Егерь

— Но это не значит, — ответил ей Герман, — что это меньшинство не мечтает прибрать власть к своим рукам.

— Они не многим лучше остальных, — фыркнула девушка.

— Да, рабов они тоже держат, — согласился Герман. — Но, во всяком случае, они их не едят.

— Ну, или говорят, что не едят.

— В любом случае у нас сейчас есть более насущные проблемы, — отрезала Мария.

— Согласен, — встал со своего места Егор. — У нас опять топливный кризис назревает. Мы на этой неделе сожгли полбака. Хорошо хоть твой коммуникатор вышел на связь, а то мы и не знали бы, куда лететь за тобой.

Герман потупил взгляд:

— Согласен, моя вина, — виновато ответил он. — Заигрался я в егеря, прозевал точку невозврата. Просто на пассажира не рассчитывал. Так бы дотянул до базы.

— Ладно, — примирительно сказала Мария. — Что ни делается, как говорится… Ты, главное, не заигрывайся больше.

Мария наклонилась ко мне и потрепала по щеке:

— Ну что, полетели домой? Пошли, что покажу, Конь!

Девушка весело взяла меня за руку и потянула куда-то в стену. Как только мы подошли, в стене образовался проход. Сам по себе. Я был просто поражен. Мария тем временем уже прошла внутрь другого помещения и приглашала меня пройти за ней. Я осторожно переступил порог и оказался в небольшом помещении с двумя внушительными табуретами и множеством огоньков. Стен в этом помещении не было совсем. Вместо них — огромный стеклянный купол, несколько вытянутый вперед. Я медленно приблизился к стеклу и ахнул. Оказалось, что егерский сруб парил высоко над деревьями.

Мария заняла левый табурет и жестом показала забираться на соседний. Я послушно залез и уставился на неё.

— Это «Ермак», — обвела она руками пространство вокруг себя. — Наш орбитальный челнок. Пока сильно не запоминай, потом все само собой запомнится. «Ермак» умеет летать, как большая птица.

Я тотчас вспомнил огромную хищную птицу, чуть не сожравшую нас с Германом перед тем, как мы оказались здесь. Получается, мы уже внутри этой огромной птицы? Значит, птица не живая!

— Я пилот «Ермака», — положила себе руку на грудь девушка. — Меня зовут Мария. С Германом ты знаком уже, — к нам подошли Герман и однорукий егерь, — а это наш начальник службы безопасности — майор Ковалев.

Странно, я думал, однорукого зовут Егор. Не может же быть у одного человека два имени? Или у егерей может?

Мария тем временем продолжила:

— Нажми вот эту кнопку.

Девушка очень медленно провела пальцем по боковой стенке табурета, и ее мягко притянуло к креслу. Я проделал то же самое и почувствовал, как невидимая сила мягко, но довольно настойчиво прижимает к табурету и меня.

— Не бойся, — похлопал меня по плечу Герман, — так должно быть.

— А теперь мы полетим вперед! — весело сообщила Мария и начала совершать какие-то манипуляции со светящимися точками перед собой. Грозная птица начала вибрировать, затем раздался протяжный свист, и вся егерская изба пришла в движение. Меня вжало в табурет с такой силой, что трудно было пошевелиться. Лес прямо передо мной замельтешил так быстро, что я не успевал следить за сменой картинки.

Сперва мне стало нечем дышать, затем по всему телу пронесся жар, и я покрылся холодным потом. Мария краем глаза увидела, что со мной творится что-то неладное, и начала останавливать огромную птицу прямо в воздухе. Спустя мгновение из моего рта вылилась вся вода, которую я выпил после посещения нужника. Я посмотрел на обеспокоенное лицо Марии, не знавшей, за что хвататься — то ли за свои огоньки, то ли за последыша, которого непрерывно «полоскало». Наконец птица остановилась окончательно. Я почувствовал, что меня больше ничего не удерживает на табурете, и попытался встать, но не смог. Чернь настигла меня раньше.

