Глаза Эвакила затуманились. Он неосознанно сжал медальон, свисавший с его шеи. Не будь священник таким толстым, на его скулах точно заходили бы желваки.
— Сомневаюсь, что ты можешь вообразить ту пропасть отчаяния, в которую угодили люди. Лично я не в силах сделать этого. Однако дворяне собрались с силами на удивление быстро. Насколько мне известно, грызню за власть задушили в зародыше: самый решительный бастард почившего короля устранил остальных родственников. С присущим Его Величеству милосердием практически всех — ядом. Нашлась парочка рьяных аристократов, думавших, что они могут вознестись к престолу на горе страны, однако их успокоила петля. Следующим этапом возрождения Аглора должна была стать реконкиста.
Грустная ухмылка мелькнула на лице жреца.
— Надо ли говорить, что все экспедиции, посланные на запад, обернулись поражением? Даже хуже: резнёй, после которой те, кто поднял флаг за павшими, увидели, как их мёртвые соседи и друзья идут на них с огнём скверны в глазах. В тот момент все осознали, что окончательное поражение не за горами. Даже если бы удалось остановить натиск неупокоенных, осколки Реманской империи растащили бы ослабевшее королевство на куски. Они бы сделали это и раньше, однако не позволили постоянные дрязги, из которых они не могут выбраться и сегодня. К тому же вместе с землёй Аглора шло опасное наследство в виде орды мертвецов…
— И вот тогда появились первые послы. Никто не понимал, почему Владыка решил пощадить нас. Этого не понимают и сегодня. Но вместо окончательного завоевания мы заключили Соглашение, которое действует и по сей день, на удивление во многом ограничивая Его слуг. Может быть, Владыка опасался, что реманы объединятся и он не сможет сдержать напор трёх стран. Может быть, Он не хотел привлекать внимание материков, у которых наверняка запросили бы помощи. Может быть, однажды всю Мельту накроет волной невероятно мощного тёмного заклятья, которое превратит всех живущих в ходячих мертвецов. Мы существуем по милости того, кто сравним по силе с демонами древности, с которыми на равных боролись Триединые. Кто знает, какие мысли бродят в его голове… если она у него есть.
Эвакил нащупал бурдюк с водой в глубине телеги и смочил горло.
— Одно могу сказать точно. Мы, подданные Аглора, ненавидим Владыку и тех, кто служит Ему. Если для победы над Ним и его прихвостнями потребуется уничтожить мою бессмертную душу, я с радостью принесу эту жертву.
Я почувствовал, как дерево подо мной стремительно нагревается. Раз за разом осознание того, в какой кромешный ад я попал, подталкивало заорать во всё горло: «Я не заслуживаю этого! Верните меня обратно!»
Для чего меня призвали? Чтобы примирить стороны, победить Владыку, завоевать для него мир, взойти на престол новым Владыкой? Почему-то крепло подозрение, что в конечном счёту я займу место пешки, которую сотрут в порошок суровые жернова жизни. Нет уж, поклялся я, этому не бывать. Я ничем не обязан ни одному человеку, которого повстречал в этом мире. Я не позволю себе умереть за чужие интересы. Здешние разборки меня не касаются, и всё, что нужно сделать, — это найти выход, пока не стало слишком поздно.
Наверное, не стоило говорить Эвакилу, что Вероника вознамерилась посвятить меня в рыцари. Я решил сменить тему:
— А где Ла… госпожа Ланда?
— Скорее всего, в авангарде, — пожал плечами жрец, но от меня не укрылось, как смягчились черты его лица при упоминании магички, — Она весьма активная особа. Вся в брата… до того, как он превратился в того, кто он сейчас.
— Такуми!
Обернувшись на окрик, я увидел Веронику. Держалась в седле она, как заправский ездок, расслабленно и с той небрежностью, которая позволительна профессионалам. При побеге я точно бы только мешал ей — даже в качестве груза, переброшенного через спину лошади.
— Какую ложь Триединых тебе скормили на сей раз?
Я замялся. Откровенно говоря, одного взгляда на обладавшего некоторой схожестью с ящером скакуна пепельноволосой девушки, или на её кинжал, или в её глаза, хватало, чтобы понять, что рассказы Эвакила близки к правде настолько, насколько позволяла его пристрастность.
— Ничего интересного. Обычная болтовня ни о чём, чтобы скоротать дорогу, — ответил за меня Эвакил. Вероника скептически подняла брови, но промолчала.
— Интересная у тебя лошадка… Никогда не видел похожих на неё, — осторожно сказал я, — Как её зовут?
Вероника тронула поводья, и конь перешёл на прогулочный шаг, позволив ей быть на одном уровне с повозкой.
— У него нет имени. Эта порода специально выведена для того, чтобы усваивать корм, выращиваемый в Мадиле, и не бояться его подданных. Обычные животные нервничают при приближении неупокоенных.
— Так Мадил — это человек или государство?
— Владыка един с его землёй! — выпалила Вероника, возмущённо вскинув подбородок. Надо отдать ей должное, этот жест был чертовски мил. Эвакил закашлялся, и я уловил в этом кашле едва слышимое: «Как же, его», — Невозможно отделить величие Владыки как личности от его свершений и того благоденствия, что он привнёс тысячам неупокоенных и тем, кто нашёл окончательное посмертие.
Видимо, развязывание смертоубийственной войны не являлось для Владыки помехой на пути к благоденствию. Но я сомневался, что кто-то настолько фанатичный, как Вероника, осознал бы основы гуманизма.
Мы перебросились ещё парой слов, и Вероника оставила нас, уехав вперёд. Вскоре я заскучал, но жрец не выглядел готовым продолжать общение, так что оставалось только вертеть головой по сторонам. Пейзаж не внушал: с двух сторон дорогу окружали деревья. С превеликим удовольствием махнулся бы местами с теми, кто с пеной у рта отстаивал романтику неспешных поездок. На мой взгляд, когда единственный выбор заключался в том, ехать ли в повозке и отбивать зад или идти пешком и глотать пыль, такие путешествия следовало посылать куда подальше при первом намёке на них. Увы, мне такой роскоши не досталось.
Какое-никакое движение началось, когда мы вышли из леса на равнины. Отряд стал готовиться к привалу. Мне выдали котелок и приказали наполнить его. Рейнджер из меня получился бы никудышный: в поисках ручья я почти заблудился (и это в полях!) и пару раз угодил в овраг, причём второе падение едва не стоило шеи. На фоне этих достижений мысли о побеге я задвинул в далёкий ящик. Городской житель не прожил бы в дикой природе и трёх дней.
На обед дали посредственную мясную похлёбку, приправой к которой служила прокалённая в горшке зола неизвестного растения. Рассчитывать на разнообразие специй не приходилось, но отсутствие даже соли и перца удручало неимоверно.
Путешествие выдалось незапоминающимся. Иногда мы проезжали мимо деревень, но остановок не делали. Видимо, припасов хватало и без этого. Поселения выглядели более запущенными, чем та деревня, откуда мы начали путь. Потом равнины вновь сменились лесом. Из других событий… однажды Вероника и Эвакил вступили в жаркую перепалку, когда жрец узнал о намерении девушки сделать меня рыцарем.
В тот момент мне показалось, что вспыльчивая слуга Владыки поубивает всех поблизости. Что ж, всё больше причин надеяться на то, что комиссия решит не отдавать меня ей… На всякий случай я уточнил у Эвакила, существовало ли в Аглоре рабство. Феодальные отношения между дворянами и крестьянами имелись, однако без оснований объявить тебя собственностью другого никто, кроме короля, не мог. Очевидное исключение в виде царствующей особы походило на дань абсолютизму, хотя на практике, как я подозревал, без согласия большинства дворян король обладал малой властью.
