Пограничье

Феломена замолчала. Потом удовлетворённо кивнула мне головой и снова я услышала её спокойный голос, и снова образы передо мной становились частью меня, и я повторяла и повторяла вслед за Феломеной, понятные только ей слова.

— Ну вот, теперь ты можешь и огонь вызвать, и от огня заслониться. Можешь набросить верёвку, чтобы обездвижить человека, а можешь отвести от себя глаза противника. Надо только подумать об этом. Я хочу тебе рассказать про один приём, которым пользуются ведьмы клана Великой Чёрной Брутхи. Тебе нужно ему научиться, чтобы Он подумал, что ты принадлежишь к их клану. Когда ты подходишь к ведьме, или к колдуну, ты должна быстро сделать жест, будто ты дотронулась до своего пупка. Вот так — Она быстро приложила левую руку к животу и свела большой палец и указательный, будто мошку раздавила. — Это значит, что ты установила связь с кем-то из клана. Этот знак очень хорошо известен Ему. И это заставит его задуматься, почему ведьмы Великой Чёрной Брутхи заинтересовались Татьяной. Он же понимает, что Татьяна является одной из потомков бывшей ведьмы этого могущественного клана. Ты, конечно, не установишь ни с кем связь, потому что не являешься частью клана, но он этого не знает. Просто хоть ненадолго, но насторожится.

— Когда мы к ним пойдём? — Спросила я.

— Скоро. Они уже знают, откуда ты вызвала Татьяну, и Рада поняла, чей это дом. Они ищут, и не могут найти тебя. Рада прощупывает твой след. А его-то как раз нет. Но Лушка видела Алексея, знает, что вы вместе с ним приехали. Поэтому, у них один выход — это забрать его к себе. Как только его заберут, они оставят тебе послание, и пригласят к себе. Вот тогда мы с тобой и появимся у них.

— А как мы узнаем, когда Сакатова они заберут?

— Я увижу. Твой Сакатов сейчас сидит с моим зятем, и ждёт, когда ты вернёшься с Татьяной. Тася сказала им, что вы сейчас вместе, и они все там немного успокоились, хоть и не понимают, куда вы исчезли. Вот для этого и нужна была такая тайна, даже от Алексея, чтобы не прочитали их.

— Вы слышите, о чём они говорят?

— Даже не хочу слышать. Зять мой, как всегда, костерит меня. Ничего нового.

Я про себя посмеялась, вспомнив, как Дмитрий Семёнович говорил, что лучше бы оставил Феломену в деревне. Надо будет сказать ему, чтобы следил за своими словами, когда бабушка жены — ведьма.

Феломена оглянулась на Татьяну, потом сказала мне:

— Мне придётся убрать некоторые её воспоминания о днях, проведённых ею в поселении. Она и так всё ещё не в себе. Умеет этот Кощей шокировать. Я у него и пострашнее вещи видела, сколько раз он заманивал людей в своё поселение! Ничего человеческого в нём уже не осталось. Но чтобы он натравил на свою ведьму свору, этого никогда не было. Совсем озверел. Он всю мою жизнь, пока я была в его круге, хотел, чтобы я насылала на людей проклятья. И чтобы обязательно смертельные. А я не могла. Люди и сами неплохо себя в могилу загоняют. Знают, что идут не туда, но со своим чёртовым упрямством становятся как одержимые. И ещё, всем хочется, чтобы, как только возникнет у них какое желание, так чтобы оно сразу сбылось. Хорошо ли это, плохо ли, к добру ли, к худу ли, это не важно. Хочу и всё. Да. Ещё и сердятся, если я отказываю, и говорю, что надо сначала подумать и всё взвесить. Вот пять раз сделай человеку хорошо, а один раз откажи, и всё, сразу забывают хорошее. Сколько раз я хотела переехать отсюда, уехать далеко, чтобы не видеть больше никого. А потом выйду из дома, огляжусь, и думаю: «Ну как я отсюда уеду! Родное всё. Разве смогу я жить в другом месте! Нет, не смогу, с тоски помру». Так и прожила всю свою жизнь в своей деревне. И в поселении у него не стала жить, как он ни пытался меня туда притащить. А Марфа, ныне погибшая, раньше жила в деревне Чудиново, это отсюда шестьдесят километров. Так и не побывала она в своей родной деревне перед смертью. — Глаза у Феломены стали как грозовое небо — Ничего, за всех спросим с него. И за мамку мою, и за Марфу, и за всех, кого он погубил за эти долгие триста лет своей жизни.

