Еще одна проблема, словно мне их и без того мало. Я затолкал Роя в такси и по дороге до «Рица» каким-то чудом убедил его, что до восьми утра свяжусь с мисс Лидс и попрошу ее позаботиться о голубях. Теперь главная беда заключалась в том, что Рой был изрядно пьян, а учитывая пережитый им шок, я начинал испытывать сильные сомнения в его способности соображать. По этой причине я медленно несколько раз проговорил все инструкции и убедился в том, что он помнит, в каком именно кармане у него лежит сто баксов.
К тому моменту, когда мы добрались до «Рица», Рой более-менее пришел в себя. Все прошло как по маслу. Лили мы прождали минут десять. Она вышла всего-навсего с тремя чемоданами. Для нее это фактически означало путешествовать налегке. Пока она ждала, когда шофер откроет ей дверь такси, я увидел, что краешком глаза она заметила меня. Я усадил Роя в другое такси, пожал ему руку, сказал, что верю ему и очень на него рассчитываю, а шоферу велел сесть на хвост впереди идущего такси и ни в коем случае не упускать его из виду. Затем я выпрямился и некоторое время смотрел им вслед.
Я глянул на часы – 19:45. Я зашел в «Риц» и от имени Роя Дугласа отправил мисс Лидс телеграмму с просьбой позаботиться о голубях. Мне хотелось как можно быстрее вернуться домой на Тридцать пятую улицу, поскольку я не знал, в какой момент полиция найдет на теле Энн мою записку – сразу же или несколько часов спустя, когда патологоанатомы приступят к вскрытию. Более того, мне в любом случае нужно было быть дома. Вдруг кто-нибудь придет или позвонит. Однако прежде всего мне требовалось покончить с одним срочным делом. Рой Дуглас как-никак был женихом Энн, и хотя, с моей точки зрения, он проявил невероятное хладнокровие, беспокоясь о голубях, в то время как тело его удавленной возлюбленной еще толком не успело остыть, мне очень хотелось кое-что проверить, чтобы не остаться в дураках. В связи с этим я отправился на поиски телефонного справочника и телефона.
На все про все у меня ушло почти сорок пять минут. Сперва я набрал номер Национальной лиги по разведению птиц в надежде на то, что там кто-нибудь задержался на работе, но, увы, никто не снял трубку. Пришлось попотеть. Я позвонил в «Таймс» и в «Газетт». Наконец какая-то добрая душа в «Геральд трибьюн» дала мне телефонный номер и адрес президента Национальной лиги по разведению птиц. Когда я позвонил ему, выяснилось, что он уехал в командировку в Цинциннати, но его жена дала мне телефон и адрес его секретарши, проживавшей в Бруклине. Мне удалось до нее дозвониться. Однако, черт побери, что за невезение! Как оказалось, сегодня всю вторую половину дня секретарши не было на рабочем месте, потому что ее отправили на совещание. У меня семь потов сошло, прежде чем я наконец уговорил ее дать мне телефон еще одной женщины из Национальной лиги, которая сегодня была на работе в офисе. Когда я позвонил ей, мне улыбнулась удача: женщина явно скучала, а потому мне не пришлось словно клещами вытягивать из нее информацию. Она достаточно охотно все рассказала сама. Энн Амори сидит за соседним столом от нее, и они сегодня ушли с работы вместе. Это случилось вскоре после пяти. Ну что ж, мои усилия не пропали даром. Игра стоила свеч. Рой приехал к Вулфу без пяти пять, то есть Энн еще была на работе. Я вздохнул с облегчением. Крайне неприятно было бы узнать, что собственноручно спровадил из города убийцу, дав ему на дорогу сотню баксов.
Я взял такси до дому, заехав по дороге за парой сэндвичей и бутылкой молока. Выйдя из машины, я убедился, что мне все еще сопутствует удача. Дома было тихо. Все уже улеглись спать. Комнаты были погружены во тьму. Я бы предпочел расправиться с сэндвичами и молоком на кухне, однако не хотел, чтобы звонок в дверь нежданного посетителя перебудил домочадцев, а потому, не включая света, я пробрался на кухню, взял стакан и вышел на крыльцо. Затворив дверь, я присел на верхнюю ступеньку и приступил к ужину. Пока все шло как по маслу.
