Цесаревич

— Нет, ну, что ты со мной делаешь? — сказал я, когда Катэ начала сексуально вытираться полотенцем.

— Ну, медикус же сказал, что можно… — сказала жена и приблизилась ко мне.

Наши отношения переживали какой-то подъем что ли, я старался быть именно что мужем, Катэ этому не сопротивлялась. Да, наверное, именно так — она позволяла себя любить. И не скажу, что летаю в облаках, пусть Катерина мне и нравится. НРАВИТСЯ! Ни о какой любви речи не идет. Может сюжет с Салтыковым подспудно меня грызет, как я не борюсь с ревностью, она меня, ставшего более эмоциональным, побеждает. Но физиологически меня все более чем устраивает, Катэ очень чувствительна и близость с ней позволяет не отвлекаться на проблемный поиск утоления потребностей. Ну не со служанками же мне любиться, право слово.

А с Фондом это мы хорошо придумали. Придумал, конечно, я, но реализовано было Катериной и Штеллином — вот где министр Просвещения. Может в будущем и станет таковым. Все окружение, и Шуваловы, и Разумовский и даже Бестужев, Воронцов и далее по списку, стали отсылать подводы со своими денежками в Фонд, как только сама императрица, ну не она, а я от ее имени и после, конечно, согласия тетушки, — пожертвовала пять тысяч рублей, я десять тысяч положил, а Екатерина еще пять, но, сейчас добавила. Видеть свое имя, напечатанное рядом с именем императрицы, совершить тот же поступок, что и твое начальство, друг или покровитель из высшего эшелона власти — это целая «финансовая пирамида», что могла бы сработать, куда эффективнее МММ.

На данный момент суммарно в Фонде находится больше четыреста тысяч полновесных рублей, с учетом того, что деньги уже тратились. Дабы подготовить первую отчетность, в очередном выпуске журнала была потрачена часть денег, не значительная, но наглядно для читателей издания — люди должны видеть, что их деньги в пользовании и уже работают. Скажем так, что на маленькую войну уже хватит фондовых денежек, а, если учитывать, что можно подогреть и патриотические чувства правильными статьями и заметками, то Фонд может взять на себя финансирование целого немаленького корпуса и для более существенного конфликта.

Если касаться журнала, то там начинают появляться и свои статьи доходов. Первое — это объявление о продаже. Единственно, против чего я был, так это печатать о продаже крепостных, как в рамках морали, так и чтобы не отвернуть от себя интеллигенцию, да, оказывается и такая есть, сплошь ценители Вольтера, да всяких Монтескье с Жан-Жаками Руссо. Второй источник дохода — это печатать статьи и тут уже находятся ученые или пииты-самоучки, которые предлагают деньги за публикацию своих творений. Люди не избалованы качественным творчеством и печатается и такая несуразица, не всегда профессиональная, но только в конце журнала в рубрике «творчество», где намеками говорится, что «редакция ответственности не несет». В последнем номере «России» даже были стихи, которые и нарочно захочешь, но не сочинишь, столь комичны и нелепы были те вирши. Говорят, что некоторые читатели смеялись и были уверены, что специально разместили такое «творчество», для смеху.

*…………*……….*

Кремль

11 декабря 1747 года

Утро у меня началось с двенадцати часов по полудни. Были мысли подняться раньше, устроить тренировку себе и парням-пластунам Степана, но в таком случае получилось бы насилие для организма. Поэтому я просто перевернулся на другой бок, закинул ногу на спящую жену — есть такая дурная привычка, ничего поделать не могу — и продолжил сон.

Спал бы и больше, но Бернхольс разбудил, так как по велению императрицы, ко мне пришел генерал-кригскомиссар Михаил Андреевич Белосельский. Тот самый, кто единственный имеет право доклада государыни и которого она для этого и взяла с собой в Москву, так как моя деятельность не могла быть незамеченной даже при том бардаке, что представляло собой современное Адмиралтейств-коллегия.

Да, нам уже давно нужно было поговорить с флотским начальством, со средним звеном то контакты налажены. Но, признаться, я не представлял ранее с кем именно нужно разговаривать, пока два с половиной месяца назад Белосельского не назначили на должность распорядителя финансами флота.

— Ваше Императорское Высочество, — Белосельский изобразил грациозный поклон, что уже многое говорило о нем.

Так профессионально кланяться могут далеко не все армейские, как и флотские не сподобятся, эту науку преподают только при дворе.

— Михаил Андреевич, чтобы общение вышло с результатом, давайте без чинов, — сказал я, жестом приглашая Белосельского присесть. — О чем именно Вы хотели бы спросить меня? Понимаю, что вопросов много, у меня есть час, чтобы ответить на самые проблемные.

— Почему Вы приглашаете капитанами на строящиеся корабли иностранцев? — задал первый вопрос Белосельский, признаться, неожиданный, да еще и с напором.

Неожиданный потому, что я искренне считал, что в русском флоте есть с десяток проблем, по своему значению куда весомее. Но первым прозвучал вопрос именно о засилье иностранцев.

— Странно, что Вы об этом первую очередь спрашиваете, но отвечу — потому что мне нужны опытные в больших переходах капитаны, которые ходили и в Индию и в Китай. Такие есть, нужно этим воспользоваться. У капитана будет заместитель из русаков, к сожалению, найти столько русских офицеров я не смог, но на линейных кораблях, как и на торговых, русские в командовании будут, научатся, совершат пару десятков переходов, станут капитанами, — ответил я, и тут до меня дошла причина волнения вице-адмирала.

Командовать линейным кораблем — престиж, повышение жалования и прорыв в карьере для многих. Вот и ратует Белосельский, почему закрываю дорогу для отечественных дарований. А вы наведите порядок в системе подготовки мичманов в том же Петербурге и уже тогда чего-то желайте. Или сходите хотя бы раз в Индию, к Малайским островам. Потерять корабль из-за непрофессионализма, но с патриотичными лозунгами команды, идущей на дно вместе с кораблем? Не только людей жалко, но и сверх нерационально.

— Петр Федорович, уже построенные корабли не приписаны к флоту, — неудовлетворенный моим ответом, Белосельский поспешил озвучить новую проблему, скорее свою, «белосельскую», чем действительную.

Почему свою? Так это он получит финансирование по количеству кораблей, офицеров и матросов, если только будет официальное пополнение Балтийского флота.

— Потому что, сударь, данная флотилия готовится, как частная, коммерческая, после ее корабли войдут во флот, когда Вы выкупите их. Я, видите ли, хочу открыть свою дальневосточную долевую, если будет угодно, акционерную, компанию на паях или без оных. И скоро, как я надеюсь, эти корабли отправятся к берегам Дальнего Востока, попутно произведя торговлю в Индии, о чем и соглашение с Англией будет, — немного раздражительно ответил я, ощущая себя как на допросе. И ладно бы перед государыней, но перед этим хлыщем?

— Но деньги, пусть и малой долей Вы на эти корабли получаете! На них идут в первую очередь новые орудия, набираются матросы, Вы привлекли всех выпускников Морской академии, вы заняли все верфи, — сыпал уже не завуалированными обвинениями Белосельский, который, видимо, не понял желание государыни и принял «поговорить» за «отчитать».

— Я жду, сударь, когда Адмиралтейств-коллегия вернет мне деньги, что были потрачены мной для выплаты жалования офицерам. При таком разговоре, я стану продавать Адмиралтейств-коллегии корабли по их стоимости. Пушки, которыми оборудуются новые корабли, изготовляются по моему частному заказу и Вы оплатили мне только половину от уже потраченного. Я еще раз могу спросить: где деньги? Далее, что касается выпускников Академии, то это каждый решает за себя. Вы же не удосужились прописать в уставы необходимость отработки гардемаринов и мичманов, — я встал со стула, понимая, что разговор не сложился, а меня, как Президента Военной коллегии, государя-цесаревича, просто пытаются мокнуть в грязь.