За всё время путешествия Ланда так и не показалась на глаза, предпочтя двигаться в авангарде. Скорее всего, она не горела желанием встречаться с Вероникой.
Когда на горизонте показались городские стены, я чуть не стал прыгать от радости. Пусть короткое, но странствие измотало донельзя. Я всей душой надеялся, что в столице для путников найдутся горячие ванные, потому что холод местных рек и озёр отбивал желание купаться. И это несмотря на то, что стояла только ранняя осень! От здешних ветров слабо спасала даже куртка, которую выдали обозники.
От нетерпения дрожали ноги, то ли призывая пуститься в пляс, то ли поторапливая. Я поймал себя на странной мысли: до сих пор не удосужился выяснить название столицы. Впрочем, эту проблему решил Эвакил, сообщивший, что впереди Новая Литеция. Не трудно было сообразить, что Старую Литецию сделал своей резиденцией Владыка.
Усилием воли я успокоил взбудораженное тело. Ожидание изматывало, но результат заслуживал того. Скоро я попаду в цивилизацию.
Глава 6
Какую картину рисует воображение при словах «столица средневекового королевства»? Начать нужно с окраины. Прежде всего, у самой городской черты стоят неуютные деревянные хибары, готовые (если судить по обманчивому внешнему виду) в любой миг обрушиться на головы нерасторопных, но смелых обитателей.
Это, впрочем, далеко от истины: местные жители просто не любят привлекать внимания к тому, что творится внутри. А что может быть лучшей маскировкой, чем видимый упадок? В этих хижинах, чьи подвалы много больше надземной части, обитает низшая каста теневой жизни города. Трущобы кипят лихорадочной жизнью, а их редкие обыватели не выходят за порог, стоит солнцу уйти за горизонт. Стража избегает этих кривых улочек, никогда не видевших света городского фонаря.
Чуть ближе к стенам — квартал бедняков, ещё не обитель зажиточных горожан, но уже не преступный вертеп. Фасады ветхих зданий содержатся в относительном порядке. Здесь впервые появляется мощёная дорога, робко проглядываясь одиночными камнями в запылённой земле.
У самого рва, глубокого, питаемого несколькими реками и населённого опасными тварями, проживает элита… пусть будет Нижнего города. Впервые появляются двухэтажные дома. Из конюшен доносится жизнерадостное ржание, разворачиваются полноценные торговые ряды, а трактиры полнятся путешественниками.
Верхний город отделён от Нижнего не только рвом, через который прокинут мост на толстых хорошо смазанных цепях. Высятся толстые стены, причём внешняя заметно ниже внутренней, чтобы проще обороняться при осаде. На них виднеются силуэты часовых, а в круглых башнях, размещённых на равном расстоянии друг от друга, ждут своего часа котлы для кипящего масла, баллисты и кучи приготовленных заранее булыжников. Вход в башни тщательно охраняется, ведь в них, как правило, размещены оружейные для народного ополчения.
Верхний город разделён на радиальные кварталы, имеющие отчётливо гильдейские корни. По одному виду улицы, на которой очутился, можно угадать, какому купеческому союзу или ремесленному цеху принадлежит это место. Особняком стоит церковный сектор. В его центре величественно располагается второе по высоте здание города — главный храм, чей шпиль всё же не осмеливается посягнуть на первенство королевского замка.
От досады я закусил губу. Новая Литеция была совершенно не такой. Больше всего внешняя часть напоминала разросшуюся деревню. Разглядеть хоть какой-то замысел проектировщика не удавалось и при самом тщательном рассмотрении. Безусловно, и городская стена, и ров действительно присутствовали. Но ров выглядел практически пересохшим, а кладка стены — настолько небрежной, что вряд ли выдержала бы несколько попаданий из катапульты. Общего с величественным образом, который я почерпнул из одной игры, нашлось мало.
