Распущенные волосы

— Пусть они будут прощальным подарком. Надеюсь, что наши пути никогда не пересекутся, — отрешённо ответил я и повесил трубку.

Приняв душ, я оделся и прошёл на кухню. Яичницу с беконом оставил нетронутой и ограничил свой завтрак чашкой кофе. Телефон все это время трезвонил, не переставая, но мне это уже было безразлично. Я успел повернуть ключ зажигания, когда Александра, вихрем ворвавшись в распахнутые ворота, перегородила мне путь и упёрлась руками в капот машины.

— Выходи сейчас же, Дубровский!

— Отойди, — опустив стекло, бросил я Шурочке, не обращая внимания на её заплаканное лицо. — Все кончено, понимаешь?

— А я-то дура, вообразила себе невесть что! — Тело женщины содрогалось от рыданий. — Ждала все эти годы, надеялась, молилась и вот оно случилось. Теперь он весь мой, как и прежде, никуда его не отпущу!

— Не верю, Шурик! Ты снова в шоколаде, а я привычно уползаю в закат, — тон получился на редкость издевательским. — Освободи дорогу. Пожалуйста.

— Знаешь что, Дубровский, — Взгляд Шурочки потускнел, лицо приняло суровое выражение, и она резко оттолкнулась от капота. — Катись-ка ты ко всем чертям. Жила ведь как-то без тебя, не пропала. А подарок свой…

Александра подошла к отрытому окну автомобиля, достала из сумочки амулет и швырнула мне в лицо. Как же хорошо, что Ахрор сделал оплётку не из проволоки!

Мне удалось-таки затащить упирающуюся Шурочку на заднее сиденье, и целый час я потратил на то, чтобы вымолить прощение. Убеждал и уговаривал, обнимал и целовал: бесполезно! Глаза её засверкали вновь, когда я пообещал взять на себя роль морской свинки, но отреагировала Шурочка весьма своеобразно.

— Ладно, вы прощены, месье Дюбуа. — Женщина расстегнула верхнюю пуговицу блузки. — Но, прямо здесь и сейчас!

Натан Шапиро, именно к нему догадалась съездить Александра, подтвердил подлинность монеты, но удивился драконовским комиссионным, которые запросил месье Анри.

— Натан Израилевич согласен на десять процентов, но ему не терпится заполучить "Распущенные волосы". Предложил обменять монету на "чистые" экземпляры из своей коллекции. Если ты захочешь их продать, то он поможет с реализацией. Это хорошая сделка, Андрей, соглашайся.

— Какая же ты у меня умница! — Я поглаживал Шурочку по волосам и наблюдал, как она восполняет потраченные калории, с аппетитом уплетая остывшую яичницу.

— У очень многих нумизматов периодически возникают вопросы к Анри Бюжо насчёт происхождения его коллекции. Он частый участник аукционов, но всегда только продаёт свои экспонаты и не участвует в торгах, хотя бы для вида.

— У Бюжо связи на таможне, а он сам министерский эксперт по культурным ценностям. Можно это использовать?

— Конечно, простая, но рабочая схема: клиента тормозят, вменяют незаконный ввоз или вывоз. За сим последуют конфискация и экспертиза. Далее: кража конфиската со склада или скупка по липовой оценке. Также возможен шантаж с предложением поделиться, — с набитым ртом разъяснила Александра. — А почему я это знаю? Как доктор исторических наук привлекалась в качестве эксперта, причём неоднократно.

— Прожуй сначала, доктор! Получается, что Бюжо собрался кинуть меня повторно, ведь он без возражений согласился на две трети! Похоже, что этот котелок перестал варить! — В расстроенных чувствах я шарахнул себя кулаком по лбу.

— Осторожней, убьёшься! — Шурочка наконец-то проглотила последний кусок яичницы. — Уверена, что тебя обчистят ещё на таможне и выбросят, как использованный…

— Да понял я, понял! Помнишь, ты рассказывала про какой-то метод пластики? — Похоже, что удар по голове всколыхнул задремавшие было извилины.

— Гальванопластики, неуч! — Шурочка чмокнула меня в щеку. — За годы, проведённые на чужбине, ты совершенно разучился понимать шутки.

— Но, если можно скопировать целую лошадь, то с монетой…

— Все гораздо проще, — подхватила Шурочка. — Внутри ювелирный воск, а внешне один в один. Натан Израилевич перевёл почти всё столовое серебро, чтобы сделать копии экспонатов у нас в лаборатории. Люба, заведующая лабораторией — моя подруга. Весу в ней почти центнер, а все из-за Шапиро: он закармливает её тортами и заваливает коробками конфет.

— Копия нужна уже завтра: у меня билет на самолёт.

— Ты хочешь улететь? Один? — Щёчки Шурочки залились румянцем. — Не ври мне, Дубровский!

— Шурик, я тоже не хочу тебя отпускать. Ныне, и присно, и во веки веков! — Я приложил руку к сердцу. — Если на рейсе будут места, то мы летим вместе.

— Тогда, аминь! Любовь Соломоновна сделает все в наилучшем виде.

Нам повезло: в самолёте осталось одно место в эконом-классе! Александра пустила вход все свои женские хитрости, и ей удалось-таки выторговать мой бизнес-класс. Когда самолёт совершил посадку, я позвонил Михаилу Папину и попросил его забрать Шурочку из аэропорта. Перед зоной таможенного контроля мы с ней разделились и пошли разными коридорами.

Как и предсказывала Александра, на таможне меня взяли за жабры и провели через настоящее чистилище. В итоге, я предстал перед месье Бюжо с изрядно потрёпанным чемоданом, всколоченными волосами и в помятой одежде.

— Ну и вид у вас, месье Дюбуа! Присаживайтесь.

— Вашими молитвами, месье Анри, — буркнул я, плюхнувшись в предложенное кресло.

— При чём здесь я? — Месье Бюжо предсказуемо перевёл разговор на другую тему. — Монета при вас?

— Увы! Пока меня на таможне разбирали по косточкам, амулет пропал.

— Вы меня обманываете, — с уверенностью заявил старик. — Ведь монеты при вас не оказалось!

— Можно спросить: откуда у вас такие сведения? — Я в удивлении наморщил лоб.

— Это уже не твоё дело, щенок! — Месье Бюжо разозлился не на шутку.

— Наконец-то маски сброшены! — Я вальяжно раскинулся в кресле. — Ваши люди на таможне — олухи. Стоило бросить им кость в виде амулета, как они тотчас же меня отпустили. Догадываюсь: вы уже выпотрошили амулет и выяснили, что там копия. Не так ли, месье?

— За что только я плачу этим идиотам? Но что вы будете делать c "Распущенными волосами", продать по выгодной цене не получится.

— Я что-нибудь придумаю.

— Тогда вы тоже олух, месье, — Анри Бюжо достал из ящика стола пистолет и прицелился мне в голову. — И память у вас короткая.

— Настоящий коллекционер способен даже на убийство? Вы хотите меня пристрелить, Бюжо, из этой игрушечной Беретты?

— Не такая уж она игрушечная. Если не отдадите монету, получите пулю в башку, будьте уверены.

— Подождите, — Я бросился лихорадочно расстёгивать пуговицы рубашки. — Лучше посмотрите сюда. А потом в окно.

Глаза месье Бюжо вылезли из орбит, когда он увидел приклеенный пластырем микрофон у меня на груди.

— Инспектор Папен, вы все слышали? И вы, мадам? Тогда помашите месье Бюжо ручкой. Он желает вас поприветствовать, — громко произнёс я, опустив голову поближе к микрофону.

Бюжо тут же бросился к окну и отдёрнул шторы. Увиденное его подкосило: месье Анри выронил из рук пистолет и на негнущихся ногах кое-как доплёлся до кресла.

— Мишель Папен — мой давний друг, — объяснил я, — Я поделился с ним историей, как один уважаемый француз собрал коллекцию, всю жизнь обманывая других, и использовал свои связи и положение в преступных целях. Инспектор тут же вызвался мне помочь вывести его на чистую воду и организовал прослушку.

— Вам тоже несдобровать, ведь вы фактически признались в незаконном ввозе предметов искусства, — не сдавался месье Бюжо.

— Пардон, это утверждали вы, а я ни словом не обмолвился.

— И все равно, вы ничего не сможете доказать! — продолжал упорствовать старик.

— Возможно, вы же наймёте хорошего адвоката, но лазейки будут прикрыты, восполнять свою коллекцию прежними путями не прокатит.

— Сто тысяч, и вы отдаёте запись мне! — Месье Бюжо весь подался вперёд, ожидая моего ответа, а не получив, продолжил торговлю. — Миллион! Вы меня слышите, месье Андре? Миллион!

— Мне не нужны миллионы. Из уважения к вашим сединам я обещаю сохранить все в тайне за символическую плату. Всего лишь за один американский доллар.

— Пощадите, месье Андре!

Визуальная оценка и психологический портрет объекта: согбенный старичок весьма преклонных лет, совершенно сломленный морально. Осталось лишь забить последний гвоздь в крышку его гроба.

— Вы так гордитесь своим происхождением, но и с ленточкой в петлице придётся расстаться. Вместо героя вы станете изгоем. Решайтесь же, месье Анри, это — ваш последний шанс сохранить статус кво.

Бах! Я с одного удара загнал гвоздь в дерево по самую шляпку: монета покатилась по столу и упала мне в подставленную ладонь.

— Убирайтесь!

— Будьте благоразумны, месье. — У самой двери я обернулся. — Запись нашего разговора я сохраню, а если с моей головы упадёт хоть волос, инспектор Папен тут же даст делу ход. Прощайте!

Месье Бюжо не удостоил меня ответом: он сидел за столом, словно статуя, молча и неподвижно, отрешённым взглядом всматриваясь в бесконечность.

Мой чемодан сильно пострадал при досмотре: пришлось нести его на вытянутых руках через дорогу до полицейской машины, где меня поджидали Михаил и Александра.

— Изображать восторженного идиота рядом с красивой дамой было довольно унизительно, — сострил Папин, подхватил мой чемодан и затолкал в багажник. — В этом какой-то сакральный смысл? И что за штука у тебя на груди под пластырем? Неужто микрофон?

— Неважно, зато месье Анри растрогался и заплатил мне целый доллар.

— Недорого же он оценил мою блестящую актёрскую игру, — резюмировал Мишель, бросив на монету мимолётный взгляд, а у Шурочки от удивления округлились глаза. — Кстати, блондинка на аверсе — вылитая Саша.

— Раньше Шурик тоже была блондинкой, но брюнеткой она мне нравится больше. — Я вложил монету в руку Шурочке.

— Но, чтобы между нами больше не возникло недопонимания… — Женщина наклонилась и зашвырнула монету в отверстия канализации.

Я и Михаил растерянно переглянулись, а Саша разразилась хохотом.

— Видели бы вы свои рожи! Ты опять купился, Дубровский! У сумочки отломалась застёжка, её я и выбросила. А монетка-то вот она, в другой руке! — Шурочка разжала кулачок и опустила раритет в карман моей рубашки. — Пусть побудет у тебя, Андрей, пока не решу, что с ней делать.

Ох уж эти женщины!