В том, что Дмитрию надлежит стать наследственным правителем, сомнений не было. Султаны меняли господарей Молдавии и Валахии как перчатки, зачастую назначая греков-фанариотов, главной задачей которых было выжимание из населения и без того непосильных налогов. И при этом тасовали временных правителей как карты в колоде — многие по несколько раз становились господарями то Молдавии, то Валахии попеременно, по мере услужливости и покорности иноверным завоевателям. С такой устоявшейся практикой нужно было кончать, и Дмитрий решился выступить против турок, найдя поддержку в союзе с царем Петром. Появление Стефана не только ускорило естественный ход событий, но придало им иное «наполнение».
— Видишь ли, брат, твой царский титул кардинально изменил ситуацию. Теперь Брынковяну деваться некуда — или он стоит за султана, либо вступает в союз с тобою, но уже не на равных, а как вассал. Ты избранный народом царь, а он назначенный османами господарь — разница более, чем существенная. А мы с Антиохом по твоей милости стали господарями новых земель, а потому де-факто ты вполне легитимный монарх, с которым все венценосные соседи будут считаться. Так что Константину деваться некуда — или продолжать лизать руку османам, зная, что те в любой момент могут сделать с ним, что угодно, либо по твоей воле стать уже наследственным господарем земель, которые сейчас находятся в его пользовании. Так что вопрос, что лучше — быть хозяином надела, или батраком на нем, уже не стоит!
— А у тебя в подчинение будут три господарства — моя Буковина, Бессарабия с Буджаком, принадлежащие Стефану, и Валахия Брынковяну. Заметь — три по европейским меркам больших территории, равных «великим» герцогствам или княжествам, что только еще сильнее подкрепляет твои притязания на царский престол.
— Возможно еще и Добруджа — со временем мы ее освободим от османов, и продвинемся далеко на юг, — Стефан положил на стол потухшую трубку и отпил из кубка. Вино, как и все молдаване, он уже употреблял как воду, ведь последнюю, особенно в «сыром» виде, никто не пил из-за опасения получить множество неизлечимых сейчас заболеваний.
— Для объединения всех валахов в единое государство нужна еще Трансильвания, а она у венгерской короны. А через нее австрийского эрцгерцога, как императора Священной Римской империи германской нации. А часть Буковины с крепостью Хотин принадлежит полякам.
Дмитрий внимательно посмотрел на Стефана — без его помощи и советов он уже не мог обойтись, названный брат всегда достаточно трезво оценивал ситуацию, и лишь тогда принимались взвешенные решения.
— С поляками вопрос решать нужно — но как только будет
После сказанных Стефаном слов наступила тишина — Антиох с Дмитрием только обменялись взглядами. Ведь добрая четверть «великих бояр» попала в заранее подготовленные проскрипционные списки, и стоило захватить Бендеры, как по всей стране началось подготовленное братьями выступление. Всех явных коллаборационистов, по образному выражению Стефана, вырезали вместе с турками — и те, и те, были ненавистны угнетаемому ими населению. Нагляден пример пыркалаба Сорочьей крепости — комендант Семен Афендик перебил не только турок и трех связанных с ними бояр, взялся и за поляков, которых все считали такими же захватчиками. Наглядный пример для всех тайных приверженцев султана или Речи Посполитой, по крайней мере, заставит всех врагов притаиться, причем надолго — сидеть будут тихо, как мыши под веником.
Но поддержать открыто опришков⁈
Тут стоит трижды подумать!
Опришки считались карпатскими разбойниками, что постоянно нападали на шляхту в горах, отбирая имущество и раздавая его бедному гуцульскому населению. Нет, изгнать панство доброе дело, но вот идеи социального равенства и справедливости по меркам ХХ века придутся не по нутру служилому молдавскому боярству и дворянству — слишком радикальны сии умствования по нынешнему мировоззрению, а потому вредны.
— На панство нужно постоянно накидывать петлю, чтобы чувствовало удавку на шее. Так что если одни истребят других, то нам на пользу пойдет. А нам нужно создать огромный массив мелких земельных собственников — богатейшая олигархия, как и бедняцкая вольница не нужны нашему государству, они для него опасны.
— Тогда почему ты Запорожскую Сечь на дунайских плавнях приютил, и казацкую старшину по полуденному Бугу привечаешь, ставку на бывшего гетмана Самойлу Самуся делаешь?
