Помоги проекту - поделись книгой:
Помимо «Эрны» в Эстонию (на территорию волостей Миссо и Руусмяэ Выруского уезда) в конце июня 1941 года была заброшена самолетом из Германии шпионская группа капитана Курта фон Глазенаппа. Глазенапп, прибалтийский немец, бывший владелец мызы Рогози в Эстонии, незадолго до начала войны выехал из Эстонии в Германию. Одной из его задач было организовать деятельность националистического подполья в Выруском уезде и установить связь с вооруженными отрядами эстонских националистов на территории Тартуского уезда. По требованию Глазенаппа немцы организовали выброску оружия и боеприпасов для них[91].
Группа полковника Виктора Кёрна действовала в районе Пярну и, предположительно, пользовалась поддержкой абвера. Например, в первых числах июля 1941 года немцы десантировали диверсионно-разведывательную группу в волости Тали Пярнуского уезда, которая сразу же установила связь с местными «лесными братьями» (а группа полковника Кёрна действовала именно в этом районе). По рации в центр была отправлена просьба переправить вооружение для эстонских боевиков в волости Тали. В скором времени немцы с самолета сбросили им 27 винтовок, 2 легких пулемета, 2 снайперские винтовки и 7.000 патронов. После захвата немецкими войсками волости Тали националисты направили своих представителей в ближайший немецкий штаб в Ригу и получили еще 160 винтовок[92].
Группа майора Фридриха Курга действовала в окрестностях Тарту. Ф. Кург, как и В. Кёрн, восстановил в контролируемых им районах Южной Эстонии довоенные органы власти. Его повседневные приказы и одобрительные отзывы немецких военных властей регулярно публиковались в издаваемой им газете «Postimees», которая выходила с 13 июля 1941 года[93]. Очевидно, и он тоже пользовался поддержкой спецслужб Рейха.
Советские репрессии 1941 года
Органы госбезопасности вели постоянную напряженную работу по выяснению сроков предполагаемого нападения Германии на Советский Союз, а также поиску агентуры абвера в западных приграничных районах — прежде всего на Украине, в Белоруссии и в трех прибалтийских республиках. Но в июне 1941 года стало окончательно ясно, что времени больше нет. Война может начаться в любой момент, а оставлять у себя в ближнем тылу «пятую колонну» противника — рискованно и по меньшей мере неразумно. Поэтому 16 мая 1941 года ЦК ВКП (б) и СНК СССР издали постановление «о выселении социально чуждого элемента из республик Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии», на основании которого депортации подлежали:
«…1) активные члены контрреволюционных организаций и члены их семей;
2) бывшие жандармы, охранники, руководящий состав полиции, тюрем и рядовые полицейские и тюремщики при наличии компрматериалов;
3) бывшие крупные помещики, торговцы (с годовым оборотом свыше 150 тыс. лат); бывшие фабриканты (с годовым оборотом свыше 200 тыс. лат) и крупные чиновники бывших буржуазных правительств, вместе с членами их семей;
4) бывшие офицеры,
5) члены семей участников контрреволюционных организаций, осужденных к высшей мере наказания, а также скрывающихся и перешедших на нелегальное положение;
6) лица, прибывшие по репатриации из Германии, а также уехавшие из Латвии в Германию при наличии в отношении их компрматериалов;
7) бежавшие из бывшей Польши, отказавшиеся принять советское гражданство;
8) уголовный элемент, продолжающий заниматься преступной деятельностью;
9) проститутки, зарегистрированные в полиции, занимающиеся прежней деятельностью»[94].
Таким образом, все меры, предусмотренные в постановлении, были вполне логичными: нейтрализовать активных деятелей террористических группировок и всех тех, кто мог оказывать им содействие, а также подозревался в связях с германскими спецслужбами.
Однако сама операция откладывалась в течение месяца и была осуществлена лишь 14–15 июня 1941 года, когда стало ясно, что война с Германией начнется в самое ближайшее время. (Точная дата нападения была известна руководству органов госбезопасности задолго до этого срока, хотя не все в руководстве Советского Союза верили этим данным.)
В результате операции, проведенной 14 июня 1941 года, в Литве были арестованы и высланы за пределы Литовской ССР: 1) Активные члены контрреволюционных националистических и белогвардейских организаций и члены их семей: арестовано — 1.877, выселено — 4.277. 2) Бывшие охранники, жандармы, руководящий состав полицейских и тюремщиков, а также рядовые полицейские и тюремщики, на которых имели компроматериалы, и члены их семей: арестовано 617, выселено — 1.266. 3) Бывшие крупные помещики, фабриканты и чиновники государственного аппарата и члены их семей: арестовано — 1.122, выселено — 2.560. 4) Бывшие офицеры литовской и белой армий, на которых имели компрматериалы, и члены их семей: арестовано — 104, выселено — 176. 5) Члены семей участников контрреволюционных организаций, которые были осуждены к ВМН: арестовано — 27, выселено — 64. 6) Лица, прибывшие из Германии в порядке репатриации, а также немцы, записавшиеся на репатриацию в Германию и не уехавшие по различным причинам, в отношении которых имели компрматериалы: арестовано — 66, выселено — 99. 7) Беженцы из буржуазной Польши: арестовано — 337, выселено — 1.330. 8) Военнослужащие армейских территориальных корпусов: арестовано — 285. 9) Проститутки, зарегистрированные бывшими полицейскими органами Литвы, которые продолжали заниматься проституцией: выселено — 395. 10) Уголовный элемент: арестовано — 1.229[95].
