Помоги проекту - поделись книгой:
— Тебя, блин, только за смертью посылать! — встретила моё триумфальное возвращение Кострома. — Ты вообще за временем не следишь?
К моменту моего прихода шкуру с рогача сняли. Теперь на ней высились аккуратные кучки мяса, которое военные срезали с костяка. Мой провожатый обнаружил, что его серые сёстры уже давно подъедают то, что выделили им Кострома и Дунай. И сразу же рванул наводить справедливость — а именно, отнимать то, что ещё осталось.
— У-у-у-у… — ответил я Костроме.
И наконец-то скинул рюкзак.
Тот тяжело опустился на землю. Прямо вот очень тяжело… И мне было что-то очень тяжело…
— Понятно, что ничего непонятно. И что тут у нас? — поинтересовалась Кострома, распуская завязки. — Вано, а это что?
— Это — соль, — гордым тоном добытчика (настоящего мужика, чо уж!) ответил я, ожидая аплодисментов.
А потом подумал и всё-таки добавил:
— Ну я, во всяком случае, на это надеюсь…
К рюкзаку подтянулся Дунай: заглянул внутрь и покивал со знанием дела.
— А это точно соль? — уточнила Кострома, так и не расщедрившись на аплодисменты. — Тебя розоватый цвет не смущает?
— Это просто каменная соль! — как минимум, из мужской солидарности вступился за «добытчика» Дунай. — У меня одна подруга такую использовала… Говорила, это, типа, полезнее, чем обычная. И всё такое… Диета там… Фигура…
Кострома с грозным интересом уставилась на Дуная, а тот слегка смутился.
— Ну всякие там полезные микроэлементы… Минералы…
— Дунай, милый… — прервала его девушка. — Про соль — ладно, рассказывай. А про твоих бывших с их фигурами — знать ничего не хочу! Я ревнивая. Так и знай!
— Ага… Ну, в общем, соль это, драгоценная моя! — улыбнувшись, как блаженный балбес, постарался сменить тему Дунай.
На Кострому, правда, не подействовало. Поэтому Дунай получил легонько кулаком в живот. Но не обратил на это внимания, продолжая лыбиться.
— Точно соль? — с важной темы Кострому было не сбить даже бывшими пассиями Дуная.
— Соль-соль… — кивнул тот. — Грязная, с кучей микроэлементов, с которыми вместе на земле валялась. Но есть можно! А можно ещё попробовать её очистить.
— Это как? — спросил я.
— Ну сначала в воде растворить. Соль растворится, а всё остальное — нет! — пояснил Дунай. — Потом воду процедить через какой-нибудь фильтр, чтобы взвесь задержать. А рассол выпарить. Но вообще можно и без этого обойтись.
— Тогда второй вопрос! — Кострома с натугой приподняла рюкзак и посмотрела на меня. — Вано, ты на хрена её столько припёр?! На первое время десяти кило хватило бы с головой!
Тут уже Дунай заинтересовался. Подошёл к рюкзаку, приподнял, оценил… Удивлённо раскрыл рот, опустив уголки губ, и молча вернул рюкзак на место. А я прямо вот даже обиделся слегка… Не, ну в самом деле, мне бы кто-нибудь сказал, сколько надо. А то дали рюкзак и сказали: мол, иди ищи подснежники в феврале… Соль, в смысле. На незнакомой планете. И я ведь нашёл!..
— Ладно… Проехали, — неожиданно смилостивилась Кострома. — Просто если это нормальная соль, то я её здесь не оставлю! Делайте что хотите, но до капсул мы её допрём. А пока можете сделать рожи попроще?
Надо сказать, что пока она говорила, рожи у меня и у Дуная действительно вытянулись. А ещё рты раскрылись, сделав нас похожими на старые африканские маски. Просто тащить и дальше ценный продукт я совсем не хотел! Спину было жалко, себя было жалко… С губ готовы были сорваться слова, которые мне бы потом не раз припоминали:
«Я был рождён бороздить космические просторы в уютном кресле капитана! Ну или, в крайнем случае, первого помощника! Я вам не робот-грузчик!».
Но даже сказанное в шутку ещё долго может аукаться. Так что я не стал давать повод для подколок: самооценка, может, и не пострадает, но зачем рисковать?
Впрочем, часть соли сразу пошла в дело, добавив веса шкуре и мясу. А часть мяса сожрали наши питомцы, причём с огромным удовольствием. И теперь они напоминали не гордых хищников, а бочонки на ножках. И, похоже, в ближайшее время были неспособны к движению.
А мы оценивали объём добычи и тихо ужасались…
Шкура. Никак не меньше ста килограммов. А может, и больше: весов-то у нас не было.
Кости. Ещё килограммов тридцать-сорок. Во всяком случае, тех, которые не забраковали.
— Зачем нам, кстати, кости? — спросил я, почесав затылок.
— Затем, что из них можно сделать много полезного! — ответила Кострома. — Или ты предлагаешь вилки-ложки покупать на Алтаре Вознаграждения?
И мясо, само собой… Много мяса. Килограммов сто пятьдесят. Это то, которое питомцам не отдали.