— Молдавия не страна одного народа, говорящего на валашском языке. Треть населения нашего царства говорит на славянских наречиях. В Буковину бегут из воеводства Русского, что Галицией именуется. Из Подолии к нам православные переселяются — все они на русском языке говорят. А ведь есть еще болгары в Добрудже или сербы в Банате — мы с вами о будущем должны думать. А граница должна идти по южному Бугу, тогда в моей Бессарабии малороссы в большинстве будут — потому Самуся и привечаю. Если царь Петр мне до бугского лимана земли «белой орды» уступит, то позднее можно будет у поляков по реке владения перенять, с Брацлавом и Винницей.
Антиох и Дмитрий чуть не ахнули, но посмотрев на Стефана, осознали, что тот нисколько не шутит, и «песчаных замков» у бурных вод политики не строит — все предельно серьезно.
— Я с Петром Алексеевичем о том говорить буду — рано или поздно, но Россия двинется на Речь Посполитую, бывшие русские княжества единоверные от власти католиков освобождать. Мы лишь чуть раньше этим воспользуемся. «Шляхетская республика» пережила пик своего могущества, поверьте — и раздел ее территории между сильными соседями неминуем. Ведь русские, саксонцы, шведы всю войну только и совершают походы через ее территорию. Впрочем, такая же судьба ожидает в скором времени и Османскую империю — обе державы стали сущим наказанием и бедой для тех православных народов, которых там угнетают.
— Тебе решать, брат, но мы тебя поддержим в любом случае, — тихо отозвался Дмитрий, Антиох же просто кивнул. Стефан тихо произнес, задумчиво смотря в окно:
— Нам бы только пару лет продержаться, и сделать все, чтобы царь Петр твердо встал на Черном море, и овладел Крымом. А это возможно только в одном случае — если они договорятся с королем Карлом. А вот тут определенные сложности намечаются — швед согласен отдать те русские земли, что после Смуты отошли, и не больше. Царь на это вряд ли согласится, и на своем стоять будет.
— Придумай что-нибудь, Стефан, уговори — русская армия против турок нам нужна, на Серете и Рымнике, но отнюдь не в Ливонии. Да и «Дикое поле» с вечными татарскими набегами для царя Петра та еще заноза, которую необходимо выдернуть.
— Да понимаю все — только сказать легко, но как все это провернуть пока не представляю. Хотя мысли на этот счет есть…
Глава 17
— Петр Алексеевич, твои полки нужны только на один год, в следующем году мы уже справимся своей армией, а пока как-нибудь отобьемся от османов. Тем паче пуль
— Хороши пульки твоей задумки, ничего не скажешь, — Петр внимательно посмотрел на Стефана — тот стоически перенес тяжелый взгляд русского монарха, и царь усмехнулся, перестав
— Так что это только начало,
— «Греческим огнем» со мной поделись, мыслю, пригодится он мне. И пушки свои по образцу мне отлей, зело пригодны они для дела воинского и корабельного. И диковин дай еще, не верю, что ты мне все показал. Мыслю, утаил немало, выгоду свою блюдя.
Царь смотрел жестко, уже прищурив глаза, но Стефан совершенно не смутился этого взгляда. Ответил тем же, постаравшись мысленно передать ответ. Знал одно известное высказывание — «дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде». Как нельзя лучше подходило для такого момента — соглашаются сразу только проститутки, оговорив цену. А тут будет торг, жестокий — каждый свою выгоду блюдет.
Но потребовать, ведь Петр не изложил просьбу, а именно
— Двадцать полков пехоты тебе дам, сколько и обещал твоему брату Дмитрию — все честь по чести. И десять полков драгун прибавлю, к тем моим батальонам и эскадронам, что в твоем войске имеются. Ты как намерен османов встречать, Стефан?
— У «фокшанских ворот», Петр Алексеевич, на позициях на реке Рымник, что с гор карпатских течет и в Серет спускается. Местность удобная, ополчение мы туда отправили — шанцы и редуты уже возводят, пушки ставим. Нельзя давать там конным сипахам развернутся, их в обороне встречать нужно, не давать через реку переправляться. У нас ведь ратники пока худые, «регулярства» не ведают, вот пехотными полками твоими подкрепим. А драгун с нашей конницей в резерве держать будем, и чуть-что сикурсом направлять туда, где турки переправляться удумают.