Потом мы долго сидели с ней молча, она смотрела на свои горящие свечи, а я просто смотрела перед собой. Я вспомнила, что ещё хотела спросить у Феломены.

— Феломена, а как так получилось, когда я первый раз у вас здесь очутилась, мы с вами долго разговаривали, а на самом деле прошло, буквально, одно мгновение? Сакатов так и не понял, что меня долго не было.

— Ты слышала часы?

— Да, я по ним Вас и нашла.

— Как только ты оказалась у меня, я остановила их. Поэтому время, проведённое здесь, для тебя растянулось, пока ты не вернулась обратно. А сейчас часы идут, и время везде течёт одинаково.

Вдруг Феломена наклонила голову к воде и сказала:

— Всё, Алексей у них. Тебе пора. К Тасе в дом сейчас не возвращайся. Вспомни дорогу перед въездом в Костомарово, туда выходи. Позвони Тасе, они тебя заберут из деревни. У Веры Суриной есть её номер. Когда найдёшь послание, попроси, чтобы зять тебя довез до леса, который возле вокзала. Там мало кто ходит. Дождёшься, когда он уедет, пройдёшь подальше вглубь леса. Сама выберешь место, где понравится. И убедись, что ты одна. Поняла?

— А зачем к Тасе-то возвращаться, мы же знаем, что Сакатов у них, может, сразу вы Таней обернётесь? Что время зря терять.

— Нет, делай, как я сказала. Иди, Оля.

Глава 5. Золотой мир

Я сотворила знак выхода из пограничья, и очутилась на дороге в том месте, откуда впервые увидела Костомарово. Я пошла по дороге мимо дома Феломены, на ходу набирая номер Сакатова. Чтобы точно убедиться, что он не ответит. Не то, чтобы я не доверяла Феломене, просто на всякий случай. Абонент не доступен. Да, абонент сейчас среди ведьм.

Я дошла до дома Веры Павловны. Она подметала во дворе, что-то напевая себе под нос. Её кошка сидела на столбе ограды, и, увидев меня, пошла по низенькому забору мне навстречу. Я погладила её по голове. Кошка потянула носом воздух и уставилась на меня. Что-то, наверное, почуяла. Хорошо, что кошки не разговаривают. Вера подняла голову, увидела меня, и махнула мне рукой, приглашая зайти. Я поздоровалась с ней и попросила у неё номер Таси Волковой.

Мы зашли в дом. Тихо потрескивали дрова в печке, на раскалённой плите стояла кастрюля, и в доме вкусно пахло гречневой кашей. Вера достала записную книжку, открыла её и подала мне. Тася мне ответила сразу, и тут же передала трубку Дмитрию Семёновичу. Он коротко спросил:

— Вы где?

— В Костомарово. У Веры Павловны.

— Вы одна? — И в голосе у него послышалась надежда.

Я ответила, что одна, он вздохнул и сказал:

— Выезжаю.

Мы с Верой поговорили о погоде, о пользе гречневой каши, и после недолгого молчания я сказала ей:

— Вера Павловна, ваша мама доживает последнюю жизнь. Я хотела вам это сказать, чтобы Вы были готовы к этому. Пожалуйста, не расстраивайтесь, хотя я знаю, что слова совсем не помогают в таких ситуациях.

Она грустно улыбнулась мне и сказала:

— Знаете, Оля, это хорошо, что у неё последняя жизнь. — Видя, как я удивлённо вскинула брови, она пояснила — У меня тоже это последняя жизнь, в смысле единственная. Не будет меня, кто за ней будет ходить? Она не сможет тут одна, она ведь не обычная кошка. И затоскует без меня. Так что это хорошая новость. И спасибо, что предупредили.

Вера меня не спрашивала, откуда я это знаю. Может, догадалась. Она принесла из кладовки красных яблок и угостила меня.

— Правда, медовые? Во рту тают! И хранятся долго. Пойдёмте, Оля, я вам свой яблоневый сад покажу.

Мы с ней прошли через огород, и она мне показала свой яблоневый сад. Деревья стояли ровно, рядок к рядку, стволы побелены, форма кроны у всех аккуратная, круглая. Я даже залюбовалась. Она мне рассказала про каждое деревце, какой сорт, откуда привезено, какие яблочки даёт. Я думаю, она всё равно расстроилась от новости, какую от меня услышала, поэтому и пытается не думать об этом.

