку с частью литовских полицейских в деревне Даргужя (35 км юго-западнее Вильнюса), склонили многих из них на свою сторону и уговорили передать оружие партизанам[371].
Среди офицерского и унтер-офицерского состава полиции были колебания, а рядовые полицейские были настроены более решительно, переходили к партизанам. Кроме того, пленные полицейские часто просили оставить их в партизанском отряде, чтобы бороться с оккупантами. Литовские советские партизаны, видя такие настроения пленных соотечественников, относились к ним не как к врагам, а как к потенциальным союзникам, которым нужно было время, чтобы осознать, кто для них друг, а кто — враг. В партизанских отрядах пленных кормили и лечили тех, кто был ранен[372].
Дезертировали и военнослужащие сформированных вермахтом «литовских строительных батальонов», дислоцировавшихся в Вильнюсе, Каунасе и Паневежисе. Так, в 4-м литовском строительном батальоне (в Паневежисе) из 300 человек остались 70. Причём инициаторами дезертирства были офицеры батальона[373], многие из которых перешли на сторону партизан[374].
Партизанское движение охватило Вильнюсский округ. Его распространение началось с трёх уездов — Свиряйского, Эйшишкяйского и Ашмянского общей площадью в 4.000 кв. км с населением примерно 200.000 жителей, которые ранее входили в состав Белоруссии и были присоединены к генеральному комиссариату «Литва» в 1942 году[375].
К литовским партизанским отрядам присоединялись еврейские подпольщики, бежавшие из Каунасского, Вильнюсского и других гетто. ЛШПД сообщал: «В один из литовских отрядов под Вильнюсом прибыло ещё 97 человек, сбежавших из Вильнюсского гетто во главе со своим партизанским штабом. Среди них большое количество боевых людей, но они плохо вооружены»[376]. Подпольщик и партизан А. Суцкевер сообщил, что в Вильнюсском округе в 1943 году действовали несколько еврейских отрядов из бывших узников гетто. Два из них — «Мститель» (под командованием А. Ковнера) и «За победу» (Ш. Каплинского) насчитывали около 200 человек, их штаб был общим. Другие два отряда — «Борьба» (под командованием Б. Шершневского) и «Смерть фашистам» (А. Арановича) — ушли в Рудницкую пущу и присоединились к литовским партизанским отрядам. Еврейский отряд «Месть», действовавший в районах озера Нарочь и Рудницкой пущи, входил в состав Марковской бригады Литовского ШПД. Ещё четыре еврейских отряда, действовавших в Вильнюсском уезде, входили в бригаду под командованием Г. Зиманиса («Юргиса») [377], которая в июле 1944 года вышла на западный берег Немана для обеспечения его форсирования частями Красной армии[378].
В 1943 году Литовский ШПД перебросил партизанам 457 винтовок, 20 пулеметов, 330 автоматов, более 600 тысяч патронов, 8.300 кг тола, 1.860 мин, 5.986 ручных гранат, 23 радиостанции. Белорусские партизаны предоставили литовцам свои базы и аэродромы, принимали и переправляли на территорию Литвы группы, делились оружием и боеприпасами[379].
Совместно с белорусскими партизанами 38 из 56 литовских партизанских отрядов в конце 1943 года участвовали в «рельсовой войне». Было пущено под откос более 50 немецких воинских эшелонов, выведены из строя несколько десятков километров железнодорожных путей (большинство в ходе проводившейся с декабря 1943 года операции «Зимний концерт»). В январе — марте 1944 года в результате аналогичных операций были выведены из строя около 60 км железнодорожных путей, взорван 41 эшелон, в апреле — мае 1944 года — 91 эшелон[380].
Чтобы дискредитировать советских партизан, нацисты прибегали к изощрённым, жестоким мерам. В конце 1943 года в Тракайском уезде гестапо создало несколько мелких бандитских групп, которые маскировались под партизан. Литовский ШПД сообщал: «Они ходят по деревням ночью и разговаривают между собой на русском языке. Эти бандиты только в Рудишской волости убили более 10 семей мирных граждан»[381].
Осенью 1943 года, в основном в Вильнюсском округе, включая бывшие белорусские уезды, активизировались польские партизаны из Армии Крайовой. Они враждебно относились как к литовским советским партизанам, так и к литовским националистам, предпочитая действовать отдельно от всех. Руководство Армии Крайовой (АК) планировало после изгнания нацистских оккупантов провозгласить присоединение Виленского края к Польше. Ради этого отряды АК перебрасывались в Литву из Польши. Так, 19 сентября 1943 года в районе деревни Гумбы отряд поляков численностью около 500 человек, прибывших из района Варшавы и незадолго до того выдержавших бой с немцами и литовскими полицейскими, вступил в перестрелку с группой советских партизан[382].
Руководители польских партизан в Вильнюсе и Вильнюсском округе проводили подпольные собрания, избирали старшин и старост. Их подпольные типографии от имени польского эмигрантского правительства в Лондоне издавали инструкции, бюллетени, листовки, в которых призывали поляков в Литве «вооружаться, соблюдать конспирацию и выжидать удобного момента для восстания»[383].
По сведениям советских партизан, штаб-квартира польских подпольщиков, руководимых АК, находилась в селе Калварии (в 7 км к северу от Вильнюса). Организацией руководили бывшие польские офицеры, её ячейки (до 40 человек каждая) были в селе Ландорово (западнее Вильнюса) и в г. Эйшишкяй. После того как в сентябре 1943 года гестапо арестовало часть руководства организации[384], польские отряды и подпольщики снизили активность, по оценке Литовского ШПД, накапливали силы для захвата власти в Вильнюсе и Вильнюсском крае при отступлении немцев[385].
К концу 1943 года польские отряды вновь активизировались, их численность значительно увеличилась, по-видимому, за счёт подкреплений из Польши. Как сообщали разведсводки Литовского ШПД, в случайной перестрелке с ними был убит один из партизан[386], позднее польская террористическая организация «начала в Вильнюсском районе не активное, но систематичное истребление бывшего советского актива»[387]. Несмотря на инциденты, руководство Литовского ШПД попыталось договориться с «польскими легионерами», как их именовали в сводках. В результате переговоров те согласились оставить решение польско-литовского территориального вопроса на усмотрение советского и польского правительств, вести совместные действия против немцев[388]. В целом это сотрудничество складывалось непросто.