Сэндвичи оказались превосходными. Шло время, я начал мерзнуть. Мне не хотелось ни топтаться на крыльце, ни ходить по тротуару. В подвале спал Фриц, а насколько крепким был его сон после тренировок, я не знал. Я поднялся со ступеньки и стал хлопать руками, чтобы кровь быстрее побежала по жилам. Затем я снова сел и глянул на часы – 22:40. Я принялся ждать. Казалось, прошла целая вечность. Я опять глянул на часы – 22:55. Раньше я боялся, что полицейская опергруппа, обнаружив мою записку на теле Энн, доберется до дома Вулфа раньше меня, а теперь начал опасаться, что чертовы патологоанатомы отложат вскрытие до утра и потому мне придется проторчать на крыльце всю ночь. Я снова встал и принялся хлопать по телу руками.
Наконец, ближе к полуночи, на улице показалась полицейская машина. Притормозив, она остановилась прямо напротив крыльца, и из нее вылез человек. Я сразу узнал его, узнал, прежде чем подошвы его ботинок коснулись тротуара. Это был сержант Стеббинс из убойного отдела. Он прошелся по тротуару, поднялся по ступенькам крыльца и замер, увидев меня.
– Привет, Пэрли! Уже так поздно, а ты, я смотрю, еще не спишь?
– Ты кто? – резко спросил он, но, присмотревшись, сменил тон. – Черт меня подери! Не узнал тебя в форме. Ты когда вернулся?
– Вчера днем. Как борьба с преступным миром?
– Идет помаленьку. Давай зайдем в дом, присядем и немного потолкуем?
– Извини, но никак не получится. И говори потише. Все уже спят. Я просто вышел подышать свежим воздухом. Слушай, я очень рад тебя видеть.
– Ага, я тоже. Мне надо задать тебе пару вопросов.
– Валяй, задавай.
– Ладно. Вопрос такой: когда ты в последний раз видел Энн Амори?
– Черт! – с сожалением вздохнул я. – Ну зачем ты так? Взял и задал именно тот вопрос, на который я не собираюсь сегодня отвечать. Сегодня я отказываюсь отвечать на вопросы о девушках по имени Энн.
– Что за вздор! – прорычал он.
Знакомый рык, который время от времени мне приходилось слышать от него на протяжении вот уже десяти лет.
– Думаешь, я приехал шутки с тобой шутить? – угрожающе продолжил он. – Ты вообще в курсе, что ее нет в живых? Что она была убита?
– Пэрли, а я-то тут при чем?
– Ты еще спрашиваешь. Ее убили. Ты прекрасно понимаешь, что тебе придется нам все рассказать.
– С какой стати? – осклабился я.
– С такой, что ты у нас проходишь по делу как главный свидетель. Пока как свидетель. Так что давай отвечай, а не то продолжим разговор в участке. Кстати, возможно, мне все равно придется тебя доставить туда.
– Хочешь сказать, что собираешься арестовать меня как важного свидетеля?
– Именно это я и хочу сказать.
– Валяй! Надо же, меня никогда раньше не арестовывали в Нью-Йорке, и тут такое! И главное, кто меня арестует! Ты! Давай арестовывай.
Сержант зарычал. Он явно терял терпение.
– Черт тебя подери, Арчи, хватит валять дурака! Чего ты так себя ведешь? Это все твоя форма? Ты ведь теперь офицер, так?
– Ага. Майор Гудвин. Кстати, ты мне не откозырял.
– Слушай, ради бога…
– Нет, так не пойдет. Нет, и точка. Я ни слова не скажу об Энн Амори.
– Ладно, – кивнул Стеббинс, – я всегда подозревал, что ты псих. Ты арестован. Иди в машину.
Я подчинился.
Прежде чем я смог расслабиться и позволить событиям идти своим чередом, мне оставалось обстряпать одно маленькое дельце. Когда меня доставили на Сентр-стрит, я напомнил о своем праве на один телефонный звонок. Я выдернул из постели одного знакомого адвоката и попросил его кое-что передать Биллу Пратту, работавшему в «Курьере». В 3:45, после трех часов в обществе инспектора Кремера, двоих лейтенантов, нескольких сержантов и прочей шелупони, после трех часов, в ходе которых я так и не сказал ни слова, ни полслова о жизни и смерти Энн Амори, меня заперли в камере прекрасной новой городской тюрьмы, чье внутреннее убранство значительно уступало убранству внешнему.
Глава 8
Мне пришлось потратить два доллара на то, чтобы уговорить охранников тайком принести мне в камеру газету, но оно того стоило. На дворе была среда. Я сидел на краю койки и с восхищением взирал на заголовок, украшавший первую страницу утреннего выпуска «Курьера»:
Дела складывались не просто хорошо, нет, черт возьми, они шли просто превосходно! Словосочетание «пехотный майор» уже само по себе было унизительным, но «бывший помощник Ниро Вулфа» вообще заслуживало наивысших похвал. На следующей странице, чтобы подлить масла в огонь, были напечатаны наши с Вулфом фотографии. Статья тоже оказалась хороша. Билл Пратт меня не подвел. Отличные новости пробудили во мне зверский аппетит, и я потратил еще два доллара, чтобы охранники сходили за праздничным завтраком для меня. Успех следовало должным образом отметить. Покончив с едой, я растянулся на койке, решив подремать, ведь я толком не спал последние две ночи и хотел наверстать упущенное.
Меня разбудил лязг дверного замка. Заморгав, я уставился на охранника, который жестом велел мне выйти из камеры. Я встал, встряхнулся, с наслаждением зевнул и пошел за ним. Мы подошли к лифту, спустились вниз, вышли из тюремной секции и, пройдя по лабиринту коридоров, оказались в кабинете. Здесь мне уже доводилось бывать. Тут все было знакомо: все та же обстановка, те же привычные лица – и лишь один элемент поражал своей новизной. Инспектор Кремер сидел за столом, сержант Стеббинс стоял рядом, на случай если понадобится помощь, не требующая умственных усилий, еще за одним столиком, поменьше, сидел мужчина с блокнотом. Хотите знать, что за новый элемент в обстановке меня так потряс? Это был Ниро Вулф, который сидел на стуле рядом со столом Кремера. Когда я увидел, что на Вулфе больше нет тренировочного костюма, мне пришлось поджать губы, чтобы сдержать довольную улыбку. Ниро Вулф был одет в полосатый темно-синий костюм, желтую рубаху с темно-синим галстуком. Из-за того что шеф похудел, костюм сидел на нем неважно, но это меня в данный момент не волновало.
Вулф посмотрел на меня и не сказал ни слова. Но он все же посмотрел! Уже добрый знак.
– Сядь! – велел мне Кремер.
Я сел, положил ногу на ногу и напустил на себя угрюмый вид.
Вулф оторвал от меня взгляд и резко произнес:
– Мистер Кремер, извольте вкратце повторить то, что вы мне сказали.
– Он все и так прекрасно знает! – прорычал Кремер и стиснул руки, лежавшие на столе, в кулаки. – Вчера, в десять минут восьмого вечера, когда миссис Чак вернулась в свою квартиру, расположенную в доме номер триста шестнадцать по Барнум-стрит, она обнаружила свою внучку Энн Амори убитой. Мисс Амори лежала на полу. Жертва преступления была удавлена шарфом, который все еще находился у нее на шее. Патрульная машина приехала в 19:21, следственная группа – в 19:27, судмедэксперт – в 19:42. Было установлено, что смерть девушки наступила от одного до трех часов до момента обнаружения. Тело было доставлено…
Вулф покачал пальцем:
– Давайте пройдемся только по основным фактам. Тем, что касаются мистера Гудвина.
– Об этих фактах ему тоже все прекрасно известно. На теле девушки, под платьем, была обнаружена записка, которую я вам показал. Почерк Гудвина, подписана именем «АРЧИ». Листок бумаги вырван из записной книжки, которую мы обнаружили у Гудвина. Мы ее изъяли, и теперь она у меня. В квартире найдены три группы свежих отпечатков пальцев, принадлежащих Гудвину. Кроме того, под шарфом, опутывавшим шею задушенной девушки, нами был обнаружен клочок волос. Всего в этом клочке одиннадцать волосков. Мы сравнили их с образцами волос Гудвина. Совпадение полное. В понедельник вечером Гудвин был по этому адресу и устроил там миссис Чак скандал. Затем он повез Энн Амори в клуб «Фламинго», откуда поспешно с ней ушел, после того как одна из женщин, чье имя не имеет отношения к делу, устроила ему сцену. Вчера Гудвин снова побывал в доме номер триста шестнадцать по Барнум-стрит, где пытался навести справки о человеке по фамилии Фьюри, Леон Фьюри. Насколько нам известно, Гудвин провел там почти весь день, расспрашивая соседей. О чем именно – мы сейчас разбираемся. Соседи его опознали. Более того, у нас имеются два свидетеля, утверждающие, что вчера примерно в половине седьмого – в семь часов вечера видели Гудвина на Барнум-стрит неподалеку от дома триста шестнадцать. Он был в компании Роя Дугласа, проживающего…
– Достаточно! – оборвал инспектора Вулф и перевел на меня взгляд. – Арчи, немедленно объяснись!
– После того как мы ознакомили Гудвина с имеющимися показаниями и уликами, он отказался с нами разговаривать! – прогремел Кремер. – Он охотно дал себя обыскать, зная при этом, что у него в кармане лежит записная книжка. Он позволил взять у него образцы волос для анализа. Однако при этом он отказывается говорить. Мало того, – Кремер грохнул кулаком по столу, – сюда еще приехали вы! Впервые за все эти годы вы удосужились почтить нас визитом – и ради чего! Вы явились сюда и начали угрожать, что разгоните все полицейское управление!
– Я всего лишь… – начал Вулф.
– Секундочку! – проревел Кремер. – Вы пятнадцать лет действуете мне на нервы и вешаете лапшу на уши. Вы – пятнадцать, а Гудвин по меньшей мере десять. И вот он теперь сидит передо мной. Полюбуйтесь на него! Обратите внимание, его еще никто не обвиняет в убийстве. Он пока задержан как важный свидетель. Но ничего, у нас есть клок его волос, что ж, давайте теперь вместе над этим похохочем. Вы ведь так любите острить! Именно такие детали убийцы всегда упускают из виду. Он просто не обратил внимания на то, что девушка вцепилась в него, вырвала клок его волос, а потом, когда он стал ее душить, она попыталась ослабить шарф, стягивавшийся на ее горле. Так его волосы и оказались под шарфом убитой. Вулф, вы человек умный, умнее вас я вообще никого не встречал. Вы сможете предложить какую-нибудь другую, столь же убедительную версию, объясняющую, каким образом волосы Гудвина оказались у девушки под шарфом? Нет? Вот именно поэтому, если будет подано прошение выпустить Гудвина под залог, мы его опротестуем.
Кремер извлек из кармана сигару, поднес ее ко рту и впился в нее зубами.
– Все в порядке, босс, – произнес я и попытался изобразить мужественную улыбку. – Не думаю, что у них получится меня посадить. Нет, куда им. Я уже связался с адвокатом, сегодня мы с ним встретимся, и он меня отсюда вытащит. А вы езжайте домой и не переживайте за меня. Я не хочу, чтобы вы прерывали тренировки.
Вулф безмолвно шевелил губами. От гнева он потерял дар речи. Наконец он глубоко вздохнул и заговорил:
– Арчи, у тебя преимущество. У меня нет на тебя рычагов воздействия. Я не могу тебя уволить, поскольку ты у меня уже не работаешь. – Вулф перевел взгляд на инспектора. – Мистер Кремер, вы осел. Оставьте меня с мистером Гудвином наедине. Дайте нам час – и вы получите все нужные вам сведения.
– С вами? Наедине? – насмешливо проворчал Кремер. – Может быть, я и осел, но не до такой степени.
Вулф поморщился. Он сдерживал себя из последних сил.
– Все так, босс, – мужественно сказал я. – Не буду отрицать: я попал в переделку и мои дела плохи. Ничего, с толковым адвокатом я, возможно, и справлюсь. Когда за мной приехали вчера ночью, мне очень хотелось пойти наверх и разбудить вас. Но я сжал зубы и сдержался. Я знал, что вы не пожелаете…
– По всей видимости, Арчи, – с мрачным видом произнес Вулф, – ты успел позабыть о том, насколько хорошо я тебя знаю. Довольно попусту болтать. Я готов выслушать твои условия.
На мгновение Вулф меня смутил.
– Чего? – запнулся я. – Мои условия?
– Да. На каких условиях ты предоставишь мне сведения, необходимые для того, чтобы расхлебать кашу, которую ты заварил? Неужели ты не понимаешь? Когда Фриц принес газету и я увидел заголовок…
– Да, сэр, я все понимаю. Что же касается условий, то их выдвигаю не я, а армия. Я в ней служу, и я исполняю свой долг. Мы просим вашей помощи…
– Вы ее получите. Я потому и готовлюсь…
– Да, готовитесь. Я разве спорю? Готовитесь окончательно исхудать, поехать на фронт и там погибнуть. Мы же в свою очередь просим вас позволить полковнику Райдеру встретиться с вами, причем сделать это как можно раньше. Мы просим вас вновь включить мозги, вернуться к работе и отдать мне мой свитер, который вы уже безнадежно растянули.
– Будь ты неладен!
– Что, черт возьми, происходит?! – рявкнул Кремер.
– Тише, – оборвал его Вулф.
Он скрестил руки, закрыл глаза, после чего безмолвно задвигал губами. Мы с Кремером уже неоднократно в разных обстоятельствах видели Вулфа, погруженного в подобное состояние. На этот раз Вулф находился в нем достаточно долго. Наконец он глубоко вздохнул и открыл глаза:
– Хорошо. Говори, что знаешь.
– То есть я могу позвонить полковнику Райдеру и сказать, чтобы он зашел к вам завтра в одиннадцать? – осклабился я.
– Откуда мне знать? Ты мне задал работенку.
– Но вы готовы встретиться с ним, после того как закончите с этим делом?
– Да.
– Ладно. – Я повернулся к Кремеру. – Велите Стеббинсу позвонить Фрицу и передать, чтобы он проветрил кабинет и протер там пыль, а затем приготовил обед к восьми. Пусть все будет как обычно, а по средам у нас… жареная индейка, ну и несколько видов гарниров к ней. И пусть купит пива – три ящика.
Пэрли возмущенно заворчал, но Кремер кивком приказал ему выполнить сказанное, и сержант вышел из кабинета.
– Кроме того, – довольным голосом сказал я Кремеру, – прежде чем я раскрою рот, верните мой паспорт. У меня…
– Притормози, – проскрежетал инспектор. – Теперь твой черед идти на уступки. Если твой рассказ придется мне по душе…
– Это вряд ли. – Я твердо покачал головой. – Мой рассказ вам совершенно не понравится. Кроме убийства, вам нечего на меня повесить. Итак, у вас есть выбор. Вы можете отправить меня за решетку на десять лет… Ну, может, не на десять, но на пять уж точно, и получить от этого удовольствие. Либо вы можете выслушать мой рассказ. И то и другое вместе невозможно. А теперь представим, что произойдет, если вы отправите меня обратно в камеру, а Вулф поедет домой без меня. Как вы думаете, сколько времени вам потребуется, чтобы выяснить, каким образом мои волосы оказались под шарфом? Ну и так далее. Если же вы хотите услышать мой рассказ, я желаю для начала получить назад свой паспорт. А еще мне хотелось бы попросить вас держать себя в руках, поскольку должен признать, что я в порыве энтузиазма…
– В порыве чего?
– Энтузиазма. Рвения.
– Ага. Ясно.
– Да, так вот, я признаю, что в порыве энтузиазма позволил себе определенные вольности, которые вы можете счесть весьма оскорбительными.
– Хватит столько болтать! Чего тебе надо?
– Воздуха свободы. Не вешайте на меня убийство. Никаких письменных показаний. Только устные.
– Пошел к черту!
– Как хотите, – пожал я плечами. – В конечном счете вам все равно не удастся посадить меня за убийство. Я знаю кое-что такое, что неизвестно вам. Вам потребуется три тысячи лет, чтобы узнать, откуда взялся клок моих волос под шарфом, не говоря уже о…
– Заткнись!
Я послушно замолчал. Кремер вперил в меня полыхающий взгляд, который я спокойно выдержал. Я был непреклонен. Тем временем шеф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула.
– Ладно, – проговорил инспектор, – убийство вешать на тебя не буду. Начинай.
Я встал:
– Вы мне позволите позвонить?
Кремер резким движением придвинул ко мне телефон, и я набрал номер Лили Роуэн в Гринвиче. Поскольку она сразу сняла трубку, я пришел к заключению, что она сидела в номере гостиницы, а не водила Роя за собой по округе. Она была в дурном расположении духа и начала ко мне цепляться, но я тут же оборвал ее, заверив, что мы обстоятельно поговорим при встрече, которая состоится прямо сегодня, если она сядет на ближайший поезд до Нью-Йорка и прямо с вокзала поедет домой к Вулфу. Затем я попросил ее переключить меня на стойку регистрации отеля. Когда это произошло, я попросил соединить меня с номером Роя Дугласа. Несколько мгновений спустя я услышал в трубке его дрожащий голос. Рой, захлебываясь, тут же принялся рассказывать мне про газеты, написавшие о том, что он, мол, пустился в бега и его ищут, но я быстро его успокоил. Велел ему сделать то же самое, что и Лили: возвращаться в Нью-Йорк и ехать к Вулфу. Повесив трубку, я поймал на себе подозрительный взгляд Кремера. Потянувшись к телефону, инспектор сорвал трубку и прорычал в нее:
– Отправьте четырех человек к дому Ниро Вулфа на Тридцать пятой улице. Через пару часов, а может и раньше, там объявятся Лили Роуэн и Рой Дуглас. Если они захотят зайти в дом, пусть заходят. За домом следить в оба глаза. Если они не пойдут в дом, сядете им на хвост. – Повесив трубку, он повернулся ко мне и показал на меня сигарой. – Держал их наготове? Обоих? В одном ты ошибся, дружок. Ни с какой Лили Роуэн ты сегодня у Вулфа не встретишься, потому что тебя там не будет. А теперь давай мы тебя послушаем.
– Рассказывай, Арчи, – чуть слышно произнес Вулф.
Глава 9
Ну, я все и рассказал. Уж чего-чего, а излагать события, свидетелем которых мне довелось стать, я умею. И Вулф, и Кремер прекрасно знали об этом моем таланте и потому слушали, не перебивая. По сути дела, задача передо мной стояла несложная: взять и выложить все, что знаю, словно сумку раскрыть и вывалить наружу ее содержимое. Я не видел причин что-либо утаивать от Кремера, поэтому говорил так, словно был с Вулфом наедине. Я выложил все, за исключением одной детали. Скромность не позволила мне признаться в том, что Лили Роуэн преследует меня, потому что мечтает читать мне вслух, и эта мечта – неотъемлемая часть ее жизни, а достижение этой мечты является путем к обретению счастья. Я просто сказал, что мы чисто случайно столкнулись с ней в самолете, когда я летел в Нью-Йорк. От нее я узнал, что ее подруга Энн Амори попала в какую-то беду, и решил воспользоваться этой оказией, чтобы привести Ниро Вулфа в чувство. Естественно, мне пришлось рассказать и о цели моей командировки в Нью-Йорк, иначе я просто не смог бы объяснить, зачем подкинул записку, оставил отпечатки пальцев в квартире и сунул клок волос под шарф. Впрочем, Вулф и так уже обо всем догадался, раз спросил меня о моих условиях.
– И вот, – закончил я, глядя прямо на Вулфа, – я перед вами. Я опозорил военную форму. Миллионы людей по всей Америке сейчас читают заголовок «Бывший помощник Ниро Вулфа за решеткой» и давятся от смеха. Даже если Кремер поверит в мою историю, у него все равно останется клок моих волос. Если он мне не поверит, возможно, я закончу свою жизнь на электрическом стуле. И все это, между прочим, из-за вас! Если бы вы…
Кремер с кислым видом смотрел на меня, жуя уже третью по счету сигару и потирая затылок.