Потом мы снова вернулись в дом, и она накормила меня гречневой кашей, томлённой в печи. Видимо мысли её были только об одном, потому что она мне сказала:

— Когда я приехала из Бреста, а мне тогда было уже сорок три года, зашла в пустой дом, села возле маминой пустой кровати и разревелась. Сижу реву, думаю, поеду жить к дочке, в город, что мне тут одной делать. И слышу, как в окно вроде кто-то стучит. Я посмотрела в окно, а там мама моя стоит. А мне уже сказали соседи, что пока я была в Бресте, маму в больницу увезли, она там и умерла. Гроб закрытый привезли в деревню, а Феломена организовала похороны и поминки. Я ведь не знала, что Феломена заморочила в больнице всех, чтобы подумали, что мама умерла. Так вот, увидела я маму в окне, обрадовалась. Выскакиваю в ограду, а там чёрная кошка сидит. Увидела меня, ко мне подошла, давай ластиться. Я её ногой отодвинула и побежала за ворота. Не знаю, куда кинуться. А тут Феломена по улице ко мне навстречу идёт. А я стою и реву, понимаю, что мне мама поблазнилась. Феломена меня обняла, прижала к себе, мы так с ней и зашли в дом, а кошка за нами. Тогда я всё и узнала.

Она говорила, а слёзы бежали по её щекам. Я взяла её за руку и сказала:

— Может, и не надо было её … ну, в кошку превращать?

— Так она бы мучилась, ни жива, ни мертва. — Она вытерла слёзы — Она не хотела мне передавать своё проклятье. И я её понимаю. Не знаю, на что бы я тоже пошла ради дочки. Но ни за что бы я не хотела ей такой участи. А теперь мама избавила нас от этого. А Феломена избавила маму от страшных мучений.

На улице загудела машина, это приехал Дмитрий Семёнович. Мы попрощались с Верой, и я вышла на улицу. Только я села в машину, Дмитрий Семёнович первым делом спросил меня про Таню.

— С Таней всё хорошо, она надёжно спрятана от тех, кто держал её в плену. Домой ей возвращаться опасно, вы же поняли, что от них нет запоров. А там, где она, там она в безопасности. Я её видела, разговаривала с ней. Не волнуйтесь. Сейчас вопрос номер один — Шифин со своими колдуньями. Я этим занимаюсь.

— А Вы сможете? — Недоверчиво спросил он.

— Мне помогают. — Уклончиво ответила я.

Он украдкой взглянул на меня, поёрзал на сиденье и тихо сказал:

— Алексей пропал. Прямо из дома. Сидели на кухне с ним, по рюмашке приняли. Нам Тася коньячок поставила на радостях. Она, когда увидела Танюшку с Вами, сразу успокоилась, сейчас сидит и ждёт вас дома. Тася тоже с нами выпила, посидела немного и пошла хозяйством заниматься. А мы сидим с ним на кухне, за жизнь нашу говорим. То да сё. Пошёл я достать из кладовки ещё грибочков, возвращаюсь, а его нет. Ну, думаю, по нужде отошёл. А потом понял, что украли его. Вот. А Вашего номера телефона у меня нет. — Он опять взглянул на меня — Его эти же забрали?

— Да. Но они, если его забрали, должны были сообщение для меня оставить. Что-то необычное заметили?

— Конечно, заметили, его же со стулом прямо не стало.

Мы подъехали к дому. Тася трясла половички на улице. Я повторила ей про Таню всё, что сказала Дмитрию Семёновичу, и ещё добавила:

— Скоро она вернётся. Она о вас беспокоится, как вы тут. Пожалуйста, ни с кем не говорите о ней.

Тася согласно кивнула головой. И мы с Дмитрием Семёновичем прошли мимо неё в дом. Я прошла сразу на кухню. Конечно, у меня нет такого опыта, чтобы распознать колдовской подклад. Я ничего необычного не увидела. Вроде бы и чувствую что-то, в пальцах небольшое покалывание, а понять ничего не могу. Потом я позвала Тасю и попросила её посмотреть, не появилось ли что-то на кухне, что не принадлежит ей. Она открыла верхний шкафчик и поставила передо мной сломанную солонку. Потом она вышла, а я прикоснулась рукой к солонке. Словно молния пролетела у меня перед глазами, ослепив меня. Голос, скрипучий, шипящий, тихо зашептал мне прямо в ухо:

— Приводи девчонку сегодня до полуночи, иначе не видать тебе твоего дружка.

И тут же темнота отступила, а в солонку, прямо на моих глазах, непонятно откуда посыпалась соль. Это был голос Шифина, Таня именно так и описывала его. Я взяла солонку в руки и задумалась. Как ей воспользоваться, может знать только колдунья. Значит, опять меня проверяют. Я оглянулась, увидела небольшой мешочек на сушилке, поставила в него солонку и позвала Дмитрия Семёновича. Объяснила ему, куда меня надо отвезти. Он завёл машину, и мы поехали к лесу, про который мне сказала Феломена.

