Война Двух Королев

— Вознесенных больше нет. И никогда не было. Никто не хочет править на краю мира. — Его грудь поднялась от глубокого вздоха. — Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты такое. Вот почему ты все еще стоишь, жива и по сей день. Это не потому, что ты бог, — сказал он, скривив губы. — Это из-за крови, которая течет в твоих венах.

Мой позвоночник напрягся.

— Если ты скажешь, что это из-за того, кто моя мать, я не стану ускорять твою смерть.

Герцог рассмеялся, но звук был таким же холодным и жестким, как и то пространство внутри меня.

— Ты считаешь себя великим освободителем, не так ли, пришла освободить смертных от Кровавой Короны. Освободить своего драгоценного мужа.

Во все мне замерло.

— Убить Королеву — твою мать, и захватить эти земли во имя Атлантии? — В его глазах мелькнула искра гнева. Уголок его губ изогнулся. — Ты не сделаешь ничего подобного. Ты не выиграешь ни одной войны. Все, чего ты добьешься — это террор. Ты прольешь столько крови, что улицы зальются ею, а королевства утонут в багровых реках. Все, что ты освободишь — это смерть. Все, что ты и те, кто последует за тобой, найдут здесь — это смерть. И если твоей любви повезет, он умрет прежде, чем увидит, что стало с…

Вынув кинжал из кровавого камня, я всадила его ему в грудь, пронзив его сердце и остановив ядовитые слова прежде, чем они успели проникнуть слишком глубоко. И он почувствовал это — первый осколок своего существа, первый разрыв кожи и костей. И я, со своей стороны, была благодарна ему за это.

Его бездушные глаза расширились от удивления, когда на бледной коже щек появились мелкие морщинки. Трещины углубились и превратились в паутину изломов, которая распространилась по его горлу и под воротник атласной рубашки, которую он носил на заказ. Я выдержала его взгляд, когда крошечный уголек пепла погас в его черных глазах.

И только тогда, впервые за двадцать три дня, я вообще ничего не почувствовала.

ГЛАВА 3

Двадцать восемь дней.

Прошел почти месяц, а постоянная боль терзала так сильно, что было невыносимо больно. Я сжала челюсти, чтобы не закричать, вырвавшись из пещеры, ставшей моим сердцем, от разочарования, постоянной беспомощности и чувства вины. Ведь если бы я контролировала себя, если бы я не вырывалась…

Было так много если. Так много способов, которыми я могла бы справиться с ситуацией по-другому. Но я этого не сделала, и это была одна из причин, почему его здесь не было.

Пышная и маслянистая яичница с кусочками жареного мяса передо мной потеряла свою привлекательность, когда в горле зародился крик, который давил на мои сжатые губы. Поднялось глубокое до мозга костей чувство отчаяния и быстро уступило место ярости. Центр моей груди гудел, древняя сила пульсировала едва сдерживаемой яростью.

Вилка, которую я держала, дрожала. Давление охватило мою грудь, закрывая горло, а эфир бился и вздымался, давя на кожу. Если закричу, если поддамся боли и ярости, звук отчаяния и страдания превратится в гнев и ярость. Крик, душивший меня, сила, нараставшая во мне, имели вкус смерти.

И какая-то часть меня хотела выпустить его наружу.

Прикосновение пальцев, на несколько тонов теплее моих, сомкнулось на моей руке, утихомирив дрожь. Прикосновение, когда-то столь запретное, вывело меня из темной колеи, как и слабый заряд энергии, прошедший между нами. Медленно я повернула левую руку так, что стал виден мерцающий золотой завиток брачного отпечатка.

Доказательство того, что мы с ним все еще были вместе, даже если были разлучены.

Доказательство того, что он все еще жив.

Мой взгляд поднялся и столкнулся с поразительными зимне-голубыми глазами вольвена.

В острых углах красивого лица Киерана и в напряжении, скопившемся на его губах, было заметно беспокойство. Он выглядел усталым, и так и должно было быть. Ведь он плохо спал, потому что я почти не спала.

Вилка снова задрожала… нет, дрожала не только вилка или моя рука. Дрожала посуда, как и стол. В коридоре задрожали бело-золотые атлантийские знамена, которые заменили знамена Кровавой Короны.

Взгляд Киерана скользнул мимо пустых стульев в банкетном зале поместья Колдра туда, где у проема в колоннах стоял на страже светловолосый атлантиец, Генерал Эйлард.

Сейчас я почувствовала то же самое, что и тогда, когда он впервые представился. Под бесстрастными чертами его лица плескалось недоверие с привкусом уксуса. Это не было удивительной эмоцией. Многие из старших атлантийцев относились ко мне с опаской — либо потому, что я была воспитана их врагами, Вознесенными, либо потому, что во мне было много такого, чего они не ожидали.

Дева со шрамами.

Заложница.

Нежеланная Принцесса, ставшая их Королевой.

Бог.

Мне было не до их настороженности, особенно когда я заставила дрожать все поместье.

— Ты начинаешь светиться, — предупредил шепотом Киеран, который я едва расслышала, убирая руку.

Я посмотрела вниз на свою ладонь. От моей кожи исходило слабое серебристое сияние.

Что ж, это объясняло, почему Генерал теперь пялится.

Опустив вилку на тарелку, я выровняла дыхание. Заставив себя забыть об удушающей боли, которая всегда сопровождала мысли о нем, я просунула руку под стол к маленькому мешочку, закрепленному на бедре, а другой потянулась к бокалу с глинтвейном. Я смыла кислый вкус пряностями, когда Эйлард медленно повернулся, продолжая держать в перчатке меч в ножнах. Белая мантия, накинутая на его плечи, опустилась, привлекая мой взгляд к выгравированному золотом атлантийскому гербу. Тот же самый герб украшал стены поместья Колдра — солнце и его лучи, меч и стрела в центре, перекрещенные по диагонали так, чтобы обе половины были равны. Ненадолго закрыв глаза, я допила вино.

— Это все, что ты собираешься съесть? — спросил Киеран через несколько минут.

Я поставила пустой стакан на стол и посмотрела в открытое окно. Из кустистых желтых полевых цветов торчали обломки фундамента. За Массеном плохо ухаживали.

— Я поела.

— Тебе нужно больше есть. — Он оперся локтями на стол.

Мои глаза сузились на него.

— А тебе не нужно беспокоиться о том, что я ем.

— Мне бы не пришлось, если бы ты не оставляла бекон нетронутым на своей тарелке… чего я никогда не думал увидеть.

Я подняла брови.

— Это звучит так, как будто ты намекаешь, что до этого я ела слишком много бекона.

— Хорошая попытка отмазаться. Но, в конечном счете, неудачная, — ответил Киеран. — Я делаю то, о чем вы с Касом просили меня. Я советую тебе.

Его имя.

Меня перехватило дыхание. Его имя причиняло боль. Мне не нравилось думать о нем, не говоря уже о том, чтобы произносить в слух.

— Я уверена, что мое ежедневное потребление пищи — это не то, о чем думал каждый из нас, когда просил тебя быть нашим советником.

— Как и я. Но вот мы здесь. — Киеран наклонился так, что нас разделяло всего несколько сантиметров. — Ты почти не ешь. Почти не спишь. И что только что произошло? Свечение? То, что заставило все здание трястись? Ты, кажется, совершенно не осознавала этого, и это происходит все чаще, Поппи.

В его тоне не было ни капли порицания, только забота, но я все равно скривилась, потому что это была правда. Сущность богов выходила на поверхность, когда я не использовала ее для снятия боли или исцеления. Это происходило, когда я чувствовала что-то слишком сильно… когда горе и ярость заставляли мою кожу чувствовать себя слишком туго, давя на хрупкие швы, которые держали меня вместе.

Мне нужно было держать себя в руках. Мне нужен был контроль. Я не могла его потерять. Не тогда, когда королевства Атлантия и Солис рассчитывали на меня. Не тогда, когда я была нужна ему.

— Я буду стараться контролировать это, — пообещала я.

— Дело не в том, что ты контролируешь свои способности. — Брови Киерана сошлись. — Дело в том, чтобы позволить себе не быть в порядке. Ты сильная, Поппи. Мы…

— Знаю. — Я остановила его, поскольку в памяти пронеслись почти такие же слова, сказанные другими губами, которые прочертили горячую дорожку по каждому сантиметру моей кожи.

Тебе не обязательно всегда быть сильной рядом со мной.

Я подалась вперед, подхватывая ломтик бекона. И сразу же запихнула половину в рот, чуть не подавившись.

— Доволен? — спросила я, бросив кусочек на тарелку.

Киеран уставился.

— Не совсем.

— Похоже, это твоя проблема. — Я жевала, едва ощущая вкус хрустящего мяса.

Хрип, похожий на смех, привлек мое внимание к большому, фиолетово-черному дракену, отдыхающему у колонного входа в банкетный зал. Гладкие черные рога начинались посередине сплюснутой переносицы и поднимались к центру ромбовидной головы. Первая пара рогов была небольшой, чтобы не мешать обзору, но по мере продвижения вверх по голове они удлинялись, превращаясь в заостренные пики, которые торчали из толстых гребней.

Каждый раз, когда я смотрела на Ривера, это был шок. Мне казалось, что я никогда не привыкну видеть такое великолепное, страшное и прекрасное существо.

Пробудились двадцать три дракена. Самые младшие, всего трое, остались в Конце Спессы, чтобы стоять там на страже, как решили дракены. Из тех двадцати, что путешествовали с армиями, ни один не был таким большим, как Ривер. Вместо этого они были размером с Сетти, их чешуя была не такой толстой, как у Ривера, и более уязвимой для острия стрелы. Но они все равно быстро справились бы с любой армией.

Дракен наблюдал за нами, и мне было интересно, о чем он думает и что чувствует. Всякий раз, когда я пыталась узнать его или кого-нибудь из других, когда они были рядом, я ничего не чувствовала. Это не было похоже на холодную пустоту Вознесенного. Либо Ривер и другие дракены скрывали от меня свои эмоции, либо я просто не могла их прочесть.

— Хочешь немного? — предложила я Риверу, поднимая тарелку. Мне не доводилось видеть, как он ест, что вызывало легкое беспокойство по поводу того, что именно он ел, когда взлетал и исчезал из виду.

Я очень надеялась, что это были не люди… или милые животные.

Но у меня не было возможности узнать. Только Аурелия, одна из двух пробудившихся дракенов женского пола, пробыла в своей смертной форме достаточно долго, чтобы я смогла узнать имена примерно половины из двух десятков дракенов, покинувших Илизеум. Она сказала, что моя воля принадлежала им до того, как мы покинули Атлантию и разошлись в разные стороны.

Вся эта история с «моя воля — их воля» была не очень-то полезной, но я поняла, что она в чем-то похожа на Первородный нотам. Ривер, казалось, изначально знал, чего я хочу. Например, когда мы отправились брать Массен, и он успел поспать ночь. Я догадалась, что это больше похоже на сущность Первородного в том, как он реагирует на мои желания.

Ривер покачал своей шипастой головой на мое предложение бекона.

— Как он вообще сюда пробрался, не обрушив все здание? — Между бровей Киерана появилась складка.

— Осторожно, — сказала я, когда внимание дракена переключилось на вольвена. Его голубые глаза с вертикальным зрачком снова сузились. Я подозревала, что при первой же возможности дракен снова набросится на Киерана.

— Разве Вонетта и остальные не должны вернуться сегодня? — спросила я, отвлекая внимание Киерана от дракена.

— С минуты на минуту. — Подняв свой бокал, он сухо добавил:

— Как ты уже знаешь.

Действительно, но он больше не участвовал в эпическом поединке с Ривером, который, несомненно, будет обостряться. Однако беспокойство вдруг взлетело, как большой серебристый ястреб, и оно не имело никакого отношения к вероятности того, что Киеран и Ривер покалечат или убьют друг друга.

Оно имело отношение к планам относительно Оук-Эмблера и Солиса. Мне нужно было убедить атлантийских генералов в их поддержке несмотря на то, что я сама не занималась самой сложной частью этих планов.

— У меня такое чувство, — начал Киеран, — что ты все еще злишься, что я посоветовал тебе не идти с Вонеттой.

Я нахмурилась.

— Иногда мне действительно интересно, умеешь ли ты читать мысли.

Его полный рот искривился в ухмылке, когда он постучал пальцем по виску.

— У меня просто есть способность догадываться.

— Ага. — Как и у его отца, Джаспера, но Киеран также часто, казалось, знал, куда уходят мои мысли. Что, признаться, раздражало меня не меньше, чем то, что я читаю его эмоции. — Меня не очень раздражало то, что ты советовал мне не идти в Оук-Эмблер, но теперь — да.

— Отлично, — пробормотал он.

Я послала ему взгляд.

— Почему, когда Принц или Король решает подвергнуть себя опасности или повести армию на войну, это не является проблемой? Но когда Королева желает сделать то же самое, это вдруг становится вещью, от которой нужно предостеречь? Звучит немного по-сексистски.

Киеран поставил свой бокал.

— Это не вещь. Я пытался остановить Каса от идиотских, невероятно опасных поступков столько раз, что это стало практически обязанностью на полный рабочий день.

В груди кольнуло острой болью. Я сосредоточилась на нераспечатанных бутылках вина, которые доставил атлантийский Лорд, управлявший кораблем, на котором мы приплыли в Оук-Эмблер. Перри переправил множество столь необходимых припасов. А главное, вино того сорта, которое, по словам Киерана, предпочитает Валин.

Что может быть лучше для того, чтобы заставить кого-то согласиться на то, чего ты хочешь, чем напоить его?

— В том числе и тебя, — продолжал Киеран, вторгаясь в мои мысли. — Я пытался помешать ему забрать тебя.

— Что? — Моя голова дернулась в его сторону.

Он кивнул.

— Когда он придумал план, как выдать себя за гвардейца и взять тебя в заложники, я не раз говорил ему, что это абсолютное безумие. Что это чревато слишком большим риском.

— Один из этих рисков был связан с тем, что неправильно похищать невинного человека и ломать всю его жизнь? — спросила я.

Он поджал губы.

— Не могу сказать, что это действительно приходило мне в голову.

— Мило.

— Это было до того, как я тебя узнал.

— Это не улучшает ситуацию.

— Возможно, нет, но я не думаю, что ты возражаешь против того, как он перевернул твою жизнь.

— Ну… — Я прочистила горло. — Полагаю, если говорить в общем, то я рада, что он не послушал тебя.