— Простите, Ваше Высочество, — осознал свою ошибку Белосельский, но было поздно, такого общения, основанного на претензиях почти венценосной особе, которой я являюсь, позволять никак нельзя, иначе сожрут и не подавятся.

— Нет, сударь, Вы пришли высказать мне упреки, которые я считаю абсурдными. А Ваши промахи? Рассказать о них? Имя Жозеф Никола де Лиль Вам о чем-то говорит? Этот шпион, после того, как с ним не заключили новый договор в Академии наук, засобирался по Францию. Вы не в курсе того, что он выкрал карты и отчеты двух русских северных экспедиций? Там и про посещение Шпанбергом Японии и об открытии нового пути из Камчатки в Америку. Секретные документы, сударь, француз выкрал из Адмиралтейств-коллегии, а это результат героической работы русских моряков [исторический факт]. А все почему? Потому, что порядка нет во флоте. И только работа моих людей позволила избежать такого позора и отдать де Лиля в Тайную канцелярию. И еще… вот тут написаны люди, которые должны быть у меня не позднее, чем через месяц, коли в Петербурге али Архангельске обретают, или полгода, если дальше. С них должны быть сняты все обвинения, повторю, все, — я чуть наклонился и зло посмотрел на своего неудачного собеседника. — Если Вы не исполните мою волю, как государя-цесаревича, станете первым человеком, которого я стану публично избегать и не только. Влияния у меня хватит, чтобы Вы вновь отправились на перевоспитание в Оренбург к моему хорошему приятелю Ивану Ивановичу Неплюеву. Вы же там работали, пока не стали вице-адмиралом? И еще. Я уже как четыре месяца назад подал проект создания Морского шляхетского корпуса с объединением Академии, новигатской роты, всех иных заведений в Петербурге. Не позднее, чем через месяц я жду ответа от Адмиралтейств-коллегии, тем более, что Военная коллегия может помочь деньгами при создании Морского корпуса. Работайте, сударь, иначе это будут делать за Вас другие.

Я подал лист с фамилиями и отвернулся, всем своим видом показывая, что и разговор закончен и господин отхватил немилости.

На листе, что дрожащими руками взял Белосельский, были написаны фамилии Петра Петровича Бредаля, Мартына Петровича Шпанберга, были и другие фамилии. В основном, кроме Бредаля, это были люди, которые уже участвовали в камчатских экспедициях, были, если без учета исследователя Дежнева, первооткрывателями американского направления. Шешковский полгода собирал сведения об участниках тех экспедиций, составил аналитическую записку о трудностях и причинах весьма скромных результатов Первой Камчатской экспедиции, как и сложностей Второй. И тут присутствовала элементарная неблагодарность и незаинтересованность властей в результате, люди, как раз сработали героически, многие сгинули. Фанатики своего дела, прорываясь через непонимание, противодействие властей, прежде всего, Охотска, смогли добиться в принципе немалого, но при содействии государства можно и многим больше.

Оказалось, что Шпанберг, который был соратником, местами конкурентом и даже соперником, уже умершего Витуса Беринга, приговорен к смертной казни, которую, по елизаветинскому обыкновению, заменили на «понижение в чине».

И за что попал в опалу? За то, что в 1743 году ему было приказано остановить свои исследования и два года этот человек вместе со своими сотоварищами просто ничего не делал, не имел средств для нормального существования. Два года подвешенного состояния и Мартын Петрович решается ехать в Петербург, что бы спросить, что же дальше-то делать. За этот приезд его отблагодарили арестом и приговором к казни [исторический факт]. С этим еще разбирается Шешковский и по моей просьбе он обратился и к своему бывшему начальнику — Главе Тайной канцелярии Александру Ивановичу Шувалову. Есть мутные схемы в этом аресте, точно есть.

Сейчас же Шпанберг вновь не понимает и не знает, что делать дальше и я возьму его в свою авантюру, тем более, что психологический портрет этого датчанина на русской службе говорит о профессионализме, с набором качеств для первооткрывателя новых направлений, пусть и наличествуют очень спорные его жесткие методы работы в коллективе. Но как бы жестко Шпанберг себя не вел, результат всегда был. Какая складывается психологическая ситуация на корабле при необходимости общения в замкнутом пространстве корабля? Может именно жесткость капитана и решает многие вопросы?

Что касается Бредаля Петра Петровича, то там ситуация немного иная, но так же подходит по общие тенденции начала правления Елизаветы, как и заслуживает внимания Тайной канцелярии. По аналогии с аллегорией «Охота на ведьм», можно сказать, что при вступлении на престол Елизаветы Петровны началась «Охота на иностранцев». Я так же удручен ситуацией, когда много иностранных специалистов работают в России, служат в армии и во флоте. Но если заменить некем, то как далее быть, слабеть империи? Петр Петрович — герой морских сражений Северной войны, в том числе и Гангутского, стоял у истоков создания русского флота, но еще не столь стар, чтобы уходить на покой.

С ним, как мне кажется, еще более несправедливо поступили. В 1743 году Бредаль вел эскадру новых кораблей из Архангельска в Балтийское море, чтобы усилить группировку российского флота на завершающем этапе русско-шведской войны, но Бредаль попал в шторм. Корабли, построенные по большей части из сырого дерева и в спешке, получили многочисленные поломки, и Петру Петровичу пришлось вернуться в Архангельск, за что получил подозрение чуть ли не в государственной измене. Его до сих пор мурыжат и обвиняют, а, между тем, как удалось выяснить Шешковскому, государыня уже в 1744 году подписала Всемилостивое прощение этому флотоводцу [исторический факт, прощенному Бредалю до 1756 года так и не сообщили, что он прощен. Это еще один аргумент в пользу того, что во флоте творился бардак].

Было еще немало людей, которые занимались исследованиями в период царствования Анны Иоанновны и Камчатки и северной части Тихого океана, к примеру, Хметевский Василий Андреевич, который сейчас пребывает на мелких должностях в Тобольске, вместо того, чтобы заниматься своим любимым и уже известным делом — изучением Камчатки. К нему еще ранее был отправлен человек с повелением прибыть в Петербург.

Просматривая сведения об исследователях Севера России, я наталкивался на фамилии, которые были не просто на слуху в XXI веке и ранее, но и знаковыми. Так, переводом на новый линейный корабль был назначен только заместителем капитана, так как не имел опыта навигации в южных морях, Харитон Прокофьевич Лаптев. Он в данное время был капитаном на фрегате, что явно не соответствовало его заслугам перед Отечеством. Получилось добиться в последующем его повышения до капитана 3-го ранга. Лаптев стал заместителем капитана линейного корабля «Алексей Ильич Чириков». Лаптев дружил с исследователем Севера Чириковым, в честь которого и был назван, даже не так, переименован, корабль. Харитон Прокопьевич помогал супруге своего друга, который сильно болел уже за год до начала нашей экспедиции — туберкулез, последствия цинги. Ушел из жизни Чириков уже когда наша Экспедиция подходила к Молуккские островам, но он знал, что в океане ходит корабль с его именем. Наверное, вот так с гордостью за проделанную работу и что ее оценили, желали бы уйти из жизни многие морские офицеры, да и сухопутные.

Такой подход в названии кораблей настолько впечатлил моряков, что они, казалось, удвоили рвение на пути к новым свершениям. Это же действительная слава. В каждом порту спросят: «А кто такой этот Алексей Ильич Чириков?» и вновь прозвучат подвиги человека и в портовом трактире подымут чарки за упокой.

Я надеялся, что именно Лаптев, близкий друг Чирикова, станет тем мореплавателем, который возглавит Камчатско-Американскую эскадру, но на деле Харитон не был флотоводцем, могущим управлять большой эскадрой. Смелым, отчаянным, готовым на самопожертвование, неплохой организатор небольшого количества людей, но не командующим тысячами. И дело тут не в чинах, немало сюжетов в истории, когда даже практически подростки, как Рокоссовский, или Голиков, командовали в Гражданскую войну дивизиями и удачно. Дело в специфике характера.

Так же в Экспедиции получилось задействовать Семена Ивановича Челюскина. Насколько нерационально использовать многоопытного исследователя, соратника Харитона Лаптева, в качестве «потешного» капитана яхты, пусть и с благовидным названием «Принцесса Елизавета», коим он являлся, пока его оттуда не выдернули. Как ни странно, именно в отношении Челюскина уперся Белосельский, да так, что пришлось приказать Шешковскому нарыть побольше грешков этого околофлотского персонажа. Шантаж, может и низко и кто-то внутри меня протестует против подлых методов, но лучше немного преступить негласные правила, чем ослабить Экспедицию. Мы должны сразу стать сильно в регионе.

Предполагалось назначить заместителем капитана линейного корабля Экспедиции и Ивана Фомича Елагина — так же участника камчатских и американских исследований Витуса Беринга [все вышеперечисленные персоналии реальны, как и описание их местонахождения, на основе свидетельств современников и современных исследователей].

Вот и собиралась большая команда для великих дел.

Тут может возникнуть вопрос: зачем все это? Потешить свое самолюбие, утереть нос англичанам, или в будущем американцам, а может деньги некуда девать все еще взбалмошному наследнику-цесаревичу, то бишь, мне?

И да, хочется немножко подгадить англичанке, не все же ей, завидно, ей-Богу. Но больше, нет, — это коммерческое мероприятие. Некогда, в другом варианте истории, Русско-Американская компания зарабатывала миллионы на весьма скудном, по своим масштабам, присутствии на Аляске. При этом были допущены, порой фатальные, ошибки, которые можно предупредить. Да и многоопытный флот, могущий решать сверхзадачи, бороздящий просторы мирового океана — это крайне важно в предстоящих русско-турецких войнах.

Популяция в сотни тысяч, а может и миллионов, песцов, не менее многочисленны и соболя, китовой промысел, речные бобры и коланы — морские бобры, чей мех стоит дважды по весу золотом, да то самое золото. Исследователь Стеллер, почивший ныне, оставил свидетельства. Когда на одном из островов между Америкой и Камчаткой группе русских моряков пришлось выживать, он насчитал десятки тысяч песцов только кружащих у лагеря вышивальщиков. Это он открыл Стеллерову корову, или иначе — морскую, чей жир в десятки раз лучше китового в быту и для употребления в пищу. Жаль, что скоро в той реальности этих коров быстро уничтожили. Вот бы попробовать их популяцию увеличить!

Тут же и торговля с Китаем — чай все еще необычайно дорогое удовольствие и в России и в Европе. А в Китае дорогим удовольствием является рухлядь, или шкуры тех же каланов. Перспективы — закачаешься!

*…………*……….*

Казино-ресторан «Элит-Москва»

Вечер 11 декабря 1747 года

Вечером была запланирована встреча с Петром Ивановичем Шуваловым. Местом общения я выбрал казино-ресторан «Элит-Москва», соучредителем коего являлся. Уже давно хотел лично посмотреть на и организацию сервиса в этом заведении.

Я пришел в ресторацию с Екатериной Алексеевной, которая захандрила от того, как я стал много работать в Москве, несмотря на то, что был чуть ли не насильно привезен сюда тетушкой именно для отдыха. Но как же не работать, если нужно самому проверить бумаги с люберецкого поместья, провести консультации с офицерским составом голштинских полков, где опять намечается пополнение и через год вероятное увеличение до полноценной дивизии. Нужно было для последующих проектов определить объемы строительства, своим повелением отправить отобранных людей под Ярославль, Вологду, где были куплены поместья, проинспектировать некоторых приказчиков, выкормышей Петра Евреинова, дать указания им по эксперименту частичного, поэтапного перевода крестьян на чинш и выделении сильных в хозяйственных делах крестьян. Это я по следующей осени, обязательно выделю время и съезжу с супругой в Ярославль, иначе, как на примере, Екатерине доказать абсурдность желания облагодетельствовать всех крестьян, нельзя. Да и самому нужно убедится в своем скепсисе, мало ли, может, и резонным окажется дать всем свободу без потрясений для страны, что пытается мне доказать супруга [в записках Екатерины Великой есть упоминания, что она до воцарения была сторонницей раскрепощения крестьян, впрочем, она могла пытаться на страницах собственного сочинения обелить себя любимую].

Я успел сыграть пять партий в покер и даже оказаться в плюсе тридцати одного рубля, когда, наконец, прибыл Петр Иванович со свитой из нескольких чиновников из Берг-коллегии.

— Ваше Высочество, — обратился я к жене, когда собрался последовать за Шуваловым в приват-кабинет. — Воспользуйтесь моими фишками и, если будет угодно, проиграйте их все, главное — Ваше благоприятственное расположение — сие единственный достойный выигрыш в этой игре.

Я поцеловал ручку своей супруги, наблюдая исподволь интерес московской аристократии к происходящему. Как и то, что после нашего менее чем двадцатиминутного пребывания тут, в ресторацию стало приходить все больше людей. «Сарафанное радио» работает и через еще час пожалуют и многие роды, пребывающие преимущественно в Москве, как Салтыковы — мои соседи по люберецкому поместью, или Трубецкие.

— Ваше Императорское Высочество, — Петр Иванович поклонился, как только через приоткрытую дверь увидел мое приближение.

— Мы же, Петр Иванович, смею рассчитывать, друзья давайте без чинов. Именно здесь и сейчас правит балом коммерция, — сказал я, входя в приват-кабинет для переговоров.

— Ну что, Петр Федорович, спешу сказать, что строение у реки Фонтанки закончено, служащие набраны и ознакомлены с Вашим регламентом работы банка, привлекли тех итальянцев, что я выписал из Турина. Вот только и они кое-что для себя прояснили из Ваших откровений. Потому и не собираюсь их отправлять обратно. Так что предлагаю приурочить открытие «Российского коммерц-банка», как Вы изволили назвать, к Вашему Дню Рождения, — решил польстить Шувалов.

— Говорите уже, Петр Иванович, вижу же, что юлите, — я усмехнулся.

— Мне становится страшно от вашей прозорливости, государь-цесаревич, — Шувалов немного задумался, но решившись, продолжил. — Прошу в наше товарищество допустить с дестью долями паев моего брата Александра Ивановича Шувалова, он весь в заботах, а побеспокоится о приросте благосостояния и не получается.

— Понятно, — я спокойно отнесся к тому, что Шуваловы друг друга подтягивают. — Но вот какая сложность, Петр Иванович — по нашим условиям я должен иметь сорок две доли, Вы — сорок долей, восемь долей Берг-коллегия и десять государыня. Сударь, если Вы решились предоставить уважаемому Александру Ивановичу десять долей из своих, то не стали бы и уведомлять меня. Ваши доли, на то и Ваши. Что же предлагаете тогда, мне своими попуститься?

— Петр Федорович, ну нам же нужно будет содействие Тайной канцелярии. Коли должников убедить отдавать ссуды, или проверить, кого на возможность платить, — отвечал Шувалов и в этом был резон.

Заключиться поддержкой Тайной канцелярии было бы весьма кстати, своей еще только формирующейся системе безопасности банка, только предстоит прочувствовать принципы работы.

— Сколько долей от своих Вы готовы отдать? — задал я вопрос, уже решив, что больше трех своих не отдам.

— Три доли, — ответил Шувалов.

— Хорошо, Ваши три, мои три, тогда еще три отнимаем от Берг-коллегии и всего девять долей Александру Ивановичу, уверен, что этого более, чем достаточно, — предложил я, выказывая свое мнение.

— Согласен, — очень быстро согласился Шувалов, от чего я уверился, что Петр Иванович мог довольствоваться для своего брата и меньшим.

После мы еще раз обсудили принципы работы банка.

Ничего сверхнеобычного в системе работы банка не предполагалось. Так, уставной первоначальный капитал банка составит три миллиона рублей, которые вносятся соответственно долям, из которых доли государыни и Берг-коллегии расписываются на остальных, требовать денег с императрицы мы не решились. В последующем капитализация банка должна формироваться, в том числе, и из вкладов промышленников и купцов. Им выдавались бы чековые книжки и личные печати. Филиалы банка планировалось со временем открыть в Москве, Нижнем, Казани, Риге, Тюмени, возможно, при условии достаточной лояльности магистрата, в Киле. Кредитование осуществлять под конкретные проекты, в которых банк становился дольщиком, но под залог заведомо большего в денежном эквиваленте имущества. Предполагалось кредитовать и под залог поместий, с обязательным их обследованием на доходность и возможность к продаже. Ну, и самое простое — кредиты под чуть больший процент, вклады под заведомо меньший процент и на разнице зарабатывать. В перспективе можно будет думать о собственных деньгах, если кредитные листы станут популярны у промышленников и купцов. Банк же становился и игроком на бирже, которой в понимании будущих поколений, еще и не было, но торговля в России была на неплохом уровне для реалий. Учитывая большие площади земли как мои, так и еще большие Шуваловых, или людей близких им, можно очень удачно работать на понижении и повышении с помощью банка стоимости того или иного товара. Тут нам в помощь и газета с журналом. Но вначале хотелось бы быть очень осторожными, набраться опыта.

Я же планировал, когда в полную силу заработает банк, основать и страховую компанию, где страховать грузы купцов за рубежом. Напали каперы — получи три четвертых стоимости своего груза, а размер платы за страховку будет зависеть от опасности морских или сухопутных переходов. Такую страховую компанию можно будет попробовать продвинуть и за границей.

При грамотном подходе с административным ресурсом — дело очень прибыльное.

— Ну как, любимая, много проиграла? — спросил я Екатерину, когда пошел пригласить ее на ужин с присутствием Петра Ивановича Шувалова, все договоренности с ним были достигнуты.

— Выиграла, друг мой, я выиграла почти шестьсот рублей, — озорно, с признаками абсолютного счастья сказала Екатерина. — Но все деньги пожертвовала в Фонд вспомоществования армии и флота, так, чтобы московское дворянство не пребывало в стороне от сего дела.

— Умница, а я за это закажу тебе новые сережки у Герасима Евреинова, чтобы таких ни у кого не было, только не одевай их при государыне, — сказал я и повел Екатерину к уже накрытому столу в приват-кабинете. Может проинспектировать еще и приват-комнаты в этом заведении? Медикус же разрешил…

*…………*……….*

Лондон

18 декабря 1747 года

Король Георг II пребывал в не лучшем настроении. Опять начал беспокоить геморрой [в реальной истории эта болезнь беспокоила короля с 1736 года, о чем королю сопереживали все английские дворяне, непрестанно обсуждая конфуз монарха], опять эти лондонские туманы. А он так хотел побольше пробыть в своем Ганновере — истинной родине. Но лондонцы заставили короля больше проводить времени в столице. А война, которая списывала нахождение короля в Ганновере на необходимость руководить войсками, закончилась. Теперь нужно править.

— Ваше Величество, к вам лорд Генри Пелэм, — сообщил камердинер.

Император поежился на кресле, чтобы принять менее болезное положение, не следует премьер-министру видеть своего короля, страдающего от геморроя, потом чего повелел звать лорда.

— Ваше Величество, — Пэлем изобразил учтивый поклон.

— Говорите, сударь, с чем прибыли! — с нотками нетерпения сказал Георг.

— Из России пришел запрос о содействии их флоту в длительном переходе до Китая и дальше до русской Камчатки. Просят создать магазины в Потругалии [союзник, чуть ли не сателлит, Англии в то время], Индии с провизией, чтобы снабдить их экспедицию, — лорд Пэлем присел, ему разрешалось сидеть в присутствии короля, он уже давно несменный премьер-министр и руководитель любимой партии Георга — вигов.

— Не вижу сложностей, лорд Пэлем, пусть платят серебром, и мы снабдим их корабли, даже может и не самой плохой солониной, — король действительно не понимал причину этого разговора. Если дело не касалось больших трат, а, напротив, можно и заработать, то зачем беспокоить короля?

— Все не так просто, Ваше Величество, — начал прояснять ситуацию терпеливый Герни Пэлем. — Русские искренне, но ошибочно, считают, что защитили Ганновер от захвата города и всех областей вокруг французами. Они думают, что в случае победы главного французского маршала Морица над русскими, этому гальскому выскочке удалось бы осадить и взять и Аахен и Ганновер. Поэтому они ждут от нас не меньшей благодарности, чем от Австрии. А Мария-Терезия выплатила русским пятьсот тысяч талеров.

— Это возмутительно! — искренне взбеленился король. — Конечно же, я разбил бы Морица. И зачем нам платить вообще что-либо, если мы и так продумываем поворот своей политики в сторону Пруссии и уже против Австрии?

— Да, мой король, но и потерять Россию в качестве союзника и партнера, мы не можем, не так явно, не сейчас. Торговля с Московией важна для нас, тем более, когда в самой благословенной Англии уже нет корабельного леса, а Россия сплошь покрыта лесами. Русские и не ждут, что мы заплатим, тем более канцлер Бестужев отрабатывает свое жалование из нашего посольства. И я считаю, что выполнить не слишком обременительную просьбу варваров, можно. Нужно проводить их в Тихий океан, что вполне разрешит неловкости в политике, возможно, парусина и пенька русских опять опустится в цене, все же отправляется в экспедицию новый флот наследника, для этого они строили много кораблей, сейчас пенька подешевеет. Да и мы союзники, а демонстрация русского флага у берегов французских колоний в Индии, сильно остудят недоговороспособных галлов, — премьер министр замолчал и стал ожидать реакции от своего короля.

— Хорошо, берите деньги на это, но проследите, чтобы русские не стали новой силой где-нибудь в Индии или в североамериканских колониях. Впрочем, для этого им нужно идти через Антантику, а не огибать Землю вдоль Индии, — сказал король и сделал страдальческую мину на лице.

Ну, когда же пройдет эта постоянная, больше неприятная, а еще унизительная боль?

— И еще, Ваше Величество. Вот тут каперские патенты, — якобы между прочим, сказал Пэлем.

— И с каких это пор я лично подписываюсь под столь гнустными документами? — раздраженно сказал король, в другой момент он бы с удовольствием пообщался с умным и интересным Генри Пэлемом, но не сейчас.

— О, нет, Ваше Величество, Ваше перо не коснется этих листов, но я просто хотел, чтобы Вы посмотрели, — настоял премьер-министр.

Король вгляделся в написанное, и быстро понял, что к чему. Это были каперские патенты на разбойничьи действия на юге Африки и в Индийском океане. Даются данные документы пяти кораблям королевского флота. Очевидно, что эти фрегаты станут охотиться за затерявшимися или отставшими кораблями русских. Особенно писалось, что Ост-Индская компания щедро одарит каперов за приведенные в Индию торговые корабли. Русские решили выйти в океан? Глупости, тут уже плавают большие и злые акулы, которые съели португальцев, а сейчас основательно кусают голландцев и французов.

Глава 2

Ораниенбаум.

8 марта 1748 года