Таким образом, всего по Литве в ночь с 14 на 15 июня 1941 года было арестовано 5.664 человека, выселено — 10.187. Итого репрессировано — 15.851 человек.
В Латвии в ту же ночь на 14 июня 1941 года было арестовано 4.550 человек, а еще 9.119 человек было депортировано из республики. В списки тех, кто подлежал депортации, были включены бывшие охранники тюрем, жандармы, чиновники полиции, а также 281 проститутка и 543 уголовника-рецидивиста. Основную массу депортированных вывозили в Красноярский край[96].
Из Эстонии в течение 14–16 июня 1941 года было арестовано 3.178 и выселено 5.978 человек, всего же подверглось репрессиям от 9.156 человек[97] до 11.000 человек[98].
В ходе этих жестоких, но вынужденных мероприятий руководство НКГБ тщательно следило за тем, чтобы исполнители не превысили своих полномочий. 15 июня 1941 года НКГБ СССР, в частности, отмечал: «… Имеются также сведения о том, что в ряде мест у выселяемых отбираются бытовые ценности (часы, портсигары, кольца и пр.). Напоминаем, что изъятию подлежит только оружие, валюта, золото и серебро в слитках и контрреволюционная литература…» В том же указании НКГБ СССР потребовал: «… профильтровать весь состав заключенных и в случае выявления лиц, арестованных неправильно, также поставить перед НКГБ СССР вопрос об их освобождении из заключения и возвращении из высылки их семей…»[99].
В итоге за 3 дня с 14 по 17 июня 1941 года, по данным НКГБ СССР от 17 июня 1941 года, «по Литве: арестовано 5.664 человек, выселено 10.187 человек, всего репрессировано 15.851 человек. По Латвии: арестовано 5.625 человек, выселено 9.546 человек, всего репрессировано 15.171 человек. По Эстонии: арестовано 3.178 человек, выселено 5.978 человек, всего репрессировано 9.156 человек»[100].
Всего по всем трем республикам Прибалтики было арестовано 14.467 чел., выселено 25.711 чел., таким образом, всего репрессировано — 40.178 чел. Аресты были проведены также и во всех территориальных корпусах Красной армии, сформированных в 1940 году из частей и подразделений армий прибалтийских государств. К 22 июня 1941 года было арестовано 933 офицера, в том числе в «Латвийском территориальном корпусе» — 424, в «Литовском» — 285, в «Эстонском» — 224 человека. Но большая часть офицеров этих армий после проверок была включена в кадры Красной армии и продолжала службу в ее рядах[101].
Фактически гражданская война в Прибалтике была предотвращена ценой репрессий, так сказать, малой кровью. При этом многие из будущих коллаборационистов — как, например, бывший премьер-министр Эстонии Юрий Улуотс или его латышский коллега д-р Альфредс Валдманис — к началу войны по неизвестным причинам не были репрессированы, хотя, по идее, их должны были выслать в первую очередь, особенно если бы репрессии действительно были «повальными», как утверждают многие сегодня в Прибалтике.
Версия коллаборационистов
Слухи о «повальных арестах» активно распространяла в оккупированной Латвии немецкая пропаганда. В качестве примера можно привести рассказ латышского полицейского Петериса Л. из 16-го латышского полицейского батальона.
«Когда немцы пришли, — вспоминает Петерис Л., — они сообщили, что только в Литене расстреляно [большевиками] около 220 человек. Немцы охотно демонстрировали черные дела коммунистов. И, насколько я знаю, родственники выкапывали своих, увозили хоронить. А еще Балтэзерс, а чекистские подвалы… В медучилище, где я учился в 41–42 годах, нас возили на экскурсию в чека. В подвалы не пустили, но рассказывали, что там творилось. Вход был с угла. Потом вошли мы, проследовали через ряд помещений и очутились в гараже — есть там такой почти квадратный гараж, слегка вытянутый в длину. Выход с гаража прямо во двор — четырехугольный двор. И в точности напротив гаража железные ворота, которые выходят на улицу Стабу [в советские времена улица Фридриха Энгельса]. Кажется, нам тогда показали два таких бокса, где велись расстрелы. Вся стена выщерблена пулями, заляпана мозгами… Канализацию показали, куда все стекало. Пояснили, что трупы складывали в кузов грузовика и вывозили…»[102]
После войны этот миф поддержали и многие прибалтийские эмигранты, которые в годы оккупации играли в «лояльную оппозицию» к гитлеровскому режиму. К примеру, профессор Арвед Швабе в своей книге «История Латвии», вышедшей в Стокгольме в 1958 году, идет еще дальше гитлеровцев и утверждает, что «за год советской оккупации русские депортировали и убили 131.500 прибалтов»[103]. Эти цифры явно взяты из немецких документов. Профессор Латвийского университета Швабе считается уважаемым юристом, поэтом, прозаиком и переводчиком. В годы немецко-фашистской оккупации немцы не очень доверяли ему из-за некоторых разногласий по «еврейскому вопросу»[104]. Но это не помешало ему в 1941–1944 гг. возглавлять «Историческое хранилище» в Риге. В 1944 году, вместе с отступающими германскими войсками, Швабе бежал в Германию. Там он был арестован и отправлен в Дахау, видимо, заодно с другими членами «Латвийского центрального совета» (ЛЦС), так как он был в числе подписавших меморандум ЛЦС от 17 марта 1944 года. С 1949 года Швабе обосновался в Швеции. Именно там и были написаны такие его труды, как уже названная «История Латвии», а также два издания «Латвийского энциклопедического словаря» (1950–1955 и 1958).
