Цесаревич

— Ну, и чего кричишь, мы оторвались вперед, вот и нагоняют остальные корабли. Что, не видно Андреевского стяга? — вальяжно, с ленцой отвечал мичман Сергей Иванович Зейский — представитель последнего выпуска роты гардемаринов.

— Так и нет, Ваш Бродь, стяга то, тряпку черную корабли имают, — прокричал с гнезда на грот-мачте наблюдатель.

Зейский сморщился от выговора матроса, Сергей Иванович, несмотря на свои еще незрелые годы — только восемнадцать лет, да и не самое лучшее образование, считал себя человеком Просвещения и любил критиковать младшие чины за их выговор.

— Как черная? — вдруг встрепенулся мичман, до которого не сразу дошел смысл сказанного. — Тревога, бейте в корабельный колокол.

Страх охватил Сергея Зейского — морской бой самый страшный, вокруг только море, а мичман, в чем никогда не признавался, даже не умел плавать.

— Мичман, в чем дело? — на палубу ворвался капитан второго ранга Овцын.

— Пираты, — в нарушении Устава, сказал Зейский.

На корабле началась суета, команды капитана находили мало отклика, матросы бегали, офицеры часто стояли, словно статуи — не один Сергей Иванович оказался скованным страхом, много было на корабле неопытных гардемаринов.

— Бога душу мать, якорь вам в седалище… — ругался капитан, уже достав шпицрутен, чтобы ударами заставить прийти в себя команду.

— Ваше высокоблагородие, — к Дмитрию Леонтьевичу Овцыну подошел мужик.

Нет, мужиком этот боец был ровно до объявления тревоги, сейчас перед капитаном стоял казак.

— Представьтесь, — потребовал Овцын.

— Сотник пластунов-лазутчиков Платон Конкин, — сказал казак, а у капитана внутри кипела ярость.

Кто такой капитан? Царь и Бог на судне. Он должен знать все и обо всех. Еще пять минут назад Дмитрий Леонтьевич был уверен, что перевозит колонистов, пусть и немого странных, жилистых да боевитых. А тут воно как — на корабле лучшие из казачества, о ком уже легенды слагают. Должен был Овцын настоять и поинтересоваться у пассажиров их имуществом, которое досмотрено не было из-за распорядителя цесаревича, что инспектировал корабль перед отбытием.

— Что Вы можете предложить? — Овцын решил не нагнетать и так волнительную ситуацию.

— Сто казаков, из которых двадцать пять владеют штуцерами и могут выбивать неприятельских офицеров до семисот шагов. Обучены подлым ухваткам, и бою в тесных условиях, — докладывал Конкин.

— Вы предлагаете довести дело до абордажа? — удивился капитан.

— Так точно, Ваше Высокоблагородие! — четко ответил казак.

— Согласуйтесь с ротмистром Гансом Миллером, но я планирую маневрировать и уходить на Запад, чтобы соединиться с иными кораблями и уже тогда превратиться из дичи в охотника, — сказал капитан и лично пошел делать «внушения» молодым мичманам.

Пять часов шли игры в «кошки-мышки», пока к «Афанасию Никитину» не подошел линейный корабль «Голштиния» и фрегат «Дмитрий Донской». Можно было давать бой, но и пираты пополнились еще двумя фрегатами и по общей огневой мощи все еще превосходили русские корабли, не стоило сомневаться и в выучке каперов, явно бывших военных. По крайней мере, вражеские вымпелы показывали отличную навигацию, нагоняя русский корабль.

— Нам придется развернуться и дать бой ближайшему фрегату, или через полчаса неприятель настигнет корабль в невыгодной для нас позиции. Готовьтесь господа — это будет сложный бой. Помощь идет — на горизонте появились еще паруса и это наши, но поспешай мы на соединение, и будем перерезаны двумя фрегатами неприятеля и взяты с кольцо. «Голштиния» с «Дмитрием Донским» не успевает к нам, и идут на сближение с двумя оставшимися кораблями пиратов. Вот и выходит нам или с тремя фрегатами биться, или подловить один и быстро его победить, — Дмитрий Леонтьевич замолчал, он сам не был до конца уверен в своих решениях, это первый его действительный морской бой.

Много морей и рек отходил Овцын, но стрелять приходилось очень редко.

«Афанасий Никитин» развернулся правым бортом к находившемуся рядом фрегату неприятеля, уже слышались выкрики на английском языке. Выстрела не прозвучало, русский корабль предлагал себя в качестве приза, ну или выражал желание сразиться в рукопашном бою. Овцын доверился казакам, которые уверяли в успехе именно абордажного боя. Понимал он, что и пираты позарятся на такой дорогой подарок, как торгово-военное судно, стоимостью как полтора линкоров.

Каперы выстрелили лишь пятью пушками и картечью, больше для острастки, призывая к сдаче. И хорошо попали — сразу же убив до десяти русских моряков и трех казаков. Слаженный выстрел казаков из штуцеров был неожиданным — еще оставалось шестьсот метров до противника. Да, говорил сотник, что их штуцеры так далеко бьют, но эти слова казались больше бахвальством.

Англичане, уже изготовившись к сцепке кораблей, также не ожидали выстрелов, но сразу же зашевелились, изготавливаясь дать залп с левого борта, проворачивая для этого свой корабль. Вот только «Афанасий Никитин» делал кроссинг-Т. То есть русский корабль был готов открыть огонь со всех своих орудий в, только разворачивающееся для выстрелов, неприятельское корыто.

Так и произошло. И пусть эффект вряд ли можно было назвать сокрушающим, но ряд орудий противника уже были выключены из боя, получив свои попадания. Целились казаки именно по обслуге вражеской артиллерии.

Стреляли штуцеры, к ним присоединялись уже и фузеи роты Миллера, англичане сделали свой залп, но из неудобной позиции в пол разворота. Противники ждали абордажа.

Полетели кошки, сцепляя корабли, доставались лестницы и доски, особо лихие наглы, уже перепрыгивали или перелетали на канатах на русский корабль.

— Вперед, братцы! — закричал сотник Конкин, и стая хищников на удивление и неприятеля, и русских моряков устремилась на вражеский корабль, сбивая пиратов с их же лестниц.

Они стреляли, потом скидывали пистоли и начинали танец. Подсечка! И нагло лежит на палубе русского корабля, удар головой — и нос другого пирата превращается в крошево. Поворот, нырок и третий капер летит в воду.

Овцын изготовился к бою — в одной руке держал заряженный пистоль, в другой шпагу, капитан был полон решимости, наблюдая за работой казаков, именно так — рутинной, привычной работой, Овцын все больше верил в победу. Пластуны Конкина быстро перенесли сражение уже на палубу пиратского корабля. Поддерживаемые выстрелами штуцерников, казаки, а следом и абордажная полурота Миллера уже овладели инициативой. Через пять минут стало очевидно, что пираты повержены и только дело времени зачистить весь корабль. Но вот времени этого и не было — еще два корабля, которые ранее перерезали отход военно-торговому «Афанасию Никитину» поняли, что их соплеменники не справляются и начали менять паруса и выворачивать, чтобы приблизится к месту боя.

Два пиратских фрегата, что перерезали путь русскому кораблю к бегству, собирались прийти на помощь своим побратимам, что сейчас отчаянно обмениваются залпами с русским фрегатом и линейным кораблем. Но поражение союзного вымпела от торгового судна вынуждало вступать в бой с русским военно-транспортным кораблем, тип которого настолько знакомый — корабль отличался от своих систершипов [однотипных кораблей] только Андреевским стягом.

Не такая уже и беззубая эта добыча, как ранее предполагали английские офицеры, пряча флаг «роял нави» и вывешивая черную тряпку. То, что заказчики данного налета потребовали захват именно одного из военно-транспортных кораблей, сильно усложняло ситуацию. Опытные морские волки, лучшие моряки королевского флота, могли бы значительно эффективнее просто потопить три-четыре корабля и скрыться на просторах бескрайнего океана. Но нужен был именно захват. А русские, видно, не столь опытные канониры, пусть и с неплохими пушками, оказались очень лютыми в абордажной схватке.

— Вывесить сигнал атаки, будем топить русских! — прокричал капитан каперского корабля.

В это время Дмитрий Леонтьевич Овцын, понимая всю сложность ситуации, приказал расцепить корабли и вывести захваченный призом английский фрегат чуть вперед, навстречу приближающемуся противнику и уже позже произвести сцепку. Суммарный залп захваченного англичанина мощнее и нельзя упускать возможность выпустить по приближающемуся врагу эту мощь. Тем более, что казаки были обучены и артиллерийскому бою. Вот они на захваченном вражеском корабле и должны были произвести залп, после чего бежать на родной транспорт.

Казаки, видя приближение пиратских вымпелов, сработали жестко и быстро. Все матросы врага, как и захваченные в плен солдаты, были умерщвлены, офицеры раздеты до нага и брошены в трюм своего же корабля. Только капитан пиратов и еще два его помощника были заперты на «Афанасии Никитине». На все эти действия было потрачено не более десяти минут.

— Платон Васильевич, одолеем пиратов? — спросил у казачьего сотника капитан Овцын.

— Одолеем, коли они решат на абордаж идти, большой кровью, но одолеем. И еще, Дмитрий Леонтьевич, — казак задумался, но решительно продолжил. — У меня ента, инструкция, спасти Вас хоть уговором, хоть силой, сие предписано самим государем-цесаревичем.

Овцын только посмотрел на Конкина с некоторым сарказмом — в море спасти крайне сложно, если вообще возможно, коли пуля не возьмет, картечь пролетит мимо, то уйти под воду с кораблем — худшая смерть из многих.

Казаки разделились и частью стали за орудия на английском корабле. Их учили управляться с полевыми пушками, так что «в ту степь» выстрелить смогут. Вдали громыхали выстрелы — это «Голштиния» добивала каперский корабль, к сожалению, для русской экспедиции — потерян союзный фрегат, уж больно метко стреляли английские пираты.

Неприятельские фрегаты подходили дерзко, остервенело, пираты понимали, что их затея не увенчалась успехом, что уже русская эскадра отрезает пути отхода для оставшихся двух английских кораблей. Не было смелее и злее английских моряков в этом времени, еще долго учиться русским, чтобы встать вровень по мастерству с лаймами, но никто не упрекнет русский флот в трусости. Овцын, даже понимая, что подход практически всей эскадры экспедиции, дело не столь долгое, и он может попытаться сбежать, потянуть время, решил принимать бой. Бегая от хищника — всегда оставаться добычей! Не бывать такому!

— Ба-аа-бах-бах, — звучали залпы орудий на призе — казаки давали свой залп с еще недавно бывшего английского корабля.

Рано русские воины выпустили свои ядра, следовало бы подпустить немного ближе неприятеля, англичане же только начали разворот для задействования как можно большего количества бортовых пушек. Они намеривались уничтожить корабль своих же побратимов. Расчет на то, чтобы использовать пиратский корабль, в том числе и в качестве заложника, как и его захваченную команду, не удался. Может, пираты и увидели в зрительные трубы, как быстро и жестко уничтожали их подельников.

— Ба-бах-бах, — раздался залп английских пушек от ближайшего фрегата, но на призовом корабле в это время уже почти никого не было.

Когда призовой корабль уже накренился, англичане, ударив по «Афанасию Никитину» и сбив в русского корабля гросс-мачту, сделали невозможным маневрирование русских, которые уже отцепились от призового «англичанина» и были намерены посостязаться с пиратами в манёвренном бое. Зря конечно, военно-транспортный корабль уступал в этом пирату.

— Приготовиться к абордажу! — закричал Овцын.

— Лисов, командуй! — выкрикнул сотник Конкин и стал рядом с капитаном.

Этот абордаж не будет легким, русский корабль брали в клещи с двух сторон. Призовой корабль еще не затонул и мешал англичанам, но почти обезлюдевший пират неуклонно относило в сторону.

Выстрел четырех английских корабельных пушек стал последним из артиллерийского противостояния с пиратской стороны. Они сами себя лишили возможности эффективной стрельбы, чтобы не задеть своих же подельников из второго вымпела.

Уже когда началась сцепка и полетели кошки, лестницы с крюками, русский корабль выдал неполный залп, но с обоих бортов в упор. К сожалению, ожидаемого эффекта не случилось и пираты не получили критических пробоин ниже ватерлинии, но и англичане сейчас не могли бы ни маневрировать, ни тем более убежать.

Драка началась жестоко и бескомпромиссно, выстрелы, работа палашами, а чаще кинжалами, свалка, где трудно ориентироваться в поиске «свой-чужой», казаки стали громко материться, чтобы по звуку русского мата в дыму выявлять своих, даже с учетом того, что крики сильно сбивали дыхание. Но тренированные воины, где никто не курил, а водку пили только по действительным праздникам, выигрывали в физической подготовке у противника, впрочем, и в мастерстве. Вот только в этот раз противника было вдвое больше, и рубились уже на трех кораблях и коки и канониры и обслуга.

— В сторону! — закричал Конкин, когда двое англичан прорвались через оцепление к капитану Овцыну.

Уход от короткой корабельной сабли, выпад — первый противник с отрубленной рукой уже не боец.

— Хех! — на выдохе делает выпад Овцын и помогает Конкину сразить и второго нападавшего.

— Стоять! — прокричал казачий сотник и закрыл своим телом капитана Дмитрия Леонтьевича Овцына.

Тело казака поразили сразу две пули. Платон Васильевич досконально выполнил инструкцию, где говориться «при необходимости прикрыть своим телом».

— Суки! — прохрипел казак и, сделав два шага, рубанул одного из англичан и подрезал второму ногу, после чего, получив еще и удар кинжалом в бок, казак завалился на палубу корабля.

Овцыну удалось сразить еще одного пирата прямым ударом шпаги в сердце, когда раздался слаженный залп ружей остатков корабельной роты Миллера и ситуация стала стремительно меняться в сторону победы русских. Поскальзываясь на лужах крови, английские пираты стали отступать, а к сражению приблизился побитый, но не утративший хода, линейный корабль «Голштиния», недалеко уже находились линейные корабли «Юнона», «Ослябя» и фрегат «Авось». Цесаревич по известному только ему принципу настаивал на названии каждого вымпела, вплоть до шлюпов.

— Я назову в честь тебя, казак, остров или мыс, спасибо! — сказал Овцын, склоняясь над телом Платона Конкина.

*…………*……….*

Ораниенбаум.

3 июня 1748 года

Вчера был в офицерском собрании. В принципе, можно и не продолжать, стереотипы сразу же обрисуют пьянку. Так оно и было. Собрал я всех офицеров семеновцев, преображенцев, лейб-драгунов, ингерманландцев, в «Элите», сняв все заведение на вечер.

Стребовал слово чести, что не перегрызутся между собой — соперничество преображенцев и семеновцев всем известно. Напомнил гвардии, что я их любимый наследник-цесаревич и иных не нужно. Пели песни, плясали «русского», были и шесть дуэлей, которые провели не заточенными шпагами в экипировке, так как все дали слово, что крови не прольется. Раз в полгода нужно и так отдыхать.

— Брокдорф, Вы живы? — спросил я у своего камердинера, который спал прямо на кушетке у нашей с Екатериной спальни.

— Ваше Высочьество! — пробормотал голштинец, который вчера составил мне компанию у гвардейцев и явно перебрал больше моего.

— Иди к себе отдыхать, через два дня ты отправляешься в Киль наладить связи и открыть торговое представительство, а еще нужно оговорить последние рекомендации, — сказал я и отправился в свой экспериментальный цех.

Еще полтора года назад я привлек к себе больше двух десятков оружейников из тульских мастеров-одиночек, потом пополнил эту тогда еще толпу индивидуалистов некоторыми мастерами, например, дворянином и артиллеристом Михаилом Васильевичем Даниловым [в реальной истории конструктора пушек]. Привлек того малого, что должен был изобрести под «чутким и неусыпным оком» Петра Ивановича Шувалова пушку «единорог». Молодой, но уже мастер, действительно обладал инженерным складом ума. Офицера получилось заполучить, используя возможности и власть Военной коллегии. С Даниловым занимались математикой, физикой, сам Ломоносов, морщась и, не решаясь отказать наследнику российского престола, работал с парнем и не сразу, но оценил деятельного и впитывающего науку, как губка, мастера. Именно Данилов и стал мозговым центром конструкторского бюро. Дополнительное образование Михаилу Васильевичу пошло впрок, да, он был грамотным и достаточно рукастым инженером, но я хотел большего от Данилова и получал в итоге конструктора-универсала.

Между тем, ожидания столкнулись с мощной, казалось, непробиваемой стеной. Это и неумение работать в команде, алчность и завистливость оружейников-одиночек, привыкших от начала до конца самостоятельно изготавливать конечный продукт. Часто это оружие получалось неплохими репликами. Но работать в команде, попуститься своей горделивостью? Нет, не слышали, что так можно!

Полгода притирки и моего железного терпения, полгода приглашений за немалую плату математиков и видных оружейников из промышленной демидовской империи, работа с психологией людей, решение внутренних конфликтов и начало что-то вырисовываться. Можно начинать работу, но инструменты работников были столь примитивны, что и с этим пришлось что-то решать.

Прибыли лучшие английские станки, дорогущие до зуда. Какое же убожество! Уже то удручало, что все эти «устройства-махины» были на тонких ножках и определенно без возможности закрепить так, чтобы не было тряски и шатаний. Стали переделывать, с привлечением опять же всех и каждого, кого только советовали в Академии наук. Между тем дельцы из Академии поняли, что можно прийти к цесаревичу, умно помолчать и получить весьма существенные деньги «нахаляву». Я, наивный, первоначально и предполагал, что умнейшие люди империи молчат, но после выдадут какой-то результат, тщетно. Но все же дельные изменения были проведены. Ситуацию усложняло то, что я ни разу не был, ни токарем, ни слесарем, и не мог выдать феноменальный результат в деле «изобретения» станков. Те агрегаты, что я видел в своей жизни исполнить просто невозможно, уж тем более станки с ЧПУ. Может только вспомнить смогу устройства прядильного и ткацкого станков — вот это я уже начертил. Был в английском музее в прошлой жизни, с интересом слушал экскурсовода, — никогда бы не подумал, что пригодится.

У нас уже был прототипы ткацкого станка Эдмунда Картрайта, который он должен изобрести где-то к концу века, создав механический ткацкий станок с ножным приводом. Я же начертил эту громоздкую махину по памяти и уже четыре таких агрегата готовы к использованию. Были мысли продать станки Петру Шувалову, все же у него большое текстильное производство. Однако, последний Совет при государыне показал, что я не ношу фамилию «Шувалов» и не член их клана. Братья хотели меня осадить, все больше интригуют, проверяют на прочность, так что нет, без станков, обойдутся. В дальнейшем предполагалось «изобрести» и вращающуюся раму, что улучшит качество, да и еще больше ускорит процессы. Но сделать последнее «открытие» я стану, когда уже будут работать мануфактуры.

Простаивать агрегаты не должны. Сейчас уже ищу людей для организации ткацкой фабрики в Самаре, куда проще привозить хлопок, ну и коноплю выращивать рядом с городком вполне себе можно, что уже и делается. Из хлопка с добавлением конопли получается хорошая парусина. Там же планирую открыть пошивочный цех — одежда из денима может и зайти мещанам.

Но то дела будущие, не ранее как следующей осенью получится открыть полноценное производство, кроме прядильного цеха, который уже работает. А киргизы все более наращивают продажи хлопка. Сырье будет поставляться, в том числе и бартером, с нашей стороны — оружие. Джунгары вновь пытаются продолжить экспансию. Если эти наследники монголов прорвутся через Среднюю Азию, то количество проблем у России значительно возрастет.

Ну, а чем же еще занимаются «бездельники» в экспериментальном центре? По порядку: создали велосипед. Да, именно так, и в варианте советской промышленности похожий на «Аист», но в трехколесной вариации, так как мало кто, кроме меня, освоил двухколесный механизм.

Сложности вызвали две вещи: очень жесткая резина, которую варили-таки из одуванчиков, и спицы — они получались крайне непрочными, мало что проволока. Но и с этим справились, благо велосипед — не космическая ракета, а двухколесный примитивный механизм, ну или трехколесный. Чего стоило подшипники изготовить, отдельная песня. Так что с велосипедами, если уж очень активно не попрут, будем заканчивать.

Но, на чем, уверен, заработаем, так на детских колясках. Они тут если и есть, то представляют собой просто убожество для поганого сословия. Я же предлагаю дворянскую моду на коляски.

И везде нужен каучук, резина из одуванчиков плохая. И как в Великую Отечественную войну могли компенсировать недостаток резины варкой ее из одуванчиков? Так что вот еще одна причина колониальной экспансии — каучук.

Возлагаю надежды по получению сверхприбылей на перьевые ручки. Они так же не сильно то и легки в производстве из стеклянной или фаянсовой емкости для чернил, стекло «упаковано» в деревянный корпус. Пробуем делать корпуса из керамики и железа, ибо жестью тот материал не назовешь. Есть эксперименты и по обрезиниванию ручек.

Само перо изготавливают ювелиры, чтобы чернила при нажатии вытекали дозировано, а заправлять ручку легко — налить чернил, откупорив сверху колпачок. Поставить на поток такую работу не удается и получится ли увеличить производство в ближайшее время с этими, даже усовершенствованными станками, — не факт. Поэтому шло накопление товара. Сейчас уже четыре тысячи ручек готово, из которых есть с серебряными и золотыми перьями.

Рекламная компания начнется уже завтра, когда императрица по моей просьбе покажет ноу-хау на ближайшем маскараде. Потом в кильской газете Брокдорф должен будет написать про чудо-перо из России и начинать дозировано, дефицитно, продавать. Безусловно, быстро скопируют, но пройдет год, чтобы снять сливки, а после заниматься планомерным изготовлением ручек. В конце концов, есть же и Китай, где все, что можно, изобретено, но мало что производится, там ручки будут востребованы.

Есть и зажигалки, массивные, не удобные, но есть. Работать с нефтью у русских химиков получается вполне сносно, не в промышленных объемах, конечно, но бензина пока хватает. Ну, а дальше сложностью в изготовлении зажигалок стал корпус и кремень, который часто крошился, для чего предполагались в комплекте запасные детали. Зажигалок чуть более тысячи и целых двести штук отправились уже в экспедицию к Америке.

Вот это богатство, что успели освоить на сегодняшний день, наряду с пушниной, нужно было продавать в Киле. Сложная задача с реализации меха, Европа бойкотировала русские шкурки, как и все, что могла предложить для продажи европейцам Россия [исторический факт, в это время мода на бобра из Канады]. Да, торговля рухлядью велась, но между странами. Были ушлые иностранцы, что покупали меха внутри России с последующей перепродажей уже на европейском рынке. Европа сейчас переживала бум на боровые шкурки, которые монопольно поставлялись Вест-Индской компанией, что промышляла в Канаде. Киль, как я надеялся, может стать той «свободной экономической зоной», что позволит обходить негласные запреты на ввоз пушнины из России.

— Получилось, Михаил Васильевич? — задал я вопрос Данилову.

— Пока плохо, но барабан уже крутится, вот только пружина ломается, замок заедает, — ответил глава экспериментального центра и протянул мне… Кольт, который, думаю, возьмет имя «Данилов».

Еще через пару месяцев после переноса сознания в голову наследника престола, я нарисовал, потом и начертил тот самый Кольт, начертил с пояснениями и устройство унитарного патрона. Потом долго, очень долго шла работа по, казалось бы, простому воссозданию, предмета. Пришлось часто самому общаться с оружейниками, рассказывать об оружии, благо, что-то да знал. Пытались перейти к картонному патрону. Как вариант и такое ноу-хау, но при хорошей бумаге, идеальной погоде и разумности пользователя. Все эти факторы редко соприкасаются.

Полгода назад группа учёных, рекомендованных Ломоносовым начала работы по «изобретению» бертолетовой соли и гремучего серебра, так нужных для создания капсюля. Вещества синтезированы, но до создания капсюля дело ещё не дошло, есть задача проанализировать производственную цепочку, что не образовалась глубокая пропасть между «изобрели» и «использовали».

Много экспериментов провели мастера, но пистолет «Данилова» вроде как получился, несмотря на истерику оружейников, которые во все горло кричали о несуразности таких игрушек. Создать револьвер пытались уже давно, и даже с некоторым успехом, но это было и дорого, и не функционально, либо просто не востребовано и предано забвению.

Пока это «убожество», а тот вариант, что на потоке, заряжалось крайне сложно: в каждый стаканчик мерно засыпался порох, который придавливался пыжом, пуля оборачивалась в тряпочку, работа шомполом, после надеть капсулы. Семь выстрелов подряд из очень дорого оружия. Стоит оно того? Я посчитал, что стоит. Тем более, что принцип патрона был нам уже известен. Эволюция револьверов должна быть скорой, а прототип следующего поколения я держал в руках.

— К Ломоносову обращались по причине улучшения стали для пружины? — спросил я.

— Да, Ваше Высочество, результат Вы и держите в руках, — ответил Данилов.

— Какие в нем проблемы? — задал очередной вопрос я.

— Большое усилие нужно приложить, чтобы выжать спусковой крючок, ну и патроны из картона — мы их производим очень мало. На пистоль сейчас только по две сотни патронов, — отвечал инженер-конструктор.

— Направьте всех, кто есть на производство патронов, обратитесь к бумажным мануфактурам, пусть предложат крепкий картон. Если я сегодня приму пистоль, потом я обращусь к Никите Акинфеевичу Демидову по этому вопросу, и Вам придется взять с десяток мастеров и поехать в Тагил, чтобы наладить производство и передать свой опыт. Кого оставите здесь? — сказал я, рассматривая оружие.

Испытания прошли не грандиозно, но нормально. Я отстрелял тридцать шесть патронов, ствол выдержал, без проблем, но мой указательный палец на правой руке окаменел, а рука онемела. Действительно большие усилия нужно приложить для выстрела, да и прицельная стрельба, крайне сложна, тем более с имевшимся порохом. Однако, шесть выстрелов без подзарядки с убойной силой до семи десятков шагов — это имба в бою, как и сохранение жизней многих и многих солдат. Еще бы что-то придумать для чистки, а то кирпичная крошка тут не подойдет никак. Пусть думают те мастера, которым за это серебром платится.

Шесть из двенадцати почти уже выделанных пистолетов я собирался забрать себе — это будут подарки и два мне лично. Подарю Румянцеву, Суворову, Миниху, придумаю еще кому. Или не подарю никому, нужно еще будет проконсультироваться с Шешковским и мастерами по секретности технологий. Количество патронов сильно ограничено, но что есть, того не прибавить. Пока не прибавить. Будем забивать гвозди микроскопом и производить патроны ручным способом, чтобы хватило на одну, но победоносную войну.

И все же подключать к делам Ивана и Петра Шуваловых необходимо, забывая детские обиды. Те же патроны я готов покупать на нужды армии хоть у, прости Господи, чертей, не если, а когда «придумаем» унитарный патрон в металле.

Возвращался я во дворец в приподнятом настроении — все же удалось и в создании оружии продвинуться. Вот так из пистолета Данилова должна родиться и кознозарядная винтовка. Последняя, как я позже понял, была бы даже перспективнее в производстве, но позже, значительно позже. И только после того, как мне, наконец, удастся проломить стену и начать распространение метрической системы, которую пока даже Ломоносов критикует, можно замахиваться на производство и кознозарядной винтовки.