Я похолодел, представив, какого уровня удобств следовало ожидать. Конечно, что угодно побеждало в сравнении с походным образом жизни, однако столица Аглора откровенно недотягивала до своего высокого статуса. Я поделился соображениями с Эвакилом, и он пожал плечами:
— Твоё описание очень похоже на то, что рассказывал мне отец про Старую Литецию. Однако Его Величеству выбирать не приходилось. Никто просто так не отдаст свой манор в королевское владение, а получить дворянское восстание, когда воюешь с Мадилом, было смерти подобно.
— Разве он не мог просто взять владения тех, кто поддерживал его соперников на трон?
Жрец криво усмехнулся.
— Борьба за престол и проигрыш твоей фракции — это одно. Посягательство на наследные земли — совсем другое. Сын мог присутствовать на казни отца, который боролся против Его Величества, а затем поклясться Ему в верности. Но если бы король заговорил о том, чтобы забрать его поместье… особенно безземельный король… Родовая гордость любого дворянина вынудила бы его поднять бунт в мгновение ока, — Эвакил почесал щёку, — Новая Литеция ранее носила другое имя. Эти земли передал в пользование Его Величеству барон ван Ашбертон, Его первый и наиболее верный вассал, перед тем как скончаться. Однако похвастаться богатством он не мог, как легко заметить и сейчас. На территории сегодняшнего Аглора есть города намного крупнее. Однако, как ни посмотри, это ничто в сравнении с тем, как выглядела наша страна несколько десятков лет назад.
Он посмотрел на меня.
— Очень многие хотели бы вернуть Аглору былую славу… и территорию вместе с ней. Особенно Его Величество, который находится в довольно подвешенном состоянии. Однако Он стар, а вот Его дети…
Эвакил помолчал, словно колебался, стоит ли продолжать.
— Выросло новое поколение, и ему тесно в старых границах. Его Величество стар, и передел власти не за горами.
Наверное, кому-то эти сведения дали бы немало пищи для размышлений. Проблема заключалась в том, что информацию получил я, который не имел ни малейшего понятия, как ею распорядиться. Единственное заключение — бежать со всех ног, пока не рвануло, — из-за множества факторов пока отвергалось как бесполезное.
Наш отряд подъехал к воротам. В авангарде затрубили, и в воздух взмыло бордово-зелёное знамя. Городская стража, с ленцой осматривавшая маленький обоз, подобралась, звучными голосами погнала в сторону телеги, мешавшие нам проехать. Ругаясь сквозь зубы, возницы отвели повозки с дороги.
К счастью, мощёная дорога в столице всё же имелась. Правда, довольно извилистая, а в многочисленных ответвлениях виднелась старая добрая утоптанная земля. Насколько я мог судить по открывшимся видам, надеяться на какой-либо генплан города не приходилось. Немного утешали попадавшиеся на глаза двух- и трёхэтажные каменные дома, но восхищения архитектурой иного мира пробудить в себе я так и не смог. Уж больно примитивно они выглядели на взгляд современного человека. К тому же, как мне показалось, на улицах было попросту грязно.
Мы проехали пару площадей и приземистое здание со странным символом над входом, которое я определил в местную церковь. Возле него нас покинул Эвакил вместе с изрядной долей повозок. Дальше я шёл пешком в окружении поредевшего числа стражников, благо они не спешили. Тогда же я заметил Ланду. Похоже, она решила сопровождать меня и Веронику до дворца.
Наша процессия остановилась возле на удивление высокой для Новой Лютеции ограды. Ворота в ней пытались украсить чеканкой, чтобы выделить на фоне царящего убожества. Ланда перебросилась парой слов с капитаном солдат, и тот — по-прежнему на коне — подъехал к вышедшим встречать нас привратникам.
