Команда кошмара

— Тьфу, мерзость! — фыркнул я, отходя от окна, — Как ты только с такими…

— Раньше вообще их не замечала, — охотно поделилась со мной переживаниями будущая невеста, держа меня руками за шею и трепыхаясь позади навроде плаща, — А теперь еле держусь. Зае… колебали. Давай сбежим назад? Ну туда?

— В общагу? — уточнил я, получая в ответ страстный кивок, — Обязательно сбежим. Нас там любят и ждут. Как дождутся, так и полюбят, чувствую. А пока нельзя, надо откатать программу.

— Потерплю, что уж там, — вздохнули мне на ухо, — Но ты тоже потерпи.

— Ага, щас! — саркастически фыркнул я, — Своих хлопот полон рот. С горкой! Твои пусть только попробуют ко мне сунуться…

— Ууу, дорогой… — я был невесомо поцелован в щеку, — Тебя ждут чудесные открытия!

— Ууу, дорогая, — мной был нащупан упругий тыл плавающей по воздуху подруги, — Тебя тоже. Ладно, где здесь телефон? Надо подать весточку неравнодушным гражданкам.

— Иди-иди, гаремоводитель! К нему тут невеста прилетела на крыльях у любви, а он тут же другим бабам звонить!

— Если б невеста не привела с собой свой табор, то планы были бы слегка другими!

— Это не я их веду, а они меня! И вообще!

Кладышева на то и Кладышева, чтобы быть очень понимающей. Но женщины в ней все сорок два килограмма, так что мои нервы брюнетка всё-таки погрызла, но в меру, попутно сообщив, что Янлинь, как бы, совсем не понимает, зачем уехавший мужчина должен звонить домой, когда ничего не случилось. Мол, вернется и расскажет, если было чего интересно. Поинтересовавшись, не успел ли я вновь оприходовать Юльку, брюнетка, сатанински заржав, отключилась, сообщив в конце, что у них всё нормально, призраки мое отсутствие переносят нормально, вроде не откатываются, а даже наоборот, эмоции им легче контролировать стало. Мол, всё классно, только меня не хватает. Момент с Юлькой мне, конечно, понравился, но было не до этого — на лестничной клетке уже стояли громко орущие люди, угрожающие мне милицией, Верховным Судом, карой господней, отлучением от самой Палатенца… кажется, было что-то еще, но я не дослушал.

— Тишина в студии! — рявкнул я на весь подъезд, — Главный у вас кто⁈ Сейчас проводите к нему.

— Слышь, стакомовец, ты вообще берега потерял⁈ — тут же вскинулся какой-то относительно молодой парень лет двадцати пяти, — Мы уже милицию вызвали! Фиксировать будем!

— Сержант Изотов, КэГэБэ, при исполнении! — вызверился я на него, — Какого-то парня будешь в зеркале рассматривать, понял, щенок⁈ А чтобы до вас лучше дошло, то представлюсь иначе — жених Окалины Юлии Игоревны! И именно от меня зависит, будет ли моя невеста участвовать дальше в вашем сраном кордебалете с таким отношением в коллективе, или уйдет в иную деятельность, понятно⁈ А теперь повторюсь — мне нужен главный. Вместе с трудовым договором моей невесты! Прием окончен, разойтись!

Вообще, я не планировал как-то цепляться рогами с теми, кто обеспечивает Юльке выходы на сцену. Они сами по себе, мы сами по себе, к исполнению небольших капризов я был вполне готов. Ну там помочь разгрузить оборудование, машину подвинуть или поулыбаться перед камерой, отстегнув нижнюю часть маски… но вот эта долбящая кулаком как к себе домой тетка моментально дожгла и так короткий фитиль терпения! Прямо мухой!

Мало мне личных клоунов, так теперь еще и чужих строить!