А ещё были жилы. И субпродукты (это добро уже я не хотел бросать).
В общем, явно многовато. Даже если разделить вес на трёх охотников и трёх зверей.
Особенно если учесть, что наши питомцы это тащить не будут. Вот уверен, что предложу им что-то подобное — и шрамированный пришлёт мне картинку, как он вылизывает свои яйца и то, что рядом. И ещё будет при этом ехидно высовывать язык и скалить зубы.
В общем, пошлют меня.
— Вано, может, ну их субпродукты?.. — кисло спросила Кострома.
В её душе явно сражались жаба с ленью. И последняя, кажется, готова была победить.
— У меня есть капсула репликации! — признался я. — А чтобы обеспечить себе дополнительную жизнь, я готов даже угробить эту!..
— Вот буржуй, а! — возмутился Дунай, а потом уважительно посмотрел на развалившихся питомцев. — Кажется, я знаю, как можно быстро заработать тысячу баллов… И кого тут можно ещё приручить?
— Бери выше: шесть с половиной тысяч! — отрезал я. — Тысяча — капсула, пять тысяч — твоя матрица. А ещё пять сотен на улучшение энергетического ядра капсулы.
— Мать моя женщина!.. — выдохнул Дунай. — И у тебя было столько баллов, Вано?!
— У меня ещё было три тысячи на блок рефицерации! — гордо ответил я.
— Про блок услышала, новое матерное слово запомнила… — кивнула Кострома. — А всё-таки что за блок-то?
— Ну, если у тебя нет набора репликации номер чего-то там, его можно сделать в блоке рефицерации… Из мяса, шкуры и прочих… — я посмотрел на неаппетитную кучу субпродуктов. — …Побочных продуктов разделки туши…
— А-а-а-а! Вот оно что! — поняла Кострома. — Мясо и шкуру тебе жалко, а всякие копыта, вонючие органы и дерьмо, которое не успело выйти — нет. Теперь понятно, зачем ты их с собой тащить собрался.
— Именно так, — подтвердил я, чувствуя надвигающийся подвох, который не заставил себя ждать.
— Дерьмовая у тебя будет вторая жизнь, Вано! — заявила Кострома. — Прямо вот дерьможизнь и дерьмотело из кишок!..
— Я знал! Знал, что ты обзавидуешься и захочешь испортить мне всю малину! — улыбнувшись, попытался парировать я.
— Точно! Я завидую тому, что как только ты субпродукты по весу наберёшь, сразу в шоколаде окажешься! — весело отозвалась девушка, а потом сделала удивлённое лицо: — Ой! Это же не шоколад… Это Вано из капсулы репликации выходит!
— Да идите вы в рефи… церацию! Как нам это всё теперь тащить?! — возмутился Дунай, пытаясь не ржать.
Верёвка впивалась в плечо и грудь. Едкий пот застилал глаза, а Кострома продолжала издеваться. И это несмотря на то, что ей тоже вроде как должно быть тяжело.
— Ну что вы еле-еле волочитесь! Давайте, волокуши! Сами не поползут! — весело подбадривала она наш отряд.
Ох уж эта игра словами! Волокуши-мы еле волочим волокуши-с-грузом! Впрочем, обиженный взгляд трёх пар голубых глаз резко поднимал мне настроение…
Но всё по порядку!..
Я не помню, кому пришла в голову эта гениальная мысль — соорудить волокуши и тащить всем вместе тяжёлый груз. И хорошо, что не помню! Потому что сейчас, ближе к полудню, я бы поколотил этого умника. Или побился бы башкой об дерево, если бы оказался им сам.
Однако гнусная и одновременно гениальная мысль — которые, как известно, приходят в голову, чтобы испортить тебе жизнь — уже прозвучала. А соорудить конструкцию для адских издевательств было делом техники. Ну а ещё испорченного медного топора и позднего ужина.
Мы с Дунаем рубили и мастерили, а Кострома делала толстые канаты из растительных волокон. Они, между прочим, колючие, как не знаю кто — особенно когда за ночь подсохнуть успели!.. Но мы управились. Конструкция была странная, страшная, но крепкая. И почему-то никто сходу не догадался, зачем там шесть канатов с петлями…
Да и те, кому стоило бы догадаться, обожрались и спали. А утром было поздно бежать…
И оказалось, что это только я такой лопух, что прогибаюсь под питомцев. Кострома была неумолима. А шрамированному даже по балде прилетело. За исключительную строптивость.
Кострома поймала его за морду и, не обращая внимания на ворчание сестричек несчастной жертвы человеческого произвола, уставилась на минуту в глаза животного. Я, блин, не знаю, что она там ему показывала, потому как сам никаких мыслей читать не умею, но наш ясноглазый красавец, получив свободу, покорно полез в петлю.
— Веселей, копуши! Тащите волокуши! — я был уверен, что ещё пару часов, и Кострома, наконец, родит одну из тех дурацких песен, которые поют во время пробежки на плацу.
