– И вообще, что это у вас за Ара Прекрасный такой? В русских сказках прекрасной может быть только Василиса или Елена. Мужик прекрасным у нас быть не может, – язвительно добавил Михаил, никак не хотевший принять, что верность жене в данном случае была положительным явлением.
– Да, мужик у вас чаще бывает Иванушкой-дурачком, – беззлобно вернул ему укол Роланд и все-таки продолжил историю Семирамиды и Ары Прекрасного: – И тогда огромное ассирийское войско начало наступление на границы Армении. Но прежде царица приказала всем, от солдата до генерала, чтобы короля не убивали, не ранили, а притащили к ней в кандалах.
Все разрешилось очень быстро и печально для Армении. Потому как превосходящее во много раз и в количестве, и в вооружении войско Ассирии, очень быстро разгромив сопротивляющихся армян, двинулось к столице Армении Арташату, где была резиденция короля. Ара же в свою очередь, поняв, что точно проиграет и последнее сражение, и не желая стать пленником ассирийской царицы Семирамиды, переоделся в обычную одежду и в доспехи простого армянского солдата и начал воевать как рядовой воин, оставив свой командный пункт. Ну и разумеется, почти сразу был смертельно ранен в бою и погиб. Солдаты Ассирии быстро поняли, кого убили, и понесли тело к своей царице, но уже было поздно. Король Ара Прекрасный был мертв. И тогда, – печально продолжил Роланд, – она взяла в руки его бездыханное тело, передала своим воинам и приказала поднять его на ближайшую гору, что в последующем была названа в честь убитого короля – гора Ара. Согласно легенде, на этой горе жили аралезы, летающие небесные духи, такие крылатые собаки, которые умели, вылизывая раны, спасать раненых воинов и воскрешать погибших, но, сколько бы ни просила их Семирамида, какие бы жертвы ни обещала, все ровно вылизать раны и спасти Ару они не смогли. С тех пор та гора называется гора Ара, а местность, где Семирамида передала тело этим самым духам, стала называться Арзни, что по-армянски означает: «ар» – забирай, точнее, держи, а «знни» – рассматривай, изучай. Итак, она говорила им: «На, возьми и рассматривай», – что и получалось как Арзнни, а в последующем и Арзни.
Вот такая грустная история, вернее, легенда. Не факт, что это именно так и было, ибо я читал не историческую литературу, а художественную, и автором этой версии является армянской писатель Зарьян. Вот и все.
А если ближе к делу, то в народе говорят, что перед штурмом этой местности, Арзни, царица разбила свой лагерь именно рядом с источником долголетия и несколько дней плавала в его теплой минеральной воде под звездами Армении. И в итоге ее красота стала еще более яркой и могучей, она наполнилась жизненной силой, и говорят также, что после купания в этом источнике она сумела в последующем излечиться и забеременеть.
– Да-а, рассказал ты нам историю, брат мой Роланд, – продолжил Александр. – И чего добился этот король? Не изменю жене – и пускай все страна, миллионы людей погибнут или будут порабощены, и он сам умрет, и его жена останется вдовой, и его дети останутся сиротами… И все ради верности жене. Я честно скажу – прости, конечно, Оль, но в таком раскладе я ушел бы к ней. Построил бы в ее висящих садах простую деревенскую русскую баньку, напарил бы ее, та-ак искусно и нежно, по-царски, после сделал бы ей бурный кекс, как выражается мой друг, и жил бы у нее пару лет. А жене сказал бы: прости, дорогая, государственные дела зовут. Надо там проводить военные учения. Далее вместе с Семирамидой раздербанил бы всех врагов своей родины, ее родины, объединил бы два государства в одно, жил бы на две столицы – год там и год там. Надоела бы мне моя Семирамида, поехал бы к этой ревнивой красотке – к Нвард. Надоела бы она – обратно к Семирамиде. Вот так вот. И я бы жил, и королевство, и народ, и супруга не стала бы вдовой, и детки не стали бы сиротами. А так… получилось все скверно. Из области «получай, фашист, гранату».
Не успел Александр закончить свой тезис, как его подхватил Михаил, который также поддержал Александра.
С ними не соглашались, конечно, жены, скорее из женской солидарности.
Обсуждение завершил Роланд, с мягкой улыбкой сказав:
– Ребята, да бог с ними, уже ничего не вернешь, но это тот редкий случай, когда верность короля принесла много горя всей стране и самому королю в первую очередь. Правда, тут есть еще немаловажный фактор – то, что Ассирия очень скоро проглотила бы Армению, ассимилировав ее в своих объятиях. Завтра предлагаю в Татев поехать, а потом – к источнику Семирамиды. Только если успеем.
– Я бы к источнику обязательно хотела съездить. Это ж, кажется, недалеко? – медленно выговорила Мария. – Но, конечно, поеду со всеми, как всегда. Вы ж не станете из-за меня планы менять. Никого мое мнение никогда не волновало…
– Ну-у, Машенька, о чем ты? Я же всегда тебя слушаю, просто Татев – это… сама понимаешь… Там больше достопримечательностей. И все нацелены на Татев. В следующий раз точно съездим к твоей Семирамиде.
Глава 11
Флюиды Семирамиды
Александр и Мария подплыли к фруктам и, налив в бокалы вина, выпили за своих половинок. Они много шутили, веселились – в основном на тему, как же те сейчас плещутся в речке под «мостом сатаны» и какие же сатанинские мысли им там лезут в голову. Знать надо, где плавать, – вот с нами ничего такого произойти точно не может.
Вдруг течение воды поднесло их друг к другу, и руки соприкоснулись. Но на этот раз Алекс не отскочил как ошпаренный, а взял руку Марии и почти шепотом предложил ей смотреть на звезды вместе, как в свое время Семирамида. Они, как две звезды, упавшие с неба в теплый источник, восхищенно глядели в ночное небо Армении. Это было незабываемо. Потом Алекс встал на ноги и тихо сказал:
– Лежи, Мария, я тебя поведу к горловине источника. Там так здорово, – и он потащил по воде упавшую звезду по имени Мария, к горловине, откуда била струя.
Вода, под напором отбиваясь от его спортивного тела, превращалась в десятки тысяч капель, веером рассыпающихся по сторонам от него. Мария была в восторге от зрелища и тоже захотела на своей спине почувствовать живительную силу прямой струи, вырывающейся на поверхность из пятисотметровой глубины. Алекс отплыл в сторону, взяв Марию за руку, потянул ее по воде к горловине. Струя нашла тело Марии. Вода начала отскакивать от Марии и отстреливать ее от себя. Это было изящно. Ее 53 килограмма никак не могли удержаться под брандспойтом воды, и Машу развернуло от источника. Алекс отпустил ее руку, и она отскочила от струи под давлением напора.
– Да, нужен вес, Алекс. Я, как пушинка, отлетаю от воды, – огорченно сказала Мария, успев понять всю прелесть и энергетику подземного живительного источника.
Тогда Алекс подплыл, повернулся к ней спиной и предложил:
– Маш, держись руками за мои плечи, а я задним ходом подойду к источнику.
Через несколько секунд вода била в спину смеющейся от восторга Марии, вцепившейся Александру в плечи.
– Еще назад или хватит? – кричал Алекс, пытаясь найти удобное и комфортное для Марии расстояние. Все было замечательно. Но, чувствуя прикосновение Машиных рук, Алекс, который жил с ее именем на устах с того момента, как впервые его услышал, и был готов в те далекие годы их юности отдать свой единственный станок по обработке хрусталя, лишь бы подержать ее за руку, сходил с ума от хлынувших на него эмоций… Хотелось повернуться к ней лицом, но он понимал: стоит это сделать, и напор воды непременно резко оттолкнет ее от себя прямо в его объятия. И он боялся этого. Боялся, что чувство вырвется наружу и все станет ясно как божий день. Он не мог повернуться и не мог не повернуться. Несмотря на то что не видел ее сейчас, Алекс ощущал дыхание Марии, биение ее сердца, блеск глаз. На плечах – ее руки… О, как же было сложно не обернуться… И он терпел. А ей громко крикнул:
– Знаешь, Маш, если бы нас видела Лени Рифеншталь, то этот эпизод включила бы в свой фильм «Триумф воли». Да, триумф воли, я тащусь от этого, Маша-а, мы с тобой сильные!
Все, больше Алексу воли не хватило, и он резко повернулся на 180 градусов. Машу, потерявшую опору, вытолкнуло к нему под натиском струи воды. Он уже не сумел удержаться. Две крепкие руки бывшего десантника обняли Марию решительной хваткой. На минутку оба замерли. Широко раскрытыми глазами они смотрели друг на друга, и Алекс медленно притягивал ее к себе. Две силы в этот момент боролись в нем. Мозг и сердце давали рукам разнонаправленные команды. Руки не хотели подчиняться мозгу и слушали сердце. Не сдерживаясь, Александр прижал Марию к себе, чувствуя ее тело всем своим нутром и всеми своими клетками. Мария изумленно смотрела прямо ему в лицо взглядом первооткрывателя, но ничего не говорила. Вдруг ее губы приоткрылись – они показались сейчас Алексу лепестками алых роз, раскрывающимися навстречу майскому утру:
– Ты что-о-о? – возглас вышел у нее каким-то растянутым и невероятно эмоциональным, но не успела она дотянуть свое «о-о-о», как еще теснее была прижата Александром.
Поцеловать ее в губы он не посмел. Губы оказались рядом с шеей Марии. Он вдыхал ее аромат – не духов или косметики, а кожи и волос. Это была она, его первая и последняя любовь, и она была в его объятиях. Казалось, крепче уже невозможно, но он все теснее сжимал руки, как будто хотел, чтобы она навсегда вросла в него. Из глаз текли слезы. Он открыто плакал и не мог остановиться: все напряжение, зажимавшее сердце на протяжении двадцати лет, выплескивалось сейчас наружу вместе с эмоциями. Каменная плита лопнула и разлетелась в мелкие кусочки под натиском любви.
Алекс начал целовать шею Марии, медленно, но верно двигаясь к губам. И они наконец встретились. Задыхаясь от нахлынувших чувств, он целовал ее страстно и невероятно голодно. Мария вначале не отвечала ему, но потом тоже включилась, то прикрывая, то распахивая глаза, то ли удивляясь себе, то ли от удовольствия. Это блаженство длилось недолго, секунд десять-пятнадцать, и они показались Алексу вечностью и мигом одновременно.
Вдруг, резко отклонив голову, Мария опомнилась:
– Что мы делаем, Алекс? Остановись, ты что!..
– Мария, милая Мария… Я люблю тебя, Мария, Мария. Я люблю тебя! Не могу и не буду больше молчать. Все. Нет сил.
– Ты что, Алекс? Что мы скажем Михаилу? Ольге? Они доверились нам, а мы… а ты…
– Да, «а я»… А я придурок и предатель. Да, Маша, я предатель, – он отпустил Марию из своих объятий и резко, но нежно оттолкнул подальше от себя. – Я предатель, Маша. Я предал друга. Он любит тебя, а я… я… Я не люблю?!
Поняв, что его сейчас снова захлестнет неуправляемое чувство, он попытался вырулить:
– Это была минутная слабость, инстинкт, порыв страсти к супер, к мегапривлекательной женщине. Прости. Он любит тебя… Прости.
– Инстинкт? Порыв страсти? Может, это животный инстинкт, Ал? Алекс, ты ли это – юный герой всех сказок и рыцарских поединков, – ты ли говоришь об инстинкте? Нет, нет, нет, не верю я тебе! Ты просто струсил, как и тогда, в кинотеатре «Юность». Да, да, да – ты, наверное, забыл, а я до сих пор помню. Даже название фильма помню – «Телохранитель». Мы должны были сидеть вместе, а ты? В последний момент сдрейфил, друга своего, эгоиста, вперед пропустил. Тогда ты был животное, и сегодня ты животное. Поехали отсюда домой. Поехали… – И она поплыла к борту бассейна.
Александр догнал Марию одним прыжком, и слова вместе со слезами потекли рекой.
– Маша, Машенька, прости, прости, прости, прости дурака из сказки. Всю жизнь, с момента, как увидел тебя, я представлял эту встречу. Я полюбил тебя всем сердцем, всей душой, это было еще на первом курсе. Неделю меня не было на занятиях, и я как будто впервые увидел тебя, когда вернулся. Нет, я и правда тогда первый раз увидел тебя без очков. И, как назло, Мишка разглядел тебя в тот же день. С моей подачи… Мне показалось, что у него настоящая любовь, а у меня – так, увлечение. Но все оказалось не так. Потом ругал себя, скрывал от тебя правду, всегда. А сегодня, сегодня ты услышишь ее, Машенька, милая Мария. Не бойся меня, жизнь моя. Просто послушай.
Алекс сделал шаг назад и продолжил тихо:
– Да, я осел и дурак одновременно, но не предатель. И никогда им не был. Точнее, был. Я предал самое возвышенное чувство в мире – любовь. Поверь мне, Мария, я люблю тебя с тех пор, как в тот далекий майский день посмотрел на тебя в ту минуту, когда ты сняла очки. Я люблю тебя самой искренней и самой чистой любовью на свете. Ты сказка, Маша. Но я, я… Я был таким глупым и таким искренним, так верил в дружбу и в друга! И первым, с кем я поделился восхищением, когда увидел тебя, был Мишка. И что? Он посмотрел на тебя и тоже замер от изумления. Просто ты всегда носила очки и вдруг их сняла. Боже, какой нежный взгляд, какие губы, какая улыбка, глаза, шея, прическа, все-все-все… Все было прекрасно в тебе… И я влюбился, Маша. В тот самый миг, всей своей сутью и сущностью. И тут увидел, как застывает улыбка на Мишкином лице. Он медленно выговорил: «Сань, я люблю ее, зачем ты мне ее показал! Все. С этой минуты или она моя, или меня нет на земле среди живых». Все… Я – идиот и чудак. Я уступил ему… Его любовь казалась мне сильнее моей собственной.
Мария слушала с изумлением, с широко раскрытыми глазами:
– Ка-ак?! Ты решил просто так вот… отдать… вот так вот… – И ее рука потянулась в сторону, показывая жест передачи чего-то кому-то. – Ты решил уступить любовь так же, как уступают мяч, кроссовки, теннисную ракетку? Да, Алекс? Ты что? – Слезы тяжелыми каплями стекали у нее по щекам.
– Нет, не так. Я с кровью в сердце, как раненый рыцарь со стрелой в теле, бегал от него к тебе и от тебя к нему, став челночным дипломатом, чтобы ты полюбила его. Я молчал о своих чувствах. А любил тебя безгранично. Любил тебя тогда, потом, всегда. Люблю тебя сейчас и буду любить вечно. Просто я думал, что он любит тебя еще сильнее, чем я.
Алекс не мог продолжать. Теперь они плакали вместе, и у Маши сложилось ощущение, что это льются все их невыплаканные с самой юности слезы – ее и этого мужественного, крепкого и несгибаемого человека.
Он отвернулся от Маши, нырнул и, проплыв под водой до противоположного края бассейна, остановился.
– Прости за все. За тогда и за сегодня. Прости меня, и забудем этот день!
Александр легким движением поднялся на борт и снова посмотрел на Машу. Взгляд ее теперь был другим – полным любви и вины. Из больших синих глаз, в которых отражалась луна, исходили огоньки, луна серебрила и ее красивые волосы. Он любовался ею, он был очарован.
– Мария… это ты…
Он сделал два шага и, рыбкой нырнув в воду, через мгновение очутился рядом с Марией.
– Знаешь ли ты, Маша, сколько тысяч раз я тогда набирал твой номер телефона? Из раза в раз я брал в руки телефон, крутил диск, уверенно и четко, все шесть цифр твоего номера, Маша. Я до сих пор его помню: 24–82–09. И каждый раз, доходя до этой роковой девятки, останавливался и, держа палец на стопоре, не решался отпустить его. Я так много хотел сказать тебе, так много, так много… столько слов любви… ты не представляешь, Маша… Знаешь ли ты, милая Маша, что те стихи, которые подарил тебя Мишка на втором курсе, написал я? Да, да, да. Я отдал ему, чтобы он их посвятил тебе и чтобы ты наконец-то полюбила его.
– Мария, я люблю тебя… – Он медленно притянул ее к себе, пряча в исполинских объятиях.
– Я не могу, Ал, не могу. А как же Мишка, а Оля?
– Подождут… – прошептал Алекс.
Их губы нашли друг друга. Это был долгий поцелуй, поцелуй длиною в двадцать лет. Но через минуту они оттолкнулись друг от друга, как магниты с одноименными полюсами. Первой заговорила Мария:
– Алекс, ты что? Зачем?.. Я жила себе спокойно, а ты, что ты творишь? Почему ты мне все это рассказал, почему? Ты все равно ничего не вернешь и ничего не изменишь, только отнимешь у меня покой. Где же раньше были твои признания? Сейчас мне они не нужны, я хочу жить в гармонии с собой. Так не мешай этому, прошу…
Александр молча выслушал. Потом взял ее за плечи, притянул к себе еще раз и продолжил вспоминать строчки, проговаривая их чуть дрожащим от чувств голосом:
– Я люблю твои ресницы, я люблю твои года… Не-е-ет, я люблю наши года… Наши года… Прости меня, – перешел он на шепот и снова приник к ее губам. Второй поцелуй длился намного меньше первого.
– Алекс, стой! – резко прервала Маша и отплыла от него подальше. – Стой и не подходи, умоляю тебя!
Она опять начала рыдать, при этом громко выкрикивая ему:
– Ал, послушай меня, дорогой мой друг! Ты понимаешь, что это касается не только тебя и меня? Да, тогда ты предал только нас, но потом предавал, и сейчас предаешь, его и ее. Ты предатель, ты перманентный пре-да-тель! Ты понимаешь это? Понимаешь или нет?
– Я перманентный предатель… – с болью повторил за Марией Александр и тихо добавил: – Прости.
Ему было не по себе. Он, Александр Аксенов, который никогда никого не бросал в беде, который всегда за всех стоял горой, который всегда помогал всем, жертвуя часто своим личным, – предатель. Перманентный предатель… Ему было тяжко и обидно слышать эти слова в свой адрес от любимого создания. Гораздо тяжелее было осознать, что она права, права и еще раз права…
– Прости? И это твое слово? Ты говоришь мне «прости»? Ты испортил все, Алекс, все. Ты говоришь мне о любви сейчас, когда и у тебя трое детей, и у меня с Мишкой – трое. Ты что, Ал? Ты в своем уме? Как я могу любить тебя? Как, объясни мне?
Плач ее грозил перерасти в истерику – струями лились слезы, она уже не могла сдерживать себя.
– Ты понимаешь, что и тогда, и потом, и всегда мне нравился ты и только ты? Ты этого не видел тогда. Ты был слеп, ты был глуп и слеп! Слепой рыцарь… хренов…
Алекс взял ее за плечи, прижал к груди по-дружески, по-родственному. Мария не стала сопротивляться этому дружескому порыву, прильнула к нему и тихо продолжила:
– Я не могу так. Не могу предать своих детей и свою семью, не могу предать Мишку, Ал, пойми и прости меня. Прости меня и пообещай, что такого не повторится ни-ког-да. Забудь эту историю, забудь меня и нашу любовь. Забудь о том, что было когда-то на первом курсе, и давай жить с нашими половинками в мире и согласии. И не столько с нашими половинками, сколько с самими собой. Это важно, друг мой. Я любила тебя, но мне казалось, что ты недолюбливал меня. Потом я поняла, что ты влюблен в Ольгу, и мне ничего не оставалось, кроме как забыть свое чувство. Я погасила его колоссальной силой воли. Я смирилась и то же самое тебе рекомендую, друг мой. Забудь… Не разрушай душевный покой в наших семьях…
– Хорошо, – хрипло произнес Алекс. – Хорошо, милая моя Мария. Мне не впервой. Прости. Я не должен был. С тех самых пор, как затолкал тебя в объятия моего лучшего друга, я решил для себя, прямо в день вашей свадьбы, что затолкаю и свое чувство в глубь своего сердца. И залью сверху толстым слоем бетона, потом арматурную сетку завяжу, потом еще слой щебня и потом слой асфальта сверху, чтобы держало – так держало. Вот так и сделал, – ком в горле помешал Алексу говорить дальше.
– Ну и отлично, и я такой же слой бетона залью.
На этом и порешили.
Из бассейна они выбрались в разных углах и пошли в раздевалки. В разные…
Ехали обратно молча. В машине играла музыка. Друзья-«Парадайз» молчали. Каждый думал о своем. Александр тихо положил руку на руку Марии и медленно произнес:
– Милая Маша, я прошу тебя не перебивать меня ближайшие две-три минуты. То, что я скажу, важно для меня и для тебя, для наших семей и для нашей гармонии.
– Хорошо, Ал, говори, я не буду перебивать тебя, – тихо произнесла Мария и продолжила уже чуточку громче, но каким-то отрешенным голосом: – Я просто пытаюсь понять, насколько же ты должен был любить своего друга Мишку, чтобы заткнуть такое колоссальное чувство любви. Это невероятно, Ал, правда. И ведь я же прекрасно знаю своего Михаила, знаю как свои пять пальцев. Поверь мне, он и на секунду не может представить, что такое возможно. Просто невозможно…
– Милая моя Мария, то, что я скажу, покажется тебе циничным и неверным шагом. Я понимаю это, тем не менее дослушай меня до конца. Я прошу тебя запомнить одну фразу: «К черту бетон!» Сегодня мы с тобой договорились, что включаем бетономешалки, и я свою включил. Я затолкал любовь в глубину своего сердца и залил сверху бетоном, милая Мария. Все как мы с тобой договорились. Но я очень боюсь, что такую любовь один слой бетона не удержит, поэтому сверху я закатал это все асфальтом, прежде, как пирог, посыпав еще одним слоем щебня, песка и бетона. Но, милая и любимая моя Маша! Прошу тебя и умоляю об одном: понять меня. Я знаю, что сердце мое не удержит ни один слой бетона и асфальта. Рано или поздно все эти слои бетона с асфальтом лопнут под напором любви. Я более чем уверен в этом, особенно после того, как мое сердце узнало о взаимности нашей любви. Поэтому прошу тебя об одном: если вдруг, после очередной идиотской выходки моего друга Мишки, ты поймешь, что он достал тебя, поймешь, что он перестал любить тебя, что издевается над тобой или перестал уважать тебя, если поймешь, что он изменяет тебе с очередной Кошечкой в соседнем отеле, то позвони мне, пожалуйста. Напиши мне, пожалуйста, СМС, напиши в Вайбер или Вотсап одну фразу: «К черту бетон», и я окажусь рядом. Милая Маша, дай мне знать, прошу тебя. И давай устроим день любви. Только вдвоем, я и ты. Уйдем от всех в одиннадцать утра и вернемся по своим домам к восемнадцати… Сделаем это ради любви, Маша.
– Ты предлагаешь мне измену, Александр Алексеевич. Мне изменить своему мужу? Ты же прекрасно знаешь, что это невозможно, друг мой. Все. Никаких встреч быть не может. Я не смогу жить с этим потом. Нет, нет и еще раз нет, – гневно закончила Маша и начала смотреть в окно из мчавшегося по серпантину такси.
– Машенька, неужели я способен толкнуть тебя на подлость или измену? Изменой будет, если ты встретишь какого-то богатея, влюбишься в него и начнешь встречаться втайне от мужа. Вот это будет измена. Я же говорю о принципиально другом – о триумфе любви говорю. Я любил тебя еще раньше, чем твой Мишка. Если бы я не помогал ему в те годы добиться твоей любви, то он точно не получил бы тебя в жены. А если предположить, что я в те годы, наравне с ним, тоже начал бы добиваться своей любви, то поверь мне, ты была бы моей, а не его.
– И ты точно так же, как и он, уже через полгода начал бы «нырять» по всяким Барсикам, Кошечкам и иным жрицам любви, дорогой друг, – остановила логические умозаключения Александра Мария.
– Я и Барсик? Нет, Маша, нет, – продолжил Александр. – Ты понимаешь, о чем я говорю, и понимаешь отличие измены от триумфа любви. Короче говоря, прошу тебя знать одно: сообщение от тебя «К черту бетон!» означает для меня сигнал «Приди ко мне», и я приду.
– Исключено, Ал, при любых раскладах я этого не сделаю, – медленно добавила Мария.
– Хорошо, не делай. Не делай, но знай. Знай и помни, что это совсем иная история, это не измена. Одна фраза: «К черту бетон», которую ты пришлешь мне на телефон или произнесешь, будет означать, что ты готова открыть мне свои объятия, ты готова к триумфу любви, – закончил Александр.
– «К черту бетон», – протяжно и отрешенно произнесла Мария и, усевшись глубже на сиденье, начала всматриваться в звездное небо Армении через окошко такси, тихо добавив: – Я эту фразу не скажу… Никогда не скажу, друг мой.
Александр тоже смотрел в звездное небо, при этом держа ее руку в своих ладонях. Обо всей этой вновь открывшейся истории больше не было сказано ни слова. Долго ехали молча.
– Маша, как ты думаешь, они, плавая под «чертовым мостом», подплыли друг к другу или нет?
– Думаю, да, Алекс. Твоя Оля всегда не скрывала от меня, что ей очень симпатичен Михаил. Она еще в те годы, студенческие, постоянно меня критиковала за мою медлительность и «глупость». Она считала, что Михаил лучший на нашем курсе. Так что, милый друг, вполне могли они поплыть рука об руку под этим «чертовым мостом», а после поцеловаться, прижавшись друг к другу вплотную. Шутка, но неприятная, правда, Александр Алексеевич? Хотя то, что она его любила в те годы, было видно невооруженным глазом. И то, что твой друг не пропускает ни одной юбки мимо себя, наводит меня на мысль, что они там сегодня чего-то точно натворили. Получился квадрат… Любовный квадрат!
Мария не стала убирать руку Алекса со своей. Она просто склонилась поближе, положила голову на его плечо и тихо продолжила монотонным и отрешенным голосом:
– Дорогой друг мой, давай смиримся с тем, что наш поезд ушел и мы с тобой на перроне. Мы не успели. Все. Прошу тебя, забудем это все.
– Ладно, решили и забыли.
Они приехали в отель на такси и разошлись по комнатам. Позже вернулись их половинки, и всем было хорошо. Те рассказывали про поездку в Татев, а эти – про Музей Мартироса Сарьяна.
Новость была только одна – Александр бросил курить.
И с тех пор никогда больше они не говорили о своих чувствах. Не говорили на протяжении пяти долгих лет, а вот сегодня, в день, когда Алекс попал в Склиф, лед тронулся: бетон, асфальт, слои щебня и гравия, да еще и арматурная сетка сверху – все это лопнуло, и любовь – яркая, большая, чистая и возвышенная – объединила два сердца вновь.
Вот, дорогой мой читатель, история, из которой понятно, откуда в больничной палате появились бетономешалки.
Глава 12
Алмазный барон
Уже глубокой ночью Александр и Ольга спустились в лобби-бар. За чашкой чая супруги обменивались друг с другом впечатлениями о своих путешествиях в разные уголки Армении. Разумеется, Александр рассказал не все… Точнее, выдал версию про Музей Сарьяна и прогулки по вечернему Еревану. Ольга же, в свою очередь, рассказала о чудесной природе и об энергетике Татевского монастыря.
Чуть позже к ним присоединились Михаил и Мария, и пошла перекрестная беседа о красотах, увиденных перекрестными парами… Было интересно всем, но не Александру, который сознавал, что вникать в тонкости Музея Сарьяна ему будет сложновато и нестыковки могут вызвать подозрение у его друга и у супруги. Боковым зрением он видел такое же беспокойство на лице Марии и понимал, что надо резко сменить тему. И, выждав паузу в беспрерывной речи своей Оленьки, потянул «одеяло» беседы на себя:
– Да ладно с Татевом, хватит нас дразнить, друзья. И так мне не по себе, и плюс ваши рассказы. Мы-то тут увидели всего-то улицы, деревья, картины, чего и в Москве много. А вот «чертова моста» в Москве не увидишь… Кстати, рассказывал ли я вам о том, как с этого отеля началась моя «алмазная одиссея»?
– Нет, ты в целом говорил про свои алмазные туры в далеких девяностых, а вот детали не раскрывал, – медленно произнесла Мария, с готовностью переключившись на новую тему, ибо тоже хотела сменить предмет разговора.