Глава 7

Новый Мечников

— Он же ни разу не летал! — упрекал Марию Герман. — Самое быстрое средство передвижения за всю его жизнь — мой собственный горб.

— Ну а мне почем было знать? — оправдывалась девушка.

Герман наседал:

— Нас эволюция к высоким скоростям больше пятисот лет приучала. Какой выносливости ты от паренька ждала?

— Я уже поняла, — протянула Мария, отжимая очередную грязную тряпку в импровизированном ведре из разбитого шлема. — Не зуди, Герман. Мне и без того теперь всю приборную панель оттирать. Ой, взгляни, он проснулся! Ты как, ребенок?

Я вертел головой, не понимая, где нахожусь. Судя по всему, меня уложили прямо на том самом табурете, где я и провалился в чернь. Спинка его сейчас была откинута назад, я помещался на ней целиком. Громадная птица уже не двигалась, и я попытался приподняться.

— Тошнит? — спросил Герман.

Я не понял вопроса и уставился на егеря. Тот изобразил рвотные позывы и объяснил понятие:

— Тошнота — это когда хочется выплюнуть весь обед.

Слово «обед» я знал. Как только оно прозвучало, мой Жии издал такой протяжный вой, что все поняли меня без слов.

— Да он голодный! — сделал вывод Ковалев. — Эх вы, опекуны! Пошли, парень, я тебя накормлю.

Однорукий увел меня в другой конец егерской избы, или птицы (я еще не определился, как называть летающий дом), и вытащил из стены какие-то продолговатые палочки с половину локтя длинной. Одну он взял сам, а другую протянул мне.

— Гляди!

С этими словами Ковалев одной рукой согнул свою палку пополам. Он жестом указал на мою палочку. Я понял, что должен сделать то же самое, и сложил пополам свой экземпляр. Тут же в руке стало очень тепло, а в некоторых местах палки даже горячо.

— Ну что, согрелось? Теперь смотри.

Однорукий егерь ловко открутил одними пальцами колпачок на палке и поднес открытый тюбик к носу. Понюхав палку, егерь изобразил наслаждение. Я проделал все в точности, как мне показали, и тут же уловил носом восхитительный запах запеченного мяса. Жии вновь протяжно запел в моем животе и даже немного пихнул меня изнутри, не в силах дождаться, кода я все-таки приступлю к трапезе.

— А теперь ешь, — весело сказал мне майор.

И я с большим аппетитом укусил палку прямо за бок. Из того бока, где я открутил крышку, тут же брызнула какая-то горячая жижа и попала майору прямо в лицо.

— Твою ж (непечатно) за ногу, за левую и за правую!!! — выкрикнул однорукий егерь, вскакивая с места.

Я замер, понимая, что сделал что-то не так. Пахла палочка, конечно, бесподобно, но вкуса я вообще не почувствовал. Даже маленького кусочка не получилось от неё откусить. Однорукий пошел в отхожую комнату, попутно выкрикивая какие-то странные фразы, которых раньше я не слышал ни от Курьмы, ни от кого-либо ещё, и вернулся с полотенцем. Тут же за спиной послышался смех Марии:

— Ты аккуратно, при детях-то не выражайся! — девушка подошла к нам и, отобрав у Ковалева его палку, протянула ее мне открытым концом вперед. — Рот открой.

Я послушался, и Мария, всунув конец палки мне в рот, надавила на неё сбоку. Мне на язык упали несколько капель безумно вкусной жижи. Чем-то по консистенции на помои похоже, только без гнилых кусочков и личинок. Я погонял вкуснятину по рту, проглотил её и уставился на Марию глазами, полными слез. Если она не даст мне хотя бы еще глоточек, мой Жии сожрет меня изнутри. Девушка весело рассмеялась:

— Понравилось?

