Зомби-Киев

Иванилов не смотрел вниз.

— А? — переспросил автозаправщик.

Он безвольно обмяк, к химическому запаху Лыбеди присоединился резкий запах мочи. Паша сказал Иванилову:

— Всё, отпусти. Он умер. Всё.

Прижал к вискам руки и опять стал ругаться.

— Ну а конструктив будет!? — спросила Яна.

— По законам жанра, сейчас этот начнет оживать и набросится на нас, — сказал Иванилов.

— Пошло оно всё нафиг, — распалился Паша, — Я не буду сейчас никому рубить голову и так далее. Просто отойдем. Мы тут светимся на виду. Пошли под мост станем.

Так и сделали. Посматривали назад. Нет, автозаправщик не шевелился.

Яна предложила:

— Краткотекущий план. Найти место, где связь еще работает и попытаться связаться с родителями, нет — с друзьями, залезть в сеть, выяснить какие районы еще безопасны. По идее силовики должны блокировать районы, охваченные этим делом.

— Это по идее, — заметил Иванилов.

— Вы что? Посмотрите, — Паша сделал широкий жест, — Это всё. Какие силовики? Самолеты не летают. Вертолёты не летают. Первым делом должны были летать, координировать наземную операцию. Какие силовики? Вы видели где правительство.

— Оно пошло в народ! — развеселилась Яна.

Иванилов собрался с мыслями:

— Это русло наша безопасная дорога по городу. На большой протяженности, когда русло выйдет из промзоны, вдоль него будет ограда из металлической сетки, ее поставили железнодорожники. Еще мы сможем выбраться к нескольким железнодорожным станциям. Ваши предложения?

— Смотри, — Паша потёр переносицу, — Тут щас будет портал в пещеру Светлого песка.

— Коллектор Протасова яра?

— Ага. Заинсталлимся туда и переждем.

— Ты же сам сказал, что всё. Ничего нет, надеемся только на себя.

— Ну я так… А еще такой вариант. Параллельно нам ведь идет фекальный коллектор. Подземный.

— Не, я не поддерживаю, — сказала Яна.

— Я тоже, — согласился Иванилов.

— Ну дослушайте до конца, — Паша продолжал, — около устья Лыбеди на этом говнотоке есть канализационно-насосная станция. И от нее, тоннель под Днепром идет на левый берег на Осокорки. Теперь вы усматриваете здравый смысл в моих словах?

— В говне под Днепром плыть? — Яна прищурилась.

— Там служебный коридор вдоль идет. Если эта байда затронула только правый берег, а левый чист? Вы подумали?

— Давайте так, — сказал Иванилов, — Пока возможно, будем идти вдоль русла Лыбеди, а если станет невмоготу, то спустимся в канализацию через одну из смотровых камер.

— Арочный кирпичный ход, — принялся расписывать Паша, — по которому несется мутный поток нечистот и всех возможных на планете болячек! Это будет незабываемое приключение.

— Как романтично. Но вы же в химзащите, — напомнила Яна.

— А кое у кого она уже порвана! — Паша приподнял согнутую ногу. На колене его серебристого пухлого костюма была дыра и через нее розовела волосатая кожа.

Иванилов выругался.

— Но я готов, — сказал Паша, — Мне там, в говне, будет намного спокойнее, чем тут, наверху.

— План хуже некуда, но лучше не придумаешь. Только сначала кто-то из нас, — Иванилов ткнул себя пальцем в грудь, — Поднимется к мосту и быстро осмотрит местность. Может всё не так плохо. Если там зомби, просто делаем как решили, двигаемся вниз по течению.

— Я наверх, — Иванилов по выступающим из подпорной стенки камням забрался на высоту почти своего роста и, подтягиваясь за стволы деревьев, полез скользкой после вчерашнего вечернего дождя тропинкой. От посторонних глаз его прятали ивы и кусты, а справа заслонял бетонный забор. Тут, при выходе к трассе, был бомжатник — стояло какое-то кресло, валялся неопределенный мусор, разобранный пылесос, порванное ватное одеяло. В стороне, просматривалось голубое здание станции Киев-товарный, а неподалеку перед ним красовалась на постаменте старинная пузатая легковушка, зеленая и похожая на майского жука.

Над дорогой тяжелел двойной трубопровод. Вот бы попасть туда и незримо пройти несколько километров. Хотя неизвестно, что по нему гонят.

Иванилов осторожно вышел на улицу, к фонарному столбу. Непривычно пусто. Дальше от старой машины он заметил поперек дороги автомобиль с открытыми дверцами. Почти напротив моста, чуть левее, на перекрестке с Ямской, виднелся старый трехэтажный жилой дом, со входами с тыла. Возникла шальная мысль сбегать туда и попроситься к кому-то в квартиру.

В том направлении по обе стороны улицы, после дома, уже за другим перекрестком, тянулись до обозримого конца корпуса Института электросварки.

