Этюды о карельской культуре

Александра Пунжина н Хельми Виртаранта за расшифровкой записей, сделанных в деревне Пасынки. 1977

Председатель общества карельской культуры (ныне — Союза карельского народа) языковед Петр Зайков. 1989

Бывший председатель Карельского отделения общества ингерманландцев, сотрудник редакции журнала «Пуналиппу» Александр Пакканен

Языковед Нина Зайцева. 1985

Фольклорист и поэтесса Унелма Конкка. 1979

Литературовед Эйно Карху. 1981

Пертти Виртаранта и Яакко Ругоев на берегу Кончезера. 1987

Писатель Пекка Пертту. 1981

Поэт Владимир Брендоев. 1988

Учитель Матти Пнрхонен. Калевала. 1981

Переводчик Владимир Богачев

Писатели Дмитрий Гусаров, Ортьё Степанов и Яакко Ругоев. 1985

Автор многих учебников Урхо Руханен. 1987

Писатель Пекка Мутанен. 1989

Виола Мальми и фольклорист Эйно Киуру на крыльце дома ингерманландки Анни Кяппи в деревне Раапула Ленинградской области. 1986

Дети села Сельга. 1988

ЗДЕСЬ «ДЕЛАЮТ» НАУКУ

Интересы у гостей Петрозаводска, разумеется, раз­ные. Одни хотят увидеть, как изменился город со вре­мен войны, другие приезжают полюбоваться знамени­тыми Кижами, третьих интересует национальная куль­тура, например Финский театр. В «моем» Петрозавод­ске первое место занимает Академия наук. Там, на Пушкинской улице, идущей вдоль берега Онежского озера, трудятся мои петрозаводские коллеги. И там же разрабатывались подробные планы моих экспедиций.

Карельский филиал Академии наук СССР, образован­ный в октябре 1945 года, является крупнейшим науч­ным центром Северо-Запада СССР. Общее количество работников филиала в настоящее время составляет око­ло 1500 человек. Особое внимание сотрудников направ­лено на изучение недр — от рудных месторождений, ко­торыми Карелия богата, до болот — и проблемы их хо­зяйственного использования. Видимо, не случайно фи­лиалом долгое время руководил известный болотовед, член-корреспондент АН СССР Н. И. Пьявченко, затем геолог, профессор В. А. Соколов, которого в 1985 году сменил опять болотовед, доктор наук И. М. Нестеренко.

ИНСТИТУТ ЯЛИ И ЕГО РУКОВОДСТВО

Наиболее знакомым мне подразделением филиала является Институт языка, литературы и истории или Институт ЯЛИ. Его предшественником был Карель­ский комплексный научно-исследовательский институт (основан 24 сентября 1930 года), первым директором которого являлся председатель Совета Народных Ко­миссаров КАССР Эдвард Гюллинг. Этот маленький рос­ток превратился в учреждение с солидным научным по­тенциалом: в настоящее время из 100 работающих в ин­ституте — 56 научных сотрудников, 32 человека — научно-технический персонал; 44 — люди финского, карельского и вепсского происхождения.[5]

В то время, когда я впервые приехал в Карелию в 1957 году, директором Института ЯЛИ работал Вик­тор Иванович Машезерский. Родился он 21 января 1902 года в Ругозере, однако юные годы провел боль­шей частью в Видлице Олонецкого уезда, откуда в 1923 году отправился в Петроград учиться в педаго­гическом институте имени Герцена. По окончании уче­бы Машезерский приехал в Петрозаводск, где сначала работал преподавателем в педагогическом институте, затем ученым секретарем, а в дальнейшем директором Карельского научно-исследовательского института куль­туры. После войны он неустанно трудился в Карельском филиале Академии наук — первое время в должности ученого секретаря, потом целых пятнадцать лет — ди­ректором Института языка, литературы и истории. В 1965 году Машезерский передал руководство Институтом M. Н. Власовой, но еще долгое время заведовал сектором истории.

Научные интересы Виктора Ивановича Машезерского сосредоточивались главным образом на истории Каре­лии в период 1917-1918 годов. В 1932 году увидел свет подготовленный им сборник воспоминаний участников гражданской войны, позднее появилось несколько работ о первых годах Советской власти в Карелии.

В 1957 году Виктор Иванович показал себя внима­тельным хозяином, когда после нашей рассчитанной на месяц экспедиции к тверским карелам помог нам еще неделю поработать в Петрозаводске, Олонце и людиковских деревнях Юркострове и Спасской Губе.

В 1979 году, когда я поинтересовался в Институте ЯЛИ, как поживает В. И. Машезерский, услышал в от­вет: умер в 1977 году.

С 1965 по 1988 год институтом руководила карелка Мария Николаевна Власова, тоже историк. Ее отец Николай Власов был родом из деревни Колатсельга, что на Тулмозере. Сама Мария Николаевна родилась в селе Ведлозере 1 октября 1925 года. Окончив в 1948 го­ду Московский университет, Мария Власова вернулась в Петрозаводск и стала работать в Институте язы­ка, литературы и истории, а вскоре поступила в аспи­рантуру при Ленинградском отделении Института исто­рии Академии наук СССР. Здесь она занялась изучени­ем влияния первой русской революции на развитие революционного движения в Финляндии и в 1952 году успешно защитила кандидатскую диссертацию по этой теме, после чего работала ученым секретарем Карель­ского филиала АН СССР, ученым секретарем Институ­та Я Л И, заведующей сектором истории, а в 1965 году стала директором института.

Мария Николаевна, несмотря на нелегкую админи­стративную работу, общественную деятельность и обя­занности хозяйки дома, умела выкраивать время и для научных занятий. Владея финским языком, она могла пользоваться выходящей в Финляндии литературой и другими финскими источниками. Из многочисленных ра­бот M. Н. Власовой наиболее значительная — моногра­фия «Пролетариат Финляндии в годы первой русской революции (1905-1907)», изданная в 1961 году в Пет­розаводске.

Как директор Института ЯЛИ М. И. Власова при­ложила много сил и энергии для развития сотрудниче­ства между учеными Финляндии и Советской Карелии. В частности, Власова организовала в Петрозаводске два финляндско-советских симпозиума, один из которых был посвящен проблемам финно-угорского языкознания (26-27 марта 1974 года), второй — изучению языка, ли­тературы п фольклора прибалтийско-финских народов (22-24 мая 1979 года). Благодаря своему высокому ав­торитету, Мария Николаевна смогла добиться осущест­вления всех моих экспедиционных программ.

С годами здоровье Марии Николаевны Власовой стало ухудшаться, и она ушла с поста директора. 15 сентября 1988 года на эту должность был избран доктор исторических наук Юрий Александрович Савватеев. Как археолог, особенно продуктивно занимавший­ся изучением наскальных рисунков Карелии, он хоро­шо известен и у нас в Финляндии.

СЕКТОР ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Сектором языкознания Института ЯЛИ с 1986 года руководит Владимир Дмитриевич Рягоев. До него, на­чиная с 1961 года, сектором заведовал Георгий Марты­нович Керт. Сотрудники сектора изучают карельский язык во всей его полноте, людиковские говоры, вепс­ский язык, ингерманландские (финские) говоры, фин­ский литературный язык, говоры саамов Кольского полуострова, а также местные диалекты русского языка.

Из числа сотрудников сектора языкознания я ближе всего был знаком с Григорием Николаевичем Макаро­вым, глубоким знатоком и исследователем языка и культуры карельского народа. Он родился 23 января 1918 года в деревне Пийпиля, входящей в группу дере­вень под общим названием Самбатукса, на самом юж­ном краю Советской Карелии. Его отец Мийккул, или Николай Кононович Макаров, был сыном Конона Мака­ровича Прокопьева и Агриппины Ильиничны, тоже ро­дившихся в Пийпиле. Мийккул прожил долгий век и, как рассказывала его дочь Анни, до конца оставался крепким стариком, хотя был инвалидом: во время пер­вой мировой войны он потерял левую руку, а на пра­вой у него уцелел лишь один указательный палец. Не­смотря на увечье, Мийккул с помощью протеза умуд­рялся косить и даже пахать. До ранения он считался хорошим бондарем. Мать Григория Макарова Анна Ан­дреевна Ермолаева пошла замуж в Самбатуксу из ближней деревни Куйтежи. Умерла она в 1965 году в возрасте 82 лет.

У Мийккулы и Анны было 7 детей: Степан, Алексей, Анни, Михаил, Палата, Григорий и Александр. Все сы­новья, за исключением Григория, а также оба зятя по­гибли на фронте, причем Алексей и муж Анни Иван Куршиев были убиты еще во время «зимней войны» 1939-1940 годов. Александр погиб в чине капитана за шесть дней до капитуляции Германии. Трагическая участь близких родственников оставила неизгладимую боль в душе Григория Николаевича.

Свое ученье Григорий Макаров начал в Самбатукской школе. Его первой учительницей была Зоя Ива­новна Качалова, приходившаяся родной сестрой В. И. Машезерскому. Окончив в Самбатуксе четвертый класс, Макаров пошел учиться в школу крестьянской молодежи в Олонце. Закончив семилетку, Григорий при­ехал в Петрозаводск и поступил во вторую среднюю школу, в которой преподавание шло на финском языке. В 1936 году он окончил десятый класс, однако еще целый год ходил на рабфак: днем учился, а по вечерам работал корректором в редакции газеты «Пунайнен Карьяла». Потом началась учеба в Петрозаводском пе­дагогическом институте, который в 1940 году был пре­образован в университет. В 1939 году студент третьего курса Григорий Макаров женился на студентке первого курса Дарье Ивановне Проккичевой, тверской карелке.

Когда началась война, Макаров был призван в ар­мию. Университет он окончил только в 1946 году. Свою дипломную работу Григорий Николаевич писал по лек­сике. плачей известной причитальщицы Анны Михайлов­ны Пашковой на основе изданного в 1940 году в Петро­заводске сборника «Причитания». Насколько известно, из самбатукских жителей Григорий Николаевич Мака­ров был первым, кто получил университетское образо­вание.

По окончании учебы Макаров меньше года прора­ботал в Министерстве иностранных дел Карело-Фин­ской ССР, а в начале 1947 года вместе с женой уехал на родину Дарьи Ивановны в Калининскую область. Там Григорий Николаевич поступил работать инспекто­ром Козловского районо, однако через год пошел учи­телем в Козловскую среднюю школу, преподавать в восьмом — десятом классах русский язык и литературу. Поселились Макаровы в доме родителей Дарьи Иванов­ны в селе Пасынки. В Козловской средней школе учи­лись ребята из окрестных сел и деревень, население ко­торых было сплошь карельским.

Научный путь Григория Николаевича начался в 1952 году. Он рассказывал, как однажды прочитал в газете, что его школьный товарищ Алексей Степано­вич Жсрбин закончил учебу в аспирантуре. Это навело на мысль самому попытаться поступить в аспирантуру. И Макаров в тот же день написал заявление. Его допу­стили к экзаменам и приняли в целевую аспирантуру при Институте языкознания Академии наук СССР в Москве. Научным руководителем у него стала про­фессор Клара Майтинская. Семья оставалась по-преж­нему в деревне Пасынки.

В декабре 1955 года Г. Н. Макаров стал ученым сек­ретарем Института языка, литературы и истории в Пет­розаводске. В следующем году он успешно защитил кан­дидатскую диссертацию по теме «Именные (субстантив­ные) определительные словосочетания в финском языке».

В 1958 году Макаров перешел с поста ученого сек­ретаря на должность младшего научного сотрудника, а шесть лет спустя стал старшим научным сотрудником. На протяжении многих лет Г. Н. Макаров поддерживал связь с Петрозаводским университетом. На кафедре финского языка и литературы он вел курсы карельско­го языка и руководил студенческими работами.

Возраст Григория Николаевича приближался к сред­нему, когда он, пройдя основательную языковедческую подготовку, занялся научно-исследовательской деятель­ностью. Макаров избрал своей специальностью карель­ский язык, на широком поле которого взялся возделы­вать две нивы: первая — «ливвиковский язык», или, вер­нее, южные говоры ливвиковского диалекта карельско­го языка, из которых родным для него и с детства усво­енным был самбатукский говор; вторая — язык тверских карел пли, правильнее, тверские говоры карельского языка.

Тверским говорам Г. Н. Макаров посвятил одну из крупнейших своих работ — сборник текстов «Образцы карельской речи (издан в 1963 году, объем 194 стра­ницы). Сборник содержит 89 текстов с подстрочными переводами на русский язык и введение. Примерно две трети текстов записывались по устным рассказам, ос­тальные расшифрованы с магнитофонной ленты. В сбор­ник вошел также ряд текстов, записанных другими соби­рателями. В целом отбор текстов очень удачен с точки зрения и языковеда, и фольклориста. По своей тема­тике они всесторонне освещают жизнь и быт тверских карел, их будни и праздники. Сборник дополняет не­большая подборка пословиц и поговорок, записанных в деревне Пасынки, на родине Дарьи Ивановны. В 1971 году, незадолго до смерти, Григорий Николае­вич Макаров опубликовал в журнале «Прибалтийско-финское языкознание» найденную им еще в 1959 году в архиве в Ленинграде рукопись «Евангелия от Марка» в переводе на язык тверских карел. Эта датируемая 1817 годом рукопись представляет собой очень ценный источник по истории тверских говоров и вообще карель­ского языка. Весьма ценны и выполненные Макаровым комментарии к переводу. Если сравнить язык переводчика с современным козловским говором, который те­перь, благодаря сделанным нами записям, достаточно известен, можно отметить интересный факт: различия оказываются совершенно незначительными и ограничи­ваются лишь лексикой; следовательно, козловский говор карельского языка за полтораста лет почти не изме­нился.

С 1961 года Г. Н. Макаров смог взяться за более серьезное изучение «ливвиковского языка». Он поставил перед собой задачу подготовить к печати словарный материал, что успел собрать по коткозерскому говору местный учитель Н. А. Анисимов, и дополнить его ма­териалами по другим говорам ливвиковского диалекта. Работа оказалась увлекательной, но трудной. Выясни­лось, что многие помощники Анисимова, а это были в основном тоже школьные учителя, слишком дилетант­ски заполняли его вопросники. Они зачастую ограничи­вались лишь тем, что переписывали коткозерские об­разцы на местный лад, в соответствии с фонетической и морфологической системой своего говора. Чтобы вне­сти поправки и освежить материал, Макарову при­шлось искать новых помощников и самому заняться сбором.

Одной из лучших помощниц Григория Николаевича на протяжении многих лет была пенсионерка Клавдия Александровна Гуляшова, бывшая учительница Мегрегской школы. Когда 31 августа 1972 года, в день мегрегского праздника Флора и Лавра, мы гостили у Клавдии Гуляшовой, она добрыми словами вспомина­ла своего покойного друга и наставника Григория Ни­колаевича Макарова.

Макаров не прекращал работать даже во время от­пусков, которые проводил в Самбатуксе или Печной Сельге. Разгуливая по деревне, общаясь с односельча­нами, он всегда имел при себе принадлежности для записывания. Он, конечно, и сам был прекрасным зна­током карельского языка, сохранившим изумительно тонкое чувство родного ливвиковского говора. И руко­пись словаря росла, дозревала, хотя, впрочем, не так быстро, как предполагалось по его собственным и ин­ститутским планам.

Вообще, словарь «языка ливвиков» доставлял Гри­горию Николаевичу и радости и горести. Радость при­носили ему сельские друзья и активные помощники, по­добные Клавдии Гуляшовой, и те коллеги, что с пони­манием относились к неудержимому увеличению объ­ема рукописи. Особенно благодарен был Макаров от­ветственному редактору словаря Юрию Сергеевичу Ели­сееву. Из неприятностей самой большой была техниче­ская сторона дела: составление и изготовление таблиц склонения и спряжения, а также подбор русских экви­валентов карельским примерам.

Осенью 1967 года, когда Макаров приехал навестить родную Самбатуксу, с ним случился острый сердечный приступ. С тех пор редактирование словаря еще силь­нее стало отставать от плановых сроков. Тем не менее 27 марта 1971 года он поделился радостью в письме: «И вот теперь словарь в виде рукописи готов, всего око­ло 4000 машинописных листов. Мне самому кажется, что это был титанический труд, и вообще я пришел к вы­воду, что составление словаря — непосильная задача для одного человека, особенно в такой короткий срок. У меня сейчас такое чувство, как будто скинул с плеч огромнейшую тяжесть».

Григорию Николаевичу не суждено было увидеть изданным свой словарь ливвиков[6].

И еще один свой словарь не довелось Макарову уви­деть изданным. Этот небольшой, на 10 000 слов, русско-карельский словарь, рассчитанный для практических надобностей, он успел лишь подготовить к печати.

У Григория Макарова и Владимира Рягоева в 1969 году вышел в свет объемистый, почти в 300 стра­ниц, сборник образцов ливвиковской речи. Макаров на­писал к нему введение, где в краткой, но содержатель­ной форме охарактеризовал «олонецкие говоры», то есть ливвиковский диалект. Тексты дают новые ценные сведения о старой культуре карел-ливвиков (в том чис­ле о свадебных обрядах), велико также их языковедче­ское значение — потому хотя бы, что среди текстов есть и такие, которые представляют говоры, слабо осве­щенные в литературе.

Нет смысла давать здесь библиографию Григория Макарова — вместе со статьями в ней наберется пол­сотни названий, однако хочется отметить его страст­ное увлечение пословицами, поговорками и загадками. Для него пословицы были не просто объектом сбора и изучения, они составляли частицу его самого. В тех компаниях, где оказывался и Григорий Макаров, раз­говор рано или поздно неизбежно переходил к карель­ским пословицам, а знал он их несчетное количество.

Макаров издал четыре сборника пословиц. Кроме того, в образцах речи калининских карел и ливвиков тоже опубликовано множество пословиц. Первый сбор­ник отобранных им «Карельских пословиц, поговорок и загадок» вышел в 1959 году; пословицы приведены на говорах мест записи (напечатаны на русском алфавите и сопровождаются переводами на русский язык). Всего в сборнике более 1000 пословиц и около 200 загадок. Материал записывался среди карельского населения разных местностей, большей частью в тверских дерев­нях Пасынки и Толмачи, а также в родной деревне Гри­гория Макарова — Самбатуксе. Второй сборник «Ка­рельские пословицы и поговорки», вдвое крупнее пре­дыдущего, содержащий около 2000 пословиц, был издан в 1969 году в красивом оформлении. Последнюю публи­кацию пословиц Г. Н. Макаров подготовил на материа­ле, собранном при его руководстве Анной Тимофеевной Самсоновой, уроженкой Пряжи. В сборник вошли 864 образца, существенно дополнивших фонд пословиц Карелии, так как людиковский материал до сих пор очень мало публиковался. Сборник «Пословицы Пря­жи» издало финляндское Финно-угорское общество в 1971 году.

После случившегося в сентябре 1967 года первого сердечного приступа здоровье Григория Николаевича так больше до конца и не восстановилось, несмотря на хороший медицинский уход. И психическое состояние тоже не выправилось.

В связи с тем, что материалы словаря и необходи­мые для работы над ним подсобные средства невозмож­но было перенести из института на дом, Макаров, еще только начавший выздоравливать, написал грамматику коткозерского говора для введения к «Словарю». Тогда же он подготовил новый сборник «Карельских пословиц и прибауток». Со временем все же здоровье как буд­то восстановилось настолько, что он и сам поверил в свое исцеление. В письме от 21 февраля 1968 года уже прозвучала почти надежда: «Прошу извинить, что с опозданием отвечаю на твое письмо, но причина та же, какую я приводил в моем предыдущем письме, — а именно, нехватка сил. Они, конечно, прибывают с каждым днем, но ведь сам знаешь поговорку: «Бо­лезнь приходит пудами, а уходит фунтами». Так и у ме­ня получается. Но работу я все-таки не прекращаю».

Но силы так и не вернулись. Разрыв между плана­ми и возможностями их осуществления все увеличи­вался.

В конце 1971 года Макарову впервые представилась возможность приехать в Финляндию на месяц в качест­ве гостя обществ «Калевалы» и «Словаря карельского языка». Он с интересом просматривал наши каталоги и библиотеки, встречался со старыми друзьями и заводил новых. Выглядел Макаров бодрым, энергичным, и эта активность, увлеченность ввела нас, его друзей, в за­блуждение: мы уверовали, что состояние здоровья у него лучше, чем было на самом деле. Но 21 апреля следующего года сердце Григория Николаевича Мака­рова успокоилось навеки.

Творческий путь карельского ученого Григория Ни­колаевича Макарова был недолгим, но продуктивным. Его словари, сборники текстов и многочисленные прочие публикации представляют собой совершенно незамени­мую ценность для исследователей карельского языка и всей карельской культуры. И со временем их ценность будет только возрастать.

С женой Г. Н. Макарова Дарьей Ивановной я по­знакомился в Петрозаводске. Там же у Макаровых мне представили ее тетю Марию Федоровну Белякову, ко­торую по-карельски называли Белякан Маша. Тетя ро­дилась в 1886 году в деревне Пасынки, неподалеку от Козлова; совсем молодой она пошла в монахини в Весьегонский монастырь, где получила новое имя Маргарита. Монахине?! она была 18 лет, а когда монас­тырь закрыли, вернулась в Пасынки и поселилась в семье своей сестры Прасковьи Проккичевой, затем приехала жить в Петрозаводск, к племяннице Дарье. В 1966 году я стал записывать Марию Федоровну на магнитофон, и тут мне большую помощь оказала Дарья Ивановна. Она хорошо знала круг интересов тети Маши: воспоминания о жизни в Весьегонском монасты­ре, пчеловодство, пивоварение, приготовление кваса и т. д. Мария Федоровна умерла в 1968 году.

Дарья Ивановна Макарова, 1921 года рождения, бы­ла удивительно душевная, мудрая женщина. Она часто сообщала нам о здоровье мужа, о том, как идет у него работа, а потом, когда Григория Николаевича уже не стало, Дарья Ивановна внесла свой большой вклад в со­бираемый Григорием Николаевичем материал по твер­ским говорам карельского языка, помогала в подготов­ке их к печати. Ее память хранила много сведений о местной традиционной культуре, и рассказчица она была превосходная — с четкой, выразительной речью, с тонким чувством юмора. От Дарьи я записывал в ос­новном сказки, остальной запас ее знаний зафиксиро­ван, к сожалению, в гораздо меньшей мере. Дарья Ива­новна Макарова умерла после тяжелой и долгой болез­ни 27 октября 1973 года.

Во многих поездках по карельским деревням моими компаньонами и гидами были В. Д. Рягоев и Л. П. Ба­ранцев. Оба они научные сотрудники сектора языко­знания Института ЯЛИ. Оба уроженцы Пряжинского района, но Рягоев — ливвик, а Баранцев — людик, и на­правления их исследовательской деятельности тоже разные.

Владимир Дмитриевич Рягоев родился 8 января 1935 года в северном конце деревни Колатсельга. Его отец, Дмитрий Михайлович, родился в 1906 году, погиб на фронте в 1941 году. Дед, девяностолетний Мийхкали, летом 1944 года, сразу после боя, был найден у себя дома зверски убитым. В свое время это был крепкий мужик, вспоминал его внук Володя, кулаки что молоты. Мать, Марфа Богдановна Петрова, родилась в 1908 го­ду в деревне Нехпойле, а ее мать была родом из дерев­ни Аги.

Путь Владимира Рягоева в науку тоже был изви­лист.

В начале войны семья эвакуировалась в Архан­гельскую область. В деревне Александровка Влади­мир успел два года поучиться в местной школе. Вернув­шись из эвакуации, он учился в Колатсельгской семи­летней школе, а 8-10 классы закончил в Ведлозере, где в то время были параллельные классы с обучением на финском языке. Директором Ведлозерской школы работал тогда освободившийся из заключения Урхо Руханен, он вел и уроки истории. Из ведлозерских учите­лей Рягоев особенно тепло вспоминает преподавателя математики Нийло Сихвала, американского финна, и преподавателя физики Вилле Воланепа, родители ко­торого в поисках более легкого хлеба еще в прошлом веке перебрались из волости Мянтухарыо, что в Фин­ляндии, на земли Ингерманландии, под Петербург.

После школы, в 1953-1954 годах, Владимир ходил с геологами по Карелии. Осенью 1954 года он посту­пил учиться на возглавляемое Виенон Елисеевной Зло­биной финно-угорское отделение Карело-Финского уни­верситета, выпускником которого стал в 1959 году. Вла­димир получил направление в Вешкельский школьный детский дом на должность завуча и одновременно учи­теля русского языка. В 1962 году его перевели инспек­тором в Суоярвский РОНО. В 1964 году, по приглаше­нию заведующего сектором языкознания Г. М. Керта, Рягоев стал научным сотрудником в Институте ЯЛИ по специальности «карельский язык». Объектом изучения он избрал так называемые «тихвинские» говоры карел Бокситогорского района Ленинградской об­ласти.

После Столбовского мира (1617 год) между Росси­ей и Швецией и особенно в 1656-1658 годах на земли Тихвинского монастыря по среднему течению Чагоды пришли и поселились карелы. Впрочем, возможно, в этих местах, вдоль большого торгового пути, уже и раньше существовали какие-то карельские поселения. Территория, на которой проживают тихвинские карелы, невелика: примерно десяток километров из конца в ко­нец. Еще недавно здесь, на окраине Бокситогорского района в 80 километрах от Тихвина, в 15 маленьких де­ревнях проживали, по прикидкам В. Д. Рягоева, около 2000 карел, но в настоящее время осталось их всего 550 человек.

Численность тихвинских карел почти не изменялась на протяжении, по крайней мере, 60-70 лет, судя по данным финляндского языковеда Юхо Куёла, который в 1911 году почти два месяца собирал в этих деревнях языковой материал и определил общее количество ка­рел числом в 1912 душ. То обстоятельство, что потомки карел, переселившихся на тихвинские земли, так долго сохраняют свой родной язык, отчасти объясняется един­ством и цельностью всей этой группы карельских дере­вень, а также ее довольно значительной изолирован­ностью от окрестного русского населения. С другими группами карел они контактов, в сущности, не имели, только с вепсами были слабые связи. Дело в том, что тихвинские карелы и ближайшие их соседи — вепсы бы­вали в одних и тех же местах на лесозаготовках. Этих вепсов тихвинские карелы называли «чухарями», о се­бе же говорили «карьялайзет», а местность, которую занимают 15 карельских деревень, называли «Карьяла», то есть «Карелия».

Материалы по тихвинским карелам В. Д. Рягоев со­бирал с 1965 года. Расшифровки с магнитофонных лент и полевые заметки составили основу его 287-страничного исследования «Тихвинский говор карельского языка», изданного в 1977 году; эту работу он успешно защитил в качестве диссертации в Тартуском университете 22 мая 1979 года.

В 1980 году в издательстве «Наука» вышел в свет объемный и разносторонний сборник собранных Рягоевым образцов речи тихвинских карел. В него вошли рас­сказы одного информатора, подобно тому как в моих людиковских текстах, во всех трех томах, рассказчиком выступает один бывший галлезерский житель С.С.Хуотаринен. Кстати, по такой же линии шел А. П. Баран­цев, работая над своим сборником людиковских текс­тов.

Информатором В. Д. Рягоева явилась Хукка-Паро или, но паспорту, Прасковья Ивановна Маничева (1897-1981). Приезжая год за годом в эти места, Рягосв всегда останавливался в доме Паро и ее мужа в де­ревне Селище. Прасковья Ивановна обладала замеча­тельной памятью, незаурядным даром устного рассказа. От нее Рягоев записал около 20 часов текста на самые разные темы. Так, очень интересны рассказы о тради­ционных верованиях, поскольку население делилось на старообрядцев — «виеролайзет» (буквально «верую­щих») и «новообрядцев» — мирян. Устная народная поэзия на карельском языке представлена многими жанрами, однако отсутствуют самобытные причита­ния.

В. Д. Рягоев собирал материал и изучал также свой родной — ливвиковский диалект карельского язы­ка. В изданном совместно с Г. Н. Макаровым сборни­ке «Образцы карельской речи» (1969) опубликованы мно­гочисленные тексты, им записанные и расшифрованные. В фундаментальном сборнике «Карельских причитаний» (1976) немало плачей, подготовленных Владимиром Рягоевым, в частности 15 причитаний, которые он за­писал в 1969 году от жительницы людиковской деревни Святозеро, блестящей исполнительницы причитаний Анны Васильевны Чесноковой.

Уже много лет назад Институт ЯЛИ и Университет Йоэнсу договорились о совместной подготовке фунда­ментального сборника образцов речи, охватывающего все диалекты карельского языка и основывающегося на современных магнитофонных записях. С петрозаводской стороны работой руководил Владимир Рягоев, который уже подготовил к печати тексты ливвиковского диалек­та. В числе других исполнителей: П. М. Зайков (самые северные говоры), В. П. Федотова (часть северных гово­ров и говоры так называемой промежуточной, переход­ной зоны), Л. Ф. Маркианова (коткозерский говор лив­виковского диалекта), А. П. Баранцев (говоры людиковского диалекта) и А. В. Пунжина (говоры калинин­ских карел, включая обособленный «дёржинский» го­вор). Группа Рягоева свою часть работы выполнила, те­перь надо дождаться текстов по говорам приладожских карел.

Владимир Рягоев был проводником и помощником в нескольких моих экспедициях. Первый раз он сопро­вождал меня в июне 1966 года в поездке по деревням Олонии, затем в 1968 году — по северно-карельским де­ревням. В 1971 году мы с ним неделю работали в рай­оне Тресны в Калининской области, а в 1972 — в селе Падаиы и его окрестностях. В наших карельских запи­сях то и дело можно услышать голос Владимира Рягое­ва, в тех случаях, когда мы, моя жена или я сам, про­сили его, превосходного знатока народной жизни, раз­говорить кого-нибудь из наших информаторов на инте­ресующую нас тему — то о рыболовстве, то об охоте, то о многоступенчатом свадебном ритуале — весь этот круг тем ему досконально известен.

Александр Павлович Баранцев родился 21 апреля 1931 года в деревне Пелдожи Святозерского сельсове­та. Деревня была большая, многолюдная. В 1905 году в ней насчитывалось 55 домов и 325 жителей, но дерев­ня и после еще продолжала расти, так как женатые сы­новья выделялись из родительской семьи «на свои хле­ба», строили собственные дома и обзаводились своим хозяйством. Теперь деревни Пелдожи больше не су­ществует.

Родители Александра Павловича были родом из Пелдожи. У отца, Павла Ивановича, родовая фамилия Никитин оказалась замененной на Баранцев. Мать, Ан­на Игнатьевна Баранцева, по девичьей фамилии Секкоева, или по-карельски Секон-Анни, родилась 21 декаб­ря 1895 года. У Анны и Павла Баранцевых было семь детей, вырастить удалось шестерых. Александр родился предпоследним. В детстве и юности ему много раз при­ходилось переезжать с места на место, жить все в но­вых и новых, непривычных условиях. И может быть, именно из-за этой необходимости постоянного привыка­ния к новой среде, к чужим людям у Александра Ба­ранцева развился такой глубокий интерес к родной де­ревне и ее жителям, что его самые лучшие научные до­стижения связаны с Пелдожами.

В 1938 году Баранцевы переехали в Пряжу; там Александр начал ходить в школу. Летом 1941 года Ба­ранцевы — отец, мать да шестеро детей — эвакуирова­лись сначала в Архангельскую область, где поселились в старинной поморской деревне Брежниво Няндомского района. Деревня располагалась на острове озера Мошар, в ней было всего домов двадцать. Из озера вытекала речка Мошар, впадающая в Северную Двину, в речке было много раков, вспоминает Александр Баранцев. В де­ревне имелась школа, учительницей стала работать стар­шая сестра Александра Анна Павловна Сазонова. В этой школе Александр закончил третий класс и еще проучился пол года в четвертом. В 1943 году вся семья уехала в Просницкий район Кировской области, где после ране­ния работал директором школы муж Анны Павловны, карел-людик из деревни Койкары. Там Александр за­вершил учебу в четвертом классе. Затем последовало короткое ученье в школе ФЗО, и вот уже он стал учени­ком токаря на авиазаводе в городе Кирове. Отца взяли в армию. В конце 1944 года семья вернулась в Петро­заводск и отсюда далее — в Пелдожи, где уцелел род­ной дом. Александр продолжал свою учебу в Святозере; жить пришлось в школьном интернате. Однако отца перевели работать в Петрозаводск, и семья опять была вынуждена переехать на новое место.

Лишь в 25-летнем возрасте Александр поступил на финно-угорское отделение Петрозаводского университе­та. Баранцев кроме того самостоятельно занимался английским языком, и знание английского в дальнейшем помогло ему при овладении специальностью языковеда. Сдав последний выпускной экзамен, Баранцев начал изучать в аспирантуре свой родной язык, родной в под­линном смысле слова, — то есть пелдожский говор людиковского диалекта. Постепенно накопился материал, на его основе в 1968 году была написана кандидатская диссертация «Фонологические средства людиковской речи» (издана в 1975 году), в которой автор успешно пользуется собственным методом — дает максимально детальное описание речи одного носителя говора, речи реальной, со всеми ее нюансами и оговорками, какими бы случайными они ни казались.

В 1978 году вышел в свет сборник образцов речи, имеющий большую ценность не только для языковедов, но и для тех, кто интересуется культурным наследием карельского народа. В книге опубликованы рассказы Анны Игнатьевны Баранцевой о родной деревне и ок­рестных селениях, сведения об их жителях. Отдельно подобран цикл воспоминаний о военных годах. Алек­сандр Павлович тщательно расшифровал тексты, учтя при этом даже ударения, снабдил оригиналы русским переводом. Книга иллюстрирована хорошими картами и фотографиями.

Анна Игнатьевна действительно была прекрасным информатором. В этом я смог убедиться в мае 1979 го­да, когда Александр Баранцев привел меня к своей старенькой матери. Анна Игнатьевна жила тогда вме­сте с дочерью Лидой на улице Мурманской. Когда мы записывали ее, я обратил внимание, насколько все это было для нее привычным делом.

В 1963 году А. П. Баранцев был принят в Институт ЯЛИ на должность младшего научного сотрудника, в 1976 году он стал старшим научным сотрудником.

В мае 1979 года я смог более обстоятельно погово­рить с Баранцевым в Петрозаводске. Он рассказал, что занимается весьма интересным исследованием рукописи с заговорами на русском и «каком-то другом» языках. Эту рукопись более ста лет назад нашел Л. Малинов­ский в Заонежье. Позднее, в 1913 году, В. И. Срезнев­ский установил, что рукопись относится ко второй чет­верти XVII столетия. Изучая этот документ, Баранцев, в свою очередь, сумел показать, что нерусские заговоры написаны на людиковском диалекте в центральных де­ревнях Шуйского погоста, а именно в районе от Шуй­ского Низовья до Ялгубы. Заговоров всего 10 и среди них заговоры от сглаза, от укуса гадюки, от огня и об удачной охоте. И русские, и людиковские тексты заго­воров принадлежали двум колдунам, жителям деревни Андреевской Ялгубской волости Шуйского погоста Гри­горию Меркульеву и его племяннику Кузьме Федорову. Эти знаменитые народные врачеватели лечили самого царя Бориса Годунова, за что тот освободил их от пода­тей.

Виено Петровна Федотова, уроженка самого север­ного района Карелии, родилась 28 июня 1934 года в де­ревне Корелакше, что на берегу великого Топозера. Оба родителя у нее были кестеньгские карелы. Отец, Пекка Лехто, родился в 1906 году в деревне Рёхё (Регозеро), мать, Федосья Ларионовна Власова, родилась в 1912 го­ду в Лохивааре. В 1930-х годах семья поселилась в Ух­те (ныне поселок Калевала), откуда в 1941 году отправилась в эвакуацию в Архангельскую область, где остановилась в селе Ильинском Вычегодского района. Здесь Виено закончила три класса русской школы. До того как пойти в школу, она умела говорить только на родном карельском языке. К счастью, в школе был мудрый педагог: он позволил девочке просто сидеть в классе и наблюдать за уроком. Через полгода, благо­даря такому «слуховому методу», Виено настолько хо­рошо овладела русским языком, что вполне могла об­щаться на нем и в школе, и за ее стенами.

В мае 1945 года пришла долгожданная победа. Все эвакуированные из ухтинских деревень сразу засобира­лись домой, хотя в Ильинском к ним относились совсем не плохо. Местное начальство отговаривало их: не спе­шите, мол, уезжать, как вы там будете жить, ведь у вас там и дома-то разрушены! Однако карелы так истоско­вались по родной стороне, что ничто не могло их удер­жать. Уже на второй день после победы они двинулись в путь. Семья Лехто тоже отправилась вместе со всеми, хотя отца очень просили остаться работать монтером по телефонным и электролиниям.

Несмотря на то, что финские войска не дошли до Ухты, село сильно пострадало во время войны. Много домов сгорело, в том числе и дом Лехто. Отец вместе со старшим братом, который взялся помогать ему, на­чал строить новый дом в Ликопяя: оттуда недалеко бы­ло до столярной мастерской, где он стал работать. Вие­но снова пошла в школу, в класс с преподаванием на русском языке. Таково было желание отца, думавшего о будущем своей дочери. В 7-10 классах русский язык и литературу преподавала Унелма Конкка.

В 1952 году Виено Лехто начала учиться на отделе­нии русского языка и литературы Карело-Финского университета, студенткой вышла замуж. Окончив уни­верситет, она работала с 1957 по 1965 год учительницей в поселке Вяртсиля. В 1965 году Виено Федотова стала лаборанткой в Институте ЯЛИ, а в 1972 году поступи­ла в аспирантуру; ее научным руководителем стал мос­ковский языковед Ю. С. Елисеев. 19 октября 1977 года Виено Федотова защитила в Тартуском университете кандидатскую диссертацию по теме «Фразеологические единицы в карельском языке»; работа была издана в 1985 году. Фразеологический материал диссертации в основном собран самой исследовательницей, отчасти отобран из литературных источников и местных (петро­заводских) архивов. Приложение к монографии содер­жит 416 фразеологизмов, которые взяты, как подчерки­вает Федотова, в Вокнаволоке в 1967-1972 годах из живой речи. Все фразеологические примеры сопровож­даются русскими переводами или объяснениями, поэто­му во многих случаях легко обнаружить русское проис­хождение фразеологизмов. В то же время среди вокнаволокских фразеологизмов встречаются и такие, что, без всякого сомнения, занесены из Финляндии. К сожале­нию, примеры русского или финского влияния исследо­вательница не анализирует.

Заместителем директора Института языка, литерату­ры и истории в настоящее время работает Людмила Фе­доровна Маркианова. Она родилась в 1941 году в ма­ленькой деревне Сарипорог, ныне уже не существую­щей, примерно в 20 километрах от Коткозера. Людмила Федоровна — настоящая карелка-ливвик. Она рано ос­талась сиротой и до 14 лет росла у своей тети.