На территорию дворца, впрочем, из всего отряда попали только трое: Ланда, Вероника и я. Солдаты отправились обратно. Дворец, конечно, был весьма условным: баронское поместье, на которое навели поверхностный лоск. Я не представлял особенностей налоговой системы Аглора, но подозревал, что средств для того, чтобы превратить захолустный город в столицу королевства, потребуется намного больше, чем были готовы отдать дворяне. Однако палисадник всё-таки впечатлял: сразу у ворот во все стороны разбегались аккуратные гравийные дорожки, петляя между ухоженных клумб. Под сенью деревьев были заботливо расставлены скамьи, а подступы к маленьким мраморным фонтанчикам охраняли внушающие уважение статуи воинов в полный рост.
Встретили новоприбывших дворцовые стражники, которые удостоверились, что у меня и Ланды нет оружия: блондинка с выражением явного неудовольствия на лице отдала одному из них шпагу. Один из стражников повертел выключенный смартфон и, видимо, сочтя его неопасным, отдал обратно.
К Веронике охрана не приблизилась, и пепельноволосая девушка, поглаживая рукоять ритуального кинжала, сама направилась в глубь сада. За ней поспешила девушка в одежде служанки. Меня тоже взяли в оборот, но, к сожалению, слуги-мужчины. Они вежливо, но твёрдо показали, куда надо идти. Обернувшись, я увидел, что Ланда разговаривает с мужчиной, одетым в украшенную золотом ливрею. Они оба смотрели мне вслед.
Идти пришлось довольно долго. Сперва мы прошли сквозь палисадник, оказавшийся большим, чем я представлял, затем через незаметную дверь в стене попали в само поместье. Коридор был узким и плохо освещённым. Судя по всему, меня вели по проходу для слуг, и я мысленно приготовился к тому, чтобы спать в конюшне или каком-нибудь бараке. Однако удача была на моей стороне: в конце тоннеля нас встретило благородное свечение канделябров и тихий шорох толстых ковров на зеркальном паркете.
Выделенные покои по размеру превышали мою квартирку в Японии: две комнаты и уборная. Состояние последней, а вернее, предлагаемые ей удобства, меня не впечатлило, однако после жизни в дороге и ведро с серебряным теснением и сидушкой воспринималось как божий дар. Большую же часть спальни занимала огромная кровать, на которой вполне реально было потеряться. К сожалению, её обманчивая мягкость после первой же проверки обернулась жёсткими матрасами, но я и не собирался на ней прыгать.
На фоне кровати бледнели шкафы и прикроватная тумбочка. Их рука творца тягой к гигантизму не наградила. Гостиная же предназначалась для встреч: об этом свидетельствовали многочисленные кресла и вытянутый диван, у которого отирался деревянный стол. Его поверхность составляли тонкие пластинки похожего на малахит камня. Чтобы завершить образ средневекового представления о роскоши, самую малость не хватало камина.
Раздеваться я не стал. Сильно теплее, чем на улице, во дворце не было. Так в одежде я и лёг на постель. Руки сами вытянули смартфон. Я включил его, чтобы оценить остаток заряда. Сорок три процента. Не густо. Я старался постоянно держать его выключенным, но физику обмануть не получалось. В принципе, большую часть энергии я потратил в первый день пути, когда возникла дикая мысль: телефон являлся ключом к всемогуществу.
Например, в нём могла находиться база знаний по этому миру, книга великих заклинаний или сила, способная изменять мир по воле владельца. К несчастью, этим надеждам не суждено было сбыться. Смартфон остался обычным высокотехнологичным куском бесполезности, заряд которого из-за отсутствия сети уходил с бешеной скоростью, — пока я не додумался включить режим полёта.
Возможно, в будущем получится разыграть карту с фотографиями, но сильно рассчитывать на это не приходилось. В конце концов, даже со всеми предосторожностями он едва ли доживёт до следующей недели. Я убрал смартфон в карман и заложил руки за голову. Из груди вырвался протяжный вздох, аккомпанементом к которому стало бурчание живота.
— Так! — вскочил я, — Не время предаваться унынию, Такуми!
