Помоги проекту - поделись книгой:
— О, Лёва! А кто у нас рыжий в фирме? — оживился Сухой Мужик, но было уже поздно.
Крольчишка узнала своего охотника. Не оборачиваясь я поняла, что вошёл тот самый Рыжий Мужик, который нелюбезно выпроводил меня после ужасной странной ночи, к которой вообще-то не было претензий до вчерашнего дня.
— Так походу… он и рыжий, — догадался Очкастый.
— Ох, — это от Моти, которая во все глаза уставилась на вошедшего.
— М-м, меня ищут?
И он пошёл ко мне.
Вот так же как тогда, стал приближаться со спины и с каждым шагом я ощущала и его запах и его тепло, всё сильнее.
И остановился, и я к нему спиной, и страшно — жесть! Его дыхание на моей макушке, и почему-то кажется, что он сейчас возьмёт меня за плечи.
В моём представлении я этого человека совсем не боюсь, мне совсем не обидно от “непонятно чего”, и “потому что ну а чё он”. Сложно это объяснить… ощущение, которое ещё со времён Онегина и Татьяны называлось: “висит груша нельзя скушать”.
Когда стоишь вся такая в отчаянии, топаешь ногой и ревёшь, а у тебя спрашивают: “Хочешь это?”, а ты орёшь: “Нет!”, а тебя спрашивают: “А чё тогда орёшь?”, а ты отвечаешь… “Ничё!”.
Хорошо объяснила?
Бросьте в меня камень, если не поняли!
И хочется… и колется.
И мне дичайше хотелось бы, чтобы этот Рыжий сейчас сказал, что-то доброе и милое, при том что я пять минут назад шла убивать, как минимум.
— Да, — его голос, звучащий откуда-то сверху и максимально ко мне близко, так что по коже прошла вибрация от звуковой волны. — Это ко мне.
Девятый вал
Его звали Львом, что потрясающе сочеталось с внешностью и величественностью (не буду преуменьшать достоинства этого человека, всё-таки, будем справедливы, он хорош, зараза).
Он был важной шишкой, но директор/владелец или чёрт пойми кто в фирме — Сухой Мужик.
Он тащил меня на выход, а я только жалобно смотрела на Мотю, которая опешила и даже не дёрнулась спасать подружайку.
Ну и ладно, я же этого и хотела! Осталось сообразить, как прийти в себя, набраться храбрости и разбудить в себе монстра.
Слёз как не бывало, резь в глазах прошла, горло освободилось от оков рыданий, и я своей волей пошла за господином Дефлоратором.
Рука его была просто огромной и очень крепкой, а я тут как маленькая девочка, плелась следом послушно и молчаливо, аж самой стрёмно.
Вообще это было странно, я засмотрелась на спину Льва и сделала несколько открытий… он будто бы очень худой, но как-то болезненно, неестественно, что ли. От того ощущение было, что иду рядом с великаном.
Лев жутко решительный, до мурашек. Я не привыкла к таким мужчинам. Папа отличался невероятным тактом и патологической вежливостью, Лёха — не образец самца, а больше в окружении и сильного пола-то не имелось.
Меня тащили в тёмное-тёмное “нечто” с мягкими стенами.
— Просто скажите, куда… — начала я, но поздно.
За моей спиной закрылась “мягкая” дверь, а меня схватили за плечи и к ней прижали.
Это что, та самая комната, как в саунах? Прямо в ТОЦ “Журавли” на двадцать шестом этаже? Удобненько…
— Я, кажется, дал номер, по которому решать все вопросы, и в гости не приглашал, — ме-едленно, тягуче произнёс Лев, и я зажмурилась, будто имею дело с настоящим хищником.
Он будто нюхал воздух у моего лица, капая слюной и облизываясь с голодухи, так мне казалось.
В голове смешались кони, люди. Если расставлять всё по полочкам, то я как бы… помнила, что там было той ночью, хоть и смутно. И помнила, что совсем против не была, а вот теперь оказалось, что из-за этого злиться крайне непросто.
Это как представлять себе, что при встрече с президентом всё ему в лицо выскажешь, и он такой: “Маё увожение!”, а на деле проблеять: “Здрасьте…”
— Ситуация… изменилась, — голос оказался таким тихим, что… хоть стреляйся.
— Это как? — Лев сделал крошечный шажок назад, а потом снова качнулся вперёд и перехватил меня поудобнее.
Всё-таки мягкие стены — это прекрасно, никаких тебе синяков от свидания с миленьким.
— Если вы… — в горле пересохло и пришлось сглотнуть. — Если вы меня отпустите… — снова пересохло. — Я объясню.
Лев сощурился.
— Что объяснишь? — брови Льва были нахмурены, и по складке между ними, я пыталась понять, насколько он неприятный человек, а насколько просто зол.
Лицо господин Дефлоратор, имел крайне приятное. Такие бывают у людей, про которых потом говоришь: “Хороший человек! Ни дать ни взять!”
Таких любят дети, старики, женщины от трёх до ста трёх. И, наверное, в таких легко было бы влюбляться. Если бы я имела цель совершить сие преступление против природы.
— Давай я начну первым, чтобы сразу решить для себя некоторые вопросы, окей? — немного ядовито, но очень спокойно, как будто после “пары вопросов” меня потащат-таки на гильотину без шансов на обжалование. — Тебе есть восемнадцать?
— Есть… я…
— Год рождения, не задумываясь!
— … второй…
— Твою ж… а я всё ещё считаю тачку второго года новой, — эта ремарка мне показалась настолько смешной, что я не удержалась и хихикнула.
Этот Лев, где-то глубоко внутри, был… смешным? Или милым. Ну вот не таким, каким хотел казаться, это точно.
— Ты пришла предъявлять за насилие?
— М-м, — я покачала головой, опровергая.
И мысли такой не было, это правда.
— Ты какая-то безумная фанатичка, мечтающая отдаться в первый раз кому-то…
— Нет! — сразу отрезала я. — Это
— Стоп! Я ещё с тобой не закончил, — он сжал плечи чуть сильнее, и я ойкнула, потому что пальцы вдруг показались слишком лихорадочно-горячими. — Тебя подослал Ростов? Студентка с актёрского?
— Нет, я учусь…
— ...не интересно где. Тебя кто-то послал?
— Не-ет! Да что ж такое! — и вот тут я набралась смелости, не прошло и года.
Ну, мои моральные силы прямо как тормознутая батарея айфона, пока дождёшься включения, перехочешь звонить нафиг!
Я дёрнулась, и Лев невольно отскочил, сделав пару шагов назад. Оторвалась от “мягкой двери” и пошла на него, чтобы дрожал и боялся. Под ногами оказался ковёр (мы что, в изоляторе для тех, кому рабочий день не мил?)
— Не знаю, всё ли вы “уточнили”, но у меня тут дела поважнее! И никаких юристов задействовать я не намерена! Вы — господин Дефлоратор…
— … кто?
— … Дед Пихто! — я аж осеклась, все эти словечки папиного авторства (не уверена, что папиного, но выучила именно от него) вылетали на раз, без предварительного запроса. — Вы, господин дефлоратор — безалаберный, безответственный мудак! И даже не спорьте со мной!
Я вытащила из кармана длинную ленту презервативов, на которую извела все бонусы, какие были, и замахнулась, а Лев молниеносно перехватил руку.
Гирлянда из серебристых пакетиков повисла у него прямо перед лицом и стала, раскачиваясь, бить меня по щеке.
Лев будто бы складывал два и два…
Он даже набрал воздуха в грудь для вопроса (надеюсь, не для вопля), но я была первой.
— Такие, как вы… портят жизнь таким дурам, как я! Ясно? Такие как вы… вам ничего не стоит!.. Вам-то что? Вам… Вам…
Я начала задыхаться от возмущения и подступивших слёз жалости.
— А такие как я… Ленка… Машка… — сама не знала уже что несу, но продолжала неси, пока Лев смотрел в мои глаза, не отрываясь. Он будто и забыл про эти чёртовы презервативы. — И все им потом знаете что? Сами дуры… — голос совсем упал до шёпота, но в “мягкой” комнате была какая-то волшебная акустика. И Лев, кажется, впитывал каждое слово. — Пришла… Легла… Не подумала… А кто же спорит? Но знаете, как тошно. И страшно. Знаете? — я выкрикнула последнее и с силой ударила Льва по голове презервативами, потому что он мою руку отпустил.
Лев отпрянул. А я стала наматывать ленту на шею.
Помимо китайских пакетиков из “Помогайки” прихватила ещё папин запас. Он как-то приволок мне целый свёрток, мол вот, на всякий случай. Покраснел. И ушёл. Такие они отцы-одиночки.
А теперь стоило вспомнить моего милого мягкого папу, и глаза будто стало неимоверно сильно жечь. Я же и ему должнва буду сказать… а он что?
И почему в девятнадцать, нам как в детстве кажется, что нас родители убьют?... Не знаю. Понимаю умом, но сердцем — нет.
А Лев стоял и смотрел, как я злюсь и плачу.
— Ладно. Я пойду, собственно — это всё что я хотела. Презервативы вот отдать, и сообщить, что вы мудак. Не надо мне никаких юристов, и в жопу себе засуньте свои вопросы. Вы мне ничего не должны.
А вот последние слова я очень боялась сказать недостаточно твёрдо. Их я считала самым мудрым, что когда-либо говорила. Справилась.
Вот теперь Соня Обломова готова закрывать эту страницу.
Десять причин найти девчонку
Она ушла так же неожиданно, как появилась. Просто развернулась, нашарила ручку и вышла в коридор. Её шаги стихали постепенно, и Лев даже нашёл в них какую-то музыкальность…
И снова, как и тогда в “Ромашке”, мигом навалилась на него тоска и неприятие одиночества. Почему так? Ведь уже несколько дней сидит один в этой самой студии, и никакое общество ему не нужно. До этого сидел в студии дома, и тоже ничего не смущало! А вот ведь, стоило во второй раз за месяц появиться этой странной девчонке и наваливается тоска, которую потом ничем не вытравить.
Что это было?
Он стянул с шеи гирлянду из дешёвых презервативов. На маленьких квадратиках сообщалось, что продукт предназначен для исследований УЗИ, только текст осыпался от времени и дальше строчки было никак не прочитать. Просрочка, что ли?
И где нашла это чудо?
А это же и правда, если задуматься, настоящее чудо, то, что теперь происходило. Вот так, ни с того ни с сего заявляется в его жизнь эта девчонка и дважды переворачивает мир, меняя местами небо и землю. И только Лев научился жить вверх тормашками, как снова БАМ! Учитесь предохраняться…
Красиво завернула. Без истерических воплей “Я БЕРЕМЕННА-А-А!”, без требований и слёз. Просто и изящно, оп! Получай папаша!
Никогда ещё с ним такого не происходило, и никогда малолетка с дулькой на макушке и в смешнючем джинсовом комбезе не вызывала столько умиления и какой-то противоестественной гордости.
Лев запустил пальцы в волосы, но увы, нечего было ворошить. Шевелюра лишилась густоты, длина до ужаса «обычная». Всё как у людей. И это ему ещё угрожали полным облысением, но нет, вернулась поредевшая копна, не полностью, но как смогла.
Он стукнулся головой о дверь, но и тут провал — шумоизоляция, которой оклеены все стены студии, слишком мягкая.
Он решил, что даст девчонке остыть, а потом приедет и скажет, что всё будет хорошо. Нельзя сейчас лезть к этому маленькому кусачему зверьку, она просто не поймёт, только… куда ехать-то?
Он даже имени её не знает.
Лев вскочил на ноги и бросился из студии со всех ног. Он страшно боялся не успеть, так боялся, как не было ни на одном приёме онколога, как не было ни на одной серии терапии, после которой могли развести руками и сказать: “Мы сделали всё, что могли”. Так он не боялся, когда выходил новый блокбастер с его музыкой, и не боялся так, когда ждал критики.
А вдруг она
Она же сейчас всё сама придумает, сама решит, натворит дел. А искать девчонку в миллионнике всё равно, что иголку в стоге сена!
Лев остановился.
И что он ей скажет?..
Как объяснить, что в тридцать с хвостом таскается по “Ромашкам”, потому что они просто попадаются по пути из баров и не требуют раннего бронирования?
Поделиться книгой: