Этюды о карельской культуре

В своих дальнейших исследованиях Алексей Степа­нович касался более поздних периодов и других тем. Например, в 1963 году в издательстве «Наука» вышла его монография о становлении рабочего класса Финлян­дии во второй половине XIX века, а в 1971 году в Пет­розаводске — монография о промышленных рабочих Ка­релии 1946-1958 годов. Заметен вклад А. С. Жербина и в коллективный труд «Карелы Карельской АССР», изданный в 1983 году; им написана, в частности, глава об истории карельской народности в XV — XIX веках.

Однако тема переселения карел в XVII веке про­должает интересовать А. С. Жербина, доказательством чего служит его доклад на Таллиннском симпозиуме скандинавистов в 1982 году, в котором проанализиро­ваны работы современных финляндских историков, ка­сающиеся проблемы исхода карел.

В 1962 году А. С. Жербин стал старшим научным сотрудником Института ЯЛ И, а в 1972 году сменил В. И. Машезерского на посту заведующего сектором ис­тории. В настоящее время в этом секторе работают око­ло десятка научных сотрудников, кандидатов историче­ских наук, и шесть лаборантов. Сотрудники сектора ве­дут работы по нескольким направлениям. Для финлянд­ских историков наибольший интерес представляет вы­полняемая в сотрудничестве с университетом Йоэнсуу подготовка к изданию документов по истории Карелии XVI — XVIII веков и, в первую очередь, писцовых книг («поземельных книг»). С финской стороны работой ру­ководит профессор университета Йоэнсуу историк Хейкки Киркинен.

Алексей Степанович Жербин известен в Финляндии как весьма основательный, строгий исследователь, и финские коллеги признают высокую научную ценность его трудов. Одно из доказательств признания заслуг А. С. Жербина — присвоение ему в 1979 году звания по­четного доктора университета Йоэнсуу.

Институтские и общественные дела на протяжении десятилетий настолько плотно заполняли жизнь Алек­сея Степановича, что совсем мало оставалось времени на занятия любимым делом — живописью. Сам Жербин считает, что, если бы не война, он, пожалуй, мог бы стать художником. Еще школьником Алексей два года заочно учился во Всесоюзной художественной школе имени Н. К. Крупской, но война прервала ученье. Одна­ко увлечение осталось. Алексей Степанович продолжа­ет заниматься живописью, особенно когда бывает на своей даче на берегу Шапшезера или в родной деревне Нурмолице , где обычно проводит часть отпуска.

В 1988 году А. С. Жербин вышел на пенсию, однако продолжает участвовать в научной и общественной жиз­ни института.

Научным сотрудником сектора истории многие годы был Юхо (Иван Иванович) Миеттинен, который хорошо известен у нас в Финляндии, особенно по 1964-1972 годам, когда он был заместителем министра куль­туры Карельской АССР.

Родился Юхо Миеттинен 20 февраля 1924 года в деревне Кимасозеро. Его отец, Юхо Соломонович, 1889 года рождения, был финном-саво из деревни Туусниеми. Совсем еще мальчишкой Юхо-отец оказался в Канаде, оттуда перебрался в США и поселился неда­леко от Лос-Анжелеса. Там он женился на девушке-финке Санни. Но в 1921 году жена утонула, и Юхо с двумя дочками вместе со многими финскими семьями переехал в 1922 году в Советскую Россию. Одна из до­чек, Айли, вскоре умерла, но вторая, Хейди, родившая­ся в 1907 году, прожила более шестидесяти лет и умерла в 1968 году. Выучившись на бухгалтера, она ра­ботала в Петрозаводске.

В Советской Карелии в 1920-х годах остро не хвата­ло учителей, и Юхо Миеттинена направили преподава­телем в Кимасозеро. Там он познакомился с Оуди (Ев­докией) Васильевной Валдаевой, и она стала его вто­рой женой. Оуди Валдаева родилась в 1903 году в де­ревне Лувозеро. Ее мать была уроженкой Костомукш­ской деревни Суоярви и приходится родственницей пи­сателю Яакко Ругоеву. В Кимасозере у супругов Миеттиненов родился сын, которому дали имя по отцу — Юхо (Иван). Второй из оставшихся в живых сыновей, Микко, родился в 1933 году в Петрозаводске, он стал инженером-электриком, живет в Кеми и работает на­чальником участка «Ондагэсстроя».

Юхо-отец из Кимасозера переехал в Петрозаводск и трудился на Соломенском лесозаводе. Но время от вре­мени его отправляли на партийную работу в разные районы Карелии и, в частности, в Кестеньгу и Тунгуду. Однажды зимой он в дороге сильно простудился, забо­лел и летом 1936 года умер.

Юхо-сын начал свое ученье в Тунгуде, однако уже со второго класса по восьмой учился в Соломенном. Во время войны мать вместе с двумя сыновьями была эва­куирована в Шангальский район Архангельской обла­сти. После войны Юхо работал в Сортавале электромон­тером и занимался в вечерней школе. В 1949-1951 го­дах И. И. Миеттинен учился в Петрозаводске в парт­школе, после чего был направлен на работу в Кале­вальский райком партии. Осенью 1952 года он посту­пил на организованные при партшколе курсы финно­язычных переводчиков и редакторов. По окончании кур­сов Миеттинен стал работать заведующим отделом про­паганды в редакции газеты «Тотуус». В 1957 году Миеттинена выбрали секретарем Кемского райкома партии. С 1961 по 1964 год он снова учился — теперь уже в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Там И. И. Миеттинен подготовил кандидатскую диссертацию о взаимоотношениях Финляндии и Советского Союза в послевоенный период.

После учебы Юхо Миеттинен был назначен замести­телем министра культуры КАССР, и эту должность он исполнял много лет. В 1972 году Юхо Иванович стал старшим научным сотрудником Института ЯЛИ и про­должил исследовательскую работу, которую начал в своей кандидатской диссертации.

Хочется добавить к биографии Юхо Миеттинена еще два важных, на мой взгляд, факта. Весной 1968 года он привез в Финляндию, по приглашению общества «Калевала», Шелтозерский вепсский народный хор. В этом хоре, насчитывавшем около двадцати исполни­телей, среди певиц оказалось несколько таких, которые при первой же встрече проявили себя бойкими собесед­ницами с четкой, ясной речью. Я высказал Юхо Миеттинену мысль, что рассказы этих женщин непременно надо записать для нашей фонотеки, и он согласился с моим предложением. Женщины тоже охотно согласи­лись побеседовать. И во время перерывов между вы­ступлениями мы, при участии наших языковедов — зна­токов вепсского языка, записали разных рассказов о традиционной вепсской культуре на целых 23 часа.

В 1972 году, когда мы с женой приехали в Каре­лию, нашим сопровождающим в поездке по деревням ругозерского края (Погост, Ондозеро и Тикша) был Юхо Миеттинен[7].

Немало потрудился на своем веку в филиале Академии наук и в Петрозаводском университете, а также и на высоких общественных постах Иосиф Иванович Сюкияйнен. Он родился 10 апреля 1900 года в деревне Суомен Вуйссакка прихода Хиетамяки. Иосифу, одному из двенадцати детей крестьянина-савакко, удалось в 1914 году поступить в Петербургское педагогическое училище. Закончив училище, он стал учителем, а когда ему исполнилось 19 лет, был избран заведующим шко­лой в Аннанмойсио, затем работал директором школы крестьянской молодежи в Стрельне, инспектором ленин­градского Пригородного районо.

Иосиф Сюкияйнен приехал в Карелию в 1933 году, через год после окончания вечернего отделения педаго­гического института имени Герцена. Здесь его трудовой путь был сплошным восхождением. Сначала он работал заместителем наркома по народному образованию, за­тем секретарем обкома партии, заместителем председа­теля Совнаркома и министром иностранных дел. И. И. Сюкияйнен руководил также открытым в 1949 го­ду в Петрозаводске Институтом Маркса — Энгельса — Ленина, который положил начало изданию на финском языке сочинений В. И. Ленина.

Научная деятельность И. И. Сюкияйнена была в зна­чительной степени посвящена таким важным этапам ис­тории Финляндии, как 1905-1907 и 1917-1920 годы. Свою кандидатскую диссертацию он написал по теме «Карельский вопрос во взаимоотношениях между Со­ветским Союзом и Финляндией в 1918-1920 гг.», его докторская диссертация «Революционные события 1917-1918 годов в Финляндии» была издана отдель­ной книгой в 1962 году. Защитив докторскую диссертацию Сюкияйнен перешел на преподавательскую рабо­ту в Петрозаводский университет.

Несмотря на то, что на большинстве постов Иосифу Ивановичу приходилось пользоваться русским языком, он никогда не забывал финского языка и родной ингер­манландской речи. Я убедился в этом И апреля 1966 го­да на вечере, устроенном в Петрозаводском университе­те в честь хельсинкских студентов, которые приехали со мной на полевую практику. Иосиф Сюкияйнен вместе со своей женой-эуремейкой, уроженкой деревни Тюрон Савотта, помогли мне в тот вечер уточнить некоторые ингерманландские слова и обороты.

Умер Иосиф Иванович Сюкияйнен в 1977 году.

Сын И. И. Сюкияйнена Рудольф — известный жур­налист. Часть года он живет в Москве, часть — в Пет­розаводске. В 1979 году Рудольф Иосифович опублико­вал в газете «Неувосто-Карьяла» цикл статей на тему «Горький и Суоми», которые в Финляндии были встре­чены с интересом. В сентябре 1979 года он с увлечени­ем рассказал нам с Хельми о том, что недавно обнару­жил в архиве Архангельского музея до сих пор неиз­вестные материалы о путешествиях Лённрота и Кастрена.

Одновременно с И. И. Сюкияйненым несколько де­сятилетий трудился в Карелии еще один историк ингер­манландского происхождения Иван Иванович Кяйвяряйнен. Юхо (Иван) Кяйвяряйнен родился 30 июня 1912 года в деревне Кяйвяря прихода Хиетамяки. Пер­вый раз он приехал в Карелию шестнадцатилетним в 1928 году — учителем в Селецкую школу Сегозерского района. В 1930-1934 годах Иван Кяйвяряйнен учил­ся в герценовском институте, затем два года препода­вал историю в Петрозаводском пединституте. В 1937 го­ду он продолжил учебу в аспирантуре Ленинградского университета при кафедре истории нового времени за­падных стран. В кандидатской работе он рассматривал движение финляндских активистов (так называемое «егерское движение») в годы первой мировой войны. Диссертация писалась долго, и только в 1943 году со­стоялась ее защита в Саратове, куда был эвакуирован Ленинградский университет. Ивану Ивановичу Кяйвяряйнену пришлось со своей семьей пережить начало блокады, а весной 1942 года их эвакуировали по ледо­вой дороге.

Из Саратова И. И. Кяйвяряйнена направили в Сык­тывкар, где находился в эвакуации Петрозаводский университет. Вскоре его избрали заведующим кафед­рой всеобщей истории. На этой должности он прорабо­тал 37 лет, вплоть до 1982 года, но и после того про­должал читать в университете лекции и руководить дип­ломными работами студентов. С 1947 по 1958 год он был еще и деканом историко-филологического факуль­тета. Немалый организаторский талант проявил Юхо Кяйвяряйнен, чтобы в Петрозаводском университете снова возобновилось преподавание финского языка.

В 1965 году И. И. Кяйвяряйнен защитил докторскую диссертацию «Международные отношения в Северной Европе в начале XIX столетия и присоединение Финлян­дии к России в 1809 году». На следующий год ему было присвоено звание профессора. Юхо Кяйвяряйнен лично познакомился со многими финляндскими учеными, так как принимал участие в финско-советских встречах ис­ториков, а также читал лекции в наших университетах.

В Петрозаводске работают и другие историки-ингерманландцы. Один из них — Арви Павлович Лайдинен (Лайтинен), родившийся 8 июля 1935 года. Окончив университет, он работал учителем в Ребольской школе. В 1964 году Арви Лайдинен поступил в аспирантуру, кандидатскую диссертацию на тему «Положение Фин­ляндии в составе шведского государства (вторая поло­вина XVIII века)» защитил в 1969 году. В 1972 году он выпустил книгу под названием «Очерки истории Фин­ляндии второй половины XVIII века». Ему принадле­жит также ряд статей и монографий: «Развитие капи­тализма в промышленности Финляндии (первая полови­на XIX в.)», «Социально-экономические реформы в Финляндии 1850-1870 годов» (1982) и «История аг­рарных взаимоотношений в Финляндии» (1986). Арви Лайдинен работает в секторе истории Института ЯЛИ и читает лекции в университете.

Профессор Петрозаводского университета, заведую­щий кафедрой всеобщей истории Лео Суни является сыном финна-ингерманландца, известного театрального деятеля Вальтера Суни. В университет Лео Вальтеро­вич пришел в 1981 году — после многолетней и продук­тивной работы в Институте ЯЛИ. Наиболее крупное его исследование, вышедшее в 1979 году, посвящено анализу общественно-политического развития Финлян­дии в 1850-1870 годах. Насколько мне известно, в Финляндии эта изданная на русском языке моногра­фия до сих пор даже не представлена читателям. Л. В. Суни рассматривает в ней, опираясь в значитель­ной мере на новые источники, многократно обсуждав­шийся вопрос: почему Финляндии была предоставлена возможность в течение длительного времени оставаться на особом положении — по сравнению с другими наро­дами России. По мнению Л. Суни, делалось это из стра­тегических соображений, поскольку Финляндия прикры­вала Россию от Швеции.

СПЕЦИАЛИСТ ПО ЛИТЕРАТУРЕ ФИНЛЯНДИИ

Из всех петрозаводских ученых у нас в Финляндии наибольшей известностью пользуется, несомненно, ли­тературовед, доктор Эйно Карху. Финн-ингерманландец по происхождению, он родился 27 ноября 1923 года в деревне Суомен Вуйссакка (Финско-Высоцкое) быв­шего прихода Хиетамяки. Деревня была небольшая — 27 домов. До Ленинграда — больше тридцати километ­ров. В деревне жили одни финны. Среди жителей были и пришлые люди — бывшие пастухи и плотники, кото­рые когда-то появились здесь в поисках заработка.

Отца звали Хенно (Генрих) Карху. Здесь же, в де­ревне, жили братья отца — Антти, Юнни и Осси. Стар­ший брат Адам, по-ингерманландски Аату, проживал в соседней деревне Райккосет, сестра отца вышла за­муж в деревню Рюёми.

Мать, Мари, была родом из Алакюля, что в 3-4 ки­лометрах от Суомен Вуйссакка, вернее из той ее части, в которую входили всего два дома и которая называ­лась деревней Руйла. В Алакюля жили три мамины сестры — вдовы со времен первой мировой войны, на которой погибли их мужья. В этой среде, где родствен­ные отношения еще сохраняли свою связующую силу и односельчане еще оставались добрыми, общительны­ми, в семье Мари и Хенно Карху выросли дети — сы­новья Аапо, Юхо, Алэ, Эйно и дочери — Катри и Лююти; теперь из них живы только Эйно, младший из братьев, и Лююти, родившаяся в 1929 году.

Дома говорили по-фински, тем более что мать и не умела говорить по-русски. Но отец вполне прилично владел русской речью, умел даже писать по-русски, так что, когда Эйно отправляли в магазин, находившийся в соседней деревне Венняйн Вуйссакка (Русско-Высоцкое), отец давал ему с собой листок с перечнем поку­пок, который следовало вручить продавцу. Русскому языку Хенно Карху выучился во время своих разъез­дов. Дело в том, что он не только занимался, как обык­новенные крестьяне, земледелием и держал нескольких коров, овец, кур и пару лошадей, но подрабатывал еще и тем, что был так называемым «телятником», то есть закупал скот, а мясо отвозил на продажу в Питер.

В те годы, когда Эйно Карху был еще совсем ма­леньким, жизнь в Ингерманландии стремительно воз­рождалась из состояния разрухи, которую причинили войны. Люди верили в успех НЭПа, и эта вера вдох­новляла их на труд, а также на активное участие в раз­нообразных культурных начинаниях и движениях. Но в конце 1920-х годов период НЭПа кончился, великие планы и надежды постепенно угасли. Начались труд­ные времена. Самым крупным переворотом в жизни крестьянства явились насильственная коллективизация, аресты и выселения.

Ближайшая школа, где обучение велось на финском языке, находилась в деревне Кяйвяря. Там же стояла построенная в середине XVIII века деревянная церковь прихода Хиетамяки. В Кяйвярскую школу Эйно ходил только один год.

В 1929 году по Финско-Высоцкому прокатилась пер­вая волна репрессий. Ее жертвами оказалась в числе прочих семья дяди по отцу. Следующая волна задела уже родной дом Эйно Карху. После того как в 1931 го­ду в деревне был образован колхоз, Хенно Карху был объявлен кулаком, и его вместе со всей семьей высла­ли на Кольский полуостров в Хибины. Там им пришлось жить в палатке.

Мать, жалея младшего сына, отправила его из Хи­бин обратно в родные места, в деревню Алакюля, на попечение старой бабушки и Мар-тети, вдовы маминого брата Пааво. В Алакюля Эйно стал учиться дальше, но, прожив здесь два года, затосковал по родителям и вер­нулся в Хибины. К тому времени семья Карху уже пе­ребралась в поселок Юкспор и жила в большой тесноте в кишащем клопами бараке.

В городе Хибины для сосланных ингерманландцев была открыта школа с преподаванием на финском язы­ке. Здесь Эйно учился полтора года, однако ходить в школу за семь километров, особенно зимой, оказалось для мальчика очень тяжело, и родители перевели сына в поселковую русскую школу, хотя Эйно почти совсем не умел говорить по-русски. «Первое время я был со­всем как немой, — вспоминал Эйно Карху. — Прошло три года, прежде чем я научился разговаривать и писать по-русски не хуже одноклассников; труднее всего мне да­вались шипящие звуки и орфография».

После «зимней войны» 1939-1940 годов была обра­зована Карело-Финская ССР, и проживавших на тер­ритории Кольского полуострова карел и финнов, в том числе ингерманландцев, переселили на земли новой рес­публики. Семья Карху была отправлена в Пудожский район, сначала в деревню Семеновскую, затем в Рим­ское. «Это была красивая деревня на берегу Онежско­го озера», — вспоминал Эйно Карху.

1940/41 учебный год Эйно провел в Повенецкой средней школе, где и закончил десятый класс. Жил он в школьном интернате, поскольку от Римского до Повенца путь неблизкий — более ста километров.

Закончив учебу, семнадцатилетний Эйно Карху по­ехал на родину: для получения паспорта ему понадо­билось свидетельство о рождении. Свое имя и дату рождения он нашел в церковных книгах прихода Хиетамяки, хранящихся в Ленинградском областном архиве.

Когда началась война, Эйно гостил у своей тети, ко­торая жила неподалеку от станции Тайцы. На малень­ком грузовом пароходе, битком набитом пассажирами, он добрался по Ладоге, Свири и далее по Онего до Римского. В середине августа всех финнов из Римского переселили на остров Заячий около Пиндушей, где их разместили в бараках.

Когда фронт стал подходить к Медвежьегорску, ро­дители Эйно Карху и жившие с ними сестры Катри и Лююти, так же, как и жена брата Аапо, взятого в «трудовую армию», были эвакуированы в Киргизию. Там их поселили в 35 километрах от столицы респуб­лики, в совхозном поселке. Впереди была зима; они су­мели пережить ее, меняя на хлеб свою одежду. В 1943 году умер отец, здоровье которого было подо­рвано еще в Хибинах. В следующем году умерла мать, которая была на десять лет моложе отца.

6 сентября 1941 года Эйно Карху явился в Мед­вежьегорский военкомат. Его тут же зачислили в ар­мию. Он прошел ускоренные курсы санинструкторов и был направлен на Свирский участок фронта. Там ему пришлось испытать немало страшных минут, так как в его обязанности входило оказание помощи раненым. Но к финнам и карелам на фронте относились с недо­верием, их отправляли в «трудовую армию». Так Эйно попал в Вологодско-Костромской край, где и прослужил на аэродромных работах почти до конца войны.

Из армии Эйно Карху демобилизовался в конце 1945 года и поехал в Киргизию, так как еще весной 1944 года получил известие о том, что его родные жи­вут там. Но родители уже умерли. И он приехал в Сор­тавалу. Осенью 1946 года Эйно Карху поступил на рус­ское филологическое отделение Петрозаводского уни­верситета. Послевоенные студенты были очень разно­шерстны и разновозрастны. Из школьного запаса зна­ний многое уже подзабылось за годы войны, и с право­писанием у многих было неладно. Поэтому к вступи­тельным экзаменам прибавился еще диктант. Эйно Генрихович рассказал со смехом, что лучшими знато­ками русского правописания оказались два финских парня, одним из которых был он.

1946/47 учебный год был для Эйно Карху нелегким. Студентам полагалась по хлебным карточкам норма третьей категории, и они, в сущности, жили впроголодь. Когда Эйно приезжал в Сортавалу к сестре, Катри пла­кала, увидев исхудавшего брата. В 1947 году положение немного улучшилось, потому что ему удалось, одновре­менно с учебой, устроиться преподавателем в ремеслен­ное училище, и он стал получать продуктовые карточки более высокой категории. Весной этого же года для Эйно Карху нашлась еще работа — он взялся перево­дить на русский язык военную повесть Антти Тимонена «От Карелии до Карпат». Редактировал перевод извест­ный писатель Михаил Зощенко. И повесть была опуб­ликована в журнале «На рубеже», а затем вышла от­дельной книгой.

В 1947 году в университете открылось финно-угор­ское отделение, и Эйно Карху перевелся на это отделе­ние. На курсе было всего три студента. Кафедрой ру­ководил приезжавший из Ленинграда видный языко­вед профессор Д. В. Бубрих. Уже тогда Эйно Карху начал интересоваться литературой Финляндии, но и лек­ции Бубриха он тоже слушал с большим удовольстви­ем, так как профессор был хорошим лектором. Особен­но заполнился ему цикл лекций об истории финно­угроведения.

Весна 1950 года для Эйно Карху оказалась исклю­чительно продуктивной. Декан факультета Иваи Ивано­вич Кяйвяряйнен пришел к мысли, что его земляк Эйно Карху в текущем году, то есть на год раньше срока, может завершить свою учебу. И Эйно за два месяца сдал десяток экзаменов и зачетов, а также написал дипломную работу о творчестве Алексиса Киви, кото­рую, кстати, опубликовал затем в качестве послесловия к своему же переводу романа «Семеро братьев».

Осенью того же 1950 года Эйно Генрихович Карху поступил в аспирантуру и начал работать над канди­датской диссертацией по финляндской литературе 1840-х годов и по карело-фиискому эпосу «Калевала». Защита диссертации на тему «Из истории финляндской литературы и журналистики 40-х годов XIX в.» состо­ялась в 1956 году. В 1965 году Э. Г. Карху стал докто­ром филологических наук. Почти тридцать лет, с 1960 по 1988 год, он бессменно руководил сектором литера­туры в Институте ЯЛИ, а затем ушел с должности за­ведующего, чтобы более сосредоточенно продолжать свои исследования.

Число опубликованных научных работ Эйно Генри­ховича весьма велико: десяток монографий и около двухсот статей. Его первая крупная монография «Фин­ляндская литература и Россия. 1800-1850» была подго­товлена к печати в 1958 году, но вышла в свет только в 1962. За нею последовала «Финляндская литература и Россия. 1850-1900», изданная в 1964 году. Эти иссле­дования подготовили почву для появления книги «Фин­ская литература о рунопевцах XIX века», которая бы­ла издана в 1979 году на финском языке в Финляндии. В 1972 году вышли на русском, а в следующем году на финском языке «Очерки финской литературы начала XX века». Все эти работы, составившие — в финском варианте — три тома общим объемом 1275 страниц, по­казывают, насколько глубоко автор изучил и прочувст­вовал финско- и шведскоязычную литературу Финлян­дии, и не только литературу, но и всю культу­ру в целом, и понял, какое значение она имеет в об­ществе.

«Очерки финской литературы начала XX в.» вызвали самый живой отклик в Финляндии. Сам автор, ознако­мившись с критикой, которой удостоились «Очерки», выразил свое удовлетворение тем, что его работа была принята в Финляндии как серьезное научное исследова­ние, а не как пропаганда. Например, Кай Лайтинен в своей рецензии писал: «Труд Эйно Карху представля­ет собой один из самых фундаментальных обзоров на­шей древнейшей литературы, какие только существуют на всех великих языках мира. Его значение как источ­ника и как справочника трудно переоценить. Эта серь­езная, насыщенная обширной информацией монография вполне заслуживает того, чтобы ее основательно про­читали и проштудировали также у нас, в Финляндии, несмотря на некоторые, отличающиеся от наших взгля­дов, воззрения и подчеркнутые высказывания, хотя, с другой стороны, даже именно ради них. Слишком редко мы имеем возможность увидеть нашу литературу в зеркале компетентного и понимающего зарубежного исследователя».

Наряду с вышеупомянутым фундаментальным тру­дом Э. Г. Карху выпустил в 1976 году монографию «Достоевский и финская литература», которая через год вышла также в переводе на финский. Но приходится сожалеть, что до сих пор не существует финского изда­ния труда Э. Г. Карху о лирической поэзии Финляндии XX века, изданного в 1984 году на русском языке.

В 1980-е годы Эйно Карху работал над книгой по истории финской литературы с начала XX века до на­стоящего времени. Поскольку исследование предназна­чено для русского читателя, который имеет весьма смут­ное понятие о стране Суоми, авторское введение дает читателю основные сведения по истории Финляндии, разъясняет, каким было финское общество в начале века, какие огромные перемены произошли в нем (в том числе и в международном плане), как развива­лось национальное самосознание финского народа. Ос­новная часть книги состоит из трех разделов: первый посвящен литературе до 1918 года, второй — литерату­ре периода между мировыми войнами, третий — после­военной литературе.

Теперь Эйно Карху приступил к новой большой ра­боте. Сектор литературы Института ЯЛИ сейчас тру­дится над фундаментальной трехтомной историей ли­тературы Советской Карелии. Первый том — о народ­ном устно-поэтическом творчестве — пишет Эйно Карху. Второй том — о финноязычной литературе Карелии — готовит Элли Аалто. В третьем томе рассматривается литература на русском языке. Этой коллективной рабо­той руководит Юрий Дюжев.

По карело-финскому фольклору существует обшир­ная литература. Одних только публикаций рун имеется огромное количество. Исследователю приходится осу­ществлять строгий отбор произведений, ограничиваться творчеством лишь нескольких исполнителей, таких, на­пример, как Архиппа Перттунен и Ларин Параске, и таким собирателем, как Лённрот, личность которого давно, кстати, привлекает Карху. В отношении иссле­дователей тоже необходим отбор.

Э. Г. Карху особенно интересует теоретический ас­пект фольклористики. Он прочитал множество исследо­ваний, написанных на разных языках: не говоря уже о финско- и русскоязычных изданиях, Карху без труда читает также работы на шведском, немецком и англий­ском языках.

Э. Г. Карху всегда поддерживал финноязычную ли­тературу, развивающуюся в Советской Карелии. Такое отношение проявляется в книгах «Очерки истории со­ветской литературы Карелии» (Петрозаводск, 1969) и «В краю Калевалы» (Москва, 1974). Последняя входит в серию «Литературная карта РСФСР», выпускаемую издательством «Современник». Эйно Карху является и автором предисловий к книгам многих писателей Каре­лии, а также многочисленных статей, эссе и рецен­зий.

Эйно Карху по праву считается лучшим в Советском Союзе знатоком финляндской литературы. Этот автори­тет доставляет ему много дополнительной работы. Так, он участвовал в редактировании 10-томного издания «Библиотека финской литературы», первый том которой («Красная линия» Кианто и три рассказа М. Лассила) вышел в свет в 1979 году.

Много лет назад Карху внес предложение издать в оригиналах, то есть на финском языке, антологию поэ­зии Финляндии.[8] Но лишь недавно издательство «Каре­лия» вспомнило об этой идее и предложило Карху осу­ществить ее

Рассказ о литературной деятельности Эйно Карху не будет полным, если не сказать о его переводческой ра­боте. Он перевел на русский язык, например, кроме упоминавшейся книги «Семеро братьев» Алексиса Киви, произведения Хельви Хямяляйнен, Вяйне Катая и Майю Лассила, а также произведения некоторых финноязыч­ных писателей Карелии. Особенно трудным оказался перевод «Семерых братьев». Но сила воли помогла ему довести работу до конца еще в студенческие годы. Пе­ревод вышел в свет в 1951 году, а через десять лет в Ленинграде появилось его повторное, исправленное издание.

Мысли о переводческом труде до сих пор не покида­ют Эйно Карху. Он признался мне, что очень хочет пе­ревести роман Линнанкоски «Беженцы». Значение это­го романа Карху всесторонне раскрыл в своей «Исто­рии финской литературы». По его словам, «Беженцы» были читаны и перечитаны им много раз во время ра­боты над «Историей». «У меня часто бывает так, — го­ворил Эйно Карху, — что книга, которую я прочитал в молодости и которую потом снова беру в руки, силь­но разочаровывает меня. Но в «Беженцах» Линнанкос­ки я не разочаровался. Это хороший роман, он написан крепкой рукой».

Беседы с Эйно Карху показывают, насколько осно­вательно знает он финскую литературу. Вообще-то он разборчивый читатель, но ведь и времени не хватит про­читать все, что есть. Из наших современных писателей Карху особенно высоко ценит Вяйнё Линна. И как ли­тературовед он прямо заявляет: «Эпический повество­ватель, творец широких полотен общественной жизни Линна в значительной мере развил финский роман; су­дя по всему, в истории финской литературы Линна прочно занял свое место, интерес к его творчеству бу­дет расти, причем не только в Финляндии, но и в дру­гих странах».

Начиная с 1974 года Эйно Карху много раз бывал в Финляндии. Он с утра до вечера прилежно сидиг в библиотеках, чаще всего в библиотеке Общества Фин­ской Литературы. Однако несмотря на стремление как можно продуктивнее использовать время, он, разумеет­ся, встречается со своими коллегами и друзьями, даже журналистам дает интервью.

Спокойный, умный, эрудированный, Эйно Генрихо­вич Карху достойно олицетворяет ту научную работу, которая выполняется в Советской Карелии — деловито, корректно, надежно.

ДРУГИЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЫ

Олег Мишин (Армас Хийри) известен как литерату­ровед, переводчик и поэт. Родился он 15 февраля 1935 года в деревне Пиени Аутио в южном Приладожье. Его мать, Мария Павловна Пенттинен, родилась в деревне Хювиля Маркковского прихода. Армас рано остался без отца, а мать поныне живет у сына в Пет­розаводске. Здесь в августе 1987 года я записывал на магнитофон рассказ этой добросердечной, много в жиз­ни повидавшей старой женщины.

В августе 1941 года шестилетний Армас поднялся вместе с матерью и другими эвакуируемыми в поезд на станции Мга. Дорога была тяжелая, поезд бомбили, по­гибло много людей. Только в начале зимы добрались до места назначения — деревни Усть-Заостровск на берегу Иртыша. Местные дети подружились с детьми эвакуи­рованных, и Армас вместе со всеми ходил в школу. В 1945 году Мишины переехали в город Омск, где Ма­рия пошла работать в литейный цех. Армас продолжал ходить в школу, разумеется русскую. В этих условиях мальчик стал забывать родной язык, потому что кругом разговаривали только по-русски, а матери не хватало времени подолгу общаться с сыном.

В 1949 году Мишины смогли наконец выехать из Омска, но только не на родину, под Ленинград, а в Ка­релию. В Петрозаводске Мария не нашла себе работы, и они поехали на восточный берег Онежского озера, в Шалу. Здесь мать устроилась на лесозавод. Армас по­ступил учиться в Пудожское педучилище. Он вспоми­нал, что в педучилище работали несколько хороших преподавателей, которых война привела туда из раз­ных концов страны. Пудожский район весь населен рус­скими, поэтому память о финском языке у Армаса поч­ти совсем угасла.

В педучилище Армас познакомился с будущей своей спутницей жизни, Ольгой Леонтьевой, вешкельской ка­релкой.

Из Пудожа Армас Мишин вместе с семьей переехал в Петрозаводск. Здесь он пять лет учился в педагогиче­ском институте, изучал литературу и историю. В 1959 го­ду, закончив институт, стал работать в вечерней школе рабочей молодежи. С 1965 года Мишин, продолжая ра­ботать в школе, начал всерьез изучать финский язык в университете. Здесь он встретился в 1967 году с Эйно Карху, который тогда уже был признанным литературо­ведом. Карху, конечно, были известны книжки стихов Мишина, вышедшие на русском языке: «В дорогу» (1961), «Голубая улица» (1962), «Бессонница» (1966). Приметил Карху и страстное желание Армаса восстано­вить язык своего детства — родной финский язык, что­бы через него познакомиться с литературой Финляндии. Армас может быть благодарен Эйно Карху за то, что стал научным сотрудником и аспирантом Института ЯЛИ. В 1971 году кандидатская диссертация Мишина «Поэты левой группы «Клин» («Киила») и их роль в развитии прогрессивной финской поэзии» была гото­ва. Для этого исследования необходимо было знать не только финскую поэзию, но и творчество шведскоязычных поэтов Финляндии, и Армас с присущим ему упор­ством выучил шведский язык, чтобы прочитать стихи в подлинниках. Шведскоязычная литература Финлян­дии заинтересовала его еще и потому, что аналогичная проблема сохранения языка национального меньшинст­ва существует и в Карелии.

Органичную часть деятельности Армаса Мишина составляет устная народная поэзия как объект изуче­ния, популяризации и перевода. В середине 1980-х го­дов в связи с юбилеем «Калевалы» он в течение двух лет каждый месяц выступал по Петрозаводскому теле­видению с беседами «Читаем «Калевалу»», при разра­ботке которых опирался главным образом на исследо­вания Вяйне Кауконена. Этот цикл бесед, посвященный истории возникновения эпоса, Мишин переработал в книжку «Путь в «Калевалу»» (1988); кроме того на эту же тему он написал статью для многотиражного из­дания «Альманах библиофила» (1985, № 19). В 1986 го­ду Финский драматический театр поставил рассчитан­ный на юных зрителей спектакль по пьесе А. Мишина «Стрела Похьетар» по мотивам «Калевалы». На этой же основе он составил для юных читателей книгу «Сампо» (1987).

Внимание Мишина давно привлекала Ларин Параске. Он писал о ней в своих статьях, опубликованных, в частности, в газете «Литературная Россия». В 1986 го­ду Мишин составил книгу «Тростниковая свирель», в ко­торую вошли избранные руны этой замечательной ин­германландской народной поэтессы с переводами на русский язык. В августе 1987 года, беседуя со мной, Армас заговорил о работе над книгой и рассказал, с ка­ким огромным увлечением он переводил стихи, но теперь, когда он перечитывает свои переводы, далеко не все они его удовлетворяют. Ему хотелось бы кое-что в них выправить, да и не мешало бы еще добавить мно­го других рун. Предисловие к книге написано с боль­шим знанием дела и теплым сочувствием к трудной судьбе Ларин Параске.

Много полезного сделал Мишин в области перевода финской поэзии на русский язык — как собственными переводами, так и критическим анализом работ дру­гих переводчиков. В этой связи нельзя не упомянуть о его участии в издании рун, записанных от рунопевцев рода Перттуненов, отдельной книгой «Рода нашего напевы» (1985), а также о переводах большого коли­чества стихов своего друга Тайсто Сумманена (см., на­пример, сборник «Зарубки», 1986).

Вполне естественно, что Армаса Мишина, литерату­роведа и переводчика, волнует теория перевода. На ос­нове собственного многолетнего опыта он написал ра­боту о проблемах перевода с финского на русский язык, в первой части которой рассматривает поэзию, а во вто­рой — прозу.

Ни научная, ни переводческая деятельность Армаса Мишина не смогла загасить его поэтический дар. Он выпустил более десятка сборников стихов. Большинст­во изданы на русском языке, но уже в 1970-х годах ста­ли появляться стихи и на финском. В 1976 году увидел свет первый сборник стихов Армаса Хийри (Мишина) на финском языке «Мое окно смотрит в мир», в заклю­чительной части которого представлены и его русско­язычные стихи, переведенные на финский В. Левянен, Я. Ругоевым и Т. Сумманеном. Спустя четыре года вы­шла следующая книжка — «Корни в космосе», а в 1986 году — «Ласточки моей деревни».

Поэтический мир Армаса Мишина-Хийри очень ши­рок даже в географическом смысле. Он простирается от Карелии и Ингерманландии до сибирских степей и Кав­казских гор. Поэта вдохновляли и природа, и общество, однако, как он сам заявил мне, его «больше всего ин­тересуют вопросы человеческого бытия с точки зрения экзистенциализма, смерть и для чего человек живет». А затем продолжил: «Если тебе хочется узнать, кто из русских поэтов мне наиболее дорог и сильнее других вдохновляет меня, то это мастер трагической лирики Евгений Баратынский и глубокий философ-поэт Федор Тютчев».

Армас Мишин принимает активное участие в работе Союза писателей Карелии, в который он был принят в 1964 году. В 1985-1988 годах он работал заместите­лем председателя правления СП Карелии, в настоящее время является председателем.

Майя Пахомова работала в Институте ЯЛИ с 1956 по 1983 год, однако до сих пор в меру сил и здоровья занимается литературоведением. Училась она сначала в Петрозаводском университете, затем в Институте ми­ровой литературы в Москве.

Родовые корни Майи Пахомовой тянутся из самого южного уголка территории людиков Кууярви Михайлов­ского сельсовета Олонецкого района. Там, в деревне Йоэнсуу (Устье), она родилась 31 июля 1926 года.

Основным объектом своих исследований Майя Пахо­мова избрала прозаическое творчество писателей. Каре­лии, пишущих как на русском, так и на финском язы­ках. Раскрытию карельской тематики в советской лите­ратуре посвящены ее монографии «Пришвин и Каре­лия» (1960), «M. М. Пришвин» (1970), «Карелия в творчестве советских писателей» (1974). Обстоятель­но и разносторонне анализирует М. Пахомова так на­зываемые «молодые литературы» целого ряда финно­язычных народов СССР (мордовскую, марийскую, уд­муртскую и коми) в работе «Эпос молодых литератур» (1977). Особо следует отметить актуальные теоретиче­ские изыскания исследовательницы в монографии «По­иски жанра и стиля в современной прозе Карелии» (1981).

Во время нашей встречи в 1979 году мне как-то и в голову не пришло, а Майя Пахомова сочла неудобным напомнить, что именно ее отец, Федор Абрамович Па­хомов (родился 3 февраля 1899 года), оказался очень знающим информатором, рассказы которого моя жена записывала в августе 1958 года в Петрозаводске. Луч­шие записанные от него тексты опубликованы мной в 1967 году в «Хрестоматии по близкородственным язы­кам», где они занимают более десятка страниц.

ЭНТУЗИАСТ ФОЛЬКЛОРИСТИКИ

В Институте ЯЛИ Карельского филиала АН СССР изучают помимо языка, литературы и истории также традиционную культуру карельского, вепсского и рус­ского населения республики.

Виктора Яковлевича Евсеева можно по праву на­звать Нестором фольклористики в Советской Карелии. С этим темпераментным, оригинально мыслящим уче­ным я встречался почти каждый раз, когда приезжал в Карелию, но наши встречи происходили только в Пет­розаводске, потому что совместных поездок по карель­ским деревням мы не совершали.

Виктор Евсеев родился 13 июля 1910 года в деревне Ехкиля Суоярвской волости Финляндии. Его мать, Дарья Кокко, была родом из этой деревни. Отец, Яакко, ушел в Петрозаводск на строительство железной доро­ги, и тогда семья переселилась в его родную деревню Вохтозеро, по другую сторону границы. Бабушка, у ко­торой они стали жить, была хорошей сказочницей и певуньей. Она умерла, когда мальчик учился в пятом классе одной из петрозаводских школ, но бабушкины рассказы и песни пробудили в душе Виктора живой ин­терес к устной народной поэзии.

В 1917 году семья переехала в Петрозаводск — в то время он был маленьким провинциальным городком, население которого было почти сплошь русским. Викто­ру пришлось пойти в русскую школу, где учиться ему, не говорившему по-русски, было вначале нелегко. Меж­ду прочим, в квартире Евсеевых, в детской комнате, приехав в Карелию, жил некоторое время Эдвард Гюллинг. И затем, когда Гюллинги получили свою собствен­ную квартиру, в которой жил до революции олонецкий губернатор, они часто навещали семью Евсеевых.

Виктор уже в детстве прислушивался к горячим спо­рам, которые велись у них дома о том, каким должен быть письменный язык в Карелии. Отец признавал та­ковым финский язык, которым хорошо владел. Дядя же отстаивал карельский язык, при этом ссылался на опыт других народов Советской России, которые либо уже имели свои письменные языки, либо только создавали их. «Свои письменные языки есть у мордвы и других народов, почему же нам не иметь?» — горячился он. Вто­рым языком в Карелии, по мнению дяди, должен быть русский. Страстным защитником карельского языка ока­зался также известный собиратель карельского фольк­лора Ристо Богданов. Учитель Куджиев энергично от­стаивал идею перехода на русский язык. Эдвард Гюллинг, в свою очередь, полагал, что в Карелии вполне можно использовать финский литературный язык, но наряду с ним могут существовать местные говоры и ди­алекты карельского языка.

Виктор Евсеев — сторонник компромисса: финский ли­тературный язык следует немного «облегчить», прибли­зив к карельскому языку. Вообще, вопрос о литератур­ном языке весьма актуален в Советской Карелии до сих пор.

В 1927 году Виктор Евсеев поступил в Ленинград­ский университет. Летом 1930 года он принимал участие в работе экспедиции Д. В. Бубриха, и ему посчастливи­лось тогда же «найти» в Видлице Екатерину Гаврилову: кстати, я тоже записывал эту известную исполнительни­цу народных песен и знатока культурного наследия во время моих поездок в 1957 и 1968 годах.

В 1930 году, когда в Петрозаводске был образован Карельский комплексный научно-исследовательский ин­ститут, руководителем которого стал Э. Гюллинг, Вик­тор Яковлевич Евсеев был принят на работу в отдел эт­нографии и языкознания. В 1934 году он организовал экспедицию в Ухту и Вокнаволок с группой студентов. Одна из студенток, Палата Куйкка, стала впоследствии его женой. Они вместе опрашивали известную скази­тельницу Мари Ремшу, родившуюся в 1861 году в де­ревне Кивиярви, в семье Онтро Марттинена. После это­го Мари Ремшу много раз приезжала в Петрозаводск, где Евсеевы имели возможность более спокойно рабо­тать с нею, записывать сказки и руны. В 1945 году Палага Куйкка-Евсеева выпустила в свет небольшой сбор­ник избранных сказок Мари Ремшу, все тексты записа­ны на чистом вокнаволокском диалекте. Палата Куйкка записала также немало рун, особенно от ухтинских рунопевцев.

Виктор Яковлевич Евсеев занимался собирательской работой на протяжении четырех десятилетий. Его рабо­чее поле охватывало почти всю Карелию — от Кестеньги до Видлицы, от тулмозерских деревень до сямозерских. Он нашел много новых замечательных рунопевцев и сказителей, чье творчество ранее не было извест­но науке. Евсеев постоянно подчеркивал значение по­левой работы для настоящего исследователя: «Молодые слишком торопятся стать учеными, им необходима еще и полевая практика».

В 1950 году В. Я. Евсеев издал сборник «Карельские эпические песни». В нем представлены эпические руны, записанные, в основном, составителем в 1930-1940-х годах от разных исполнителей из разных районов Каре­лии. Особую ценность этому сборнику придают тексты рун, бытующих среди карел-ливвиков.

Самая крупная работа Виктора Яковлевича Евсее­ва — «Исторические основы карело-финского эпоса» опубликована в двух книгах: 1-я книга вышла в свет в 1957 году, 2-я — в 1960. В этом исследовании карель­ские эпические песни сравниваются, в частности, с поэ­зией вепсского, ижорского, эстонского, саамского, мор­довского и коми народов. Позднее (например, в работе «Карельский фольклор в историческом освещении», 1968) Виктор Евсеев рассматривает особенности взаи­мовлияния между карело-финским и русским фолькло­ром.

Деятельность Евсеева простиралась и далеко за пре­делы Карелии — до Мордовской и Марийской респуб­лик. Карельский ученый руководил аспирантами по уст­ному поэтическому творчеству, читал лекции.

Много труда затратил Евсеев на подготовку изда­ния «Руны карельского народа». Для него он отбирал лучшее из накопившегося за период с 1927 по 1973 год в петрозаводских и отчасти в эстонских архивах и фоно­теках материала. Первый том этой серии вышел в 1976 году в Тарту под названием «Эпические руны Калевальской тематики» объемом в 360 страниц. В 1980 году вышел там же, в Тарту, второй том «Про­чие эпические руны. Исторические песни». В следующих томах предполагалось издать свадебные песни, загово­ры и заклинания, детские песни и лирическую поэзию, однако теперь, после смерти составителя, уже нет уве­ренности, что этот план будет полностью осуществлен.

Виктор Яковлевич Евсеев был неутомимым труже­ником. Работал он обычно у себя дома. Его маленький кабинет выглядел весьма внушительно: всюду книги, рукописи, разные бумаги. Все это располагалось, на­верное, в каком-то порядке, хотя постороннему челове­ку непросто было понять его смысл. Евсеев охотно рас­сказывал о своих работах, как завершенных, так и не­законченных, о замыслах на будущее. О некоторых же событиях «трудного времени» он предпочитал молчать.

Последняя моя встреча с Виктором Евсеевым про­изошла во время конференции, организованной в Пет­розаводске в связи со 150-летием «Калевалы» в начале 1985 года. Как всегда, он был полон задора и энергии, но в конце следующего года я получил из Петрозавод­ска весть, что Виктор Яковлевич Евсеев скончался 12 декабря 1986 года.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ИНГЕРМАНЛАНДСКОГО ФОЛЬКЛОРА

Из петрозаводских фольклористов устной поэзией ингерманландцев наиболее продуктивно занимался Эйно Киуру. Он хорошо известен у нас в Финляндии, лично знаком со многими исследователями ингерман­ландского и карельского фольклора.

Киуру был моим сопровождающим, когда я путеше­ствовал по карельским деревням, и благодаря его за­ботам моя полевая работа шла в соответствии с пла­ном. Эйно Киуру — человек скромный, не желает рас­хваливать себя и рекламировать свои работы, но, наде­юсь, он не обидится, если я немного расскажу о его корнях и о том, как он стал ученым.

Родился Эйно Семенович Киуру 18 января 1929 го­да в деревне Ала-Пукеро (Нижнее Пугарево), что вхо­дила в ингерманландский приход Ряяпювя (Рябове). Его отец, Симо (Семен) Киуру, родился в 1892 году в соседней деревне Юля-Кяссюля (Кясселево). Посколь­ку деда звали Антти, его внука Эйно называли «сыном Киурун-Антин-Симо». Мать, Сусанна Хямяляйнен, ро­дившаяся в 1898 году в той же деревне Кясселево, пер­вый раз вышла замуж в деревню Пукеро, но первого ее мужа, который тоже носил фамилию Киуру, взяли на «германскую войну» и там он погиб.

Родители Эйно Киуру были крестьянами, они дер­жали лошадь и две-три коровы. В 1930 году в деревне был образован колхоз, но отец не захотел вступать в него. Скот заставили сдать, и отец, чтобы прокормить семью, пошел работать разнорабочим в город. Осенью 1937 года отца арестовали. Еще в 1931 году были со­сланы в Хибины семьи раскулаченных, но теперь аре­стовали и остальных мужчин деревни. Сначала отца держали в ленинградских тюрьмах, а затем вынесли приговор — 10 лет заключения.

В тот год, когда арестовали отца, Эйно начал хо­дить в школу в село Румпали (Румболово) в трех ки­лометрах от дома. В то время в Румпали действовали две церкви — лютеранская и православная (русская). Из школьных учителей Эйно запомнились Ханна Хусу и директор школы Юхо Хусу. Последний был арестован во время празднования двадцатой годовщины Октябрь­ской революции. Тогда вообще многих арестовывали.