— Хм, вижу продумал все — места знакомы тебе, опыт воеводский имеешь. Если войска свои тебе вручу — в растрату напрасную не дашь?
— Не дам, Петр Алексеевич, — Стефан с удивлением посмотрел на царя — такого решения от него не ожидал. — Но я думал, что ты сам командовать полками будешь, и сражение османам дашь.
— Пустое, за славой не гонюсь, — отмахнулся самодержец, и нахмурился. Потом медленно произнес, мысли затаенные выкладывая:
— Сам супротив крымского хана Девлет Гирея с войсками пойду. Потому драгун половину себе возьму, войска потребны, раз Крым решил брать. Надо кончать с этой язвой, от которой одни напасти! Они зимой этой похвалялись что не только до Киева, до Москвы дойдут, как при царях прежних порой бывало. Дань от меня потребовали как в старину, в гордыне своей пребывая! Но что ж — теперь им урок добрый дать надобно!
Голос Петра Алексеевича стал настолько жестким, что даже видавшего виды Стефана проняло до глубины души. Теперь он осознал, почему царь столь жестоко к очаковской орде отнесся — спаслись те, кто успел за Днепр на восточную сторону перебраться, под защиту Девлет Гирея. А вот остальным резню устроили без всякой жалости, причем не сколько русские драгуны, а казаки под началом Самуся и гетмана Скоропадского. Молдаване и запорожцы тоже участвовали в побоище, но намного меньше — главная война шла с оставшимися в Буджаке татарами. Последние попросту бежали целыми кочевьями в Добруджу, охваченные жутким страхом. Ведь остались без защиты ушедшей на левый берег Днепра орды, а рассчитывать на жалость молдован, что двести лет терпели насилие с их стороны, как-то не приходилось. Так что оставили все в кочевьях, от скота до дряхлых стариков, и невольников перебить не успели. Теперь молдаванам, устроившим повсеместное истребление османам, на милость султана рассчитывать не приходилось — борьба будет долгая и кровавая.
И чем она закончится — бог знает!
— Фельдмаршал Шереметьев полки на Перекоп поведет, а я инфантерию на корабли десантом посажу, и со всем Азовским флотом на Керчь отправлюсь. Крепость эту брать надобно, а затем Кафу и города крымские. И бить накрепко, до полного истребления, пока османы с визирем на Дунае борьбой с тобой будут заняты.
Глаза Петра недобро блеснули, в них ледяным крошевом застыла жестокость, даже кровожадность. По щеке пробежал нервный тик, и Стефан испугался — как бы не случился с царем припадок, который видели многие, оставив описания. Но ничего, царь справился с охватившим его волнением, голос снова стал ровным и нарочито негромким. Однако было видно, что нелегко дается это напускное спокойствие.
— Флот у османов с моим почти равный по числу вымпелов, но пушек на турецких кораблях больше. Вот потому и нужен мне «греческий огонь», и ты мне его дашь.
Это был не вопрос или просьба, а утверждение, и Стефан немедленно мотнул головой, соглашаясь, и негромко произнес:
— Несколько бочек отдам, Петр Алексеевич — это все, что у меня пока есть. Но мастера постоянно трудятся, и еще будем в Таганрог бочонки отправлять по мере готовности. Нужно только пустотелые бомбы заполнить смесью — она густая и вязкая, и вставить запальную трубку. В ствол перед выстрелом так вкладывать, чтобы огонь от сгорания пороха воспламенил запал. Если удачно попасть с дистанции до двухсот саженей, то туркам станет весело, особенно если бомба внутри корпуса разгорится — эту дьявольскую смесь практически ничем не потушишь. А если она по палубе разольется, особенно внутри корабельного корпуса — вся команда в пожаре сгорит, если за борт не успеют попрыгать.
— Это хорошо, — буркнул Петр, и внимательно посмотрел на Стефана. Тот правильно понял взгляд.
— Состав в тайне хранится, никто его не выведает. Где делают и из чего — за любопытство смерть на колу положена, и язык с ушами урежут. Как горит эта смесь — ты сам видел.
— Потому и попросил ее у тебя. А теперь послушай, есть у меня к тебе одно предложение, которое тебе по душе придется!
Петр неожиданно фыркнул, и улыбнулся весьма добродушно. И заговорил, а у Стефана от удивления чуть ли глаза не вылезли и рот распахнулся бы на всю ширь, если бы не сдержался.
— Племянницу мою любимую Катерину за тебя замуж решил я отдать, породниться нам с тобою надо. В приданое за ней дам земли орды очаковской, мною захваченные, от Днестра до Буга. А ладно, бери и косу Кинбурнскую впридачу. Так что твоя Бессарабия вдвое больше станет, если не втрое. А земли эти твоим наследникам токмо принадлежать будут, а не брату твоему, царю молдавскому! И только они вправе ими распоряжаться, а ежели кто посягнет на вотчину твою, турки ли, ляхи — сикурс окажу, и полки двину на помощь.
Стефан чуть ли не ошалел от услышанного — царь давал «гарантию» по доброй воле, причем «железобетонную», образно выражаясь. А такое многого стоило — Петр Алексеевич от слова своего не отступался. Перед взглядом появилась немецкая карта, какую недавно рассматривал — владения выглядели более чем солидными, грех от такого подарка отказываться.
Действительно, прав классик в своем знаменитом романе. Истину в книге написал, что у сильных мира сего нельзя ничего просить. Придет момент, так сами дадут, и еще попросят взять.
— Ты не сомневайся, Стефан — царевна в девках сидит, смышленая, языкам и манерам обучена немчинами и французом. Так что знатной и достойной супругой тебе будет. Да и Очаков много чего стоит, и земли обширные только тебе принадлежать будут. Да, вот еще — за пленение короля Карла жалую тебе, брат мой, кавалерию Андреевскую, и чин генерал-аншефа к нему. А также командующим моими войсками назначаю, а помощником твоим в делах будет фельдмаршал Меншиков.
Стефан на какое-то время потерял дар речи — царь действительно осыпал его наградами. Но и проблемы появлялись нешуточные…
Глава 18
— Петр Алексеевич, как только прекратится война за испанское наследство, в войну на Балтике вмешаются великие державы, и в первую очередь Англия с Голландией. И постараются сделать все, чтобы господа шведы, если оные потерпят поражение, не проиграли. Или, по крайней мере, сведут их потери к минимуму. Не стоит этому удивляться — это политика, а торговые державы заинтересованы в том, чтобы любые их потенциальные противники потерпели убытки и стали гораздо слабее, чтобы поддаться диктату и принять их условия. А линейные корабли о семидесяти пушках внушительные довод для слов дипломатов.
— Это так и обстоит, — усмехнулся Петр, — датчане потому и отказались с их кораблей взымать зундскую пошлину, и мир с Карлом подписали одиннадцать лет тому назад, когда объединенная эскадра к Копенгагену подошла. И османам сейчас тайно помогают…
Улыбка у царя вышла кривой, глаза недобро сверкнули. Это был уже не наивный юноша, что после победного Азовского похода посетил с «Великим Посольством» европейские страны. Взгляд Петра неожиданно стал отстраненным, он обвел им комнату, уставился в окно, затем круглые навыкате глаза впились в Стефана.
— Послухи сказывали мне, что ты из оружия неведомого побил смертью шведов и янычар с сипахами многих здесь в крепости. Хочу на оное своими очами взглянуть. Не опасайся — не отберу.
Царь положил перед Стефаном на стол стреляную гильзу, а рядом с ней слегка деформированную пулю, видимо извлеченную из тела. «Попаданец» если и удивился, то слегка — слишком много было свидетелей автоматной стрельбы. То, что среди них оказались шпионы Петра, нет ничего удивительного — молдаване массами бежали на русские земли от османских гонений, и многие возвращались обратно. И было бы смешно, если царские спецслужбы этим не пользовались. Тем более, вот уже несколько веков между странами были достаточно тесные взаимоотношения, та же Елена Волошанка, дочь господаря Стефана Великого, была замужем за сыном государя Ивана III, которого Великим прозвали. Того самого, что на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог женился, Кремль Московский построил, специально для этого итальянских архитекторов наняв. А многие бояре молдавские дворянами московскими стали, как те же Рахманины, предки знаменитого в будущем композитора.
— Сейчас покажу автомат, — Стефан спокойно поднялся с кресла, прекрасно понимая, что придется ему «колоться» по полной программе, тогда доверие может быть. Или, наоборот, в бега придется подаваться — хотя последнее вряд ли. Но какие-то доли процента отводить нужно — царский гнев штука произвольная и последствия могут быть всякие.