Группу перехвата, прибывшую аж на двух спецмашинах, я встречал как полагается в таких случаях — стоя с поднятыми руками на проезжей части… и светя маленьким позолоченным значком, зажатым между пальцами. К моему удивлению, значок сработал очень хорошо — даже не стали заворачивать ласты… да вообще, даже не наводили стволы! Почти! Подошли, уточнили, что именно я виновник вызова, достали с жопного кармана джинсов документы, после чего вообще расслабились. Позволили подняться и предоставили капот автомобиля для написания служебной записки, пока командир этих бравых бронированных молодцев делал звонки по своим каналам.

— Невозможность к умеренной самозащите иными способами? — прочитал он потом мою писульку, — Это как, товарищ сержант?

— Я сильный, — вздохнул я, — Слишком.

— Тогда советую тебе найти кого-нибудь, кто будет бить морды за тебя, сержант, — отдал мне человек документы, — Поверь, будет в разы проще. Нас-то предупредили заранее, что тут злые стакомовцы и какие-то психи, но все под контролем, а вот где-то еще… ну, сам понимаешь. К вашей компании уже не мы приедем, а ударный отряд «ксюх» свалится. А им сверху твоего значка не видно…

— Спасибо за совет, товарищ капитан, — благодарно кивнул я ему, — Есть у меня кое-кто на примете.

Кажется, у Паши появилась новая работа.

Глава 6

Красные линии

Чтение нельзя было назвать занимательным, но я продолжал мучить глаза и мозг. Нельзя же просто так бросать, люди старались, делали. Тем более, мне тут, как выясняется, отводится неслабая роль. Как интересно… чувствовать медленно закипающую внутри ненависть. Тем более, что сидящие за столом люди неторопливо и уверенно подбрасывают в неё дрова. Ага, прям, мать его, в котёл.

— Леночка? Это же тот самый… мм… молодой человек?

— Вы о чем, Аркадий Евгениевич? Уточните пожалуйста!

— Ну тот, из-за кого… ммм… наша Юля… мм… не в себе?

— Н-не уверена, Аркадий Евгениевич! Она проходила лечение!

— Лечение… да? Теперь это так называется?

— Нам ничего не объясняли!

— Плохо, милочка, выясните. И так, как видите, работать почти невозможно… мм… смотрите, кого в нагрузку дали. Посмотрите на эти космы! А на татуировки! Что мы делать-то будем?

— Закроем рукавами, я всё проверила! Просто хорошая белая блузка и… макияж, да! Много! Справимся, Аркадий Евгениевич!

Лебезящее щебетание девушки лет под тридцать и вкусный сочный баритон уверенного в себе человека. Очень уверенного. Властного, неторопливого, авторитетного. Решающего вопросы. Разруливающего проблемы. Снисходительно и почти брезгливо рассматривающего тех, кто сидит у меня за спиной. А там все, включая Пашу и феечек.

Ох и оторвусь же я сейчас. Что за них, что за себя, что за Юльку, что за прошлого мелкого себя, видевшего таких же упившихся мнимой властью клещей…

— Молодой человек, не наглейте. Хватит уже разглядывать бумаги так, как будто вы что-то в них понимаете. Вам всё объяснят, — с легкой, точно выверенной усмешкой бросает мне начальник этого… балагана. Нет, не балагана, конечно же, а весьма и весьма известного… как бы это сказать? Не знаю, как эта ересь называется. В общем, есть Юлька, а вот этот десяток сидящих напротив меня людей, делающих вид, что они что-то значат — начальники по обеспечению всего необходимого, чтобы Юлька блистала на сцене. От брони зала до объявлений, свет, музыка-х*юзыка, прочая театральная хрень, в которой разбираться я не собираюсь. Не то чтобы я не уважал команды поддержки вообще, просто вот эта, имеющая, как оказалось, очень большие планы на мое время… оборзела.

Толстый сценарий, шелестя страницами, улетает в нараспашку открытое окно, заставляя пару человек помоложе испуганно дёрнуться.

— Кто-то явно забыл спросить, буду ли я принимать участие в этом дерьме, — спокойно доношу я до публики, возглавляемой несравненным Аркадием Евгеньевичем Корно, директором этого кордебалета.

— Будете, молодой человек, еще как будете, — неторопливо и уверенно кивает директор, не моргнувший и глазом на моё движение, — Даже не сомневайтесь.

Я могу достать из внутреннего кармана козырь, который мгновенно сотрет эту невозмутимость, но вместо этого достаю сигареты. Закуриваю, не обращая внимание на возмущенное кхвотанье пары баб и еще одну фразу от несравненного «я вам, кажется, не разрешал курить!». Делаю пару затяжек, а потом начинаю говорить. С толком, с чувством, с расстановкой.

— Первое, что вы должны знать, товарищи. Я и товарищ Окалина — неосапианты. Это вам известно, но неизвестно другое. Как бы не прошли дела, что бы не случилось с самим турне, с вами или с нами, мы с Юлей в любом случае потом окажемся по адресу: город Стакомск, Пятый район, улица Коморская 14/г. Вижу, вы не совсем понимаете, да? Уточню — чтобы мы не делали, чтобы мы не говорили, как бы себя не вели, какие бы последствия это не вызвало… мы все равно окажемся там. Это ясно? Хорошо. Второе — вы разработали какой-то сценарий, в котором моя личная жизнь, личная жизнь Виктора Изотова, должна быть выставлена на публику. Этого не будет. Я и моя команда согласны выделить минут по десять…

— Да это бред какой-то! — взвизгнула, вскакивая, та самая суетливая Леночка, — Что вы его слушаете, Аркадий Евгеньевич! Это же просто хам!

— Действительно, — тот, как будто очнулся от моего тона, — Молодой человек, освободите помещение! Немедленно!

О, молодец какой. Почти рыкнул!

Улыбнувшись, я встал и отправился к двери. Леночка очень вовремя мне крикнула в спину «И шпану свою забери!». Очень вовремя. Просто в идеальный момент.

— Товарищи, идемте, — попросил я своих, а потом, вроде как вспомнив, обернулся к невинно болтающейся у окна Палатенцу, — Юля, я же твой будущий муж, да?

— Ну конечно, милый! — та расцвела в улыбке.

— Тогда я тебе запрещаю разговаривать с кем-либо кроме мамы, меня, моей команды и наших, стакомовских, — в полной тишине уронил я, — Ненадолго, лет на двадцать пять. Всё, товарищи, всего хорошего!

До выступления в Никольском, то есть, буквально, начало турне, было около трёх суток. Уйма времени. Для меня.

Хочу объясниться, уважаемая публика, несмотря на ваше вопиющее несуществование. Вы, кстати, с этим ничего делать не собираетесь? Ай, ладно, сейчас нужно сосредоточиться на другом. Так вот, объясниться. Я не считаю себя самым умным, самым сильным, самым красивым и так далее, тому подобное. Не считаю, что я лучше кого-либо, несмотря на свои характеристики неосапианта. Почему не считаю? Потому что мы не в сказке. Мои шансы получить пулю, луч, смертельное излучение, подорваться на гранате… короче — кончиться!..эти шансы куда выше, чем у остальных. Сечете? То есть, мертвый я точно хуже живых их. Да любой мертвый хуже, потому что от него осталось лишь мясо, которое закопают в землю. Следовательно, как оценивать кого-либо? Уж точно не с позиции, где «моя сильнее!». Хер там плавал и нырял.

Но.

…когда девушка половину ночи тратит на не вас с ней, а на рассказы, как оказывается эти гаврики её достали, и как они себя ведут (и вели!) по отношению к ней — в тебе поневоле просыпается ярость и желание раздать долги с процентами. К этому прибавляется еще кое-что — помните, что я говорил? Мол, не являюсь смелым, ловким и умелым?

Это правда. Дистиллированная чистая правда. Кроме того, у меня отсутствует опыт в тайных операциях, в тихих ликвидациях, в работе с гражданскими… да у меня нет практически никакого опыта! Если только море дурной силы и понимание, что задание надо выполнить. Не просто, а вместе с кучей людей, чьи возможности, способности и энтузиазм… просто-напросто не просчитываются. Понимаете?

Единственная эффективная линия поведения для меня — идти напролом, угрожать, запугивать. Пусть мягко, пусть ставя под угрозу всего лишь карьеру, репутацию и свободу, но только так. Именно поэтому я просто выжидал, пока у Аркадия как-его-тамовича начнут подпекать сроки.

— Я знала, что ты устроишь проблемы, Изотов… но не ожидала, что они доберутся и до меня, — хрипло проговорил в трубку уставший женский голос.

— Вижу цель — не вижу препятствий, товарищ майор, — объяснил я свою политику будущей теще.

— Ладно, твори что хочешь. Юлька вчера была вполне убедительной. Жаль я сразу не… поняла. Много времени потеряли. Только знай меру, Симулянт!

— И сам знаю… и другим внушу, — с этим обещанием я трубку и повесил.

Пока меня всего лишь пытались спровоцировать на драку и воззвать к совести. Первое организовал один из помощников оператора видеокамеры — молодой человек налетел на меня в коридоре с криком «За Юльку, сволочь!»… после чего с размаху впечатал кулак прямо в центр титановой маски. А что у меня в центре? Правильно, нос. Титановый. Хана руке, короче. Следом вечером, уже перед самым сном, в квартиру постучала дама лет сорока, которая минут через двадцать вполне адекватного диалога уныло ругнулась и свалила в неизвестном направлении. Руку на отсечение даю, тоже была психиатресса какая-нибудь. Видимо, вызывали проветрить мне мозги. Угу, после Кладышевой…

К счастью, временные рамки так сильно жали яйца нашему незабвенному Корно, что больше ничего он придумать не успел, вызвав меня на откровенный диалог. Присутствовали трое — я, он и очень молчаливая, но слегка светящаяся от злорадства Юлька. Выглядел директор уже не так лощёно, как раньше.

— Чего вы хотите, Изотов⁈ — буквально выплюнул человек, сверлящий меня взглядом.

— В первую очередь — разумного диалога, — отрезал я, усаживаясь напротив злобного Аркадия Какеготамовича, — Который должен был состояться изначально между вами и представителем спецслужб, находящимся на задании.

— Он бы состоялся, продемонстрируй вы мне приказ! — злобно выплюнул не думающий успокаиваться человек.

— Именно поэтому я вам ничего не продемонстрировал, — изъяв из-за пазухи сложенный листок, я помахал им в воздухе, — В этой писульке сказано, что ваша команда должна обеспечить мне взаимодействие на время выполнения задания, только и всего. Нам же с вами до этого момента нужно решить несколько вопросов более общего характера, и только потом мы перейдем к взаимодействию в рамках операции. Понимаете?

Взгляд мужика наполнился настолько чистой ненавистью, что я испугался, как бы моя экспатия не трахнула его в мозг несмотря на маску. Так на меня даже Коробок не смотрел в свое время.

— Я очень… внимательно… слушаю. Вас, — выдавил мой собеседник.

А у него еще есть порох в пороховницах. Ну да, у таких хорошо угнездившихся зубров связей много, за сутки-двое не переберешь. Впрочем, мне плевать.

— Отлично, — улыбнулся я, — Тогда приступим. Уверяю вас, ничего, выходящего за рамки порядочности и взаимоуважения я не предложу и не потребую. Первое — вы собирались без моего ведома придать мою личную жизнь публичному вниманию. Этого не будет. Сомневаюсь, что разрешение Юлии у вас тоже было. И… нет, ничего не говорите. Я видел листовки, видел программы. Это целиком и полностью ваша вина как руководителя, все репутационные и прочие потери будете нести, как и полагается, сами. Не мои проблемы.

Если бы взглядом можно было убивать…

— Второе, Аркадий Евгеньевич, формат турне меняется. Ни маршрут, ни сама программа, за исключением моего участия, ничего иного. Только формат. Оно становится последним турне Окалины Юлии Игоревны. Она уходит с большой сцены. Даже скажу больше — её уже ждут на новом рабочем месте. Со вчера.

Вот тут у товарища директора глаза полезли из орбит, а Юлька с радостным писком кинулась мне на шею. Вот когда он увидел этот прыжок призрака от окна, тогда до этого немолодого и явно крайне самолюбивого человека наконец-то полностью дошёл подтекст происходящего. Взгляд, доставшийся Юльке, был в разы круче того, каким был одарен я. Даже испугался, что он неоген какой-то.

— Третье, — продолжил я, — Мне прекрасно известно все ваши мутные делишки и гнилые предложения, Аркадий Евгеньевич, у моей будущей супруги абсолютная память. Конечно, её свидетельство не может упечь вас за решетку или отправить на Колыму, но я могу превратить вашу жизнь в ад. В очень хорошо прослушиваемый ад, где будет фиксироваться каждое ваше слово, каждый разговор, каждый звук в туалете. Понимаете?

Вот теперь в глазах сидящего напротив меня было то, что надо — ужас и внимание. В нужных пропорциях.

— Делать я этого не буду, так как мне на вас плевать. Юле на вас плевать, — продолжал я, — Более того, я даже протяну вам руку помощи. Звезда уходит, требуется козёл отпущения. Я идеально подхожу на эту роль. Сможете для публики всё свалить на меня, в разумных пределах. Если не будете ох*евать в атаке, то я спокойно дам интервью, скажу нужные вам фразы, помогу вылезти из этой ямы с минимальными потерями. Отправитесь чистый и честный на поиски нового таланта.

— Н-нового призрака, ты хотел сказать? — нервно дёрнул уголком рта Корно.

Молниеносно переключился, ты смотри. И контроля не теряет. Почти завидую этой номенклатурной живучести. Вот падла.

— Забудьте о призраках, — покачал я головой, — Юля последняя, кто в данный момент не работает со мной. Это будет исправлено. Больше не будет советских товарищей, покорно исполняющих ваши просьбы и капризы. Ни одного. Нигде. Я всех верну к полноценной жизни и свободному волеизъявлению. Уже вернул.

— Всё понятно, — вновь скривился мужик, глядя на Юльку, — Все шишки на тебя, Изотов, тебе плевать на всех и каждого, а Юлия Игоревна выходит сухой из воды, да еще и жертвой самодура-муженька, так?

— Именно так, — кивнул я, — А у вас есть время и возможности минимизировать риски. Прежде чем снова сверлить меня взглядом, вспомните, что я сказал в прошлый раз, Аркадий Евгеньевич. Мы неосапианты. Юля запросто могла покинуть сцену посередине концерта и ей бы ничего не было. Совершенно. Укоризненные взгляды, прохладные разговоры, нытье и прочее волеизъявление призраков не волнуют. Хотя, кому это я говорю? Вы наверняка потратили свое время, пытаясь понять, как можно воздействовать на нашу Юленьку?

Затем мы перешли к делам операции. Корно быстро успокаивался, оживая на глазах. До него, наконец, дошло, что всё могло быть гораздо хуже, а я лишь внес те коррективы, о которых он ни сном ни духом. Разрешив Юльке говорить, я отправил её на репетицию, а сам начал утрясать с оживающим начальником разные мелочи. В основном они касались того, что наш отряд октябрят никуда не лезет, никому не мешает, но и самих ребят не пытаются к чему-либо пристегнуть. Живи и дай жить другим. Также мы обещались показываться на сцене по свистку, улыбаться, махать руками, плюс, конечно же, интервью от меня после того, как сформированную информационную бомбу уронят на несчастных советских граждан. Немного подумав, я разрешил Корно еще и перепрофилирование турне уронить на мое честное имя. Гулять так гулять. Ему будет легче все это разгребать, а мне, действительно, без разницы.

Не говорить же всем и каждому, что после того, как меня возненавидит весь СССР, моя экспатия станет воистину страшной ультимативной силой? Этот мелкий и ничего не значащий секрет я приберегу для себя.

А вы как думали? Витя добренький? Витя почти герой? Ну да, есть немного. Но я всегда не против подстелить соломки даже в самый вонючий угол. Туда, где волки срать боятся. С нашей жизнью упускать возможности — это преступление против главного права человека на отчаянную, безумную, совершенно безответственную самозащиту!

Ловко я всё придумал, да? Вру, не придумал. Просто так всё выходило само по себе. А до мнения простых советских граждан, за которых я неоднократно рисковал жизнью, увы, но дела мне нет просто потому, что меня не допускают до них, а их — до меня. Параллельные миры, товарищи.

— Вставай, проклятьем заклейменная, — попытался я поднять словами хорошо лежалый труп, притворявшийся в лучшие времена Треской. Совершенно бесполезное занятие, так как эта идейная дистрофичка была в жестком отрубе после вчерашнего знакомства с операторами. Как и они сами. Пришлось натурально одевать это тело, благо шмотки она сдирала с себя прямо на кровати, а затем, взяв подмышку, тащить вниз, во двор. Там меня ждал реквизированный «москвич» и две летающие узбечки, провожаемые взволнованной блондиньей башкой, торчащей из окна третьего этажа.

Махнув башке свободной рукой, я запихал пьяные кости на заднее сиденье, а сам сел за руль. Ненавижу водить, а уж такую зверюгу с жестким переключением передач и сбивающим с ног ароматом отработки, так вообще. Но есть такое слово — «надо».

— Вить, мы куда? — спросила Охахон (или Онахон. Блин, на них надо маркером крестик поставить… хотя, зачем?)

— Пора браться за дело, — пробурчал я, — Оно у нас, товарищи тунеядцы, хулиганы и подставщики, тут тоже есть. Ну, то есть не тут. Подальше.

— Это где?

— В жопе мира, — отвечал вредный я, никак не могущий понять, от чего корежит больше — от запаха бензина или от выхлопа Трески.

— Конкретнее можно? — вредничали сестры, — Мы Паше ничего не готовили на сегодня еще!

— Вы совсем охренели, манипуляторши, — тосковал в ответ я, — Почти ж нормального мужика из него сделал, а вы его во что превратили?

— Ну Витя!

— Да в Гатчину мы едем, в Гатчину.

— Зачем? — хрипло осведомилось позади голосом старой больной вороны, — Почему я… еду в Гатщину?

— А вы что, девочки и девочки, думали, что у нас возле самого Питера работы не найдется? — хмыкнул я, увеличивая скорость. Мне срочно был нужен магазин для зубной пасты и какое-нибудь водохранилище. От Елены пасло настолько мощно, что малютки-феи спустя десяток минут езды уже начали дуреть.

Через полчаса наша Треска была свежей, отчаянно встрепанной и некондиционно похмеленной, зато полностью пригодной к вдумчивому диалогу. Ничего особенного я не делал, просто большой практический опыт периодического ухаживания за мелкой девушкой, обожающей, когда за ней ухаживают как за ребенком, у меня был. Так что ворочал я удивительно легкую тушку Довлатовой, отмывая и приводя в божеский вид, вполне профессионально. Не значит, что это ей понравилось, особенно момент после чистки зубов, когда я заставил панкушку выпить литра два собственноручно созданного лимонада, но эффект дало отличный.

Во всяком случае, дальше мы поехали вполне трезвой и слегка злой бригадой.

— Меня, конечно, много раз отшивали… — бормотала эта юная алкоголичка, обиженно сжавшись в комок сзади, — Но вот так еще со мной никто не поступал!

— Что тебе не так? — ехидствовали двойняшки, — Достали, искупали, попку намыли, попить дали. Просто курорт!

— Да идите вы… — кисла Треска, — …еще и везут непонятно куда.

Вполне понятно, куда я их вёз, просто признаваться никто не хотел, а рассказывать подробности я не считал нужным.