Ну или как их там называют? Мотивирующие кричалки? Что-нибудь в духе: «Как-то в армию пошёл. И девчонку там нашёл. Лучшая девчонка — правая ручонка!»… Хотя Кострома же вроде как девочка. Ну тогда так: «Лучшая мальчишка — правая ручишка!».
Тьфу! Какая пошлятина в голову лезет, когда еле-еле ноги передвигаешь… И главное — вот откуда оно у меня в памяти возникло, а? Я же не служил, а друзей-военных раньше не имелось.
Возможно, это покажется удивительным, но мы дошли.
Не нарвались на хищников, желающих скушать нашу добычу, а заодно и нас. Не упали без сил. И даже не померли от переутомления.
Мы дотащили всё до капсул.
Медленно, под бодрые подколки Костромы и сердитое фырканье питомцев. Дотащили, дотянули — и даже помогли разгрузить, уже ощущая себя, как в тумане…
Проснулся я оттого, что в капсуле воняло. Даже не так: в капсуле ОЧЕНЬ сильно воняло.
А ещё где-то в районе потолка раздавался странный звук. Какое-то тихое гудение, которого раньше не было… Я сразу же обеспокоился. Потому что мне батя говорил: если в машине появился незнакомый звук — тащи в сервис. Точно что-то сломалось!
Машины у меня, когда я вырос, не было. В наше время легче оказалось вызывать мобиль с автопилотом. Зато была капсула. И был странный звук… Оставалось только понять, где тут, на незнакомой планете, сервис-центры для капсул.
— Возьму на себя смелость предложить схему ремонта! — проявил себя СИПИН, молчавший до сего момента. — Кстати, я начислил тебе двадцать баллов за соль, пятнадцать баллов за волокуши и ещё тридцать баллов за участие в том цирке, который имел счастье вчера наблюдать.
— Ох, блин!.. — я неосторожно сел на кровати и почувствовал, как меня мутит и как раскалывается голова.
— Да… И схему лечения могу предложить! — добавил СИПИН. — Не поверишь, но лечение и ремонт в твоём случае можно совершить одним и тем же способом!
— И каким? — уточнил я.
— Запихни то, что ты вчера в капсулу натащил, в рефицератор, дурень!.. Система вентиляции в капсуле уже на пределе! Она, между прочим, старается вывести из воздуха все продукты разложения и спасти твою глупую жизнь!..
— О-о-о-о-о! — тут-то я всё понял.
— Не «о-о-о-о-о!», а срочно спасай имущество! Новой капсулы не будет! — возмутился СИПИН.
Вчера я затащил в капсулу килограммов сорок отбракованных останков «рогача». Вот только от усталости забыл, что тратить на них соль никто не стал... Они ещё по пути издавали слабенький душок, а теперь, в тёплой капсуле, и вовсе собирались сгнить.
Нет, я помню, что собирался их сразу загрузить… Но почему-то только сейчас проснулся. Видимо, сел чуть прийти в себя на кровать — и выключился. И всю ночь моё будущее тело гнило, распространяя вокруг отнюдь не благостный могильный дух.
Первым делом я доковылял до двери, чтобы распахнуть её настежь. Первый глоток свежего горного воздуха был настолько сладким, что я чуть не застонал от наслаждения. Запах из капсулы до конца не ушёл, но вонять стало меньше, а дышать легче.
Занималось раннее утро четырнадцатого дня… С одной стороны небосвод был заполнен россыпями звёзд и тёмным пологом укрывал горы, а с другой — уже появилась полоска светло-голубого неба. Бодрящий весенний морозец пытался пробраться сквозь одежду, но в моём нынешнем состоянии это было даже приятно. Чуть не отравился, блин!..
Два диска местных лун медленно катились над бело-голубыми вершинами гор. Ещё пару минут я смотрел на них, давая своему телу время, чтобы прийти в себя. А потом решительно нырнул обратно — в облако миазмов гниющей плоти, чтобы закончить дело и спасти капсулу…
Крышка рефицератора находилась в изножье моего ложа. Круглый люк слегка напоминал топки древних паровозов. Только кидать внутрь надо было не уголь, а как в более современных версиях транспорта, работающего на биотопливе — всякое гниющее дерьмо.
Кидать пришлось руками, наплевав на брезгливость... Обрывки шкуры, сухожилий, костей, мяса и жира… Всё это отправилось в камеру за люком. В воронкообразном днище находилось отверстие, куда с шумом втягивался загружаемый материал. Так что переполнить камеру у меня не было ни шанса.
А когда материал уже подходил к концу, под люком раскрылось отверстие, выплюнувшее наружу три брикета размером с кирпич. Я осторожно коснулся одного, и тот задрожал, как желе.
— Что это такое? — удивлённо спросил я.
— Это гниль и брак! — ответил СИПИН. — Тебе же сказали, что требуются свежие биологические ткани. А ты загрузил гниющие останки. Вот и выноси теперь!
И я вынес — а куда деваться-то? Причём к выносу брикетов отнёсся вполне ответственно. Не просто оттащил подальше, стараясь не порвать тонкую плёнку оболочки, но и прикопал поглубже, чтобы не воняло на всю округу.
Поделиться книгой: