Пока парит кондор

Прозаику хотелось купаться в волшебной атмосфере радости и вечно слышать доносящийся отовсюду неземной бархатный тембр, однако ему пришлось проснуться от дикого крика. Разлепив тяжелые веки, он увидел, как в ряду коек напротив двое явно нетрезвых здоровяков из охраны амбара с пьяным усердием колошматят резиновыми дубинками тронувшегося умом бедолагу, имеющего обыкновение изрыгать ночами ругательства в адрес власть предержащих. Неожиданно его сосед по койке, до этого безвольно взиравший на зверское избиение душевнобольного, вскочил со своего продавленного ложе и несколькими ударами сбил с ног ближайшего к нему изверга. Столь безрассудный по своей дерзости поступок оказался искрой для горючей смеси ненависти, и в следующее мгновение на помощь отчаянному смельчаку со всех концов амбара с многоголосым яростным ревом ринулись бородатые мужики, не оставляя ни единого шанса двум амбалам в камуфляжной униформе. Пару минут спустя их окровавленные туши уже валялись рядом с койкой помешанного, все еще содрогаясь от ударов ног некоторых заключенных, не способных унять вспыхнувшую злость. Вдруг с интонацией средневекового моряка, увидевшего на горизонте долгожданную землю, раздался чей-то хриплый возглас:

— Двери не заперты!

В ту же секунду ватага взбудораженных узников как по команде двинулась к выходу из оборудованного под тюрьму складского помещения. В жизни не следовавший стадному инстинкту Паскаль неожиданно для самого себя повиновался импульсу толпы, схватил дневник и ринулся вслед за ней. Выскочив наружу, он на мгновение ослеп из-за ударившего в глаза луча от мощного прожектора, но не замер, а только ускорил свой бег. Когда за спиной послышалась беспорядочная пальба из автоматических винтовок, прозаик уже мог в свете полной луны различить покосившийся забор, темные очертания дальнего перелеска и исчезающую в заросшем поле дорогу.

— Бежим к зарослям! — крикнул мчавшийся по правую руку от него человек.

Лихо перемахнувший через забор Паскаль, со всех ног устремился в направлении спасительного поля, но, едва его достигнув, рухнул лицом в высокую пахучую траву. Настигшая его пуля вошла под левую лопатку, пробила легкие с сердцем и вызвала тем самым мгновенную смерть. Прозаик успел ощутить лишь мощный удар в спину, после чего его стали мягко окутывать блаженное умиротворение, светлая радость и абсолютная защищенность. Он чувствовал себя проснувшимся в разгар беспокойного сновидения о полном опасностей мире, где юность скоротечна, живые существа пожирают друг друга, для счастья постоянно чего-то недостает, а таким естественным состояниям, как творчество, свобода и любовь неизменно сопутствуют мучения, борьба и страх. Но теперь кошмар быстро таял, и все вставало на свои места…

После гибели Паскаля военная диктатура просуществовала в стране еще долгие семь лет, пока ее экономическое, а главное, моральное банкротство не привело к параличу управления, а также откровенному саботажу, что обернулось бешеной инфляцией и повсеместными протестными настроениями. Коррупция никуда не исчезла, но лишь приобрела иные формы, только про нее теперь старались помалкивать из-за страха репрессий и жесточайшей цензуры.

Первыми отказались подчиняться приказам военные моряки, поднявшие над флагманским эсминцем флаги сопротивления. Благодаря профессиональной отваге провинциальных журналистов репортаж о мятеже на главной базе ВМФ прошел по ряду региональных телеканалов несмотря на строжайший запрет, а к вечеру того же дня моряков поддержали уставшие от страха и пропагандистской лжи люди, высыпавшие в огромном количестве на главные улицы городов. Прекрасно зная о брожениях в рядах младших офицеров и солдат, главари хунты не осмелились отдать приказ на силовое подавление протеста, и ради снижения напряженности передали все властные полномочия парламентариям под гарантии собственной безопасности. Однако этот трюк у них не прошел, поскольку отошедшие в тень генералы были вскоре арестованы военными из собственного окружения, которые захотели хоть как-то реабилитироваться в глазах общества.

Сразу же после проведения внеочередных парламентских и президентских выборов стартовал большой судебный процесс, где наряду с захватившими власть генералами и руководителями спецслужб на скамье подсудимых оказались некоторые телеведущие, музыканты, щелкоперы и прочие медийные персоны, чье продажное кривляние помогало диктатуре установиться. Паскаль оказался одним из немногих ярких представителей творческой элиты наотрез отказавшихся сотрудничать с хунтой и единственным из них, кто остался в стране, презрев страшную опасность. Как выяснилось, сраженному пулей прозаику пытался помочь бежавший рядом его сосед по койке Маурисио Рахой, который после того, как убедился в смерти своего товарища, схватил лежащую возле тела тетрадь и сумел уйти от преследования. По прошествии года дневник всплыл за рубежом, где сразу же начали печатать отдельные его фрагменты в периодических изданиях. После падения диктатуры записи вернулись на родину и вскоре были опубликованы в виде книги под названием «Ежедневник несломленного», ставшей уникальным документом эпохи, а также вершиной литературного творчества автора по общему мнению читателей и критиков. Не потеряла она актуальность и по сей день, поэтому время от времени переиздается внушительными тиражами.

Рамону отпустили практически сразу после того, как сжегший все мосты прозаик сам оказался в заложниках у палачей и за семь лет больше ни разу не побеспокоили. С отменой репрессивных указов она дала несколько больших интервью, где без прикрас рассказывала о жизни в доме Паскаля, а на траурной церемонии погребения его найденных и идентифицированных останков прочла единственное стихотворное произведение прозаика — посвященную себе печальную элегию с последних страниц дневника.

Тем временем ситуация в стране постепенно налаживалась. Правда многие еще долго боялись открыто выражать свое мнение, подозрительно относясь к заверениям сверху о гарантиях прав и свобод для всех без исключения граждан. Но с каждым новым днем среди народа неуклонно крепла уверенность, что темные времена навсегда остались позади, а нормальная жизнь будет продолжаться, пока деревья плодоносят, солнце дарит тепло и в небесной вышине гордо парит кондор, которому никогда не было дела до людских перипетий.