Я активно закивал головой, и Мария отдала мне все. Представляете? Вообще всю палку отдала!

— Ну что, Егор, — весело произнесла она, — один-один по косякам?

— Предлагаю минимизировать счет, — предложил Герман, подходя к нам. — Парень как с луны свалился. Ему нужно всё объяснять и показывать — буквально. Он шустрый и смышленый. Быстро все схватывает.

— А как вы хотели? — сказала Мария — Дети…

— Согласен, — проворчал майор, вытирая лицо полотенцем.

Остаток пути я провел, сидя на табурете внутри летающей птицы. В голову меня больше не пускали — похоже, я заблевал весь клюв. Пока летели, Герман больно кольнул меня несколько раз в плечо какой-то палкой.

— Это прививочки, чтобы ты не болел, — пояснил он.

Такие «прививочки» мне регулярно выписывали дети сотрапезников, стреляя в меня из болотных трубочек шипами дерева иглу. Вот уж не думал, что они таким образом заботились обо мне.

Еще егерь дал мне выпить какой-то горькой настойки и пообещал, что больше тошнить не будет. И действительно, хотя в первые минуты полета две съеденных мной палки просились наружу, и даже затемнение салона, устроенное майором, не помогало, — потом тошнота отступила. Я уснул, не найдя, чем заняться.

Как долго мы были в пути, я не понял. Очнулся, когда внутри птицы уже ничего не свистело, а саму ее перестало трясти. Вокруг сновали незнакомые люди, судя по одежде, тоже егеря. Они выносили из головы в хвост какие-то коробки и неизвестные мне егерские штуки. Интересно, а сколько всего в Пустоши егерей?

Один из них, по виду, самый молодой, остановился рядом со мной и присел на корточки. Весело подмигнув мне, спросил:

— Что, будешь новым членом экипажа? Как вы парня-то назвали? — последнюю фразу он выкрикнул куда-то в голову птицы.

Ему ответила Мария:

— Мы не решали еще. Рабочее имя — Конь. Правда, думаю, придется сменить.

Проходящий мимо Ковалев гоготнул, но ничего к этому не добавил. Мне стало обидно, что вариант «заморыш» вообще не стали рассматривать.

— Кооонь? — протянул молодой егерь. — Ну что ж, научу тебя летать, станешь Пегасом! Я — Коля.

Молодой егерь протянул мне руку, и я удивленно уставился на нее. Мне нечего было ему дать.

— Ты поаккуратнее с ним, — предупредил Ковалев, возвращаясь в голову птицы за очередным грузом. — Он все происходящее буквально воспринимает. Нужно все объяснять и показывать. Я пару часов назад по его милости чуть глаза не лишился.

— А что, — прокомментировала слова Ковалева Мария, выглядывая из головы птицы, — руки нет, можно было бы и глаза лишиться, для симметрии. Надели бы черную повязку на тебя, вместо культи крюк бы повесили, был бы у нас звездным пиратом.

— А ты бы кричала «Пиастры-Пиастры», — парировал Егор и вернулся к разговору с Колей. — С его точки зрения, ты сейчас у него что-то просишь.

— Да нет же! — попытался объяснить мне Коля. — Это мы так здороваемся. Протяни мне руку.

Я сделал, как было велено, и мою руку тут же пожала большая Колина рука.

— Понял?

Я кивнул и получил в ответ ласковую трепку своей лысой головы.

— Ну и молодец.

Коля взял свою ношу и удалился, весело смеясь и комментируя вслух мою сообразительность.

Откуда-то с хвоста птицы меня окликнул голос Германа:

— Последыш, скачи-ка сюда!

Я быстро прибежал на зов и очутился в самом хвосте. Оказалось, что брюхо у крылатой хищницы можно было открывать. Сейчас по нему то вниз, то вверх сновали егеря, перенося какие-то коробки. Колю я уже знал. Герман представил меня остальным:

— Господа, познакомьтесь с новым членом экипажа.