Иванилов обернулся:

— Эй!

— Что там? — спросила снизу Яна.

— Давайте быстро сюда. Там жилой дом. Попросимся внутрь.

— Не факт шо пустят! — откликнулся Паша.

— Пофиг, надо попробовать! Пока вокруг никого нет.

Спустя полминуты Паша и Яна были уже рядом с Иваниловым. Троица пересекла дорогу, прошла мимо сарайчика пункта приема вторсырья и стала заходить за угол дома. Улочка тихая, зеленая, нарядная от побеленных снизу кленов да тополей. Такие же неказистые, как первый, домики обосновались за палисадниками и окрест.

У обочины стоял мусорный контейнер на колесиках, с откидывающей крышкой. На боку кто-то написал: «панкмобиль».

По лопнувшему асфальту свернули в дворик, наполовину занятый садиком и газоном. Двери обоих парадных оказались открыты навстежь. Из первого, по щербатым ступеням, темнела кровь.

— Всё, пошли отсюда, — Иванилов резко развернулся в противоположную сторону. За двухэтажным желтым домиком прямо через улицу, за парой деревьев, проглядывался темный прямоугольник портала ручья из Протасова яра. Самой Лыбеди, что предшествовала порталу, отсюда не было видно.

А от моста, спотыкаясь и неестественно выворачивая ноги, почти бежала толпа мертвецов в костюмах.

— Государственные мужи! На кой они сюда выбрались? — крикнула Яна.

— Сюда! — Паша указал на мусорный контейнер, — Прячьтесь сюда, а я вас закрою крышкой.

— А сам?

— Потом!

Яна с Иваниловым перелезли в панкмобиль и присели, а Паша задвинул верх, стукнул по железу кулаком и, не думая, побежал во двор. Был выбор — спрятаться за машиной на газоне или метнуться во второе парадное. Паша выбрал последнее.

Глава 7

Высоко в тусклом от жары синем небе заходил на посадку в Жуляны пассажирский самолет, раскрашенный красиво навроде обертки конфеты. Не беда, что к иллюминаторам приникли бледными лицами зомби, и что уцелевшие члены экипажа закрылись в рубке пилотов… Ах да, еще стюардесса Даша, она заперлась в туалете, а с той стороны в дверь стучат, стучат, и от стука можно сойти с ума — в то же время когда настенные часы цокают по мозгам засевшему в чужой квартире Паше. Но внизу, никто об этом ничего не знает.

И Канарин ждет около остановки свой троллейбус. Ждет под грибами.

Это около входа в ботсад, что на Зверинце — дальний ботсад, не в центре — есть билетные кассы, сделанные в виде грибов с огромными шляпами. Таких касс две, и кругом их ножек расположены в тени круговые скамейки.

Чтобы не торчать на солнцепеке у разворотного кольца, Канарин примостился под грибом. Только троллейбус на той стороне тронется сюда, он сойдет по ступеням и сядет.

Провожая глазами самолет, Канарин представил, как оттуда, с высоты, видны окрестности. Город — на ладони. Долина Лыбеди, Лысая гора слева, Зверинец и Бусова гора справа. Какой простор! Это у Репина одна из последних картин кажется, так называлась — «Какой простор!».

Канарин совмещал в себе две профессии — художника и актера. Канарин нашел себя в рекламе лекарственных препаратов. Пятидесятилетний, он изображал голосом больного, совсем ветхого старика, который страдал попеременно запором, геморроем, вообще ожесточенно кряхтел, а потом, приняв чудодейственную таблетку или микстуру, резко исцелялся и бодренько советовал другим принимать то же самое.

Иногда он использовал свой талант для бесплатного проезда в маршрутках — сгорбившись при входе, усилием воли чуть не придав лицу землистый цвет, он спрашивал:

— Со второй группой есть еще льготное место?

Поди откажи, если кажется, что человек едет на свои похороны.

На остановке уже собралось порядочно людей. Суббота, посетителей в ботсад полно. Надо встать там поближе, а то места не хватит. Канарин ехал в центр, на студию звукозаписи, подарить свой голос очередному доходяге.

В это время троллейбус, оказалось, уже подъезжал — Канарин просто засмотрелся на самолет и обо всем забыл. Семеня ногами он сбежал по ступеням, что вели от грибов и площадки у входа в ботсад, и ринулся к распахнувшимся дверям. Внутри заметался, где бы сесть. Было свободно обратное сиденье рядом с молодой женщиной, одетой в длинное платье и с повязанной на голове косынкой. Прихожанка! — понял Канарин. Их на шару впускают в ботсад, на территории которого находится Ионинский монастырь.

Он поскорее плюхнулся рядом, и уничтожил снизу вверх взглядом разиню, тоже метившего на место. Канарин едва сдержал себя, чтобы не показать ему язык.

Боже, чем это пахнет?

Потом он понял, дошло. От сидящей рядом исходил сильнейший запах ладана.

Конечно, она вестимо простояла на службе. Чем еще от нее будет пахнуть? Канарин покрутил головой в поисках другого свободного места. Нету.

Троллейбус загудел электродвигателем и тронулся. Ну, теперь всю дорогу будем как на панихиде. Канарин, имея за плечами много покойных родственников, поморщился.

Но что-то теплое и хвойное было в ладане. Может, на дне души ему этот запах нравился.

За окном понеслись назад торчащие из яра, за деревьями, кирпичные хрущевки. Улица Бастионная ровной линией спускалась по краю этого яра, имея с другой стороны сначала ботсадовский забор, потом высокий белый дом, далее хрущевку, за нею переделанный надстроенный кинотеатр, и наконец ПТУ! И вот возле ПТУ водитель какого-то черта вывернул руль и троллейбус выехал на встречную полосу, перегораживая улицу. Штанги одна за другой слетели с проводов.

Половина пассажиров, в том числе и разиня, попадали, а некоторые слетели с кресел, в том числе Канарин, он ведь был на боковом. А та, пахнущая ладаном, сидела у окна, ей хоть бы хны!

Угораздило сегодня поехать на халтуру. Голос, злобный, заметил внутри Канарина:

— Чти день субботний! Не работай!

Он встал посреди салона:

— Водитель что случилось?

Зычно, как начальник пожарников.

Какие-то люди застучали кулаками в противоположный бок троллейбуса. В стенку, в окна.

— Что за фигня? — возмутился Канарин.

Водитель стал отчаянно бибикать. Одна пассажирка крикнула:

— Откройте двери!

И все загалдели:

— Водитель, дайте мы выйдем!

С шипением двери раскрылись, но первые же сошедшие по ступеням… А вот тут Канарин перестал понимать, что происходит, но действовал как по инструкции. Сорвал висящий рядом с окном молоточек, с острой пупочкой. Яростно застучал им по стеклу, совсем рядом с женщиной, от которой пахло ладаном. Она руки к вискам прижала и тянула на одной ноте — ааааааа! Аааааа! Затем Канарин хватался за какое-то кольцо у верха окна, тянул по ободу резину, выдавливал то чертово толстое неподдающееся стекло, бил по нему руками и ногой.

У дверей была давка, кто-то прорывался внутрь, стоял истошный вопль, а водитель продолжал сигналить — может быть потому, что голова его лежала на руле, а бровь нажимала на кнопку.

— Вылезаем сюда! — предложил Канарин всем и никому, и собрался вылезать, но вместо этого сильно затряс ладанную женщину за плечо:

— Эй! Эй! Скорей туда!

Зажав в руке — тонкая кисть, с морщинами, синие сосуды — тканевую сумку — она неловко, из-за мешавшей юбки, перекинула за борт одну ногу, другую, и спрыгнула. Канарин за нею, сразу осмотрелся.

Ниже по улице, у перекрестка возле школы, не разъехались две машины и столкнулись лбами, в них сразу врезалась третья. Зажегся огонь и повалил черный дым. Открылась искореженная дверца одного автомобиля, оттуда вылез и поволочился несколько метров человек. Затих. Улицей бежали люди, кто вдоль домов, кто просто по проезжей части.

«Чего не хватает?» — странно соображал Канарин, и странный пришел ответ. Музыки. В фильмах всегда в это время звучит какая-нибудь тревожная музыка. Потому что кино!

Из-под троллейбуса, с этой стороны, показались две руки. Пальцы на них вились, пальцы на них сжимались и разжимались. Как в советском «Шерлоке Холмсе», профессор Мориарти разминался перед схваткой.

Канарин потащил невольную спутницу за локоть вверх по улице, к хрущевке с магазином на первом этаже. Это была знаменитая на весь район хрущевка, так называемый Арсенальский дом, ибо возведен он был для рабочих-арсенальцев. И сейчас около него стояла бочка с квасом. При бочке, на табуреточке, спокойно восседала продавщица, а рядом с ней двое людей, с кружками пенистого квасу, уже наполовину выпитыми. Один сказал другому:

— Пипец.

Глава 8

В парадном было темно и прохладно. Стены — выкрашены. Нижняя половина синяя, верхняя белая. Паша взбежал по пяти ступенькам на лестничную клетку и принялся звонить во все двери подряд.

Остановился. Прислушался. Мертвая тишина.

Позвать?

Он зашел на второй этаж и приложил ухо к ближайшей двери. Вдруг она подалась и немного отворилась. Паша вошел в чужую квартиру.

Пахло лекарствами хронического больного — как стоит десятилетиями столик с разными таблетками и бутылочками, источая резкие запахи, смешанные с отголоском торта-наполеона и образом дисковых телефонов.