Мы проехали мимо вокзала, проехали мимо заправочной станции, и въехали в сосновый лес. Мне показалось, что в воздухе пролетели первые редкие снежинки.

— Может, мне всё-таки остаться? Я могу подальше отъехать, Вам так спокойнее будет. — Уговаривал меня Дмитрий Семёнович.

— Нет, нельзя. — Я чуть было сама не проговорилась, что Феломена запретила — Поезжайте, Дмитрий Семёнович. И никому ничего не говорите.

— Понял я. — Кивнул он, сел в машину, развернулся и поехал обратно.

Я дождалась, когда его машина скрылась за поворотом, и пошла вглубь леса. Серая и промозглая погода, стоявшая сегодня, резко контрастировала со вчерашней, солнечной и тёплой. Я прошла, наверное, с километр, когда вышла на поляну, посреди которой стояла небольшая берёзка. На самой макушке её ещё оставалось несколько бурых листиков, которые нещадно трепал ветер. Но они не сдавались, и не собирались улетать со своей родной ветки. Феломена мне сказала, что надо выбрать место, которое мне понравится. А здесь мне очень понравилось. Я села прямо у берёзки, прислонилась к ней спиной и стала ждать. Никто даже близко от меня не проходил следующие полчаса. Я замёрзла сидеть неподвижно, и подумала, что теперь уже можно возвращаться к Феломене. Но всё-таки решила обойти берёзу, и не пожалела об этом. Краем глаза я увидела на ветвях высокой сосны, справа от меня, и что-то тёмное спряталось за ствол. Я сделала несколько шагов от берёзы, и начала разглядывать её, старательно избегая глядеть в сторону окружающих поляну деревьев. Но то, что я хотела увидеть, я увидела. На ветке сидела чёрная птица. Я таких птиц уже видела раньше на карнизе дома Шифина. Я задумалась. Теперь она от меня не отстанет. Но как она проследила за мной? Неужели от дома Волковых? Похоже, что так. Я позвонила Дмитрию Семёновичу, и коротко сказала, что за мной следят. Он сказал, чтобы я возвращалась к тому месту, куда он меня привёз, там что-нибудь придумаем. Я пошла по направлению к заправке, он там уже меня ждал. Я ему объяснила, что должна остаться одна, чтобы снова попасть к Тане, но за мной уже наблюдают.

— Это обязательно должен быть лес? — Спросил он.

— Нет, лишь бы я была совершенно одна. И не в вашем доме.

— Садитесь. Знаю, куда Вас отвезти.

Мы сели в машину, и Дмитрий Семёнович поехал через весь город. На самом выезде из него я увидела указатель: «Ремонтный цех № 1». Мы выехали к большой площадке, отсыпанной щебнем, со стоящими на ней полуразобранными тракторами, грузовиками, какими- то веялками, сеялками. Прошли через всю площадку и оказались возле промышленного одноэтажного здания с деревянными высокими воротами.

— Я здесь работаю. Это ремонтный цех. У нас уже два месяца нет сторожа. И ключи у меня. Сегодня воскресенье, выходной, никого там нет. Мы с вами зайдём внутрь, я открою Вам инструментальную кладовую, там нет окон, и никто туда к вам не попадёт. А с этой стороны, у ворот, буду охранять я. Годится?

Конечно годится, это даже лучше, чем в лесу. Он провёл меня к инструменталке. Открыл её, включил свет и огляделся. Потом позвал меня, и сам сразу вышел, закрыв за собой дверь на ключ. Я услышала гулкий стук удаляющихся шагов. Резко пахло металлом и машинным маслом. Но я не сразу сотворила знак, и опять выждала полчаса, просидев на стуле в углу. Ну всё, теперь можно. Я ещё раз прошла и заглянула в каждый угол. И только после этого я сотворила знак, закрыла глаза и шагнула к Феломене.

Она всё так же сидела перед столом, глядя на блюдце. Я поставила перед ней солонку, и сказала, что мне нашипел Шифин. И про птицу тоже.

— Хорошо. Оля, послушай. Мы с тобой выйдем из пограничья в лес и пойдём пешком, нам надо подальше уйти от места выхода.

— А как соль нам поможет?

— Надо перед собой бросить её и шагнуть. Вот и всё.

Она усадила меня напротив себя и сказала:

— Там веди себя так, будто ты на самом деле привела Таню. Но и чтобы они поняли, что ты не собираешься её оставлять, а хочешь с обоими вернуться обратно. И не забудь знак Великой Чёрной Брутхи, они должны думать, что ты от того такая уверенная, что за тобой весь клан стоит.

— А что мне делать-то? Как Вам помогать?

— Как только мы там очутимся, ты должна держать меня за руку, показывая, что ты знаешь, что Таня сама не сможет себя защищать. И отпустишь меня тогда, когда Рада тебя пригласит к Шифину. Но оставишь меня рядом с Алексеем. Сама придумаешь, как убедить их. Я думаю, они согласятся, так как ни Таня, ни Сакатов не представляют угрозы для них. И ещё, очень внимательно посмотри на Раду, и скажи, чтобы она вместе с тобой пошла к Шифину, и стой на своём, не оставляй её рядом с нами. Можешь прямо так и сказать, что не доверяешь. Иначе она всё поселение разворошит, если почует что-то неладное. Мне нужно, чтобы в помещении, где ты меня оставишь, не осталось ни одной ведьмы.

— А дальше? Что я буду у Шифина делать, что ему говорить?

— Сначала он попытается узнать, кто ты и зачем тебе Татьяна. А так как ты сама не знаешь, зачем клану Великой Чёрной Брутхи нужна Татьяна, которая не может ни колдовать, ни лечить, то и ответ у тебя будет такой туманный, что ты его этим только запутаешь. Он попытается тебя читать, но не сможет, я закрыла тебя. Потом он будет тебя уговаривать у него остаться, служить ему. Слушай его, спорь, не соглашайся. От Рады, от её морока, тебе твой оберег поможет, ты его в кармане держи, и в волосы не завязывай, чтобы его никто не видел. Когда он поймёт, что тебя не уговорить, он тебя попытается запугать. Можешь сжечь что-нибудь, или кого-нибудь, ты ведь уже умеешь это делать. Он попритихнет на время. И ещё, если птицы над домом поднимутся, жги их. Всех сожги. Это его глаза. Они поднимутся, если меня почуют раньше, чем я смогу их заморочить. А это нельзя. Мне время надо. Завтрашняя ночь всех святых для Него очень важная. А чёрная месса в такую ночь особенная, только раз в год такая бывает. А у него годов этих совсем не осталось. Он ведь хочет стать бессмертным, и цену готов за это заплатить непомерно высокую. Он вызовет своего хозяина из его чёртовой преисподни, чтобы купить у него себе ещё время, а этого нельзя допустить.

Феломена наклонилась над Таней и зашептала. У меня пробежала дрожь по пальцам и заложило уши. Я села на лавку. Было такое впечатление, будто весь мир гудит и переворачивается с ног на голову. Таня под пледом резко вздрагивала. Феломена распрямилась, закинула Таню пледом с головой, и обернулась ко мне. Нет, это уже не Феломена. Ко мне обернулась Татьяна. Она прошла к сундукам, открыла верхний, и достала чёрное платье. Потом скинула с себя кофту с длинной юбкой, и надела это платье. Движения у неё были какие-то неуверенные, угловатые. Она два раза прошлась по комнате, снова подошла к Татьяне, и провела над ней левой рукой, задержала руку над её головой, и при этом говорила, отчётливо произнося каждое слово:

«Забираю время оставляю свет

Оберегаю порчу не подпускаю

Те что исполнены при бледной луне

При первой и последней звезде

Храню тебя Чтобы не ходило зло

Ни близко ни далёко,

Ни над тобой ни под тобой

Ты птица спящая я летящая

Выйду прямо на свет

Из-под чёрной земли восстану

Духом своим воспряну

Силою прежнею исполнюсь

Ключ замок

Слово моё лепко

Дело моё крепко»

И по мере того, как она говорила, голос её преображался, и уже слышен был девичий нежный голос, а не уверенный и строгий голос Феломены. Она скрестила свои руки на груди, подняла голову вверх и проговорила:

«Завяжи крепко

Направи стезёю

Как сказала

Так и стало»

Над головой у Феломены закружился лёгкий дымок, он всё уплотнялся и уплотнялся, и уже свился в серую тонкую верёвку. Она подхватила её и завязала ею свои волосы.

— Ну вот, мы готовы. Пока доберёмся до поселения, я уже привыкну к новому телу. Встань рядом со мной.

Она сотворила знак, и мы вышагнули на небольшом пригорке, посреди густого леса. Феломена схватилась за мою руку и зашаталась, побледнев. Увидев моё испуганное лицо, она зашептала:

— Ничего, ничего. Что ты хочешь от покойницы! Я же воздухом не дышала уже полгода.