После войны у профессора Швабе нашлось много последователей, приводивших цифры жертв «советских репрессий» в Прибалтике, прямо скажем, взятые с потолка.
Так, в январе 1995 года группа аналитиков из Библиотеки Конгресса США при поддержке министерства обороны составила справочный материал по республикам Прибалтики. (Сразу заметим, что о советских реформах и капиталовложениях в промышленность и сельское хозяйство республик Прибалтики в этом опусе нет ни слова.) По словам авторов этого «труда», в Литве «советское господство принесло радикальные политические и экономические перемены и сталинский террор, кульминацией которого стала депортация более 30.000 человек в ночь с 14 на 15 июня 1941 года. Германия прервала сталинский террор, напав на Советский Союз 22 июня 1941 года…». Латвия, по их же словам, за год «советской оккупации» «потеряла 35.000 человек в результате казней и депортаций». И только в отношении Эстонии приводится цифра репрессированных, примерно соответствующая действительности, — около 10.000 человек (какая скромность!)[105].
Откуда взялись такие цифры? Эстонский коллаборационист Юрий Улуотс в своем обращении к германским властям осенью 1941 года, например, упоминает цифру аж в 100.000 человек, которые якобы были репрессированы советской властью в одной только Эстонии (!). Хотя на самом деле, как поясняет западный историк Зеппо Миллиниеми, число вывезенных из Эстонии в июне 1941 года составляло 60.973 человека, из которых лишь около 11 тысяч были действительно депортированы. Остальные — это эвакуированные в СССР государственные, партийные, хозяйственные чиновники, специалисты, инженеры, их семьи, а также те, кто был призван на службу в рядах Красной армии[106]. На самом деле, согласно рассекреченным данным НКВД СССР, в Эстонии было арестовано 3.178 и выселено 5.978 человек, итого было репрессировано в общей сложности 9.156 человек[107].
Что касается Литвы, то в «Сводке донесений из оккупированных восточных областей № 8 начальника германской полиции безопасности и СД от 19 июня 1942 года» приводится цифра в 40.000 человек. «В то время как влияние евреев первоначально было ограничено в основном экономикой, — говорится в той же сводке, — то после оккупации Литвы Советским Союзом в 1940 году они добились также господствующего влияния во всей общественной жизни. Характерно, что в НКВД работали прежде всего евреи. Таким образом, по их инициативе около 40.000 литовцев было сослано в Сибирь»[108]. В действительности, по данным НКВД, в Литве в 1941 году было арестовано 5.664 человека, выселено 10.187 человек, а всего репрессирован 15.851 человек[109].
Примерно так же создавалась немцами фальшивка по поводу советских репрессий в Латвии. «Во время еврейско-большевистского террора в общей сложности 33.038 латышей были сосланы, арестованы или убиты», — говорится в донесении о деятельности эйнзатцгруппы «А» за период с 16 октября 1941 по 31 января 1942 года.[110] Приведенная цифра завышена в три раза — довольно-таки скромно. Ведь помимо арестованных и депортированных из прифронтовой зоны, включавшей Латвию, а также некоторые районы Литвы и Эстонии, в июне 1941 года было эвакуировано 53 тысячи человек[111], в числе которых были и многие будущие военнослужащие 130-го латышского стрелкового корпуса, сражавшиеся впоследствии против гитлеровцев и их пособников за освобождение своей страны.
Гитлеровцы не скупились на рассказы о зверствах «жидо-большевиков» в Прибалтике. Все эти немецкие фальшивки преследовали двоякую цель: во-первых, разжечь ненависть местного населения к советской власти, во-вторых, натравить их на евреев, которые в ряде немецких документов ассоциировались с советской властью.
Дополним сухую статистику живыми эмоциональными высказываниями двух людей, оказавшихся в войне по разные стороны баррикад.
Рассказывает бывший солдат 16-го латышского полицейского полка, впоследствии — легионер 19-й латышской дивизии войск СС Петерис Л.:
«…О том, как у нас в 1940 году советская власть устанавливалась, насколько демократически, как теперь говорят. Отец мой, столяр, работали мы неподалеку от Валмиеры. Каждый был занят своим делом. Как-то приходит человек из города и сообщает новость — русские идут. Никто этому не верит. Отец мне говорит — сходи посмотри. Я пошел. Русские войска переходят мост через Гаую и направляются по улице Ригас в гору — в сторону Риги. С двух сторон любопытные. Воины латвийской армии, полицейские стоят шпалерами вдоль тротуаров. „Ура“ никто не кричит. Зеваки. Смотрят — и все.
…Было часов шесть. На улице показались двое в красных нарукавных повязках с белыми буквами „PD“ [латышская аббревиатура, означающая „служба содействия“]. Рабочие спрашивают что это — PD. Оказалось, эти PD обходят все дома, созывая людей на базарную площадь. Явка обязательна, в каждом доме может остаться по одному человеку, желательно из немощных, старых или больных. Отец и не думал спешить, а еще несколько человек, работавших над гипсовыми фигурами, фигурами потолка, вообще не собирались идти. Но во второй раз PD являются — всем идти безоговорочно. Отец сказал — ладно. Отправились мы на базарную площадь. Чуть ли не последними пришли. На площади трибуну возвели, вокруг — масса, словом, вся Валмиера. Мы с краю встали, площадь была окружена красноармейцами, в 15–20 шагах от толпы. Со штыками наперевес, винтовки в людей нацелены. Что там с трибуны вещали — расслышать было трудно, громкоговорителей не имелось. Духовой оркестр грянул „Интернационал“. Все вздымали кулаки. Если кто вскидывает сжатый кулак — пусть его, нам-то какое дело. Подскочил русский солдат и отца штыком по заднице — ну, вскидывай кулак. Тут, конечно, те, кто еще не успел это сделать, спохватились. …Когда митинг закончился, толпе не дали разойтись и организовали шествие к месту захоронения комсомольцев. Под конвоем с двух сторон все туда и двинулись. Там опять был митинг. И только тогда разрешили разойтись по домам.
Правильно ли поступил Ульманис, приняв ультиматум?
В народе говорили, что неправильно, надо было сопротивляться. Уверенность в этом окрепла, когда последовали повальные аресты. Говорили: в случае сопротивления было бы меньше жертв, чем сейчас. Поэтому надо было сражаться. Пусть и проиграли бы. Сегодня это более чем ясно. Мы потеряли бы людей не больше, чем в результате высылок»[112].
Читая этот анонимный рассказ «гренадера» (точнее — «гренадера войск СС»), невольно приходят на ум два вопроса. Во-первых, почему же все-таки лучше было сопротивляться, если все равно «проиграли бы»? Вот уж после вооруженного сопротивления могли последовать и «повальные аресты» — это наверняка. Очевидно, противники советской власти рассчитывали на гитлеровскую Германию, которая не бросит их на произвол судьбы и придет на помощь в решающий момент… А уж в послевоенных советских репрессиях остается винить только самих же карателей вроде того же Петериса Л. и его хозяев — немцев и латышских коллаборационистов. Если бы не их сотрудничество с гитлеровской Германией, если бы не их преступления, то меньше было бы судебных процессов над карателями, меньше было бы случайных жертв, сначала насильно призванных в легионы СС, а после войны депортированных в лагеря как военнопленные…
Предоставим теперь слово другому очевидцу. Рассказывает Рейнгольд Райбайс, бывший снайпер 123-го полка 43-й гвардейской латышской стрелковой дивизии, один из 33 тысяч якобы «депортированных» из Латвии накануне войны:
«Про довоенное житье-бытье распространяться не буду. Скажу только, что в буржуазной Латвии нашей семье жилось неважно. Не только из-за безработицы. Отец у меня был латышским красным стрелком. Воевал в гражданскую. Ну, сам понимаешь, какое было к нему отношение. Я работал то грузчиком, то шофером. Как повезет… После лета 1940 года жизнь стала налаживаться. Пошла повеселее. А тут — война! Мы с отцом, конечно, в стороне не остались. Пошли по общей дороге. Даже про мать родную забыли. Отчего у меня на совести — вечный камень. Расстреляли ее немецкие прихвостни. На третью неделю после нашего ухода»[113].
Еще в годы войны секретарь ЦК компартии Латвии Арвид Пельше в газете «За Советскую Латвию» (1942, № 18) писал:
«Ложь и хитрость, обман и месть издревле пребывали в арсенале завоевателей; когда им требовалось повлиять на легковерных или создать иллюзию успеха, наряду с мечом они пускали в ход и свое коронное оружие — ложь»[114].
Что собой представляли те, кто создавал эту ложь? Коллаборационисты, кровно заинтересованные в оккупационном режиме, в победе Гитлера. Довольно верную характеристику для них дал палач народов Прибалтики обергруппенфюрер СС Фридрих Йеккельн.
«Мне приходилось взаимодействовать по многим вопросам, — показал он на судебном процессе в Риге в 1946 году, — и с руководителем латвийского самоуправления генерал-директором Латвии Данкерсом, генерал-советником Литовского самоуправления Кубилюнасом, генерал-директором Эстонии доктором Мяэ. Все они, замечу, были большими друзьями немцев. Эти люди руководствовались только немецкими интересами и нисколько не задумывались о судьбе своих народов. Из разговоров с ними я понял, что они хотят уничтожать большевиков не меньше, а может быть больше, чем мы, немцы. Эти люди считали, что даже если Германия и проиграет войну, то все равно будет очень хорошо, ибо мы ликвидируем всех советских патриотов, всех коммунистов. А без патриотов и коммунистов им гораздо легче будет запродать свои народы другим сильным державам»[115].
Пусть каждый сам делает выводы из этих нескольких рассказов.
Глава 2
Литва
«Июньское восстание» 1941 года
Части вермахта вошли в города Каунас и Вильнюс 24 июня 1941 года, всего через два дня после начала войны, а уже к 27 июня оккупация всей Литвы была завершена. В эти дни казалось, что блицкриг идет по плану. Вслед за армейскими частями следовали эйнзатцкоманды. В первые дни войны на территории Литвы действовали сразу три эйнзатцкоманды. В Шяуляй 27 июня вошла эйнзатцкоманда «2» под командованием Рудольфа Батца; в Каунас 2 июля вступила эйнзатцкоманда «3» под командованием штандартенфюрера СС Карла Йегера, а в Вильнюсе с 9 августа действовала эйнзатцкоманда «9» под командованием Фильберта (из состава эйнзатцгруппы «В», действовавшей в тылу немецкой группы армий «Центр»). Позднее функции полиции безопасности и СД в Литве взяла на себя эйнзатцкоманда «3» под командованием Йегера[116].
Но литовские «помощники» успели опередить своих немецких «коллег», захватив власть в ряде городов уже 23–27 июня, сразу после эвакуации советских госучреждений и частей Красной армии. Власть взяли в свои руки комитеты ФЛА и действовавшие от его имени вооруженные группировки — «Шаулю Саюнга» («Союз стрелков») и «Яунои Лиетува» («Молодая Литва»). Численность этих группировок, действовавших под контролем ФЛА, составляла от 35.000 до 36.000 человек[117]. Кроме того, еще от 90.000[118] до 100.000[119] вооруженных литовских националистов действовали в разрозненных отрядах, которые не контролировались ФЛА, — таких как группировка сторонников бывшего премьер-министра А. Вольдемараса «Железный волк» («Geležinis Vilkas»), «Комитет спасения Литвы» или «Неолиетува»[120]. Многие из этих отрядов были сформированы при непосредственном участии немецкой разведки. Управление «Абвер-II», занимавшееся диверсиями и саботажем, накануне войны против Советского Союза сколотило свои «особые отряды» для действий в Северной Прибалтике. Например, один из таких отрядов, одетый в советскую форму, имел задание захватить железнодорожный туннель и мосты близ Вильнюса[121]. Потери литовских националистов в боях с Красной армией в первые дни войны составили, по их собственным данным, от 4.000[122] до 5.000 человек[123].
Создание «временного правительства Литвы»
В Каунасе местный городской комитет ФЛА уже 23 июня 1941 года взял власть в свои руки, едва Каунас был оставлен частями Красной армии. В тот же день, 23 июня, по каунасскому радио от имени «Фронта литовских активистов» выступил один из его лидеров, Леонас Прапуолянис, который выразил благодарность Гитлеру «за освобождение Литвы» и объявил о создании «временного правительства Литвы»[124]. Премьер-министром был заочно провозглашен бывший посол в Берлине Казис Шкирпа, так как немцы не выпустили его из Берлина. Министром иностранных дел был назначен Раполас Скипитис, министром обороны — генерал Стасис Раштикис (тоже заочно, так как находились в это время в Германии). Временно исполняющим обязанности главы правительства стал Юозас Амбразявичюс (одновременно — министр просвещения), министром внутренних дел — Ионас Шлепетис, министром финансов — Ионас Матулёнис, министром торговли — Пранас Вайнаускас, министром промышленности — Адольфас Дамушис, министром сельского хозяйства — Балис Виткус, министром труда — Юозас Паяуйис, министром юстиции — Мечисловас Мацкявичюс, министром путей сообщения — Антанас Новицкис, министром здравоохранения — Ксаверас Венцюс, управляющим продовольствием — Владас Грудзинскас. Не особенно приметный пост «министра коммунального хозяйства» в этом правительстве занимал Витаутас Жямкальнис-Ландсбергис, отец будущего лидера «Саюдиса» и президента Литвы Витаутаса Ландсбергиса[125].
Не дожидаясь, пока остальные члены «кабинета министров» прибудут в Литву, «временное правительство» Амбразявичюса и Каунасский штаб ФЛА взяли всю власть в свои руки. ФЛА приказал организовать местные отряды «самообороны» под командованием полковника Людвикаса Буткявичюса, военную комендатуру г. Каунаса и Каунасского округа во главе с полковником Юргисом Бобялисом и восстановить полицию[126]. В этот же день по каунасскому радио было оглашено первое распоряжение штаба местной «литовской самообороны», в котором говорилось: «а) везде создавать части местной самообороны, которые занимались бы охраной имущества граждан и государства; b) оставшимся чиновникам независимой Литвы принять на себя администрацию и полицию, а где таковых нет, руководство частей самообороны должно временно назначить их; с) в г. Каунасе была объявлена мобилизация всех отставных офицеров и унтер-офицеров»[127]. 3 июля 1941 года вышел в свет первый номер газеты «Фронта литовских активистов» «Į Laisvė», в которой была опубликована политическая декларация ФЛА[128]. В ней заявлялось, что независимая Литва готова всячески содействовать Германии в построении «Новой Европы».
Тем временем еще 23–24 июня в Каунасе были созданы военная комендатура во главе с полковником Юргисом Бобялисом и части «самообороны». С одобрения министра внутренних дел Шлепетиса и с подачи городского военного коменданта полковника Бобялиса, который почти ежедневно издавал антиеврейские указы, в городе начались еврейские погромы[129]. Части «самообороны» отчасти сами участвовали в арестах, отчасти охраняли погромщиков.
«Самоочищение» Литвы: Каунас
26 июня 1941 года банды националистов из группировок «Шаулю Саюнга», «Яунои Лиетува», «Нео Литуания» и других учинили первый массовый погром в пригороде Каунаса — Вильямполе[130]. Вооруженные погромщики врывались в квартиры по улицам Панерю, Видурине, Юрбарко и Арегалос, где жили евреи, советские активисты, сочувствующие Советам и те, чьи сыновья служили в Красной армии, и убивали всех, кто попадался им на пути. По-видимому, «черные списки» составлялись заранее. Раввину Салману Оссовскому отрезали голову пилой, а главе Вильямпольской еврейской общины Абрахаму Гродзенскому отрезали язык и выкололи глаза. Детям разбивали головы прикладами винтовок. Людей вырезали целыми семьями в их собственных квартирах, а тех, кто пытался спастись, ловили и убивали на улицах.
Некоторые пытались оказывать сопротивление погромщикам. Так, рабочий Бенцль Файн проломил череп бандиту, ворвавшемуся в его квартиру. Но толпа погромщиков буквально разорвала его на куски, так же, как и его жену, а их ребенку оторвали голову и выбросили из окна на улицу, где она лежала еще несколько дней. Рабочий-металлист Акива Пухерт с каунасской фабрики «Дробе», чью семью убили в собственной квартире в доме № 10 по улице Арегалос, перед смертью из последних сил написал на стене своей кровью слово «Месть!» Другой молодой еврей по фамилии Страж, служащий Каунасского банка, бросился на одного из бандитов и выколол ему глаза. Кузнец Йитцик Фридман вышел на улицу с топором, чтобы защитить свой дом. Шмуэль Катц голыми руками отбивался от погромщиков. И таких случаев было множество[131]. Но что эти смелые люди могли сделать против винтовок и пулеметов?
Доктор Елена Буйвидайте-Куторгене так описывала в своем дневнике 26 июня 1941 года первые погромы в Каунасе: «Немцы позволяют стрелять ночью в завоеванном ими городе! Ясно, что убийцы действовали с дозволения новых хозяев»[132].
Кстати, в эти дни город контролировали части вермахта, так как зондеркоманда «1b» вошла в Каунас 28 июня, а эйнзатцкоманда «3» — только 2 июля 1941 года.
Тела убитых валялись в квартирах, подъездах домов, подвалах, на лестницах, в подворотнях. Некоторые еще сжимали в руках топоры и палки, с помощью которых пытались защитить свои семьи от озверевших бандитов[133].
Когда в Каунас 28 июня вошла передовая команда (Vorkommando) зондеркоманды «1b», часть «работы по окончательному решению еврейского вопроса» уже была выполнена местными националистами. Начальник германской полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих в одном из первых своих оперативных отчетов о положении в СССР так сообщал Гитлеру об этих погромах:
«…28 июня передовая команда [зондеркоманды „1b“] вошла в Каунас. Она начала свою деятельность, заняв бывшие здания совета профсоюзов, НКВД и два других здания. В течение ночи в городе происходили перестрелки между литовскими повстанцами, евреями и иррегулярными отрядами. Очень трудно охранять тюрьмы, которые переполнены. В течение последних трех дней литовские партизанские группы убили несколько тысяч евреев»[134].
Осуществлением погромов занимались, прежде всего, два литовских отряда: первый — под руководством журналиста Йонаса Климайтиса (около 600 человек), второй — под руководством врача д-ра Зигониса (около 200 человек).
…Еще в начале восточной кампании активные национальные силы Литвы объединились в так называемые партизанские соединения, чтобы активно участвовать в борьбе против большевизма. По их собственным данным, они потеряли 4.000 человек.
В Каунасе образовались четыре крупные партизанские группы, с которыми сразу же была установлена связь.
…Задачей полиции безопасности является стимулирование стремления населения к самоочищению, придание этому стремлению нужного направления…
Всего в ходе резни 26–28 июня 1941 года только в Вильямполе было зверски убито более 1.000 человек[136]. По немецким же данным, общее количество жертв погромщиков за эти страшные три дня составило не менее 3.800 человек[137].
«В ночь первого погрома, — докладывал в Берлин четыре месяца спустя командир эйнзатцгруппы „А“ Шталекер, — литовскими партизанами были уничтожены 1.500 евреев, сожжено или разрушено большое количество синагог, сожжен еврейский квартал, в котором находилось 60 домов. В последующие ночи таким же образом были обезврежены 2.300 евреев. В других районах Литвы были проведены подобные акции, но в меньшем объеме, которые распространялись и на оставшихся коммунистов»[138].
Погромы в Вильямполе и в других районах Каунаса продолжались три дня[139]. Тех, кто избежал смерти во время погромов 26–28 июня, доставляли в VII форт Каунасской крепости, который стал первым на территории Литвы лагерем смерти.
«…Форт VII в Каунасе, — сообщал Гейдрих в очередной сводке событий из СССР от 6 июля 1941 года, — превращен в еврейский концлагерь, состоящий из двух секций: 1) евреи-мужчины, 2) еврейские женщины и дети. В настоящее время в форте содержится около 1.500 евреев. Охрану форта несут отряды литовских охранников.
В центральных тюрьмах содержатся также: 1.860 евреев, 214 литовцев, 134 русских, 1 латыш, 16 поляков.
Еще один концентрационный лагерь для евреев планируется создать в IX форте Каунаса»[140].
Уже к концу июня 1941 года литовские погромщики согнали в VII форт около 8.000 евреев — мужчин, женщин и детей. Их держали в подвальных помещениях без еды и питья; выходить было запрещено даже по нужде. Многие умирали от невыносимых условий, и их трупы оставались лежать рядом с живыми людьми. Мужчины и мальчики постарше были отделены от остальных и помещены в глубоком рву, окружавшем форт, под охраной стражников с пулеметами и автоматами. Буквально каждый день и каждую ночь националисты отбирали группу людей, которых отправляли якобы «на работы». Потом многие слышали звуки выстрелов со стороны близлежащего леса… Подобная же судьба ждала и тех, у кого находили какие-нибудь ценные вещи. Их уводили, отбирали все ценное, а потом расстреливали в лесу.
Но и здесь люди пытались сопротивляться. Так, Аарон Виленчук и Гилель Маринер, чудом пережившие казни и заключение в VII форте, впоследствии рассказали, как некоторые без оружия бросались на охранников. Каунасский доктор Борис Ходос перед расстрелом открыто призвал узников к сопротивлению, а потом, обращаясь к бандитам, крикнул: «Ваш день расплаты скоро придет!» Его расстреляли в упор, но не убили, а бросили умирать в агонии. Позже его подвиг повторили Хаим Хендле и учитель Мойше Гольдман[141].
Все мужчины, содержавшиеся во рву VII форта, были расстреляны к 1 июля 1941 года[142]. Позднее, 4 июля 1941 года, в VII форте было расстреляно 463 еврея (416 мужчин и 47 женщин). Еще 2.514 евреев было расстреляно в IV форте Каунаса 6 июля.
Впоследствии основным местом массовых казней стал IV форт Каунаса, где с 6 июля по 29 ноября 1941 года было уничтожено 22.690 человек, в основном евреев из Каунасского гетто[143].
2 июля в Каунас вступила эйнзатцкоманда «3» под командованием штандартенфюрера СС Йегера, которая с первых же дней попыталась «упорядочить» террор. Немецкая педантичность — как-никак надо всех пересчитать, все задокументировать, сколько людей, где и когда «экзекутировано», сколько среди них евреев, коммунистов, «саботажников» и прочих, скольких еще осталось убить…
Вскоре после вступления в Каунас эйнзатцкоманды «3» большинство отрядов литовских националистов было расформировано. Этот процесс начался еще с 28 июня 1941 года под руководством немецких военных властей, хотя все это время они охотно прибегали к помощи литовских националистов для борьбы с отставшими от своих частей красноармейцами и для расправ с коммунистами и евреями. До конца августа 1941 года большая часть литовских отрядов была разоружена, а остальные образовали всевозможные части «самообороны» и «вспомогательной полиции» под контролем эйнзатцкоманды «3» и вермахта. Некоторые из них, особо «отличившиеся» в ходе расправ над евреями и коммунистами, перешли в непосредственное подчинение эйнзатцкоманды «3». Часть поступила на службу к армейским комендантам и начальникам тыловых районов при немецких армиях и группе армий «Север»[144].
Так, функции «литовской политической полиции» в Каунасе выполнял так называемый «Летучий отряд оберштурмфюрера СС Хамана», сформированный примерно 6–7 июля 1941 года специально для организации погромов и массовых казней. Его возглавил заместитель командира эйнзатцкоманды «3» Йоахим Хаман[145], под началом которого действовало 8—10 сотрудников эйнзатцкоманды «3» и несколько десятков литовских националистов. С 7 по 28 июля 1941 года «летучим отрядом Хамана» было уничтожено в Мариамполе (Мариямполе, ныне г. Капсукас), Вендзиогале, Гиркалинея, Бабтае, Кедайняе, Паневежисе и VII форте Каунаса 1.320 евреев и коммунистов[146]. Только за три неполных месяца (с 7 июля по 2 октября1941 года) отряд Хамана провел 68 «операций» в разных городах и селах Литвы, в каждом из которых было уничтожено все еврейское население[147].
Некоторые литовские националисты еще в конце июня 1941 года под руководством эйнзатцкоманды «1b» образовали 5 рот «на службе германской полиции безопасности» (эта надпись красовалась на их нарукавных повязках). Официально они назывались «Литовской службой порядка» (нем.: Ordnungsdienst)[148]. В начале июля шеф Имперской полиции безопасности Рейнхард Гейдрих сообщал Гитлеру в одной из сводок о положении на оккупированных территориях СССР: «…Около 250 человек из числа литовских партизан [националистов
Одной из первых в Литве частей «самообороны» стал сформированный в Каунасе 1-й батальон «Охраны национального труда» (лит.: «Тaudos darbo apsauga», или сокращенно ТДА). Он был создан по приказу литовского коменданта г. Каунаса полковника Бобялиса и не раз отличался особой жестокостью. Командиром 1-го батальона ТДА являлся Андрис Буткунас, а с 25 июня 1941 года — Казис Шимкус; заместителем командира батальона был Антанас Импулявичюс. Первоначально он действовал в непосредственном подчинении эйнзатцкоманды «3» и ее командира К. Йегера, а затем был передан в подчинение немецкого начальника полиции порядка в Литве майора охранной полиции Франца Лехтгалера[151].
Тогда же в Каунасе было сформировано несколько «Литовских сотен» (нем.: Litauische Hundertschaften) под командованием Микельскаса Гарлаускаса, которые также выполняли карательные и полицейские функции. Позднее, в сентябре 1941 года, все сотни были преобразованы в роты и батальоны «самообороны», а в начале 1942 года образовали 13-й литовский полицейский батальон[152].
…Между тем охота на евреев и сторонников советской власти продолжалась на улицах Каунаса. Уже после 2 июля в Каунасе были схвачены и казнены многие другие представители еврейской общины, советские и коммунистические деятели. В их числе были депутат Верховного Совета СССР Будинскене, депутат Верховного Совета Литовской ССР Пранас Зибертас, профсоюзные лидеры Гирш Сеситский, Сендер Айгульский и Ерухим Натанзон, известный литовский поэт Витаутас Монтвила, известные рабочие Йозеф Витц, Щербаков (убитый вместе со своей женой и новорожденным сыном) и многие другие[153].
Всех, кого задерживали, тут же отправляли «на работы», хотя с этой работы никто не возвращался. Рассказывает парикмахер Пинхос Маркович, один из немногих, кому посчастливилось пережить оккупацию:
«Группа евреев, в которой был и я, была отправлена на работу в подвалы школы по улице Аукштайчю, дом 54. Все стены этих подвалов были забрызганы кровью. Повсюду на полу валялись человеческие руки, ноги, пальцы, части тела. Мы должны были вымыть стены, убрать и закопать во дворе человеческие останки. Нас „подбадривали“ ударами хлыста»[154].
В гараже в доме № 43 на проспекте Витаутаса (в советские времена он назывался проспектом Ленина), в самом центре города, литовские погромщики зверски расправились с группой арестованных евреев, а потом устроили дикую оргию. Людей убивали лопатами, ножами, металлическими прутами… Тела были сложены в кучу. Потом один из бандитов взобрался на груду трупов и стал играть на губной гармошке. Остальные, опьянев от крови и водки, пели и плясали вокруг. Всю эту отвратительную картину снимали на фотоаппарат несколько немецких офицеров, присутствовавших при расправе…[155]
Шеф германской полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих в очередной оперативной сводке о положении в СССР от 11 июля 1941 года докладывал фюреру:
«…К этому времени в Каунасе ликвидировано в общей сложности 7.800 евреев, частично — в ходе погромов, частично — в ходе расстрелов, проводившихся литовскими командами. Все тела убраны. Новые массовые расстрелы больше невозможны, Поэтому я созвал еврейский комитет и заявил, что с этого времени нам нет смысла вмешиваться во внутренние распри между литовцами и евреями. …Город Вильямполе намечен для размещения еврейского гетто»[156].
Некоторые литовцы, в том числе доктора Буйдивайте-Куторгене, Стаугайтис, Алекна, Кайрюкштис, писательница Борткявичене и другие, пытались взывать к немецким властям, призывая их прекратить еврейские погромы. Но им было недвусмысленно сказано, чтобы они не вмешивались не в свое дело, а если они сочувствуют евреям, то могут в скором времени разделить их участь. Позже так и случилось со многими из них…
Тем не менее многие литовцы, рискуя своей жизнью, прятали в своих домах и квартирах целые еврейские семьи. Один из них, Йонайтис, проживавший по улице Юратес, 16, в течение недели укрывал в своем доме евреев, сумевших пережить погромы в Вильямполе. Рабочий Стасис Йовайша с улицы Бенедиктинок (в советское время — улица Пакалнес) предупреждал всех проходивших мимо евреев о том, что в Вильямполе идут погромы, а некоторых укрыл в своем доме. Писатель Казис Бинкис превратил свой дом в убежище для евреев, где несколько евреев смогло переждать эту страшную неделю, пока бандиты громили Вильямполе. Жена коммуниста, заводская работница Броне Липскене помогла спастись двум евреям — отцу и сыну Боруховичам, которых националисты собирались расстрелять перед штаб-квартирой «Шаулю Саюнга». Женщина бросилась на палачей с криком: «Убийцы! Кровавые собаки!» Рискуя своей жизнью, она отвлекла их на себя, а тем временем оба арестанта успели бежать. И таких примеров было множество. Литовцы, русские, поляки помогали евреям спастись от озверевших банд нелюдей[157].
«Самоочищение» Литвы: Вильнюс
В Вильнюсе события развивались примерно по тому же сценарию, что и в Каунасе. Когда 24 июня 1941 года части германской 16-й армии вошли в Вильнюс, они нашли там уже готовый административный аппарат для управления захваченным городом и окрестными уездами. Их литовские помощники еще не догадывались о том, что Вильнюс «захвачен», а не «освобожден», и поэтому изо всех сил выслуживались перед оккупантами, организуя не только снабжение немецких войск, но также казни и еврейские погромы.
С одобрения немецкого военного коменданта города подполковника А. Ценпфеннига комендантом литовского гарнизона Вильнюса был назначен подполковник Генштаба Антанас Шпокявичюс, а его начальником штаба — подполковник К. Дабулявичюс[158]. Главой городского комитета ФЛА оставался доцент Стасис Жакявичюс, а начальником литовской полиции Вильнюса (пока неофициально) — Антанас Ишкаускас[159].
С началом войны Вильнюсский комитет ФЛА был воссоздан заново, и на его основе был организован так называемый «Гражданский комитет», который возглавил доцент Вильнюсского университета Стасис Жакявичус.
«Гражданский комитет» во главе с Жакявичюсом взял на себя функции прежних министерств и даже по своей структуре делился на отделы и подотделы по административным отраслям[160]. Начальником управления внутренних дел г. Вильнюса и Вильнюсского округа был назначен полковник К. Календра, которому было поручено восстановить литовскую полицию в Вильнюсском, Тракайском и Швенчёнском (Свенцянском) уездах Вильнюсского округа[161]. 27 июня 1941 года Календра издал приказ, в котором говорилось: «Приказываю всем бывшим сотрудникам полиции Вильнюсского края (Вильнюсский, Швенчёнский и Тракайский уезды), старостам волостей, секретарям волостей и другим служащим этих учреждений, которые работали в этих должностях и в этих учреждениях в границах Литовской Республики до 15 июня 1940 г., немедленно вернуться на свои бывшие должности, организовать учреждения и перенять от бывшей милиции все имущество в свое распоряжение и за него отвечать…»[162]
8 июля 1941 года К. Календра представил немецкому военно-полевому коменданту Вильнюса полковнику Ценпфеннигу отчет о создании литовской полиции в Вильнюсе. Она делилась на полицейские участки в каждом уезде и в каждой волости на основе административно-территориальной структуры Литвы. В подчинении начальника литовской полиции каждого округа и уезда находились полицейские участки в небольших городах и волостях (каждый городской или волостной участок насчитывал от 10 до 20 человек личного состава). В Вильнюсе был создан пост начальника литовской полиции города и Вильнюсского округа, которому должны были подчиняться как городская полиция, так и полиция уездов Вильнюсского округа[163].
Через несколько дней германские власти утвердили Антанаса Ишкаускаса начальником полиции Вильнюса и Вильнюсского округа (фактически уже исполнявшего эти обязанности с конца июня 1941 г.), а его заместителем стал Ионас Эйгелис. Вся литовская полиция перешла в непосредственное подчинение фюрера СС и полиции в Литве бригадефюрера СС Л. Высоцкого[164].
Поделиться книгой: