Помоги проекту - поделись книгой:
– Я – Ольга Алексеевна, мой юный друг, кандидат медицинских наук, завотделением кардиологии. У вас просто был вегетососудистый криз, который миновал с нашей помощью и, слава богу, благополучно. Ваше счастье, что, когда он приключился, вы не оказались в парилке бани, в холодной проруби или на марафонской дистанции, иначе все закончилось бы катастрофично. Также повезло вам с бригадой скорой помощи: доктор скорой приняла абсолютно верное решение о вашей терапии, ну и мои коллеги всю ночь вас промывали нужными препаратами, поэтому и обошлось все благополучно, пока. Сегодня я могу точно сказать: инфаркта или, не дай бог, инсульта у вас нет. И это хорошо. Мы обследуем вас, понаблюдаем недельку, посмотрим, откуда все же ноги растут, и отпустим обратно – в бурлящую Москву…
Говоря «в Москву», она бросила взгляд на окно, показывая непроглядно-серое утреннее небо столицы.
– Я еще и ваш лечащий врач одновременно. Лично буду вас вести, поэтому данной мне властью назначаю первое лекарство – не курить больше никогда, если не хотите попасть ко мне еще раз, в более тяжелом состоянии. Понятно? – И она ласково улыбнулась.
– Так точно, Ольга…
– Алексеевна. Алексеевна – у нас с вами одинаковые отчества, голубчик, запомнить несложно.
В этот момент медсестра поднесла ближе систему на треноге с капельницей, игла аккуратно вошла в вену Аксенова, лекарства закапали в пластиковые трубочки.
– Я разрешила вас навестить, с раннего утра пришла ваша супруга, но вы спали. Она боялась потревожить, так и сидит до сих пор в коридоре, ждет, бедная. Любит она вас. Очень…
– Согласен, доктор.
– Ладно, пообщайтесь десять минут, больше не могу отпустить, вам нельзя переутомляться, пока мы вас обследуем. Предстоят еще эхограмма сердца, допплероскопия и повторная коронарография сосудов.
Алекс смотрел вслед удаляющейся из палаты докторше, отмечая и красивую походку, и подтянутые ягодицы в кружеве ажурного шелкового белья, демонстративно проступающего сквозь плотный белый нейлон узкого халатика. Это ему показалось интересным, и сознание его не путалось, и в реальности происходящего он не сомневался – в общем, Александр оживал.
«Значит, не все потеряно, раз я замечаю такие тонкости», – подбодрил сам себя Алекс.
В открытую доктором дверь вошла Оля. Ее большие голубые глаза покраснели от недосыпания и слез. Нос тоже покраснел – от частого вытирания платком. Взгляд излучал тревогу и беспокойство, заботу и боязнь за мужа.
Она быстрыми шагами, почти бегом, приблизилась к кровати мужа, наклонилась и начала быстро целовать его глаза, лоб, щеки, уши, все лицо. Приговаривая при этом скороговоркой сквозь слезы:
– Мой дорогой, родной, что же ты такое наделал? Как ты мог нас так напугать! Я люблю тебя, дорогой мой, прости за все глупости, что я тебе наговорила, прости. Я больше никогда ни к кому не буду ревновать тебя, ты только не болей, ладно? Только выздоравливай, любимый и милый мой Сашенька.
Алекс приобнял ее и нежно поцеловал ее волосы.
– Ну что ты, что ты, все ок. Доктор сказала, что ее опасения не улетучились, но инфаркта нет, инсульта тоже, и слава богу. Перестань только плакать, пожалуйста, перестань. Ничего критичного не произошло, все в норме.
Алекс обнимал ее хрупкие плечи и сильно сожалел о том, что заставил ее так сильно переживать.
Оля сидела на кровати Алекса, на углу, не поднимая голову от его груди. Чуточку успокоившись, она перебралась на соседний стул, взяла ладонь мужа двумя руками и посмотрела на него преданными и испуганными глазами.
– Саша, Сашенька, прошу, не шути так с нами больше, не шути. Я не смогу без тебя жить, ни я, ни дети.
– Не переживай, Оленька, не переживай. Ты же знаешь: как я могу оставить тебя, моих сказочных деток и куда-то там направиться в небеса? Ты что… Я же десантник – забыла, что ли? Мы умеем только с неба на землю. И не умеем с земли на небо. Рано мне, рано… И я очень надеюсь, что Господь со мной солидарен.
Александр смотрел на нее взглядом спокойного и уверенного в себе человека. Он хотел бы добавить во взгляд мягкости, но пока это ему не удавалось. В голове крутился сюжет их последней ссоры из-за найденного женою в кармане пиджака клочка бумажки с телефоном некой Наташи.
Насколько же ему было обидно.
Алекс помнил все: как она наезжала, как он оправдывался и что происходило с ней. Из года в год, с периодичностью раз в пару-тройку месяцев они ругались. И всему виной ее необузданная ревность. Ничем не обоснованная и не подкрепленная ревность. И на этот раз все было так, как всегда. Просто на этот раз он не сдержался и… Громкая, но не сильная пощечина отрезвила, успокоила ее не минутку. А потом Ольгу опять бросило в истерику…
– Ты заставляешь меня становиться животным, Оля. Прекрати. Все. Приеду завтра. Сегодня не жди.
С такими словами он покинул дом утром, думая, что заночует в отеле, чтобы она поразмышляла чуточку о своем поведении. Так они расстались утром вчерашнего дня.
И вот прошли всего сутки – они встретились. Только ночь Алекс провел не в «Хилтоне», а в палате реанимации Научно-исследовательского института скорой помощи имени Николая Васильевича Склифосовского.
Александр спокойно и искренне произнес:
– Прости меня за поступок животного, просто ты меня довела, но я не должен был… не должен был… и видишь, Бог не прощает… таких поступков. Прости, любимая, прости…
Они тихо обняли друг друга. Оля плакала, да и Александр бы не сдержался, если б не успокоительное, щедро вколотое медсестрой час назад. Оля села на стуле ровно, держа мужа за руку.
В этот момент в дверном проеме показался чей-то силуэт. Неслышными шагами в палату вошла женщина…
Алекс не верил глазам: в дверях стояла Мария – та самая, из далекого прошлого, из его сна, из машины «Вольво» цвета «дипломат». Она смотрела на него и молчала, глаза блестели наполнявшими их слезами, но каким-то чудным образом слезы удерживались и не текли. Алекс смотрел на нее очарованно и влюбленно, хотел привстать, но сдержал себя, понимая, какой реакции ждать от Оли.
Собрав все мужество в кулак и воедино, он прохладным голосом спросил:
– Маша, ты-то что тут делаешь, где Мишку потеряла?
– Как ты можешь, Саня! Да она вчера примчалась сюда вместе с Мишкой. Он решил меня не пугать и позвал ее. Маша тут ночь просидела, пока меня Мишка не привез. Ты что?
– Я просто хотела узнать, как ты? Мы же все-таки друзья с двадцатипятилетней выдержкой, как коньяк «Парадайз». Разве нет? – Маша улыбнулась и прислонилась к дверному косяку.
Алекс смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Какая же она красивая, Маша, какая нежная и чудесная, сказочная и воздушная…
И Оля, оценив взгляд Саши, повернулась к Маше:
– Что же ты стоишь? Видишь, друг твой, «Парадайз» четвертьвековой выдержки, переживает за тебя, присядь.
Поговорили еще немного, потом Маша учтиво оставила их вдвоем.
– Я подожду за дверью, Оль. Береги себя, Саня, выздоравливай, тебя дома детки ждут, – сказала она и вышла.
Чуть позже ушла и Ольга.
Алекс остался один. Глаза медленно закрывались. Какая же интересная штука жизнь: он сам добровольно – не по просьбе друга, просто сам, – решив, что так надо, отказался от своей любви и сейчас жалеет об этом. Но если бы он не отказался, то, наверное, все было бы совсем наоборот. Все-таки бытовуха съедает любовь, что ни говори. Хотя кто знает… Ведь он же по-настоящему любил Машу, а не Олю, и кто знает, связав свою судьбу с Марией, смог бы он быть счастливым всегда или нет. Скорее нет. Курьез…
Он смотрел на капли в капельнице и слушал барабанную дробь капель за окном.
Вдруг дверь открылась и появилась Маша. Неловко двигаясь, она зашла в палату в белом халате и, подойдя ближе, смущенно спросила:
– Прости, я где-то тут забыла свой платок… Не у тебя ли в палате?
Она сделала шаг вперед и шаг в сторону. Нерешительно посмотрела по сторонам, за кроватью увидела свой платок и, перегнувшись через Александра, с трудом достала его. Потом встала рядом с кроватью и молча начала смотреть на него сверху вниз. Алекс не мог говорить, чувства переполняли его, он хотел выдать все, что накопилось за двадцать пять лет молчания, но не сказал ничего. Она тоже смотрела безмолвно, затем тихо взяла его руку в свою и тихо прижала пальцы.
– Береги себя, друг, – сказала она, склонилась над ним и беззвучно поцеловала в щеку.
Алекс ощутил тепло ее дыхания, ее грудь чуть коснулась его груди. Все было чинно и честно.
Она пошла к двери и, обернувшись, еще раз посмотрела на него и сделала глубокий вдох, как бы пытаясь что-то сказать, но не сказала. Она вышла молча. Но через две-три секунды дверь опять приоткрылась, Мария торопливо приблизилась к кровати, склонилась над ней и прошептала прямо в ухо Александра:
– Береги себя, Саня, прошу тебя и заклинаю, ради детей, ради жены, ради мамы и ради нас… ради меня… Пожалуйста, береги себя.
Аромат любви опьянил Алекса. Он потерял дар речи, сердце стало биться с колоссальной скоростью, кровь хлынула в голову – она была так близко, что слегка касалась волосами его щеки. Александр взлетел на седьмое небо от удовольствия. Не отрывая от нее взгляда, он медленно нащупал рукой плечо Марии. Осторожно потянул ее к себе и произнес:
– Буду беречь себя – ради детей, ради жены, ради мамы и ради тебя, милая Мария… Моя… Мария…
Она подняла на Алекса глаза, излучающие испуг, беспокойство, тревогу и любовь одновременно.
– Мы же договорились, Саша! Бетон же?! Ты же обещал! Слово дал…
– Да, бетон… К черту бетон – он не вечен. Он лопается, и его распирает… я… я люблю тебя, Мария. Люблю, люблю, люблю… – Последняя фраза застыла между губ двух жаждущих сердец… Страстный поцелуй объединил их сердца…
Минутный долгий и пылкий поцелуй прервался по инициативе Марии. Она толкнула Александра от себя, а точнее – сама оттолкнулась от него, выпрямив свои руки.
– Что мы делаем, ужас! Опять лопнул железобетон. Ужасно, Ал, ужасно. Ты свое слово не сдержал. Я грешна дважды – и перед Мишей, и перед Олей. Ужас… ужас. Бетон – ты же обещал тогда, у источника Семирамиды[12]…
– Прости, милая, прости, – медленно произнес Александр. – Да, я обещал, что залью свою любовь железобетоном и уложу сверху асфальт, как и обещал. Потом сверху я прошелся катками, потом еще слой песка уложил на асфальт, потом еще слой щебня, потом связал это все арматурой, двенадцатимиллиметровой, и залил еще одним слоем бетона, и после всего – еще слой асфальта… Но и этот пирог не выдержал, когда я увидел тебя в дверях. Я понял еще и еще раз, что не смогу без тебя. Что больше всех на свете я люблю именно тебя. Что моя Оленька? Классная, умная, хорошая, любящая меня… Но я-то люблю только тебя. И все эти слои щебня, бетона, асфальта, металла и еще раз асфальта – все это разорвалось, как разрывают асфальт корни дуба. Все разлетелось на мелкие кусочки. Все… Я люблю тебя, Мария. Люблю!!! Побудь со мной, пожалуйста. Мне многого не надо, просто держать твою руку. Я же понимаю…
Мария, изумленно глядя на него, медленно произнесла:
– А я люблю тебя, мой сумасшедший рыцарь… Благородный, сумасшедший и жестокий…
И нагнувшись, еще раз поцеловала его в губы и быстрым шагом пошла к двери.
– Не могу, прости, не могу… Заводи свою бетономешалку, Саня… Так нельзя.
Белая дверь закрылась за спиной убегающей Марии, и остался Алекс один в большой палате. Он посмотрел ей вслед, потом на окно, на моросящий дождь. Было грустно и тоскливо.
Она, она была рядом и ушла. Бетон. Свежий бетон зальет все. Ему надо завести бетономешалку и залить новым слоем любящее сердце и саму любовь.
Зашла медсестра. Присела на край кровати, положила на тумбочку пластиковую рюмочку с таблетками и сказала:
– Таблетки принимайте, Александр, таблетки. Эти сейчас, а розовую – через один час, – закончила она, потом с беспокойством спросила о его самочувствии.
– Отличное, – ответил Алекс.
– По вам не скажешь, – продолжила она и, надев фонендоскоп, начала слушать сердце Алекса. После резким движением убрала фонендоскоп и начала измерять давление.
– Что с вами, Александр, что с вами?! У вас давление высоченное. Это ужасно много. Вы что тут, на велотренажере катались? Я приглашу доктора. Это ненормально.
– Да нет, подождите вы. Не надо доктора. Померьте, пожалуйста, еще раз – через пятнадцать минут все будет хорошо. Просто я выполнял упражнения для пресса, я же десантник и плюс хочу нравиться таким красавицам, как вы, а тут живот недолго отрастить с вашей-то едой. Я пресс качал. Простите.
– Вам запрещены физические нагрузки, вы что, не знаете?
– Знаю, все знаю. Больше не буду. Простите.
И она ушла. Алекс дышал ровно и глубоко. Вот оно что творит любовь с человеком, думал он.
Через пятнадцать минут медсестра повторила проверку, и все было о’кей.
Он остался один, сам с собой и с высоченными, как дядя Степа из мультика, треногами с капельницами на них.
Алекс лежал молча и смотрел в потолок. Он помнил все. Те года, когда он, постоянно ухаживая за Олей, толкал Машу в объятия Мишки.
И помнил день, когда он заговорил с ней про бетон. Тот самый бетон, в котором он замуровал сердце, чтобы не выдавать свою любовь.
Он впервые заговорил про это во время экскурсионного тура в Армению, куда все вчетвером отправились по предложению самого Александра. Армения привлекала его давно – историческими памятниками, природой, музеями, библейской горой Арарат, горой Арагац, дружелюбным населением. На заре девяностых Алекс часто летал туда, но интерес у него был далеко не экскурсионный. Там он зарабатывал довольно шикарные по тем временам деньги. Всему основа: предприятие по огранке алмазов в поселке Нор-Ачин, что в пятнадцати километрах от Еревана. По данным Александра, в СССР существовало всего шесть таких алмазоперерабатывающих предприятий, входивших во всесоюзное объединение «Кристалл»: Смоленский, Винницкий, Барнаульский, Гомельский, Московский и Нор-Ачинский заводы. Последний был самым доступным для контактов, опять же по данным Алекса: на нем, как оказалось, работал огранщиком родственник его армейского друга Роланда.
Александр и до этого искал доступ к «алмазному фонду» и вот наконец нашел: дядя Роланда оказался одним из самых опытных огранщиков предприятия. Они начали работать очень интенсивно, а чтобы не вызывать подозрение у правоохранителей, Алекс подгонял свои алмазные туры под поездки туристических групп. Так и вышло, что благодаря алмазной тематике он изучил достопримечательности небольшой республики вдоль и поперек.
Тогда же к нему прилипла кличка «алмазный барон» – он и вправду очень часто единовременно имел приличное количество камней, предложение и сбыт. Его партнеры и контрагенты никак не могли разгадать, где Александр достает такое количество высококлассных ювелирных бриллиантов.
Секрет «алмазного барона» был прост. Началось все с того, что один из покупателей его люстр из Харькова предложил бартер: вместо денег – инструмент: алмазные стеклорезы и алмазные карандаши. При этом он нарисовал для Алекса на бумаге схему коммерческой привлекательности и рентабельности этих алмазных инструментов.
На бумаге все было гениально и легко: берешь инструмент, достаешь из него алмазы в большом количестве, потом договариваешься с сотрудником, работающим огранщиком на одном из алмазоперерабатывающих предприятий, и последний, пронося эти алмазы на комбинат, втихаря от руководства проводит огранку и возвращает их тебе, но уже в виде бриллиантов.
И Александр согласился на сделку, так как люстры у него на тот момент продавались плохо, человек был из надежных. В итоге у него появились двадцать советских стеклорезов, в которых было по одному алмазу на наконечнике, и пять карандашей марки М-21, в каждом из которых находилось по 9–12 алмазов размером по 15–20 сотых карата – тут уж как повезет.
Прилетев в Армению, Александр легко справился со стеклорезами, простым напильником достал алмазы, впаянные в наконечники. Но вот с карандашами все оказалось сложнее. На помощь пришли друзья Роланда, раздобывшие азотную кислоту, которая растворяла весь металл, оставляя только алмазы.
Все 120 извлеченных алмазов он отдал Айку, родственнику Роланда, пообещавшему их обработать, взяв за свою услугу ровно половину. Вернуть он должен был шестьдесят граненых бриллиантов. Айк был честным человеком и гарантировал, что все разделит по-честному – и по чистоте камней, и по их размерам.
Так в далеких девяностых началась алмазная история Александра, о которой он с большим удовольствием рассказал своим друзьям.
Глава 9
Источник царицы Семирамиды
Поездка подходила к концу – завтра самолет и возвращение в Москву. И, как обычно бывает у туристов, времени на все не хватило. Утром после завтрака Роланд предложил свой план их последнего совместного дня в Армении.
– Почти все известные достопримечательности посмотрены, друзья мои. Остались Татев и источник царицы Семирамиды. Татев – это невероятное место, примерно в двухстах километрах от Еревана, суперкрасивый старинный монастырский комплекс Татевская пустынь конца IX – начала X века. Там в начале XV века жил святой старец, чудотворец, лечивший людей, философ, ректор Татевского университета – Григорий Татеваци, что переводится как Григорий из Татева. Там он и похоронен. Говорят, он и сейчас исцеляет верующих. И там же святой источник и мост сатаны. Место, где река Воротан уходит под землю, в центре ущелья, исчезает под скалами, через двадцать-тридцать метров опять выходит на свет божий, проходя под природным мостом, который народ прозвал «чертов мост» еще много веков назад. И канатная дорога, объединяющая два края ущелья. Мы полетим над Татевским ущельем, и под нами окажутся его сказочные красоты. Друзья, это будет невероятно. Ну и второй маршрут – это источник царицы Ассирии Семирамиды в Арзакане. Там можно искупаться и зарядиться его энергетикой.
Загорелое, круглое лицо Роланда само светилось непередаваемой энергетикой. Он смотрел через свои малютки-очки на всех: Алекса, Ольгу, Марию и Михаила.
Его не случайно назвали Роландом. Он и вправду имел в себе что-то от рыцарей Средневековья. Просто в 70-х годах его папа, прочитав французский эпос «Песнь о Роланде», решил назвать своего сына именем бесстрашного, отважного, храброго, сильного и невероятно преданного королю и христианской вере рыцаря. Роланд таким и вырос. Он был вполне успешным коммерсантом: его бизнес в Армении процветал. Но в последнее время все чаще жаловался на административные барьеры в стране и постоянно говорил о планах открытия своего дела в Москве. Роланд занимался интересным и непонятным для Александра бизнесом, производством тана – замечательного национального кисломолочного напитка. Александр впервые попробовал его в Турции, где этот самый напиток назывался «айран». И в тот день, как и в каждый предыдущий, Роланд привез для своих друзей традиционные несколько бутылок тана собственного производства. И, как всегда, с армянской настырностью начал перечислять его полезные свойства.
Как бы то ни было, он оставил все свои дела, перекинул все свои встречи – ради тех, кто прилетел из Москвы в его родную солнечную Армению: своего друга Александра Аксенова, его замечательной супруги Ольги и его друга Михаила с женой Марией. И вот для последнего полного дня армянского вояжа он и приберег Татев.
– Легенда гласит, что Семирамида поддерживала свою красоту именно благодаря водам этого источника в Арзакане. Ассирийская царица купалась в нем до того, как встретить своего возлюбленного – армянского царя Ару Прекрасного, – продолжил свою речь Роланд. – Можно было бы пройтись по обоим маршрутам. Но пока в Татев приедем – три часа, там погуляем – еще три-четыре часа, и обратно – не-е, не успеваем, друзья. Или Татев, или источник. Выбирайте. Только быстро, и едем, друзья мои! Советую в Татев. Тридцать минут на сборы – и вперед.
Дебаты сторон получились недолгими и закончились вполне нетривиально – Алексу неожиданно стало плохо. Он побледнел и весь покрылся холодным потом. Он начал искать, где бы сесть, и рухнул рядом с Мишкой на диване.
– Мне дурно, друзья, без меня езжайте… Я не смогу…
Оля села рядом с мужем и начала измерять давление.
– Сто сорок семь на сто, родной, ты вне темы. Лежи сегодня, надо чай с чабрецом, помогает, – она взяла трубку и, сделав соответствующий заказ, села рядом с мужем. – Похоже, накрылась наша поездка. Я остаюсь с Алексом в отеле. А вы поезжайте, – обратилась она к Маше.
– Зачем чай с чабрецом, Саша, пей мой тан. Он снижает давление, нормализует пищеварение, там же натуральные живые бифидобактерии.
– Тебе невозможно возразить, друг мой, – тихо сказал Александр, взяв из рук Роланда тан, который и вправду с большим удовольствием выпил за два приема.
– Нет, ты поедешь, Оленька, – опустошив бутылку, начал Александр, – ты всю дорогу мечтала побывать в Татеве. Поклониться могиле Григория Татеваци и помолиться там. Поедем вместе – или поедешь одна. Ты меня знаешь, я не откажусь от этого. Ты должна ехать, – уговаривал ее Александр.
Поделиться книгой: