Помоги проекту - поделись книгой:
— Вон, видишь, столбы с проводами, — указал я на видневшуюся вдали линию.
— А, силовая дорога! — догадался гусар. — Не, брат Андрюха, не знаю.
— Ну пупсик, идем уже, — заверещали дамы.
— Извини, Андрюха. Дела…
Гусар, обремененный приятным грузом, скрылся в усадьбе. Я понял, что с поиском протечки во времени придется обождать.
Оливье на тарелке закончилось, и я возвратился в усадьбу за добавкой.
До вечера гусары занимались тем, чем обычно: пили шампанское, стрелялись на дуэлях и целовались с женщинами. Команда дирижабля с удовольствием к ним присоединилась. Зимин из апартаментов не появлялся — вероятно, обсуждал с приезжим начальством перспективы военной кампании 1812 года.
Я наслаждался покоем и витаминами. В конце концов, еще вчера вечером меня собирались расстрелять, и вот уже я сижу в относительно приличных условиях: в чьем-то дворянском гнезде. Кушаю хорошую еду, гарантированно без пестицидов, и треплюсь с интересными людьми, поди плохо?
С наступлением ночи хотел отправиться в свой чуланчик баиньки — спортивный режим, знаете, — но в этот момент вернулся Зимин. Вид у него был заговорщицкий.
— Общий сбор! — протрубил майор.
Гусары оборотили к нему загоревшиеся задором лица.
— Петербургское начальство спит, — продолжал Зимин под общий одобрительный гул. — А у нас боевая операция. Идем на Горловку, там мы еще не бывали.
— Не бывали! В Горловке точно не бывали! — раздались голоса.
Гусары поскакали с насиженных мест и схватились за оружие. Женщины приуныли, но гусары похлопали их по мягким местам, и женщины немедленно взбодрились.
Толпа вывалила из усадьбы и понеслась к конюшне.
— Куда, дураки? — заорал на них Зимин. — За ночь до Горловки не доскачем. Дирижабль возьмем. Министру, — Зимин сделал неопределенный жест в сторону отдельных апартаментов, — он без надобности.
Гусары издали звериный вопль и бросились к дирижаблю. Среди гусар, взбиравшихся по веревочной лестнице, я заметил некоторых из дирижаблиной команды. Гребцы справедливо рассудили: чем доверять дирижабль необузданным гусарам, лучше самим принять участие в боевой вылазке. Капитана среди подчиненных не было: принимать участие в боевой вылазке безрукий не пожелал (тогда я думал, что по причине инвалидности, и лишь намного позднее понял, насколько ошибался).
— Андрюха, а ты чего ждешь? — крикнул Зимин, маша мне рукой с дирижабля.
В самом деле, чего это я?! Может, сверху увижу, откуда берет начало линия электропередач?
«Не смешно», — заметил внутренний голос.
«Знаю, что не смешно, — отрезал я. — Но лететь-то надо.»
В последних рядах забрался я на дирижабль и оказался рука об руку с Зиминым. Потом сообразил, что оружия-то у меня нет.
— Оружия не захватил, — пожаловался я Зимину.
— На кой оно тебе? — недоуменно посмотрел на меня майор. Потом махнул рукой и отцепил с пояса ножны с вложенной в них саблей. — Бери, Андрюха, для такого бойца, как ты, ничего не жалко!
С саблей в руке ожидал я отчаливания. С этим возникла небольшая заминка, поскольку все гусары, до единого, набились в дирижабль: на земле остались лишь женщины, с платочками в руках. Однако, дирижабль по-прежнему был надежно заякорен, и кому его отцеплять, было совершенно непонятно.
Проблему решил майор Зимин.
— А ну, девки, отцепить якоря! — крикнул он вниз.
Женщины ахнули и разбежались в разные стороны, под гусарское улюлюкание.
— Не так! Не так! — кричал майор Зимин, перевешиваясь через бортик.
Один из якорей наконец освободили. Дирижабль, закрепленный теперь на двух якорях, дернулся в сторону, и майор Зимин ухнул вниз. Вернее, ухнул бы, если бы я не успел схватить его за ноги. На выручку мне подоспели другие гусары, и Зимина благополучно возвратили на борт.
— Другие два отсоединяй! — продолжал, не обращая на нас внимания, орать Зимин на копошащихся внизу женщин.
Женщинам удалось отсоединить оставшиеся якоря, и дирижабль всплыл в ночное небо.
Насколько помню, летели около трех часов, но только за счет встречного ветра. Команда дирижабля усадила гусар за весла, и гусары, как заправские гребцы, выгребали против ветра.
«Зато в обратную сторону ветер будет попутным», — подумал я.
«Если вообще вернемся», — добавил внутренний голос.
Но я ему не ответил.
Сжимая в руках саблю Зимина, я решил воевать за все человечество. Собственно, да: судьба человечества была в моих руках. Если для спасения вселенной я должен выжить, значит, я выживу — в этом не могло быть сомнений.
Внизу, насколько доставал взгляд, расстилалась непроглядная тьма. Под луной, на минуту выглянувшей из-за туч, заблестела река, но потом луна скрылась, и река тоже исчезла в туманной пелене. А может, мы ее пролетели. Видна была лишь полоса горизонта, посветлее со стороны зашедшего светила, и потемнее с обратной.
— Налегай на весла, а то до утра не обернемся! — прикрикнул Зимин на товарищей.
Гусары налегли, парусина на веслах изогнулась сильнее, и подталкиваемый человеческой силой дирижабль заскользил в ночи, под аккомпанемент ночных звуков.
Зимин куда-то исчез, потом объявился с ящиком шампанского в руках.
— Смотрите, что я с собой прихватил! — объявил он жизнерадостно. — Министерский запасец!
Восторженный рев сотряс ночной лес, заглушая волчий вой и уханье совы. Шампанское распределили по гребцам, и дирижабль устремился к Горловке с удвоенной скоростью.
Скорость была такой высокой, что Горловку едва не проскочили.
— Вон она! — крикнул кто-то, указывая вниз.
Я обернулся в указанном направлении и различил несколько редких огоньков.
— Горловка! Горловка! — загомонили гусары.
Весла с правой стороны заколотили по воздуху, поправляя курс. Через некоторое время мы оказались поблизости от огоньков. Стали различимы избы и окружавшие их отдельные деревья.
— Туда держи, — скомандовал Зимин гребцам. — И цыть мне! Чтоб ни звука! Спугнуть можем, родимых, — добавил он с опаской.
Я сжал в руках рукоять сабли и принялся дожидаться посадки. Драки драками, но настоящее боевое крещение я принимал впервые.
Дирижабль затормозил над поляной с одиноко стоявшей посреди нее березой. Гребцы свое дело сделали — дальше за дело взялась профессиональная команда военных. Вскоре воздушное судно удалось заякорить за березу — одним якорем, но весьма надежно. Два других даже не выбрасывали.
Неслышными тенями скользнули гусары по веревочной лестнице. Однако, находящиеся в деревне люди что-то услышали, а может, нюхом почуяли. Из домов раздались истошные женские визги. Гусары рванулись на них, словно почуяли добычу.
Я находился рядом с Зиминым, держа майорскую саблю наголо. Вдвоем мы перепрыгнули через невысокий плетень и побежали в направлении избы. Из избы как раз выскочили две девицы и, продолжая вопить, кинулись в разные стороны.
— Чего ворон считаешь? Лови, давай, — крикнул Зимин.
Сам он кинулся за одной из девок, вскоре нагнал и ухватил за подол. Подтянул к себе и крепко обнял за талию. Девица визжала и отбрыкивалась, но освободиться от Зимина было не так просто.
Спохватившись, я кинулся за второй сбежавшей девчонкой.
«Ему человечество спасать, а он за юбками гоняется!» — вставил внутренний голос.
Я даже не стал с ним разговаривать. Война есть война, на войне свои суровые законы.
Девчонку я догнал у самой опушки и, по примеру Зимина, ухватил за талию. Потащил обратно к дому. От других домов раздавались вопли, иногда сердитая гусарская брань. Сопротивление было сломлено почти сразу. Зимин уже махал мне рукой от небольшого бревенчатого сруба, который я определил как баню.
— Андрюха, сюда ее затаскивай!
Я затащил девчонку в предбанник. Зимин уже раздевал свою, а раздев, хлопнул по попе, отправляя в парилку. Девицы, понимая неизбежность случившегося, уже не визжали, а лишь повизгивали, стаскивая с себя одежду.
В бане было жарко: вероятно, ее недавно топили. Зимин принялся расстегивать гусарский мундир и стягивать рейтузы, я стащил футболку и снял джинсы.
— В Горловке еще не бывали! — пояснил Зимин.
— Я слышал, — кивнул я.
Голые, мы вошли в парилку.
— Начинайте. Знаете, что делать, — бросил Зимин девицам.
Те переглянулись, взяли мочалки и принялись отмывать наши усталые тела. Девчонки, хотя ловили их в темноте, практически не разбирая, попались симпатичные и умелые — из тех, которые коня на скаку остановят, в горящую избу войдут. Они даже веником хлестали профессионально!
Это было блаженство, которое длилось в течение часа, наверное. Не знаю, я потерял счет времени. Когда из предбанника раздалась мелодичная трель, я лишь повернул голову, соображая, кто мог позвонить мне в 1812 год. Но, судя по тому, как вскочил с лавки и убежал в предбанник голый Зимин, звонили ему.
Кажется, Зимин что-то мне кричал, но я не слышал. Я снова отключился, переворачиваясь со спины на живот, а надо мной продолжали колдовать лучшие на свете девчонки.
«Что-то не так!» — неожиданно вскрикнул внутренний голос.
«Все хорошо», — успокоил я его.
«Идиот! Я тебе говорю, что-то не так!»
Когда я открыл глаза и посмотрел на девчонок в следующий раз, одна из них, погрудастей, расчесывала второй волосы. Идиллическая в своей патриархальности картинка. Но что-то меня действительно насторожило. Минутку, а где майор Зимин? Что-то давно не было слышно майора Зимина.
Я поднялся с лавки и отправился поглядеть в предбанник. Гусарская форма майора Зимина исчезла. Следовательно, Зимин оделся и ушел. Впрочем, он же кричал…
С проклятьями я выглянул из бани. Начинало рассветать. Дирижабль вместе с майором Зиминым и остальными гусарами поднимался в воздух.
— Стой! — заорал я.
Ухватив с лавки одежду, в чем мать родила бросился я за улетающим дирижаблем. С дирижабля меня заметили и сбросили веревочную лестницу.
— Жми, Андрюха! — кричал майор Зимин, свешиваясь с бортика. — Улетаем!
А то я сам не видел.
Огромными прыжками нагонял я дирижабль с волочащейся за ним веревочной лестницей. В левой руке у меня была схваченная с лавки одежда, а правой рукой я надеялся зацепиться за веревочную лестницу. Могли бы и приземлиться, конечно: минут десять отняло бы, не больше.
Майор Зимин, словно услышав мои мысли, воскликнул:
— Извини, Андрюха, остановиться не можем. Министр позвонил, серчает. Срочно требует дирижабль. Так что догоняй!
Я догнал веревочную лестницу и ухватился за нее. В этот момент воздушное судно резко ушло вверх, и я повис на веревочной лестнице, ухватившись за нижнюю перекладину.
— Подтягивай его, — услышал я сверху.
Лестницу потянули. Я еле удерживался на одной руке, во второй у меня была зажата одежда. В одежде находился, во-первых, айфон и эмоушер — недешевые гаджеты, надо заметить, — а во-вторых, первертор, от которого зависела судьба человечества. Я не мог оставить человечество в трудный для него час, поэтому удерживался за веревочную лестницу на одной руке. Хотя из последних сил.
Собственно, так и случилось: силы оказались последними. Когда до спасительной корзины оставалось совсем немного, рука моя соскользнула, и я свалился вниз на кусты орешника. За то время, что я удерживался за веревочную лестницу, дирижабль отдалился от Горловки на приличное расстояние, поэтому я свалился на значительном удалении от людей.
— Держись, Андрюха! — донеслось до меня сверху прощальное.
— Чтоб тебя! — выругался я.
По счастью, я практически не пострадал, отделавшись несильными царапинами и ушибами. Хуже было другое. В левой руке, в которой я зажимал схваченную с лавки предбанника одежду, обнаружилась лишь куртка. Все остальное, включая джинсы, футболку и трусы, исчезло в неизвестности. Я даже не знал, оставил я их впопыхах в предбаннике или они свалились на землю во время моего недолгого, но отчаянного полета на веревочной лестнице. Поэтому возвращаться за одеждой в Горловку смысла не имело. Что-то — нет, не внутренний голос, этот молчал, как убитый — подсказывало: возвращаться не стоит. В деревне могли находиться не только женщины, но и мужчины. Не знаю, что с ними сделали гусары — связали, наверное, — но теперь мужчины освобождены, а у меня даже сабли нет. Зиминскую саблю я оставил в предбаннике. Но сабля была единственной потерей, о которой я не сокрушался. Будь сейчас у меня сабля, я бы с удовольствием обменял ее на трусы, а еще лучше — на джинсы.
Больше всего обнадеживало, что все имевшиеся в моем распоряжении гаджеты: айфон, первертор и эмоушер — остались на месте, то есть в сохранившейся куртке, и нисколько не пострадали. С остальным обстояло плачевно. Я находился без штанов, недалеко от зоны боевых действий, причем 1812 году!
Надев куртку, я побрел куда глаза глядят. Гулять по лесу без штанов, со свободно раскачивающимся при ходьбе членом, было довольно непривычно.
«Встретит кто, ведь за извращенца примет или нудиста», — подумалось мне.
«А то!» — вякнул внутренний голос.
Глава 5
Ах, неужели этот день настанет, и я выйду замуж за барона Енадарова! Все домашние в волнении: суетятся, спрашивают меня о чем-то, ушивают и подшивают.
Поделиться книгой: