Убийство чёрными буквами

— Вы оставили книгу в одном из пустых офисов, может, в мусорной урне. Главный вход закроют только часов в пять или около того. Когда Боб уйдет от вас, поджав хвост, вы спокойно сможете забрать книгу. До сих пор было очень забавно, Джейбез, но теперь скажите, где книга.

— Я этого не делал! — закричал Оуэнс.

— Я не хочу предъявлять обвинения, — сказал Клейтон. — Скажите мне, и будем считать дело конченым. В противном случае подождем приезда полиции.

Оуэнс начал дрожать. Кинтайр отвел взгляд, его самого затрясло.

— Хорошо, — сказал Клейтон и снял трубку.

— Нет, — проскулил Оуэнс. — Не надо.

— Так как?

Клейтон остановился, держа палец на наборе.

Оуэнс назвал номер офиса.

— Книга под столом, — добавил он и закрыл лицо руками.

— Можно ли проверить отсюда? — спросил Клейтон.

Кинтайр кивнул, взял трубку и позвонил на факультет. Он попросил одну из девушек посмотреть, сказав, что отдал книгу на время. Потом, не положив трубку, стал ждать.

— Что ж, — сказал Клейтон. Он затянулся, на глазах расслабился и рассмеялся. — Может, мне следовало стать частным детективом. Не знаете ли подходящей крутой блондинки?

— Отличная работа, — не слишком уместно сказал Кинтайр. — Боже, если бы книга действительно исчезла!

— Это была бы не ваша вина, — отозвался Клейтон. — Забудьте об этом.

Кинтайр посмотрел на содрогающуюся спину Оуэнса.

— Кажется, моя очередь, Оуэнс, — сказал он. — Никаких обид. Va’tu con Dio.[25]

— Нет, — сказал Клейтон. — Боюсь, что нет.

Кинтайр снова посмотрел на узкое лицо, на окруженные глубокими морщинами глаза.

— Я думал, — начал он, — я думал, вы не…

— Предпочту не предъявлять обвинения? Конечно, не об этом дурацком манускрипте. Мое время слишком дорого. Но не забудьте: был убит Брюс Ломбарди.

Оуэнс поднял искаженное лицо и выдохнул:

— Нет, вы не можете обвинить меня в том.

— Надеюсь, — равнодушно ответил Клейтон. — Но остается фактом: Брюс был преградой на пути получения вами крупной суммы в Голливуде.

— Он собирался разоблачить поддельные письма Борджиа в газетах и специальных журналах, — сказал Кинтайр, сам того не желая.

— Это еще убедительней, — сказал Клейтон. — Не знаю, кому смерть Брюса и исчезновение книги принесли бы больше выгоды, чем вам.

Оуэнс негромко застонал и снова закрыл лицо руками.

— Понимаете? — сказал Клейтон.

— Подождите, — произнес Кинтайр. — Не могу поверить, что он…

— Я открыт для доказательств, — сказал Клейтон.

Кинтайр замолчал.

Немого погодя трубке прозвучал женский голос:

— Я нашла ее, доктор Кинтайр. Точно там, где вы сказали.

— Большое спасибо, — машинально ответил Кинтайр. — Пожалуйста, положите ее в сейф, — добавил он и повесил трубку.

— Хорошо, — сказал Клейтон. Он заговорил медленно и тщательно, обращаясь к Оуэнсу. — Сейчас мы уйдем. Вы еще ненадолго останетесь в Беркли. Я должен буду сообщить о мотивах ваших действий полиции, так что если вы уедете, к вечеру будет готов ордер на ваш арест. Но о ваших сегодняшних грешках я ничего не скажу. И если вы невиновны, советую вам разыскивать свидетелей, которые подтвердили бы ваше алиби на уикэнд.

* * *

— Уф! — сказал Кинтайр, когда они вышли в вестибюль. — Не хотел бы я пройти через это снова.

— Я тоже, — согласился Клейтон. — Давайте немного промочим горло.

Они пошли в кофейню и сделали заказ. Кинтайр сказал:

— Оуэнс не убивал. Сомневаюсь, чтобы он был способен убить муху.

