ЧВК. История и современность. Горе побежденным!

«Солнце скрылось за дворцовой стеной, и зазмеились длинные тени; дышать стало чуть полегче. Был самый жаркий день года, двадцать пять градусов в семь вечера; парижане торопились на выходные за город, усаживая в автомобили и вагоны сердитых жен и орущих детей. В этот день, 22 августа 1962 года, несколько человек поджидали президента, генерала Шарля де Голля, на городской окраине — затем, чтобы его убить.

Итак, народ разъезжался отдохнуть от зноя в речной и приморской прохладе, а за вычурным фасадом Елисейского дворца всё никак не кончалось заседание кабинета министров. На коричневатом гравии, теперь уже в тени, кольцом стояли шестнадцать чёрных “ситроенов”, занимая три четверти двора. Водители отошли к западной стене, где тень легла раньше и гуще; они привычно перешучивались, коротая время в ожидании начальства.

Уже начинали ворчать: что-то министры припозднились; но около 19.30 из стеклянных дверей появился служитель в орденах и медалях. С высоты шести ступеней он сделал рукою знак охране. Водители притаптывали, расходясь, недокуренные “голуазы”, охранники и часовые в будках у ворот насторожились, и раздвинулись чугунные решетчатые створки.

Все шоферы сидели в машинах, когда служитель распахнул двери: министры выходили, желали друг другу приятного отдыха, чинно спускались с крыльца к подкатывавшим лимузинам, устраивались на задних сиденьях и выезжали мимо козыряющих жандармов на улицу Фобур Сент-Оноре.

Минут через десять у крыльца остались лишь два “ситроена”; первый из них — с президентским вымпелом. Водил его Франсуа Марру, шофер из Главного управления национальной жандармерии в Сатори. Молчальник, он держался в стороне от прочих; хладнокровный, смелый и опытный водитель, он недаром стал личным шофером де Голля. Водитель второго “ситроена” был тоже из Сатори.

В 19.45 часовые снова стали навытяжку: за стеклянными дверями показался Шарль де Голль в своём всегдашнем двубортном костюме маренго и темном галстуке. По-старинному учтиво склонившись, он пропустил вперед г-жу Ивонну, принял её под руку и свел по ступеням к распахнутой левой задней дверце; сам он обошел машину и сел справа. Их зять, начальник штаба бронетанковых и кавалерийских войск полковник Ален де Буасье, проверил, заперты ли обе задние дверцы, и уселся рядом с Марру.

Дежурный телохранитель Анри д’Жудер, могучий алжирец-кабил, поместился во второй машине возле шофера: он поправил под левой мышкой тяжелый револьвер и откинулся на сиденье. Ему полагалось смотреть вовсе не на “ситроен” впереди, а на проносящиеся тротуары и перекрёстки. Позади него, сдав последние распоряжения, устроился в уютном одиночестве начальник личной охраны президента комиссар Жан Дюкре.

Взревели мотоциклы у западной стены, и двое в белых шлемах медленно выехали к воротам; остановились в десяти футах друг от друга и оглянулись. К ним уже подрулил Марру, и вторая машина не отстала. Было 19.50.

Снова разверзлись чугунные решетки, и маленький кортеж проехал мимо вытянувшихся в струнку жандармов на Фобур Сет-Оноре, а оттуда — на авеню де Мариньи. Из-под каштанов за ними наблюдал, сидя на мотороллере, молодой человек в белом защитном шлеме; он съехал с тротуара и помчался следом.

Заранее о проезде президента не оповещали; заслышав сирены мотоциклов, регулировщики отчаянно свистели, размахивали жезлами — и как-то успевали вовремя перекрыть движение.

Кортеж разогнался на тенистой авеню и вылетел на солнечную площадь Клемансо, направляясь прямиком к мосту Александра III. Юноша на мотороллере пристроился позади и ехал без помех. За мостом свернули на авеню Генерала Гальени, а оттуда — на широкий бульвар Инвалидов, Тут юноше всё стало ясно: де Голль выезжает за город. На перекрёстке бульвара и улицы Варенн он сбросил скорость и остановился возле углового кафе. Достав из кармана жетончик, он проследовал к телефону.

Подполковник Жан Мари Бастьен-Тири ожидал звонка в пригороде, в Медоне. Он был женат, имел троих детей, служил в министерстве авиации. Чиновник как чиновник, примерный семьянин, он, однако же, втайне страстно ненавидел Шарля де Голля, который, по его глубокому убеждению, предал Францию и обманул избирателей — ведь избран в 1958 году он был вовсе не затем, чтобы отдать Алжир на поток и разграбление арабским националистам».

Во французском Алжире значительная часть обрабатываемых земель принадлежала европейским колонистам. Большинство арабов не имели гражданства Франции. То есть страна напоминала ЮАР времен апартеида. Но де Голль действительно предал французов в Алжире — с этим спорить бессмыслено.

«Лично его алжирские дела никак не задевали: у него были высшие мотивы. Он считал себя патриотом и был уверен, что убийство предателя — лучшая услуга отчизне. Многие тысячи французов разделяли его убеждения, но мало кто становился оголтелым оасовцем, заклятым врагом Де Голля и его ставленников. Бастьен-Тири был из таких.

Когда его позвали к телефону, он спокойно прихлебывал пиво. Бармен протянул ему трубку, а сам отошел к другому концу стойки настраивать телевизор. Бастьен-Тири несколько секунд молча слушал, затем сказал: “Понятно, спасибо” — и вышел из кафе на тротуар, благо за пиво было уплачено; он вынул газету из-под мышки и не спеша развернул её два раза.

В окне второго этажа напротив молодая женщина опустила кружевную занавеску и обернулась к двенадцати мужчинам, разместившимся в её комнате. “Второе шоссе”, — сказала она. Пятеро новичков, непривычных к убийству, перестали хрустеть пальцами и вскочили на ноги.

Другие семеро были постарше и держались спокойнее. Ими руководил заместитель Бастьена-Тири лейтенант Ален Бугрене де ля Токне; он был из дворян-землевладельцев, консерватор до мозга костей. Ему тоже было тридцать пять, женат, двое детей.

Среди опытных выделялся Жорж Ватен: коренастый, с квадратной челюстью, бывший алжирский агроном, за два с лишним года он стал отпетым убийцей. Он подволакивал раненую ногу и потому назывался Хромым.

Чёрным ходом спустились двенадцать человек в переулок к машинам и мотоциклам, украденным либо взятым напрокат. Было 19.55.

Бастьен-Тири разведывал место день за днем: он прикидывал огневые траектории, соображал, с какой скоростью и как именно будут перемещаться цели, то бишь машины, подсчитывал, какая понадобится плотность огня, чтобы их остановить. Облюбовал он длинное прямое шоссе, авеню де ля Либерасьон на пересечении с улочками Пти-Кламара. Первая группа снайперов открывает огонь по президентской машине за двести ярдов [47] до перекрёстка из-за огромного грузовика — огонь почти что кинжальный.

Как рассчитал Бастьен-Тири, не меньше ста пятидесяти пуль прошьют головную машину, пока она поравняется с грузовиком. Машина остановится, а второй отряд вынырнет из-за угла и ликвидирует охрану. Затем обе группы ураганным огнем добивают неприятеля и бегут к своим машинам на боковой улочке.

Сам Бастьен-Тири, тринадцатый участник покушения, отвел себе опаснейшую роль наблюдателя и координатора. В 20.05 все были на местах. Он за сто ярдов от засады стоял у автобусной остановки с газетой в руках. Взмахнув этой газетой, он должен был подать сигнал Сержу Бернье, начальнику первой группы, скрытой за грузовиком. И откроют пальбу снайперы, залегшие у его ног. Бугрене де ля Токне перехватит охранников, а уж Хромой Ватен никого в живых не оставит.

Отщелкивались предохранители; между тем кортеж генерала де Голля миновал центральные улицы и выехал на просторные пригородные проспекты со скоростью без малого шестьдесят миль в час.

Путь впереди расчистился: Марру взглянул на часы, ощутил за спиной сдержанное генеральское раздражение — и прибавил скорость. Мотоциклисты чуть-чуть отстали, тем более что де Голль их не жаловал — уж если нельзя без этого, так хоть не торчите на виду. В таком порядке и проследовал кортеж в Пти-Кламар по авеню де ля Дивизьон Леклерк. Было 20.17.

А за милю от них Бастьен-Тири почувствовал, что в чём-то он очень оплошал. В чём — это он понял куда позже, уже в камере смертников: полицейские ему объяснили. Оказывается, он готовил покушение по календарю 1961 года, где было написано чёрным по белому, что солнце нынче заходит в 20.35, и времени хватало с лихвой, даже если де Голль запоздает — а он запаздывал. Между тем по нынешнему-то календарю 22 августа 1962 года смеркалось в 20.10. Эти потерянные двадцать пять минут предрешили дальнейшую историю Франции. В 20.18 Бастьен-Тири, наконец, увидел президентский кортеж, приближающийся со скоростью семьдесят миль, и бешено замахал газетой».

Информация о преждевременно наступивших сумерках вызывает вопрос [48]. Сумерки (в одном и том же месте) действительно каждый год наступают в одно и то же время. Никакого внезапного перевода Франции в том году на летнее время (смещения земной оси и прочих катаклизмов) не было. Плохую видимость можно, в принципе, объяснить туманом. В других источниках информации о внезапных сумерках нет — все ссылаются на Форсайта.

«Ста ярдами [49] дальше на другой стороне проспекта Бернье злобно приглядывался и никак не мог понять, что там делает отуманенная фигурка. “Махнул он или не махнул газетой?” — вслух спросил он сам себя, и едва спросил, как акулий нос президентского “ситроена” промелькнул мимо автобусной остановки и надвинулся на него. “Огонь!” — заорал он, и снайперы у его ног открыли пальбу под прямым углом по проносящейся (70 миль в час) [50] цели.

Стреляли они, что ни говори, метко: добрая дюжина пуль угодила в “ситроен”, большей частью сзади. Брызнули клочья шин; и хотя они самозаклеивались, всё же из-за внезапной потери давления машину занесло на передних колесах. Но Франсуа Марру спас жизнь де Голлю.

Первоклассный стрелок, бывший легионер Варга метился в колеса; остальные разрядили автоматы в заднее стекло удалявшегося “ситроена”. Несколько пуль впились в кузов, одна продырявила стекло и просвистела в дюйме-другом от президентского носа. “Пригнитесь!” — закричал, обернувшись, полковник де Буасье. Г-жа де Голль уткнулась в колени мужа. “Это что, опять?” — холодно проговорил генерал и покосился на заднее окно.

Марру кое-как совладал с рулем, сбросил скорость и выровнял машину; “ситроен” рванулся вперед, к перекрёстку, где на авеню де Буа его поджидал другой отряд боевиков. За Марру почти вплотную следовала как ни в чём не бывало машина с охраной.

Бугрене де ля Токне сидел за рулем, двигатель был включен; ему надо было мгновенно решать, подставиться и пожертвовать жизнью или полсекунды промедлить. Он промедлил — и, вырвавшись на проспект, оказался бок о бок с машиной, где сидели телохранитель д’Жудер и комиссар Дюкре.

Выставившись из правого заднего окна почти по пояс, Ватен разрядил магазин вслед президентской машине, в которой мелькнул за разбитым стеклом надменный профиль де Голля.

— Вот болваны, даже не отстреливаются, — раздраженно бросил тот. Между тем д’Жудер держал пистолет наготове и за десять футов не промахнулся бы, но голова водителя заслоняла цель. Дюкре повелительно крикнул: “За президентом!” — и оасовцы мигом остались позади. Мотоциклисты, одного из которых де ля Токне едва не сбил, нагнали машины, и президентский кортеж, развернувшись на развилке, проследовал на Виллакубле.

А незадачливым убийцам не было времени разбираться, кто в чём виноват; разобрались потом. Оставив три машины на месте засады, они мигом разъехались на запасных автомобилях, благо уже совсем стемнело.

Комиссар Дюкре связался с Виллакубле по рации и коротко объяснил, что и как. Через десять минут прибыл дополнительный конвой, и де Голль велел ехать прямиком к вертолетной площадке. Возле остановившейся машины столпились военные и штатские; задняя дверца распахнулась: все были встревожены самочувствием г-жи де Голль. Из другой дверцы появился генерал, встряхивая лацканы, обсыпанные осколками стекла. Жестом отстранив взволнованную толпу, он обошел машину и подал руку жене.

— Пойдем, дорогая, мы уже почти дома, — сказал он ей и, обернувшись, проронил суждение об ОАС: — Стрелять не умеют. — Он провел жену в кабину вертолета, сел рядом с нею — к ним присоединился д’Жудер — и отправился отдохнуть денек-другой» [51].

Дальше на сцену вышел и сыграл свою роль Его Величество Случай. Французские жандармы случайно задержали одного из участников покушения, а тот на допросе всё подробно рассказал.

«Дело стронулось с мертвой точки 3 сентября, и стронула его, как это нередко бывает, простая проверка документов. Возле города Валанс, чуть южнее Лиона, на трассе из Парижа в Марсель, полицейские наугад остановили частную машину; в ней ехали четверо. Только в тот день их уже остановили несколько сотен, и без всякого толку; но тут у одного из четверых документов не оказалось, он их якобы потерял.

Там определенно выяснилось, что этот четвертый — случайный попутчик, и троих отпустили, а у него сняли отпечатки пальцев и послали их в Париж: тот ли он, за кого себя выдает? Ответ пришел через двенадцать часов: задержан двадцатидвухлетний дезертир из Иностранного легиона, подлежит военному суду. А что он Пьер Дени Магад — это правда.

В лионском полицейском управлении, пока он дожидался допроса, караульный полушутя спросил его:

— Ну, а что скажем насчет Пти-Кламара?

Тот угрюмо пожал плечами:

— Чего мне говорить — спрашивайте.

“Раскалывался” он восемь часов, ошеломляя допросчиков; стенографисты исписывали блокнот за блокнотом. Он назвал всех участников покушения и вдобавок девятерых сообщников, так или иначе в нём замешанных, общим счетом двадцать два человека. Теперь полиция знала, кого она ищет.

Скрыться, и притом бесследно, удалось одному Жоржу Ватену; вероятно, он проживает в Испании, где нашли прибежище многие главари ОАС».

Так начинается знаменитая книга Фредерика Форсайта «День Шакала». Считается, в романе описано всё документально точно, хотя информация о сумерках не выдерживает критики. Но главное, чего тут не хватает, — это схемы покушения. Из текста книги неясно, с какого расстояния велся огонь, в течение скольких секунд — и под какими углами. Возможно, что покушение было просто плохо организовано. Расстрелянный позже Бастьен-Тири, хоть и был военным, служил в ВВС. И опыта в проведении подобных спецопераций явно не имел.

Мне на глаза попался и список оружия, брошенного в автомобилях заговорщиками. Там есть два ручных пулемета Шательро М24/29, автомат MP40 (тот самый «Шмайссер»), автомат Томпсона 45-го калибра, прославившийся в США во времена «сухого закона», а также самозарядный Carbine (видимо, M1). Патроны и несколько гранат. К хорошему арсеналу у бойцов доступа не было — взяли всё, что нашли. И ещё — в фургоне заговорщиков был обнаружен бинокль. Так что знак, который подают газетой, увидеть могли без проблем.

И о судьбе Ватена известно всё же чуть больше, чем говорит писатель. В начале 1994 года появилось сообщение, что «в Парагвае в возрасте 71 года умер Жорж Ватен, пытавшийся убить президента Франции генерала Шарля де Голля… В 1963 году Ватен был заочно приговорен к смертной казни». В 1990 году он рассказал журналистам, что по первоначальному плану де Голля хотели похитить, передать в руки военного трибунала и только затем казнить. Но автомобиль появился раньше, чем заговорщики были готовы, и они стали стрелять. Ватен бежал в Швейцарию. Полиция его арестовала, но не выдала Франции, поскольку Швейцария не выдает преступников, если им грозит смертная казнь. Его выслали в Испанию, откуда он перебрался в Латинскую Америку [52].

Среди участников покушения на генерала де Голля были и легионеры. Как такое стало возможно?

4.2. Рождение Легиона

При небольшой фантазии и допущениях можно протянуть мостик от швейцарских наёмников к Иностранному Легиону. Так, в дореволюционной Франции [53], в армии «старого режима», служили не только швейцарцы, но и наёмники из других стран. После свержения монархии революционеры не отказались от иностранных солдат. В 1792 году из остатков полков, служивших королю, был создан «Иностранный легион». Однако он не стал единым подразделением и фактически был разделен по национальностям на ряд воинских частей. Так в армии Франции появились Батавский [54], Немецкий, Польский, Швейцарский и другие легионы. Впоследствии, при Наполеоне, они были переформированы в полки. В 1815 году таких полков осталось восемь. Все они после Реставрации Бурбонов были распущены, так как оставались верными Наполеону. Но уже в том же 1815 году из солдат, готовых служить старой династии, был создан «Королевский Иностранный легион», вскоре переименованный в «Легион Гогенлоэ», а в 1821 году — в «полк Гогенлоэ». Он состоял преимущественно из немцев. В январе 1831 году, после очередной революции во Франции (Июльской), его упразднили. Но затем в марте того же года был создан Французский иностранный легион. Солдаты «полка Гоненлоэ» стали основой для первого и второго батальонов. Некоторые атрибуты вновь созданного легиона, например девиз, были взяты у швейцарских наёмников, ранее служивших Франции [55].

Эмблема Французского Иностранного Легиона

Кто же составил основу легиону в то время? В Париж тогда прибыло много различных политических иммигрантов — повстанцев, чьи мятежи и революции в Польше, Германии, Бельгии и Италии потерпели неудачи. Во Франции в городке Лангр создается вербовочный лагерь для «беглецов и дезертиров-иностранцев», его возглавил майор Сикко. Первым командиром Французского легиона назначают швейцарца, барона Кристофа Антуана жака Штоффеля. У легиона большие проблемы с офицерским и унтер-офицерским составом. Вторую проблему решают просто — на эти должности назначают беглых немецких студентов [56].

Дата 10 марта 1831 года, когда был подписан декрет о создании Французского Иностранного Легиона, считается днем его рождения. Вскоре вносятся два важных дополнения. Во-первых, французам в этот легион вступать запрещается. Во-вторых, легион не должен появляться во Франции. Так и происходит, до Франко-прусской войны (1870–1871).

Тогда Легион был сформирован ещё по национальному признаку. В каждой роте солдаты говорили на своём родном языке, а офицерские команды осуществлялись через переводчиков. В первом батальоне служили шотландцы и солдаты расформированного «полка Гоненлоэ», во втором — швейцарцы и немцы (в том числе из «полка Гоненлоэ»). Один из батальонов был польским.

Судьбы Легиона во многом была связана с Алжиром. В 30-е годы XIX века началось завоевание этой страны французами — и там действовал Иностранный легион, численность которого постепенно увеличивается до шести тысяч бойцов.

Вторая командировка Легиона была в Испанию, где в 30-е годы XIX века вспыхнула гражданская война. В августе 1835 года корабли французской эскадры прибывают в Таррагону (в Каталонии). Легионеры высаживаются. Но ещё ранее, полковник Верней, для предотвращения бунта перемешал состав всех батальонов. С этого момента исчезают национальные подразделения — и легионеры начинают всё больше использовать французский язык. В 1852 году во Французском Иностранном Легионе было уже три полка.

В 1854 году по три батальона от каждого полка были переброшены в Россию. Легион воевал в составе французской армии под Севастополем, где участвовал в различных боях и штурмах. В Крымской (Восточной) войне потери Легиона были выше, чем за всю Алжирскую кампанию. И это объяснимо — ему пришлось воевать с регулярной армией, а не с плохо вооруженными повстанцами.

Затем Легион снова перебрасывают в Алжир. В 1863–1868 годах Иностранный легион находится в Мексике в составе французского экспедиционного корпуса. Фактически это тоже была колониальная война. Правда, присоединять Мексику ко Второй Империи в качестве заморского департамента не планировалось. У Наполеона III были грандиозные планы по восстановлении там монархии, во главе с эрцгерцогом Максимилианом. И эта страна должна была стать французским протекторатом.

Потери легиона в Мексике убитыми составили 31 офицер и 1517 рядовых. И там же впервые за его военную историю погибла целая рота легионеров в числе 3 офицеров и 62 нижних чинов, будучи окруженной превосходящими силами противника. Это произошло в районе фермы Камерон.

В то время французы осаждали город Пуэбла, который был на пути из порта Веракрус в Мехико. И одна рота Легиона, численностью 65 человек, была отправлена для сопровождения обоза с военными грузами, который должен был прийти из приморского Веракруса. 30 апреля 1863 года легионеры столкнулись с мексиканской кавалерией. Они построились в каре и отошли к деревушке, где и забаррикадировались в одном из зданий. Солдаты упорно оборонялись… В ходе боя 43 из них погибли или скончались позже от ран, а 12 (по другим данным — 19) попали в плен.

Гибель 3-й роты Легиона была распиарена как проявление доблести легионеров. Поэтому день гибели 3-й роты Иностранного Легиона был объявлен его праздником.

Как всегда, интересно — какую же цену заплатил противник? По французской версии, им противостояло две тысячи мексиканцев, которые в бою потеряли не менее 190 человек убитыми и 300 ранеными. Иногда встречаются цифры 300/300. Мексиканцев действительно было больше, чем легионеров. Правда, всё же не две тысячи. По мексиканским сведениям, у них первоначально было двести кавалеристов, на помощь которым подошли 650 пехотинцев. Только вот их потери составили только 16 погибших и 18 раненых.

Болгарский ветеран Легиона Георги Лозев в своей книге «Я, легионер» с пафосом пишет: «После великой битвы под Камероном легион был отправлен обратно в Алжир, и Сиди-Бель-Аббес стал домом и школой легионеров. Но так как в последующие годы не было вооруженных конфликтов, то личный состав сократился с 6000 на 1500 солдат. Только в 1870 году небольшая часть легионеров была включена во французскую армию для отражения пруссаков под Шалоном. Во время битвы за Седан часть была окружена и побеждена многочисленным врагом».

В 1871 году Иностранный Легион принимает участие в карательной акции на территории Франции против восставшего народа Парижа. Знаменитая Парижская Коммуна была подавлена его бойцами.

На рубеже веков Легион принимает участие в колониальных войнах. Все потери французского экспедиционного корпуса на Мадагаскаре (1895–1901) составили семь погибшими, 13 ранеными, зато от болезней умерло — 5736 (из 21 600 человек). У легионеров от болезней умерло 225 из 1200 бойцов, принимавших участие в этой операции.

* * *

Интересно, как со временем менялся состав легиона и его восприятие.

До 1914 года русские легионеры в Иностранном Легионе появлялись лишь эпизодически и в единичных случаях. А вот с началом Первой мировой войны в ряды Легиона вступили тысячи эмигрантов из Российской империи. Большинство из них уехали из империи по политическим мотивам. Вернуться в Россию они боялись, поэтому решили сражаться за свою Родину в рядах французской армии.

После Первой мировой пополнение Легиона совершенно изменилось. Две большие волны рекрутов обеспечили Германия и Россия, прибывали бойцы из других европейских стран. Если до войны Легион состоял из одного полка, то по её окончании там было четыре пехотных полка и один кавалерийский. То есть фактически дивизия.

Иностранный легион длительное время относили к вспомогательным войскам, а его солдаты считались сборищем неудачников, но отношение к нему изменилось благодаря командующему Легионом, генералу Фредерику Полю Ролле.

14 июля 1939 года Иностранный легион в первый раз промаршировал по Елисейским полям. Фактически тогда Легион стал восприниматься как элита французской армии. Тогда же стали беспокоиться о судьбе ветеранов Легиона.

Василий Журавлев в своей книге «Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона» обращает внимание на то, что «Легион — не свалка для проштрафившихся офицеров, в него не ссылают, а тщательно отбирают! Молодые французские офицеры — выпускники Сен-Сира и других привилегированных военных училищ всегда стремились попасть на службу в Легион. И не ради быстрого продвижения, возможности проявить себя и получить награду, что сделать проще во время боевых действий, чем в гарнизоне. Ими движет сознание того, что ты действительно служишь своей стране на самом сложном участке битвы цивилизации и варварства, несешь высокую христианскую миссию приобщения отсталых народов к ценностям французской культуры».

Но вскоре грянула Вторая мировая война, когда часть Легиона служила маршалу Петену, а большинство — сражались в рядах «Сил свободной Франции», которую возглавлял генерал де Голль. Так, например, в июне 1941 года Тринадцатая полубригада Иностранного Легиона получила приказ отправиться в Сирию и воевать против своих — Шестого иностранного пехотного полка, который остался на службе правительства Петена.

Всего в ходе войны погибли около девяти тысяч легионеров.

После окончания Второй мировой в Легион вновь записалось очень много немцев, среди них были и эсэсовцы, скрывавшиеся там от правосудия. Кроме того, в его ряды вступает много советских граждан, в том числе из различных формирований коллаборационистов. Но тут есть проблемы со статистикой. Так как бывших граждан СССР туда принимать было запрещено, они записывались как представители других стран. Лет 15–20 после окончания Второй мировой немцы и выходцы из СССР составляли две самые большие общины в Легионе. Так, по французским данным, в знаменитой битве за Дьен-Бьен-Фу участвовало 1600 немцев, что составляло 40 % от общей численности легионеров, принявших участие в этом сражении [57]. Но гарнизон этой крепости составляли не только легионеры — там также были марроканцы, французские части и вьетнамцы-лоялисты.

Колонна пленных французских солдат, Дьен-Бьен-Фу, 1954 год

Во Вьетнаме погибли 309 офицеров, 1082 унтерофицеров и 9092 легионеров. Эти потери выше, чем во Второй мировой.

4.3. Алжир

Численность Легиона росла — это уже был не полк и даже не дивизия, а целая армия. К моменту завершения войны в Алжире (1954–1962) там было 120 тысяч человек. В Алжире Легион начинал свой боевой путь — и там едва его не завершил.

Между политическим руководством Франции, которое осознавало бессмысленность ведения войны в Алжире, и военными возник конфликт. Одним из убежденных сторонников «французского Алжира» был командующий Первым иностранным парашютно-десантным полком [58] полковник Дюфур. Французское правительство заменило его подполковником Гиро. Тогда два офицера этого полка спрятали флаг, чтобы он не попал в руки нового командира. Из-за этого инцидента в парламенте потребовали роспуска Иностранного Легиона. Ситуация накалялась.

23 апреля 1961 года четыре генерала решили, что генерал Шарль де Голль предал их, оставляя Алжир Фронту национального освобождения. Ночью Первый иностранный парашютно-десантный полк занимает там все стратегические пункты. Этот переворот стал известен как «Путч генералов».

Парашютисты Легиона

Однако в Париже переворот не удался. В столицу Франции были введены верные де Голлю части. Через несколько дней генералы в Алжире осознали, что путч провалился и сдались. Именно Иностранный Легион был ударной силой этого мятежа. За это генерал де Голль расформировал несколько полков Иностранного Легиона, сильно сократив его численность.

Листовка с призывом сдаваться, обращенная к партизанам

Легион этого не простил. Ультраправые французские офицеры в тесном союзе с Легионом, создали террористическую организацию ОАС, «Секретную вооруженную организацию». Она занималась физическим устранением неугодных им лиц, которые поддерживали де Голля. Не оставил Легион и самого де Голля. Как отмечает в своей книге Сергей Балмасов, «в большинстве покушений того времени на этого лидера большую роль сыграли легионеры, иногда бывавшие очень близко к успеху по устранению ненавистного вождя Франции, но так и не сумевшие воплотить в жизнь свои мечты» [59].

Тогда многим казалось, что после завершения Алжирской войны и развала колониальной империи Иностранный Легион будет распущен «за ненадобностью». Но, на всякий случай, его сохранили, лишь сильно сократив — со 120 тысяч до 12 тысяч (то есть в десять раз!), а затем и до восьми тысяч. Кроме того, его базы были перенесены из Северной Африки на юг Франции и в Корсику.

Есть немало книг и статей о Легионе, авторами которых являются ветераны этого подразделения. Так, несколько лет назад на русском языке вышла книга «Легионер». Её автор — Саймон Мюррей. Он служил во Французском легионе в 1960–1965 гг. и участвовал в боевых действиях в Алжире. Мюррей был там «белой вороной» — и как англичанин, и из-за романтических мотивов, которые привели его туда. В его книге есть несколько интересных моментов.

В Легионе царила жёсткая муштра. Власть капралов по отношению к рядовым, похоже, ничем не ограничивалась. Чистка унитазов зубными щетками — тоже, оказывается, традиция не только в Советской Армии. Хотя легион состоял в основном из полууголовных элементов, воровство у боевых товарищей не практиковалось. Когда легионеры «расслаблялись», их массовые пьянки порой перерастали в погромы. Автор упоминает и такую проблему, как венерические заболевания, которые легионеры могли подхватить при посещении борделей.

Боевая подготовка, если ужасы её Саймон Мюррей не сильно преувеличил, сопровождалась неоправданным риском. В частности, во время боевых тренировок была и следующая. На полигоне лейтенант, вытащив чеку, кидал легионеру боевую гранату, которую тот должен был поймать и затем уже бросить. На всё было семь секунд… Правда, это происходило уже после окончания боевых действий, которых кому-то там очень не хватало… [60]