Осторожно выглянув из двери покоев, я обнаружил стражника. Попытке выйти тот не обрадовался, и я осознал, что в ближайшее время буду почётным королевским узником.
— Хотя бы поесть и помыться мне тут дадут? — спросил я его. Стражник пожал плечами:
— До ужина вам могут принести лишь еду слуг. А что до ванной… У входа должен висеть колокольчик. Позвените в него, и вам всё расскажут.
Бедняга явно не понимал, как вести себя со мной. Честно говоря, я тоже не понимал, на каких правах тут нахожусь, так что моментально ощутил симпатию к товарищу по несчастью. Тем более что он пригодился мне.
У дверного косяка действительно обнаружился крошечный золотой колокольчик. Я дёрнул за его язычок и увидел, как задрожала нить, уходившая от него в стену. Несколько минут спустя раздался стук. Я крикнул: «Входите!», и на пороге показалась миловидная девушка, одетая горничной. Костюм отличала неоправданная закрытость. Лично я, воспитанный на представлениях о горничных в аниме, рассчитывал, что он будет менее строгим. Но всё же это было настоящее платье служанки! Девушка сложила руки на белом переднике и поклонилась, непослушная прядь рыжих волос выскользнула из-под чепчика.
— Добрый день, господин. Меня зовут Айра. Я — личная служанка господина на время его пребывания во дворце.
От счастья спёрло дыхание. Айра меж тем продолжала:
— Насколько мне известно, господин желал бы поесть и помыться. К сожалению, пока что у нас есть только простая еда. Подготовка же ванны займёт не более часа. Господин желает, чтобы мы начали приготовления?
— Д-да.
Айра улыбнулась и снова поклонилась.
— Как пожелает господин.
Наконец, хотел воскликнуть я. Наконец хоть один штамп воплотился в жизнь. Если мне суждено умереть, я умру счастливым, зная, что симпатичная девчонка называла меня господином.
Я сделал пару глубоких вдохов. С другой стороны, не из-за чего так сильно радоваться. Я по-прежнему нахожусь неизвестно где с неясными перспективами относительно дальнейшего существования. Если подумать разумно, ликование моё сильно напоминало истерику, вызванную неожиданным слиянием шаблона с реальностью.
Сложно объяснить, но часть сознания всё ещё воспринимала происходящее как что-то невозможное, продолжение утреннего сна, должное вскоре испариться без следа. И когда в окружении вдруг возникали осколки старых представлений о том, как работало попадание в теории, они, как ни парадоксально, лишь сильнее напоминали, что всё происходило по-настоящему. Я потёр лоб. От раздумий о том, как устроена человеческая психология, болела голова.
Принесли еду. Ничего особенного по меркам Японии: мясной бульон с травами и варёная картошка. Однако после того, что приходилось есть до этого, было чертовски вкусно. По крайней мере, здесь знали о существовании приправ. Мастерски орудуя ложкой и вилкой (искусство, приобретённое за время перехода), я покончил с трапезой в два счёта.
В ожидании ванны я прилёг на диван. Похоже, меня одолел сон, поскольку осторожный голос Айры стал полнейшей неожиданностью.
— Ванна для господина готова. Господину желательно подняться, чтобы её могли разместить тут.
Я заморгал. Разве ванну принимают не в ванной комнате?
В гостину вошли два слуги, которые бережно перенесли часть мебели ближе к дивану, освободив центр комнаты. После этого они занесли подмостки, на которые установили бадью и наполнили её горячей водой. Я скептически сощурился. Сидя вытянуть ноги в этом ведре не получилось бы даже мне, а я похвастать внушительной комплекцией не мог при всём желании. Вот так устроены в этом мире ванны? И для чего потребовалось столько времени? Неужели для нагрева воды? Мир без бытовой магии и развитой технологии внушал отвращение.
Айра положила на стол несколько полотенец, на которых покоились пара кусков мыла и жестяная коробочка с полупрозрачными кристаллами. Поймав мой недоумевающий взгляд, горничная пояснила:
— Это ароматические соли. На тот случай, если господину захочется пены и расслабляющего запаха.
К последней части фразы я отнёсся с изрядной толикой насторожённости. Кто его знает, что тут подразумевают под расслаблением…
— Господин желает помощи? Я могу натереть тело господина, — интонация Айры, склонившейся в полупоклоне, не изменилась. Эта была всё та же нейтральная благожелательность, с которой она говорила до этого. Однако это предложение стало полной неожиданностью. Я слегка покраснел.
Чёрт побери, а что считается пристойным в этом мире? Ничтоже сумняшеся, я полагал нормы приличия такими же, как на Земле. Но если подумать, то даже в Японии разных эпох одни и те же шаблоны поведения могли считаться как естественными, так и глубоко порочными. Следовательно, требовалось нащупать границы позволительного, дабы не опозориться в дальнейшем… Ведь так?
Я поколебался, но чисто научный интерес переселил робость.
— Только натереть? Или… с продолжением?..
В глазах Айры промелькнуло презрение. Она выпрямилась.
— Господин перепутал королевский дворец с борделем?
Кажется, я только что опустился в её глазах на десяток пунктов. С другой стороны, она всего лишь прислуга… И к тому же я был уверен, что такие предложения, поступи они от благородной особы, воспринимались бы совсем иначе. Это означало то, что мой рейтинг в местной табели о рангах недотягивал до дворянина, только и всего. Но это всё равно было… неловко. Я суетливо поблагодарил Айру и отпустил её. Можно было заставить её помыть меня, но после того, что я сказал, атмосфера сконфуженности, сгустившаяся в комнате, не давала вздохнуть свободно. Да и, в общем-то, я привык мыться сам. Всё ещё ощущая деревянность мышц лица, обожжённых стыдом, я принялся раздеваться.
Помывшись, я позвал слуг, которые вынесли ванну из гостиной. Когда я остался в одиночестве, то со вздохом откинулся на диване, прикидывая, что делать теперь. Аглорское мыло не выдерживало сравнения с земным: на коже даже после тщательного ополаскивания сохранялось чувство стянутости, как будто на тело налипла плёнка, при движении неприятно скользившая о ткань.
— Словно и не мылся, — констатировал я, пригладив ещё влажные волосы.
В голову от безделья полезли дурные, бесполезные мысли: об оставленном мире, школе, занятия в которой должны были вот-вот начаться, родителях… девушке, ради подарка которой я копил деньги, прокачивая персонажей. Лица знакомых одно за другим вставали перед мысленным взором. Друзья, враги… и Атсуко, снова и снова, как бы ни старался я прогнать её образ. Спокойные, чуть грустные глаза девушки, которую я любил, въедались в душу, наполняя проделанные дыры запоздалыми сожалениями.
Сейчас уже не сказать, было ли решение признаться в любви в день её рождения удачным. То, что не попробуешь на практике, так и останется навечно теорией. Я прикинул по времени: получалось, что роковой день наступит завтра. На этот раз мне достало бы смелости рассказать Атсуко о своих чувствах… в отличие от двух прошлых попыток.
В свете недавних событий, однако, нерешительность сыграла на руку. Меньше одним человеком на той стороне, что будет скучать по исчезнувшему Накагаве Такуми, шестнадцатилетнему старшекласснику родом из Аракавы. Интересно, что скажут родители, когда вернутся из очередной затянувшейся командировки. Произойдёт это не раньше начала осени: запаникуют ли они, когда на очередной дежурный звонок никто не ответит?
Я заёрзал на месте, стараясь стряхнуть с себя чувство вины. С другой стороны, кого винить в сложившейся ситуации, если не Веронику с её таинственными ритуалами? Я закрыл глаза и представил огонёк тьмы вроде того, что возник в ладонях во время проверки магического потенциала.
— Дыши ровно… сосредоточься…