— Не способен сам, — коротко отозвался Клейтон. — Но он мог нанять гангстера. Денег у него на это хватит. Да и киллеры в наши дни не стоят сказочно дорого.

Кинтайр едва не рассказал ему о вчерашнем вечере. Он едва успел сдержаться. После событий прошлого часа Клейтон будет настаивать, чтобы полиции Сан-Франциско сообщили о Ларкине, и последствия для Гвидо (а значит, для его родителей и Коринны) буду очень тяжелыми.

Да и я сам в определенном смысле мог стать соучастником.

Они в дружелюбном молчании ждали, когда принесут кофе. Приятно познакомиться с нетрадиционным бизнесменом; впрочем, Клейтон во многом усвоил европейские особенности.

Импортер неожиданно спросил:

— Вы виделись с мисс Таун?

— Сегодня еще не виделся, — удивленно ответил Кинтайр.

— Собираетесь?

— Да. Думал заглянуть сегодня во второй половине дня. Она сказала, что не в состоянии работать до конца недели.

— Может, лучше ей работать, — сказал Клейтон. — Она сидит дома и горюет или уходит и смеется больше, чем хочет. И в том и в другом случае слишком много пьет.

— Вы, кажется, хорошо ее знаете, — сказал Кинтайр.

Он был слегка раздражен, хотя сам не понимал, чем именно.

— Встречались несколько раз. Под этой утонченностью она очень прозрачна и уязвима. — Клейтон помешал кофе, сосредоточившись на ложечке, словно это какой-то точный инструмент. — Хорошая девочка.

— Она в порядке, — ответил Кинтайр.

— Должно быть, вы считаете, что у вас перед ней обязательства?

Клейтон ощетинился.

— Я не собирался подсматривать в замочную скважину, — торопливо сказал Клейтон. — Просто не мог не подумать, что с ней. Кто-то должен помочь ей пережить это. Одна она не выдержит.

Вопреки собственным принципам уважения к частной жизни Кинтайр начал размышлять. Откуда у Клейтона такая интуиция? Его первая жена, которую он, судя по отдельным репликам и данным биографии из «Кто есть кто», очень любил, была в тридцатые годы хорошей помощницей перспективного молодого человека; продавец в галантерейном магазине, лишившийся работы во время депрессии, на волне предвоенного оживления ставший бригадиром строителей, а потом и менеджером не самого высокого уровня. Но она заболела туберкулезом с осложнениями и после двух лет болезни умерла. Медицинские счета его разорили; троих детей он на несколько лет поселил у родственников. Потом, в начале военного бума, женился на дочери босса. Стал управляющим самолетостроительного завода до того, как узнал, какая сука его жена. Развод стоил ему работы и всех сбережений. Он записался в армию и в 1943 году начал военную службу.

Кинтайр знал мало что еще; его информация сводилась к слухам и сплетням. Когда Кинтайр вторично поехал в Италию, Клейтон был там уже очень крупной фигурой.

— Да? — сказал он, возвращаясь к действительности.

— Я спросил, хотите ли выйти с ней куда-нибудь сегодня вечером? — повторил Клейтон.

— Хм…

— Кто-нибудь должен это сделать. — И словно подслушав мысли Кинтайра, Клейтон с большой нежностью сказал: — Она напоминает мне мою дочь.

У Клейтона никогда не было больших шансов проявить себя отцом, подумал Кинтайр. После войны его дети жили в дорогих интернатах, пока папа за морем зарабатывал деньги на их содержание. Теперь они взрослые. Девочка в прошлом году кончила колледж и сейчас в гран туре[26] Клейтон иногда хвастал ею, но в самых общих чертах: вряд ли он знал ее как личность. Второй сын тоже вызывал осторожные похвалы: очевидно, добропорядочный гражданин, инженер, они с отцом регулярно обмениваются письмами.

Кинтайр неожиданно подумал: приходилось ли ему встречать более одинокого человека, чем Клейтон?

Он подумал также, какой ответ от него ожидают.

— Нет, — сказал он. — У меня назначена встреча.

— Отказаться не можете? Она нуждается в помощи.

— Мисс Ломбарди тоже. Сестра Брюса. У меня для нее есть новости, которые помогут ей лучше себя чувствовать.

Клейтон немного помолчал. Потом улыбнулся.

— В таком случае, — сказал он, — не будете возражать, если я приглашу мисс Таун?

Кинтайр удивленно посмотрел на него. Он невольно погрузился в елейную сентиментальность. Жалеть Клейтона? Какого дьявола! Да ни за что не скажешь, что ему больше сорока. У него в глазах больше жизни, чем у двух капитанов пиратов.

— Милостивое небо, конечно, нет! — воскликнул Кинтайр. — Зачем мне возражать?

Марджери могло бы прийтись гораздо хуже, подумал он. Он знал, что испытывает облегчение от того, что освобождается от ответственности за нее. И тем не менее… Гораздо хуже!

11

Было уже больше четырех часов, когда Кинтайр вошел в квартиру Марджери. Она давно не прибиралась, и воздух был пропитан табачным запахом.

Брюки и свитер подчеркивали ее фигуру. Он почти забыл, как хороша эта фигура. И когда она вскочила с дивана и обняла его, он поцеловал ее, хотя не собирался это делать.

— О, боже, Боб, — прошептала она. — Ты пришел. Держи меня крепче и поцелуй. Я в этом нуждаюсь.

Ее ногти болезненно впились в его тело, напряженные губы прижались к его губам. Но в этом не было сексуальной страсти, понял он: она была слишком несчастна.

— Тяжело? — спросил он. Высвободил одну руку и взъерошил ее короткие рыжие волосы.

— Репортеры, — сказала она. — Ждали у дверей, когда я сегодня пришла домой. Как мухи над трупом.

Зазвонил телефон. Она не ответила: громкость звонка на минимуме.

— Кому-то еще не терпится полюбопытствовать.

— Как… о, да, — сказал Кинтайр. — Они явились из-за взлома. Или просто расспрашивают всех, кого можно. Ты считала, что никто не заметит твоей связи с Брюсом?

— Это на всех газетных стойках по всему району. Большими черными заголовками. — Она подняла покрасневшие глаза. — Я утром была на службе. Все было так спокойно и… не знаю… так правильно. Даже для него. — Она собралась, достала носовой платок и высморкалась. — Только не для меня. Я ничего не могла поделать. Там были его родители, конечно, такая приличная старая пара. У меня не хватило решимости подойти к ним. А сейчас они увидят! Узнают то, что знают все идиоты в городе. Что он жил со мной.

Она закашлялась и села. Телефон замолчал.

Кинтайр сказал:

— Ну, милая, в этом штате это не преступление. Да и в глазах церкви не черный грех. Я бы не удивился, если бы Ломбарди связались с тобой по-дружески. Если ты тоже любила Брюса…

— Любила ли я его? — Марджери посмотрела на него. — Да, он мне нравился, но любовь? Не в обычном смысле слова.

— Ну, довольно неврастеническое утверждение, если ты вышла из подросткового возраста, — сказал Кинтайр своим самым сухим голосом.

Она взяла себя в руки. Потянулась к пудренице и начала восстанавливать макияж.

— Боб, — сказала она, — для интеллигентного человека у тебя бывают удивительно глупые замечания.

Кинтайр улыбнулся.

— Ну, по крайней мере я вывел тебя из приступа паники.

Он прошел через комнату к кофейному столику. Пустая чашка от кофе и пепельница, полная окурков с помадой, рядом с картонными коробками, в которых Брюс хранил письма. Коробки открыты, на столе одно письмо.

Марджери подошла и взяла его за руку.

— Я просматриваю это, — сказала она, неожиданно встревожившись. — В основном деловая корреспонденция, официальные письма, всякое такое. Но это письмо на итальянском. Может, ты расскажешь мне, о чем оно. — Телефон зазвенел — Заткнись! Будь ты проклят!

Кинтайр сел и взял сигарету. Ему не очень нравилось читать корреспонденцию покойника. Но это, несомненно, нужно сделать.

— Принесу еще кофе, — сказала Марджери.

Она пошла на кухню; он смотрел на нее и снова чувствовал животное удовольствие от вида ее походки — снова, после такого перерыва?