— Вот он, — из шкафа был извлечен автомат и три последних патрона к нему, поставив которые на стол, Стефан пожал плечами, и сразу же пояснил, упреждая другие вопросы. — Всего три патрона остались, а без них это оружие просто кусок железа. А на здешних технологиях это оружие и боеприпасы к нему не сделаешь, два с половиной века пройти должно. Либо вручную отдаленное подобие изобрести, тяжелое и громоздкое, по весу золота будет. Не стоит оно того, Петр Алексеевич. А так конструкция несложная, сейчас разберу и объясню, что к чему…
Полчаса, не меньше ушло на то, чтобы русский царь вник в устройство автомата и назначение каждой его детали. В раскрытое окно сделали даже выстрелы по крепостной стене, от которой отлетели крошки. «Забавы» царя охрана встретила невозмутимо — тот частенько стрелял.
— Жаль, нам бы он пригодился, — резюмировал Петр, отложив уже действительно бесполезный в этом времени АК-74, и нахмурился, потирая лоб. А потом неожиданно сказал. — Ты другие вещицы покажи, все, с которыми тебя из реки во время ледостава выловили.
— Сейчас, — только и отозвался Стефан, осознав, что в окружении Кантемира есть царские агенты. И принялся извлекать из шкафа анахронизмы — Петр Алексеевич радовался как ребенок, разглядывая их. И застыл, разглядывая пятисотрублевую российскую купюру, на которой узрел самого себя. На всякий случай Стефан тут же уточнил:
— Одно время на самом большом номинале банкнот именно твою парсуну рисовали — ты ведь стал первым императором, и позже тебя нарекли Великим. А кроме тебя второго такого имени среди правителей удостоилась лишь императрица Екатерина, присоединившая Крым к России — через семьдесят лет сие произойдет…
— Не будет этого, — резанул Петр, — при мне это будет!
Царь взял купюру с императрицей (приднестровских денег было с избытком, только одна из РФ), внимательно осмотрел ее, затем поджег от пламени свечи, и смотрел как банкнота сгорела.
— Все вещи эти уничтожить надобно, сжечь или расплавить. Со справы воинской размеры снять и такую же пошить, как и обувку стачать — ладная она. Займись этим немедленно, хотя… Мыслю я, раз у тебя «охотничьи» команды появились, сиречь егерские, то такая одежда им во благо — в кустах и лесу не сразу ловкого стрелка заметишь. Да еще пули твои — мои солдаты их «наперстками» прозвали, всем по душе пришлись.
— Так и есть, Петр Алексеевич — стрелков по меткости отбираем, он все самостоятельно действуют, а не по командам. А одежда их не совсем такая, но похожая. «Защитного цвета» как у нас ее называют. В смысле, что солдата разглядеть трудно, лишь только дым от выстрела его выдает. Но если из-за кустов стрелять, то и его заметить трудно.
— Хитро придумано, — царь покачал головой — все это время монарх собственноручно сжег все приднестровские банкноты. Вздохнул, посмотрел на свой профиль, и решительно запалил оставшуюся купюру. Отбросил тлеющий кусочек прямо на фитиль, и с нескрываемым удовлетворением произнес, показывая на пепел:
— Дела их нам надлежит вершить, и победы наши будут, как и поражения. Ты прости, но парсуну твою работы неведомой, я тоже сожгу — тебе в
Царь еще раз посмотрел на цветную фотографию и сунул ее в огонь — Стефан лишь с печалью смотрел, как превращается в пепел главная его связь с прошлым миром. Но перечить самодержцу не стал — понимал, что тот прав — анахронизмам не место, слишком много вопросов они вызовут у тех, кому попадут на руки. Да и братья тоже не раз предлагали уничтожить все
— Почему твой порох дыма меньше дает?
— Он бездымный, из нитрированной целлюлозы и прочей химии. Сейчас такой сделать неимоверно трудно, как и капсюли. Должны быть химики с производством кислот, нужна серная и азотная — они уже есть, у нас один немчин трудиться, с учениками.
— Делай все нужное, мыслю, во благо державы пойдет. Меня в долю возьмешь — и доля сия царская будет. Науки развивать будем всемерно, университет открою. И о будущем тебя спрашивать не стану — ведь если мы Крым в этом году захватим, история всяко иначе пойдет⁈
— А ведь так и будет, Петр Алексеевич — если на семьдесят лет раньше произойдет, да крепостного права не будет, потому что земли народом заселять нужно, а оно мешает, то страна к процветанию придет.
— Насчет мужиков пустое — дворянство в армии и гвардии служит, деревеньки я им на прокорм даю. Нет золота-серебра, не могу жалование платить богатое, чтобы они слуг нанимали.
— Понимаю, но закрепостить легко, зато потом раскрепостить трудно. Рабочих рук постоянно не хватать будет, а без них промышленность не поставить. А приписные работники худы, из-под палки плохо работают. А вот если деньги платить добрые, то сами трудятся с усердием рьяным, и положиться во всех делах на них можно.
— Денег в казне нет, говорю же тебе… Постой — а ты чего так хитро на меня смотришь⁈ Уж не знаешь ли ты, где злато-серебра втуне, в недрах горных, много лежит⁈ Так скажи, не томи душу — обещаю, что в долю со мной войдешь, не обижу!
— Знаю, Петр Алексеевич. Вернее, точно на жилу не укажу, но могу примерно указать, где много всякого ценного в недрах державы твоей лежит. В мое время предметы такие в школах вели, карты всякие выпускали, со значками, что минералы всякие обозначали.
— Так рисуй мне эту карту немедленно, со значками, и описание дай, где хотя бы приблизительно искать, чтобы не впустую людишки ходили. Рудознатцев пошлю немедленно туда, где укажешь — воеводам настрого отпишу, пусть рвение покажут свое!
— Князю Гагарину напиши — в Сибири много золота. Богатейшие прииски на реке Витиме были, по Амуру много, на Зее и Бурее…
— Земли те мы богдыхану отдали, — с сожалением произнес Петр, глаза его загорелись. — А злата там много⁈
— По тысяче пудов в год добывали, а то и две, — Стефан однажды прочитал статью о золотодобыче в царской России, и запомнил цифры.
— Сколько? Две тысячи пудов⁈
Петр ахнул, глаза округлились и чуть выкатились, а Стефан ему добавил «горячей информации».
— Демидовы на Урале золото найдут, но то после твоей смерти будет. Там и платина есть — она на серебро похожа, только вдвое тяжелее. На Алтае серебряные залежи богатейшие — города при них после тебя отстроят. Уже десятки тысяч пудов в год добывать будут. А у Керчи железной руды уже на миллионы пудов, а на Дону и Донце каменный уголь, им железо плавить можно, только в кокс переработать нужно.
Петр только мотал головой — но было видно, что он поверил. Еще как поверил, глаза прямо сверкали. Но царь тут же собрался, несколько раз вздохнул, успокоился — голос прозвучал требовательно:
— Вот о том ты мне все сейчас и расскажешь! И о будущем — о моих детях и внуках — большего не спрошу. И о странах европейских, мне многое знать нужно. Прикажи подать ужин, вина не нужно — кофей пить будем, разговор долгий у нас пойдет…
Глава 19
— Интересно, о чем это Петр Алексеевич договорился с Карлом, если оба монарха после встречи рванули в разные стороны как призовые рысаки? Загадочно все это, неужели царь внял информации⁈ И союзников начнет менять как перчатки, отдавая на растерзание тех, кто его успел раньше продать за соответствующее вознаграждение⁈
Стефан тяжело вздохнул, отвлекшись от мыслей. Вид черной равнины буквально угнетал — саранча прилетела в немыслимой массе. Встав на крыло, она поднялась в воздух, заслоняя порой небо, и когда обрушились на землю миллиарды зловредных насекомых, начался ужас. Эти твари, чудовищной ордой пройдясь по междуречью Серета и Прута, сожрав на пути все подчистую — леса, кустарники, луга. И главное — саранча напрочь уничтожила созревающий на полях урожай, до уборки которого оставались считанные недели. Царь Дмитрий Кантемир успел заготовить посадочный материал заранее, и сейчас поля заново стали распахивать. В Молдавии лето протяженное и жаркое, и кое-где крестьяне в обычное время не ухитрялись снимать два урожая овощей и зерна. А сейчас ничего другого и не оставалось — иначе всю страну ждал бы лютый голод, и многие не пережили бы зиму.