Если советские партизаны вели активную вооружённую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и призывали всех к оружию, то литовских националистов из-за их сотрудничества с оккупантами можно назвать «оппозицией» лишь условно, в кавычках. Литовское националистическое подполье, целью которого, как писала одна из его газет, «свободная и независимая Литва со столицей в Вильнюсе и портом Клайпеда»[389], придерживалось тактики «пассивного сопротивления». Националисты-подпольщики, литовские чиновники коммунального самоуправления и полицейские саботировали проводившуюся оккупантами мобилизацию, помогали призывникам скрываться[390] и при этом уговаривали уклонистов и дезертиров воздерживаться от вооружённого сопротивления немцам[391].
В националистическую «оппозицию» к осени 1943 года входили члены довоенных партий и организаций — таутининков («Литовский союз националистов»), ляудининков («Литовский народно-крестьянский союз»), Христианско-демократической партии, Социал-демократической партии, атейнинков (молодёжной католической организации), полувоенной организации «Союз стрелков», а также «Фронта литовских активистов» (ФЛА). Но ФЛА был распущен в сентябре 1941 года за то, что попытался в 1941 году создать «временное правительство Литвы». Из его сторонников образовалась полуподпольная организация «Литовский фронт» (Lietuvių Frontas, LF), выпускавшая газету и бюллетень.
В оккупированной Литве деятели националистической оппозиции еще летом 1942 года создали так называемый «Верховный литовский комитет», в который вошли представители различных политических организаций — от социал-демократов, ляудининков и таутининков до бывших членов «Фронта литовских активистов» (воссозданного как «Литовский фронт»). Во главе комитета стал социал-демократ, профессор Стяпонас Кайрис. Целью комитета провозглашалась независимость Литвы, а главной тактической задачей — создание подпольной прессы для воздействия на общественное мнение Литвы и передача последних известий о положении в Литве за рубеж. Примерно тогда же представители католических кругов, бывшей Христианско-демократической партии и атейнинков образовали «Совет нации»[392].
25 ноября 1944 года обе эти организации при участии других политических группировок объединились и образовали так называемый «Верховный комитет освобождения Литвы» (ВЛИК, от лит.: Vyriausiasis Lietuvos Islaisvinimo Komitetas, VLIK). Его председателем стал опять же профессор С. Кайрис[393]. Целью комитета провозглашалась независимость Литвы, главной тактической задачей — создание подпольной прессы для воздействия на общественное мнение Литвы и передача последних известий о положении в ней за рубеж, чтобы в нужный момент взять на себя функции временного правительства Литвы[394]. Показательно, что ВЛИК появился в то время, когда оккупационные власти демонстрировали готовность к переговорам о предоставлении Литве «независимости» и создании «литовской армии», которая, как показали последующие события, была обманом с целью привлечения литовской общественности на сторону оккупантов.
Под патронажем ВЛИК была создана молодежная организация «Атжалинас», издававшая подпольную газету под тем же названием. Своим девизом организация «Атжалинас» провозгласила лозунг «Свобода, честь и существование нации». Ее программа предполагала восстановление суверенитета Литвы, «развитие и создание национального единства литовского народа и осуществление этого единства, развитие культуры и ее распространение»[395]. В руководстве ВЛИК и «Атжалинас» преобладали бывшие политики из партии таутининков, которая уже скомпрометировала себя сотрудничеством с немецкими оккупационными властями.
Большинство членов ВЛИК полагало, что «непобеждённая Германия не готова восстановить независимость Литвы», но поражение Германии на Востоке считало ещё более нежелательным. Это наводило их на мысль о необходимости сотрудничества с оккупантами. Литовские националисты считали наиболее благоприятным для себя вариантом разгром Германии на Западе и сдерживание немецко-фашистскими войсками наступления Красной армии до тех пор, пока войска Англии и США, открыв второй фронт, дойдут до Прибалтики, и Литва сможет получить независимость от западных держав[396].
Ни одна из этих организаций не была ни «антинацистской», ни даже «подпольной» в прямом смысле этого слова. Например, конкурирующий с ВЛИК «Союз борцов за свободу Латвии» (ЛЛКС, от лит.: Lietuvos Laisves Kovotoju Sajiunga, LLKS) еще летом 1942 года открыто обращался с призывами к Литовскому самоуправлению и к немецким оккупационным властям, в котором предлагал воссоздатьлитовскую армию: «… Гитлер заявил, что Германии на Востоке помогают почти все народы Европы. Среди них он упомянул литовцев, эстонцев, украинцев и татар. Мы думаем, что у наших добровольцев на Востоке[397] имеется около 8.000—10.000 штыков… Литовский народ в соотношении к численности своего населения дал значительно больше солдат, чем все перечисленные народы…»[398] ВЛИК тоже не особенно скрывал свою «подпольную» деятельность, так как руководствовался принципом «литовская армия для Рейха в обмен на независимость Литвы». К тому же настоящих антифашистов не просто арестовывали, как президиум ВЛИК весной и летом 1944 года, их просто расстреливали по законам военного времени. Однако избежавшие ареста члены ВЛИК с приближением линии фронта благополучно эвакуировались в Германию и основали там новую штаб-квартиру в Берлине, а затем в Вюрцбурге[399].
В феврале — марте 1944 года ВЛИК и соперничавший с ним ЛЛКС оказали существенную пропагандистскую поддержку организованной оккупантами мобилизации в «Литовский территориальный корпус» П. Плехавичюса[400].
В «пассивном сопротивлении» участвовали многие руководители литовской полиции и органов самоуправления. В 1942–1943 гг. распространением нелегальной литературы литовской националистической организации ЛЛКС занимались начальники — литовской полиции Шакяйского уезда А. Эрштикайтис, отдела литовской уголовной полиции в Мариамполе Б. Пупалайгис, 5-го полицейского участка г. Вильнюса П. Фатарас и др. 23 апреля 1943 года после провала мобилизации в «Литовский легион СС» были арестованы за распространение нелегальной литературы ЛЛКС заведующий хозяйственным отделом штаба литовских полицейских батальонов В. Чекаускас, интендант И. Балчайтис и старший инспектор уголовной полиции П. Янелюнас[401].
Националисты, рассчитывая на восстановление независимой буржуазной Литвы силами США и Великобритании, опасались, что те не поддержат их, если литовская националистическая «оппозиция» будет помогать немецким властям. Когда стало очевидно, что Красная армия освободит Литву раньше, чем американцы и англичане смогут «дойти до Прибалтики», литовские националисты, особенно скомпрометировавшие себя сотрудничеством с оккупантами, считали, что им следовало поддержать немцев и не допустить советские войска на территорию Литвы до прихода войск западных стран[402].
Руководство литовской партии ляудининков даже предприняло попытку повлиять на позицию Германии. В конце ноября 1943 года подпольная пресса ляудининков распространяла среди литовцев и немецких войск обращение, в котором говорилось, что Германия не может воевать на два фронта, поэтому следует «свергнуть Гитлера и его партию, руководство армией передать генералу Герингу», после чего Германия должна «бросить все свои силы против Советского Союза, договорившись с Англией и США». Литовский ШПД предполагал, что подобный призыв мог быть составлен с ведома или по инициативе гестапо[403].
У литовских националистов были свои вооружённые отряды. Наиболее крупной и боеспособной из них был «Кестутис». Организация была глубоко законспирирована, построена по образцу старых военных округов Литвы. У организации был верховный штаб, которому подчинялись уездные и городские штабы, а им, соответственно, — районные штабы и боевые единицы. Руководство «Кестутиса» признавало себя частью «Литовского фронта» (правопреемника ФЛА), входившего в состав ВЛИК, и выполняло распоряжения президиума ВЛИК[404].
Другой вооружённой группировкой литовских националистов была «Литовская освободительная армия» (ЛЛА — от литовской аббревиатуры LLA). Она была создана осенью 1941 года, а фактически — только к 1943 году. Она не была связана ни с ВЛИК[405], ни с другими националистическими организациями, но с лета 1944 года активно сотрудничала с абвером. Многие члены ЛЛА служили в литовской полиции[406], хотя чаще выполняли приказы местного националистического руководства, чем немецкого командования. В 1944 году ЛЛА направила в немецкие разведшколы несколько сотен человек. В начале 1945 года они были заброшены в освобождённую от немецко-фашистских оккупантов Литву для организации саботажа, диверсий и терактов[407].
«Оппозиционная» пресса литовских националистов, в частности ВЛИК, ставила в заслугу своим организациям срыв мобилизации в «Литовский легион СС»[408], хотя весной 1943 года, когда проходила эта мобилизация, ВЛИК ещё не было. Единственной заслугой литовских националистов-подпольщиков (в основном ЛЛКС[409]) можно считать саботирование мобилизации рабочей силы в апреле 1943 — январе 1944 года. Что же касается вооружённого сопротивления, то известно лишь выступление против мобилизации рабочей силы. По сообщениям прессы националистов, которые подтвердила разведка Литовского ШПД, в Вильнюсе в ноябре 1943 года литовская воинская часть взбунтовалась и силой освободила несколько тысяч граждан, собранных для отправки на работы в Германию[410]. Неизвестно, кто был организатором бунта и чем он закончился.
Таким образом, в оккупированной Литве активную борьбу против оккупантов с оружием в руках вели советские партизаны и подпольщики под руководством Литовского ШПД. Они внесли достойный вклад в освобождение своей родины Красной армией. Литовские националисты, чьи организации ныне в Литве именуются «антинацистскими» в отличие от своих соотечественников — партизан не вели никакой вооруженной борьбы против немецко-фашистских захватчиков, предпочитая «пассивное сопротивление». Вся литовская националистическая «оппозиция» так или иначе сотрудничала с немецкими оккупационными властями.
Создание «Литовского территориального корпуса» генерала Плехавичюса
Решение о создании «Литовского территориального корпуса»[411], сокр. ЛТК (лит.: Lietuvos Vietine Rinktine, сокр. LVR), было принято в январе 1944 года. Еще несколько дней продолжались споры об официальном названии этого соединения. Первоначально Литовское самоуправление планировало назвать его «Местной бригадой Литвы» (нем.: Litauische Oertliche Brigade), но немецкий фюрер СС и полиции в Литве Г. Харм, со 2 июля 1943 года сменивший на этом посту Л. Высоцкого, заявил главе Литовского самоуправления генералу П. Кубилюнасу, что германские власти не устраивает это название и что лучше назвать его «Батальонами по борьбе с бандитизмом» (нем.: Banden-Kampf-Bataillone)[412]. Впоследствии в немецких документах он также фигурировал как «Корпус обороны Литвы» (Schutzkorps Litauen) или «Литовские особые отряды» (Litauische Sonderverbaende)[413], а иногда и просто как «легион Плехавичюса», по имени его командира, бывшего генерал-лейтенанта литовской армии Повиласа Плехавичюса[414].
Идея создания «Литовского территориального корпуса», как и потерпевшая неудачу годом раньше идея создания «Литовского легиона СС», принадлежала главе Литовского самоуправления Пятрасу Кубилюнасу, хотя тот и выдвигал поначалу ряд условий — отчасти под давлением других членов самоуправления и националистических кругов литовской интеллигенции[415]. И Кубилюнас решил обратиться с этой идеей напрямую к самому обергруппенфюреру Фридриху Йеккельну, высшему фюреру СС и полиции во всей Прибалтике.
«…Примерно в июле 1943 года Кубилюнас просил меня принять его, — вспоминал позднее сам Йеккельн. — Наша встреча вскоре состоялась. Но Кубилюнас и два сопровождавших его господина из состава литовской администрации настаивали на своих политических требованиях. Кубилюнас предлагал:
1. Сформировать две литовские дивизии под командованием литовских офицеров.
2. Право Литовского самоуправления участвовать в решении вопроса об использовании этих дивизий.
3. Создание генеральной инспекции литовских вооруженных сил, причем была названа фамилия генерала фон Плехавичюса.