Тут Герман запнулся. Подошла Мария.

— И как ты его назовешь, папочка?

Герман смутился, поскольку только сейчас понял, что так и не придумал мне имя. Над ним подтрунивал Ковалев, весело смеясь:

— Помните, доктор — как коня назовешь, так он и поскачет!

Герман отмахнулся от шутки, рассеянно улыбаясь, но потом, взглянув на меня, спросил:

— Тебя же я нашел?

Я с готовностью кивнул головой, понимая важность момента. Даже на цыпочки привстал, чтобы казаться значимее.

— А я, значит, егерь для ваших. Вот и будешь ты не егерь, а Игорь!

— Назвал бы Егором, — не унимался Ковалев, — в честь меня!

— Вот еще… — буркнул Герман.

— Так и запишем в судовом журнале, — подвела итог Мария. — Новый член экипажа — Игорь Мечников.

Все вокруг начали ударять в ладоши, попутно приветствуя меня ободряющими выкриками. Я не знал, что означает этот шлепающий жест — по всей видимости, что-то очень хорошее, потому что все улыбались. Они все искренне радовались, давая мне, бесправному последышу, настоящее имя! И не абы какое, а самое что ни на есть егерское — двойное. Я не смог сдержать слез и заплакал. Меня тут действительно считали за человека. За равного!

— Ну-ну! — приободрил меня Герман. — Нечего тут хныкать. Ты теперь член экипажа звездного крейсера «Магеллан». Звание твое будет — юнга! А служивым людям не пристало хныкать. Подобрать сопли, юнга!

Я никак не мог привыкнуть к тому, что не всё, что говорят егеря, нужно понимать буквально, а потому вызвал взрыв просто гомерического хохота экипажа, попытавшись запихнуть все, что вытекло из носа, обратно.

— Да чтоб тебя… — выругался Герман и отвел меня умываться.

Затем Герман вывел меня из птицы по опущенной рампе — так они называли ее открывающееся брюхо. Пройдя по короткому и холодному коридору, стены которого были сделаны, по всей видимости, из какой-то ткани, мы зашли в большой сруб.

Внутри было очень просторно. Свет, струившийся из ярких светильников под самым потолком, заливал все пространство. Сруб состоял из трех комнат и нужника. Одну, самую маленькую комнатку, занимала Мария. В комнате побольше размещались мужчины. Спали на двухэтажных кроватях. Мне Герман отрядил место на втором этаже своей кровати. Третья комната была обставлена какими-то егерскими приборами. В ней я обнаружил много светящихся окон и летающих прямо в воздухе изображений. От всего этого великолепия кружилась голова. Хотелось потрогать буквально каждую вещицу, к каждой приобщиться. Герман же вовремя меня одернул:

— Руками ничего не трогать! — строго сказал он. — Мы учить тебя будем всему. Как освоишься, будем задания тебе давать. Но не раньше. Твоя основная задача сейчас — учиться!

Что означает слово «учиться», я знал. Дети сотрапезников часто делали это. Каждое утро они уходили в дом нашего шамана в центре куреня. Возвращались же они ко второму поклонению Жии, и почти каждый из них нес на себе следы учебы у шамана. У кого глаз подбитый, у кого ухо красное, а кого и до черни избивал наш шаман, вбивая в пустые головы детей сотрапезников основы поклонения богам великой Пустоши.

Именно в этой комнате с летающими в воздухе картинками однорукий майор Ковалев и собрал всех егерей.

— Первым делом, — начал он уже без тени улыбки на лице, — хочу представить нашему юнге, Игорю Мечникову, всех присутствующих. Меня ты знаешь — майор Егор Ковалев. Я руковожу всеми наземными операциями нашей группы.

Далее майор указал на Германа:

— Полковник Герман Мечников — начальник медицинской службы и мой первый помощник.