4. Издание специального закона Гитлера, по которому Литва была бы объявлена самостоятельным государством и Литовское самоуправление получило бы права суверенного правительства.
Это предложение я отверг как совершенно неосуществимое в данное время, — заявил после войны Йеккельн, — и посоветовал Кубилюнасу вновь обсудить весь этот вопрос между собой и отказаться от политических требований. Я также отказался принять меморандум, содержащий политические требования.
Я сообщил Гиммлеру о предложении литовцев, и он заявил, что они сошли с ума. В 1943 году никакие переговоры больше места не имели…»[416]
Между тем 1 декабря 1943 года оккупационные власти объявили о предоставлении автономии Литве, чего так долго добивались литовские националисты, но официально это было отложено до 1 апреля 1944 года. Однако на деле Литовское самоуправление не получило в результате никаких полномочий. Автономия означала лишь формальное переподчинение генерального комиссариата Литвы не рейхскомиссару «Остланда», как прежде, а непосредственно «Восточному министерству» [417]. Но поскольку его глава, Альфред Розенберг, уже договорился с рейхсфюрером СС и шефом германской полиции Гиммлером о разделе сфер влияния в Прибалтике, все полномочия, связанные с проведением мобилизаций рабочей силы, созданием воинских частей и правами местных самоуправлений, принадлежали Гиммлеру и его представителям — высшему фюреру СС и полиции в «Остланде» Йеккельну, фюреру СС и полиции в Литве Высоцкому и их подчиненным.
Новая инициатива — создание «Литовского территориального корпуса» как карательного соединения исходила от группы литовских офицеров, которые в начале 1944 года заявили Литовскому самоуправлению о своей готовности бороться против большевизма и предложили для начала создать подобные антипартизанские части[418]. Неизвестно точно, кто были эти офицеры, но можно предположить, что лидером их был Оскарас Урбонас. Известно лишь, что и на этот раз за ними стояло Литовское самоуправление во главе с его главой Пятрасом Кубилюнасом. Со слов Фридриха Йеккельна, произошло это так.
«В феврале 1944 года Кубилюнас снова прибыл в Ригу и привез с собой генерала фон Плехавичюса. На этот раз он предлагал сформировать одну литовскую дивизию. Никаких политических требований он не предъявлял. Командиром дивизии должен был стать Плехавичюс, так как он являлся в Литве единственной личностью, известной народу. В Литве якобы каждый знает Плехавичюса как ярого врага большевиков, и его обращение с призывом добровольно вступать в литовскую дивизию безусловно будет иметь успех. Они сказали, что настроение в Литве, в связи с неблагоприятным для Германии оборотом войны, очень ухудшилось, и многие рассчитывают на возвращение Красной армии. Сформированная дивизия поэтому должна будет остаться в стране для обороны Литвы.
Плехавичюс подтвердил слова Кубилюнаса.
Принимая во внимание собственное тяжелое положение, я не стал отклонять сделанное мне предложение, хотя мне было ясно, что Плехавичюс, как шовинист, будет или оказывать сопротивление Красной армии, или же выступит против германской армии. Я предложил сначала сформировать 10 батальонов с общим количеством в 6.000 человек, чтобы убедиться, возможно ли будет создать дивизию, а кроме того, как можно скорее очистить от партизан южные и восточные районы Литвы. Плехавичюс принял это предложение. Я немедленно дал соответствующий приказ генерал-майору полиции Харму, который сменил Высоцкого осенью 1943 года»[419].
После того как Кубилюнас лично представил Плехавичюса высшему руководству рейхскомиссариата «Остланд», 13 февраля 1944 года состоялось еще одно совещание Йеккельна с фюрером СС и полиции Литвы Хармом и генерал-лейтенантом Плехавичюсом. Йеккельн дал свою окончательную санкцию на формирование «Литовского территориального корпуса»[420]. В тот же день было подписано соглашение о создании «Литовского территориального корпуса» (в немецком варианте — «Литовских особых отрядов», нем.: Litauische Sonderverbaende) в составе 20 батальонов и нескольких военных комендатур в волостях под руководством штаба из литовских офицеров, подчиненного соответствующим немецким учреждениям. В документе оговаривалось, что ЛТК будет использован для «борьбы с бандитизмом» в основном на территории Литвы. Также объявлялось, что мобилизация в «Литовский территориальный корпус» будет проводиться на добровольной основе, а после его формирования германские власти обещают прекратить принудительный вывоз литовских рабочих из Литвы в Германию[421].
Командующим ЛТК был назначен генерал-лейтенант литовской армии Повилас Плехавичюс (1890–1973), кандидатура которого, несмотря на его «шовинистические» взгляды, была одобрена благодаря его репутации ярого противника советской власти. Начальником штаба ЛТК стал полковник литовской армии Оскарас Урбонас[422], прибалтийский немец, бывший командир 4-го артиллерийского полка довоенной литовской армии и, возможно, один из инициаторов создания ЛТК еще 22–25 ноября 1943 года[423].
Повилас Плехавичюс родился 1 февраля 1890 года в м. Жидикяй в дворянской семье, в 1908 году окончил гимназию, а в 1914 году — Оренбургскую кавалерийскую школу, участвовал в Первой мировой войне как офицер российской императорской армии[424]. После провозглашения независимости Литвы, Плехавичюс стал одним из лидеров партии таутининков и вошел в окружение А. Вольдемараса и А. Сметоны[425]. Впервые он прославился как организатор военного переворота 17 декабря 1926 года, в результате которого президентом страны стал Антанас Сметона[426]. Впоследствии Плехавичюс занимал ряд высоких постов в литовской армии, имел звание генерал-лейтенанта. Кроме того, до 1940 года он являлся одним из крупнейших землевладельцев в Литве, но в 1940 году имение Плехавичюса было экспроприировано советской властью и разделено между батраками и малоземельными крестьянами[427].
Чтобы успокоить националистическую интеллигенцию, немцы говорили, что корпус предназначается исключительно для обороны границ Литвы, а не для действий на других участках фронта, и что все командные должности в нем займут литовские офицеры[428]. Правда, впоследствии было решено придать каждому из батальонов ЛТК одного немецкого офицера связи[429]. А что касается использования корпуса «исключительно для обороны границ Литвы», то для Литовского самоуправления не было секретом, что предполагаемый район действий «Литовского территориального корпуса» должен был простираться от Вильнюса до Нарвы, то есть от западных границ Литвы до передовой линии Восточного фронта[430], что допускало возможность отправки ЛТК на фронт или в любой другой район Латвии, Белоруссии или Северной России для охраны тыловых объектов вермахта или проведения антипартизанских операций. Не скрывали это и германские власти. Так, рейхскомиссар «Остланда» Хинрих Лозе полностью одобрил идею использовать литовские добровольческие формирования в борьбе с партизанами, чтобы дать им набраться боевого опыта[431].
То, что немцы предпочитали называть «Литовский территориальный корпус» по-своему — «батальонами по борьбе с бандитизмом» или «литовскими особыми отрядами», неудивительно. Во-первых, оккупационные власти Третьего рейха не хотели создавать никаких крупных местных соединений под единым литовским командованием, а во-вторых, предполагали использовать «Литовский территориальный корпус» в первую очередь именно для борьбы с партизанским движением и дезертирством в Литве.
Литовское самоуправление, впрочем, как и литовская националистическая оппозиция, явно не возражали ни против немецкой терминологии, ни против использования «Литовского территориального корпуса» в карательных и антипартизанских операциях. Это следует, прежде всего, из самого обращения «группы литовских офицеров» к Литовскому самоуправлению о создании ЛТК как «антипартизанского соединения»[432]. Советские партизаны угрожали восстановлением советской власти во всей Литве, а польские партизаны из Армии Крайовой грозили отторжением Вильнюсского округа, оккупированного Польшей в 1920 году и возвращенного Литве только в 1939-м благодаря «пакту Молотова — Риббентропа».
16 февраля 1944 года германские власти и Литовское самоуправление объявили по радио о начале призыва в ряды «Литовского территориального корпуса»[433]. Плехавичюс лично выступил по радио с призывом к литовцам вступать в «Литовский территориальный корпус». Нацистская пропаганда представила дело так: «Литовскому народу еще раз дана возможность показать свою готовность сражаться против большевизма»[434].
«Плехавичюс сейчас же приступил к формированию, — рассказывает далее Фридрих Йеккельн. — Он выпустил обращение, подписанное Кубилюнасом и им, с призывом вступать в добровольческую литовскую часть. Уже через несколько дней число добровольцев достигло 15.000 человек. 6.000 человек из этих 15.000 были направлены в предоставленные им казармы. В конце марта 1944 года призыв был закончен. Снаряжение, обмундирование и оружие уже были готовы, и можно было начинать военную подготовку. Среди добровольцев на этот раз было очень много сыновей офицеров, богатых крестьян, студентов. В казармах Мариамполя[435] находилось 1.000 добровольцев — все они являлись представителями зажиточных слоев населения. Плехавичюс отобрал их для офицерского резерва» [436].
Проведение мобилизации было формально возложено на Литовское самоуправление[437], но германские оккупационные власти обеспечили полную организационную и пропагандистскую поддержку. Вербовка проводилась на добровольной основе. Германские власти даже временно отказались от принудительной мобилизации жителей Литвы на работы в Германию[438]. В качестве одной из пропагандистских мер, к примеру, ученикам старших классов гимназий обещали выдать аттестаты досрочно и без выпускных экзаменов[439]. Преимущество при вступлении в «Литовский территориальный корпус» имели сыновья крестьян, владевших дворами свыше 20 гектаров, как «особо враждебная большевизму» социальная группа[440].
При этом генерал Плехавичюс в ходе мобилизации выполнял обязанности офицера связи между фюрером СС и полиции Литвы и Литовским самоуправлением, а позднее был официально включен в состав штаба фюрера СС и полиции Литвы, бригадефюрера СС Харма[441]. Фюрер СС и полиции Литвы Герман Харм издал распоряжение, обязывающее всех немецких сотрудников и все немецкие учреждения в Литве при необходимости обеспечить поддержку и охрану ЛТК. Подчиненный ему директор департамента литовской полиции В. Рейвитис 18 февраля 1944 года отдал секретное указание литовской полиции активно помогать ЛТК в наборе добровольцев и оказывать всяческую помощь комендатурам, начальникам уездов, бургомистрам и старостам волостей[442].
Роль ВЛИК в проведении мобилизации
Существенную пропагандистскую поддержку в проведении мобилизации оказали литовские националистические организации, в том числе «Верховный комитет освобождения Литвы» (Vyriausiasis Lietuvos Islaisvinimo Komitetas, VLIK) и соперничавший с ним «Союз борцов за свободу Литвы» (Lietuvos Laisves Kovotoju Sajiunga, LLKS)[443].
До сих пор обе эти организации, что называется, «играли в оппозицию» Литовскому самоуправлению Кубилюнаса. Но тут — решили поддержать его инициативу и выступили за новую мобилизацию литовцев под знамена Рейха.
Представители этих организаций надеялись на то, что «Литовский территориальный корпус» в скором времени станет ядром вооруженных сил независимой Литвы для сопротивления Красной армии.
Так, например, «Верховный комитет освобождения Литвы» (ВЛИК), созданный осенью 1943 года, полностью поддержал создание «Литовского территориального корпуса». Буквально 16 февраля 1944 года[444], в день начала мобилизации, ВЛИК распространил через свою печать в Вильнюсе призыв «добиваться восстановления литовской армии любыми путями»[445] и вступать в «Литовский территориальный корпус» и впоследствии полностью поддерживал мобилизацию в ЛТК[446]. «Союз борцов за свободу Литвы» (ЛЛКС) сохранил нейтральную позицию в отношении создания ЛТК, хотя некоторые его члены начали активно поддерживать все мобилизационные мероприятия по мере приближения линии фронта к границам Литвы[447].
В первые же дни мобилизации в «Литовский территориальный корпус» было зарегистрировано около 19.000 добровольцев[448]. В марте 1944 года было зарегистрировано еще 16.000 человек, но призыв продолжался[449] и, по словам Йеккельна, был прекращен только в конце марта 1944 года[450]. По другим данным, призыв пришлось прекратить уже 11 марта 1944 года, так как к этому времени было набрано около 30.000 вместо предусмотренных немецкими властями 18.000 человек[451]. Из них в «Литовский территориальный корпус» было зачислено около 12.000 новобранцев[452] (по данным штаба высшего фюрера СС и полиции в «Остланде» — 12.600 человек[453]).
Для тех, кто верил пропаганде оккупационных властей, Литовского самоуправления и националистической «оппозиции» вроде ВЛИК или ЛЛКС, «Литовский территориальный корпус» представлялся как чисто литовское воинское соединение, не относящееся ни к вермахту, ни к войскам СС или полиции, хотя и находящееся в подчинении германского военного командования. Пропагандистская акция проводилась таким образом, что призывники едва ли могли с уверенностью сказать, где они будут служить в дальнейшем. Очевидно, многие из них действительно думали, что их призывают в мифическую «Вселитовскую армию». Хотя некоторые вступали в ЛТК лишь для того, чтобы получить от немцев оружие и боеприпасы, а затем использовать его против Красной армии[454].
Но очень скоро тайное стало явным. Согласно немецким спискам полевой почты, уже в марте 1944 года все 13 батальонов «Литовского территориального корпуса» числились как 263, 264, 265 и 301-й — 310-й[455] «литовские полицейские батальоны», находящиеся в стадии формирования[456]. Литовское самоуправление не могло не знать об этом[457]. Хотя вся литовская полиция и подчинялась немецкому аппарату фюрера СС и полиции в Литве, ее формированием и руководством на среднем и низшем уровне занимался департамент литовской полиции (его директором еще с 26 июля 1941 года и до конца войны оставался Витаутас Рейвитис[458]), формально подчиненный Литовскому самоуправлению[459]. Все обмундирование и вооружение для ЛТК были предоставлены германской полицией[460] Вооружение составляли в основном старые трофейные винтовки, захваченные на Западном фронте, к которым часто не хватало боеприпасов[461], униформа была литовской с литовскими знаками различия[462]. Хотя, судя по сохранившимся фотографиям, многие литовские полицейские батальоны вплоть до конца войны были вооружены и обмундированы примерно так же[463]. Добровольцы ЛТК принимали присягу по образцу старой литовской армии, хотя по настоянию германских властей в нее была включена и клятва в верности лично Адольфу Гитлеру. Но, чтобы не будить подозрений у призывников, всю церемонию принятия присяги старались откладывать, а то и вообще не проводили[464].
Таким образом, все 13 батальонов «Литовского территориального корпуса» на самом деле организационно входили в состав литовской полиции, подчиненной фюреру СС и полиции в Литве Герману Харму и его аппарату чиновников. Об этом косвенно свидетельствует и приказ директора департамента литовской полиции В. Рейвитиса от 21 февраля 1944 года, в котором сотрудникам литовской полиции строго запрещалось записываться на службу в ЛТК. Согласно этому приказу, а также циркуляру Рейвитиса № 600 соответствующим инстанциям просто запрещалось их отпускать, а те, кто решит добровольно оставить свою полицейскую часть и записаться в ЛТК, приравнивались к дезертирам и подлежали аресту[465] (как правило, после ареста дезертиров из полицейских батальонов в «Остланде» расстреливали по законам военного времени, кроме исключительных случаев). Позже приказ Рейвитиса был подтвержден и фюрером СС и полиции в Литве бригадефюрером СС Хармом в его письме к Плехавичюсу от 5 мая 1944 года. Очевидно, это было связано с тем, что к тому времени уже имелось несколько случаев, когда литовские полицейские самовольно оставляли службу и обманом записывались в «Литовский территориальный корпус»[466].
Вдобавок к этому еще во время мобилизации представители СС и вермахта начали спор по поводу того, кому достанутся новые контингенты призывников из Литвы, включая как сам «Литовский территориальный корпус», так и временно «отсеянные» 6 тысяч, потом 14 тысяч, а затем 18 или более тысяч человек. Командование немецкой группы армий «Север» просило предоставить ей 50.000 литовских призывников для службы во вспомогательных частях вермахта — на строительстве укреплений, охране военных объектов и тому подобных работах, не требующих особой подготовки, чтобы тем самым высвободить хорошо обученных немецких солдат для фронта[467]. Рейхсфюрер СС Гиммлер согласился выделить вермахту часть призывников[468], а именно — 5.000 человек оставить для ЛТК, а остальных 14.000 из уже набранных 19.000 человек передать вермахту[469]. Но Литовское самоуправление и сам генерал Плехавичюс были против и настояли на том, чтобы увеличить численность ЛТК до 9.750 человек и вместо десяти батальонов сформировать 13 батальонов по 750 человек плюс один учебно-резервный батальон численностью в 1.500 человек[470].
В конечном счете немцы согласились с требованиями самоуправления и обещали снабдить ЛТК обмундированием и вооружением, но лишь тогда, когда германское командование сочтет это необходимым[471]. Ведь, во-первых, мобилизация еще не закончилась, а во-вторых, для борьбы с растущим партизанским движением на территории Литвы Гиммлеру и оккупационным властям требовалось срочно сформировать литовское антипартизанское соединение, которое, как планировалось вначале, должно было состоять из 10 батальонов «Литовского территориального корпуса» (каждый батальон по 1.500 человек)[472]. Очевидно, именно по этой причине начальник I главного административного отдела в аппарате рейхскомиссариата «Остланд» Бурмейстер в письме рейхсминистру Розенбергу от 25 февраля 1944 года предложил вновь попытаться создать в Литве крупное военное соединение — если возможно, даже дивизию. Было высказано предложение сформировать его позже на основе уже упомянутых 10 батальонов, если те покажут себя с хорошей стороны в ходе боев с партизанами[473]. 13 марта 1944 года Розенберг одобрил предложенные меры[474].
Но итоги мобилизации оказались, к неожиданности оккупационных властей, весьма успешными. Генерал Плехавичюс потребовал, чтобы ему разрешили создать свой собственный штаб. Все его действия недвусмысленно указывали на то, что он намерен лично возглавить формирующийся «Литовский территориальный корпус». По данным штаба высшего фюрера СС и полиции в «Остланде» Фридриха Йеккельна, он так и не получил такого разрешения — сформировать свой личный штаб ему не было позволено[475].
В связи с этим немцы решили четко разграничить полномочия между различными инстанциями. С 28 февраля по 2 марта 1944 года в Каунасе прошли переговоры с участием генерального комиссара Литвы фон Рентельна, высшего фюрера СС и полиции «Остланда» Йеккельна, 1-го генерального советника Литовского самоуправления Кубилюнаса и самого генерала Плехавичюса. Немцы, ободренные успешной мобилизацией в «Литовский территориальный корпус» и понуждаемые требованиями командования группы армий «Север», решили пересмотреть свои старые требования[476].
22 марта 1944 года командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Вальтер фон Модель и высший фюрер СС и полиции в «Остланде» обергруппенфюрер СС Фридрих Йеккельн встретились с генералом Плехавичюсом в Полоцке и предложили передать в распоряжение вермахта 9.000 призывников (15 новых, еще не сформированных батальонов) для охраны военных аэродромов и других тыловых служб[477]. Всего же оккупационные власти потребовали мобилизовать от 70.000 до 100.000 литовцев[478].
Плехавичюс якобы отказался[479], поскольку нарушение им своих же собственных обещаний могло поставить под угрозу всю мобилизацию. Но обергруппенфюрер Йеккельн, несмотря на предостережения Плехавичюса и сомнения рейхскомиссара Лозе, предложил мобилизовать в Литве еще 20.000 человек для службы в качестве «хелферов люфтваффе» (вспомогательного персонала на аэродромах германских ВВС). В итоге Литовскому самоуправлению и лично генералу Плехавичюсу обещали разрешить формирование «Литовского территориального корпуса» лишь в том случае, если те смогут мобилизовать еще 70.000 человек, в том числе 50.000 человек для нужд тылового обеспечения группы армий «Север» и 20.000 человек для использования в качестве «хелферов люфтваффе» в Германии. Плехавичюс и Кубилюнас, само собой, были заинтересованы в том, чтобы наибольшее число призывников все же попали в «Литовский территориальный корпус», а не во вспомогательные части вермахта. В ответ Йеккельн заверил их, что решено набрать дополнительно еще 10.000 человек для формирования новых 10 батальонов «Литовского территориального корпуса»[480], который в итоге должен будет состоять из 23 батальонов.
Поэтому 6 апреля 1944 года Плехавичюс подписал призыв о мобилизации 75–80 тысяч человек по всей Литве, на котором настаивали немцы[481]. Правда, по некоторым данным, 12 апреля 1944 года Плехавичюс просил немцев освободить его от обязанностей командира «Литовского территориального корпуса» и расформировать последний, а в конце апреля якобы тайно задержал списки тех призывников, кого предполагалось передать в тыловые части вермахта на Западе[482].
Недоверие Йеккельна к Плехавичюсу росло все больше. В ходе совещания «в узком кругу», состоявшегося 13 апреля 1944 года в Риге в штаб-квартире рейхскомиссара «Остланда» Лозе и специально посвященного мобилизации в Литве, Йеккельн высказал свое глубокое недоверие к планам Плехавичюса. Во время переговоров с ним в Каунасе высший фюрер СС и полиции в «Остланде» пришел к убеждению, что Плехавичюс стремится к созданию своей армии, «чтобы иметь возможность проводить свою собственную политику». Военный комендант Литвы генерал-майор Юст высказал мнение, что литовцы готовятся в один прекрасный день повернуть оружие против немцев. После долгого обсуждения было решено набрать 30.000 человек путем мобилизации ряда призывных возрастов (1915–1924 г.р.), установив при этом соотношение: если каждые две тысячи человек будут направляться в Рейх для службы в качестве «хелферов люфтваффе», то каждая третья тысяча будет оставлена в Литве для службы в «Литовском территориальном корпусе». Таким образом, Германия получит 20.000 литовцев в качестве «хелферов люфтваффе», а 10.000 будут переданы в «Литовский территориальный корпус». Требование группы армий «Север» предоставить ей 50–56 тысяч человек для тыловой службы к тому времени было снято. Решение о мобилизации в Литве было подкреплено угрозой. Йеккельн заявил, что в случае невыполнения данных требований «весь гнев разрушительной мощи Германии литовцы испытают на собственной шкуре — в духе режима генерал-губернаторства [то есть Польши]»[483].
Как следствие, по указанию Йеккельна или Лозе, генеральный комиссар Литвы фон Рентельн приказал Плехавичюсу, чтобы тот объявил в Литве всеобщую мобилизацию[484]. Либо поверив обещаниям, либо поддавшись угрозам оккупационных властей, Плехавичюс 28 апреля 1944 года издал воззвание о мобилизации призывников 1915–1924 годов рождения. Одновременно было объявлено, что все военнообязанные, не явившиеся в течение 24 часов на призывные пункты, предстанут перед литовским военным судом[485]. (Параллельно с немецким судом в Литве существовал литовский суд, но последнему было запрещено решать какие-либо дела, связанные с лицами немецкого происхождения, партизанской и коммунистической деятельностью, саботажем, несоблюдением изданных немецкими властями законов и т. п. [486] Но поскольку формально за проведение мобилизации отвечали Литовское самоуправление, командование ЛТК и его мобилизационные штабы, дела призывников-«уклонистов» было решено передать литовскому суду.)
Формально объявленная тотальная мобилизация началась 6 мая 1944 года[487], но на этот раз она полностью провалилась, так как на призывные пункты явилось лишь 3–5 % от предполагаемого общего числа призывников[488]. Одной из главных причин этого стало то, что ВЛИК и прочие националистические организации Литвы не поддержали ее в своих печатных изданиях. Поползли слухи, что Литовское самоуправление согласилось передать батальоны ЛТК в распоряжение группы армий «Север» для использования в качестве разрозненных частей[489]. Уже 29 апреля литовская националистическая пресса осудила новую мобилизацию, в особенности намерение отправить 20 тысяч человек в качестве «хелферов люфтваффе» в Германию, по слухам — на Западный фронт. «У нас нет никаких интересов на Западе…» — заявляла литовская оппозиция[490].
Между тем после наспех проведенного обучения, в начале мая 1944 года[491] семь батальонов ЛТК были направлены в район Вильнюса для подавления польского и советского партизанского движения. По утверждению генерала Стасиса Раштикиса, переброска батальонов ЛТК произошла без ведома Плехавичюса. Незадолго до того в Вильнюс приехал начальник штаба Йеккельна и без согласия командования «Литовского территориального корпуса» приказал перебросить семь батальонов ЛТК в Вильнюсский округ для борьбы с партизанами Армии Крайовой[492]. Однако на самом деле, видимо, и руководство Армии Крайовой, и командование ЛТК уже знали заранее о предстоящей отправке батальонов ЛТК в Вильнюсский округ, так как в апреле 1944 года руководство польской Армии Крайовой начало переговоры с Плехавичюсом с целью заключить соглашение о взаимном перемирии и совместных действиях против нацистов. Но литовская сторона отказалась и потребовала, чтобы поляки, со своей стороны, покинули Вильнюсский край и присоединились к предстоящей борьбе литовцев против Красной армии[493].
Батальоны ЛТК были направлены в г. Ашмяны (Ошмяны), дер. Хольшаны, Граузички, Мурована Ошмяна, Киневичи, Толминово, Новоселки, Павлово, Синковщизна, Адамовщизна (в присоединенных к Литве районах Белоруссии)[494]. Там они отличились как каратели, особенно в деревнях Павлово, Граузички и Синковщизна[495]. За время антипартизанских операций в Вильнюсском округе против советских и польских партизан недавно сформированные батальоны «Литовского территориального корпуса» успели спалить три польско-белорусских села, убили несколько десятков человек, но не выиграли ни одного боя против Армии Крайовой, а возле города Ошмяны потерпели постыдное поражение[496].
Так, 4 мая в ходе этих боев 3-я бригада Армии Крайовой (АК) [497] окружила и уничтожила роту 310-го литовского батальона ЛТК, которая занималась «усмирением» деревни Павлово[498]. В дер. Граузички 301-й литовский батальон ЛТК столкнулся с 8-й и 12-й бригадами Армии Крайовой, в результате понес тяжелые потери (47 человек) и был обращен в бегство[499]. 6 мая 8, 9 и 13-я бригады АК разгромили две роты 308-го литовского батальона за то, что они незадолго до того сожгли деревни Синковщизна и Адамовщизна и уничтожили их жителей. Затем бригады Армии Крайовой предприняли решающее наступление против укрепленных позиций 301-го литовского батальона вокруг деревни Мурована Ошмяна, которые включали не только окопы и дзоты, но даже бетонные бункеры. В ночь с 13 на 14 мая 13-я бригада АК атаковала деревню с запада и северо-запада, тогда как 8-я и 12-я бригады начали атаку с юга и с востока. Остальные польские силы — часть 13-й бригады и 9-я бригада АК заблокировали дорогу между деревнями Мурована Ошмяна и Толминово. Несмотря на численное преимущество в 150 человек или около того, в ходе этого боя литовские полицейские ЛТК потеряли 60 человек убитыми и 170 пленными; еще 177 человек были взяты в плен той же ночью в соседней деревне Толминово. Всех их разоружили и затем освободили[500].
По словам немцев, литовские полицейские батальоны ЛТК в ходе антипартизанских операций в Вильнюсском округе (в основном на территории Белоруссии) показали себя непригодными для подобных задач «в военном и моральном отношении», а многие солдаты даже переходили на сторону партизан[501]. «Подготовка была рассчитана на 6 недель, но Плехавичюс под различными предлогами пытался ее затянуть, — вспоминал впоследствии Фридрих Йеккельн. — В середине мая я потребовал пустить батальоны в дело, они были переведены в Виленскую область, в Сморгонь, Новую Вилейку [в районах Гродненской области Белоруссии, присоединенных к Литве
Роспуск ЛТК и арест Плехавичюса
9 мая 1944 года Плехавичюс получил письмо от нового фюрера СС и полиции в Литве бригадефюрера СС и генерал-майора полиции Курта Хинце (сменившего Г. Харма с 8 апреля 1944 г.), в котором говорилось, что «Литовский территориальный корпус», а точнее, семь его батальонов из тринадцати по приказу Ф. Йеккельна переходят под его личное командование как высшего фюрера СС и полиции в «Остланде», а остальные батальоны, местные комендатуры и прочие части ЛТК — в подчинение немецких гебитскомиссаров. Все они должны были получить униформу СС и с этого момента считаться батальонами литовской полиции[503]. Командование «Литовского территориального корпуса» отказалось выполнять этот приказ, так как он якобы не соответствовал первоначальным обещаниям немцев[504]. В тот же день, 9 мая, Плехавичюс распустил по домам учебный батальон ЛТК, дислоцировавшийся близ Мариамполе, и издал аналогичный призыв ко всем остальным батальонам ЛТК, в том числе действовавшим в Вильнюсском округе[505]. Литовское самоуправление пыталось возражать немецким властям, но не нашло для этого аргументов[506]. И неудивительно, ведь и Кубилюнас, и Плехавичюс должны были знать, что все батальоны ЛТК как минимум с марта 1944 года числятся в списках как «литовские полицейские батальоны», а германские власти не скрывали от них, что собираются использовать ЛТК для антипартизанских операций.
12 мая Плехавичюс отказался лично встречаться с Хинце, а вместо себя послал своего начальника штаба полковника Урбонаса. Ему было поручено заявить новому фюреру СС и полиции в Литве, что Плехавичюс не хочет иметь звание офицера войск СС и вообще состоять в структуре СС и полиции[507]. Сведения о призыве Плехавичюса распустить части «Литовского территориального корпуса» к тому времени уже не были тайной. «По поведению генерала Плехавичюса я заключил, — рассказывал Йеккельн, — что виновником этого является он. Когда же в некоторых батальонах появились признаки разложения, то я приказал немедленно разоружить и расформировать батальоны и арестовать Плехавичюса со всем его штабом»[508].
Поделиться книгой: