Домуша из Заброшенки

— Уважаемая! Появитесь на минутку. Мне надо вам кое-что отдать.

Старушка выскочила из подпола шустро, как ящерка.

— Ох, неслух! — сказала она, укоризненно качая головой. — Всё ведь я тебе растолковала, чего же тебе ещё надо? Ведь не своей корысти ради, а чтобы жизнь твою молодую сохранить, толкую я тебе: не являйся ты в это место опасное.

— Ладно, я понял, спасибо за заботу. Но у меня тут есть одно дело. Убраться мне надо в маленьких комнатах, а то там хлама всякого много.

— Зачем тебе там чистоту наводить? — старушка была недовольна.

— Хочу послезавтра сюда с одной девушкой приехать, невестой моей. Она беспорядка не любит.

— Ахти! — вскричала старушка, всплеснув худенькими ручками. — Своей жизни не жалко, так решил ещё и девицу погубить!

— Вы не переживайте, всё будет нормально, — постарался успокоить я её. — Лучше пока посмотрите, я вам там кое-что привёз.

И я махнул рукой в сторону пакетов, сваленных возле двери.

Любопытство оказалось сильнее возмущения, и старушка засеменила к покупкам. Через пару секунд из её груди вырвался вопль изумления. Она выхватывала из пакетов то коробку зефира, то творожный сырок в глазури, то персик.

— И это что же, всё я есть могу? — она не могла поверить свалившемуся на неё счастью.

— Ну конечно, для этого я всё и купил. Кушайте на здоровье.

Но в окончательный ступор поверг старушку пакет с одеждой. Она выхватила синее платье, прижала его к себе и с дрожью в голосе спросила:

— И это мне? А кто носил?

— Вам, вам! — ответил я. — Никто не носил. Всё новое, даже ярлычки не снял. Специально для вас покупал, только переживаю, угадал ли с размером.

Бормоча что-то невнятное, старушка сгребла одежду и юркнула в подвал.

Когда она снова появилась на поверхности, узнать её было невозможно. Как одежда меняет человека! Я даже сам не ожидал такого эффекта. Передо мной была очень симпатичная пожилая особа. Вид портили только тапки.

— Там на дне пакета обувь есть, — проинформировал я онемевшую от счастья старушку.

Полукеды, к счастью, пришлись по ноге. Я помог их зашнуровать, и теперь моя квартирантка (если можно её так назвать), стояла передо мной во всей красе. Она ринулась в «залу», где на стене висело изрядно потускневшее большое зеркало, за раму которого были засунуты, по деревенскому обычаю, выцветшие фотографии неизвестных мне лиц.

Старушка замерла перед зеркалом и, наверное, с целую минуту, созерцала своё изображение. Потом её прорвало:

— Ах, милый, ах, родной, ах, соколик! Как ты меня разуважил! Сколько лет на свете живу, никогда мне нового никто не дарил, одни обноски. И за те кланялась! Да я за тебя в огонь и в воду! Только поверь, смерть тебе здесь грозит страшная! Вот и прошу, хоть и люб ты мне, не кажи сюда больше свои очи!

— Ладно, об этом попозже поговорим, попейте сперва чаю с тем, что я привёз, — решил я отвлечь старушку от идеи фикс, которая втемяшилась ей в голову. Да, очень жалко, что у неё голова не совсем в порядке…

Скоро старушка уже пила чай, хватая то одно угощение, то другое.

Я, тем временем, выяснил, что печь в порядке, дров нет, купить их можно, конечно, а вот привезти не выйдет — машины сюда могут попасть только «помеченные» (так она выразилась). И люди тоже только «помеченные», да ещё те, которых они с собой приведут.

Что всё это значит, я не стал уточнять, сказал только, что проблему с дровами решу. Чайник на кухне я нашел, но он был в таком состоянии, что я надумал приобрести новый.

Я решил проинформировать старушку о моих вчерашних сомнениях и поисках:

— Да, Байбукина я вчера так и не нашёл, и матери его тоже. И нотариуса.

Старушка оторвалась от чая и взглянула на меня с нескрываемым сожалением.

— Где ж ты его найдёшь, милый? Он теперь уже у себя. Сидит там, как паук, тебя дожидается…

— Где, у себя?

— Ну там, куда он всех завлекает. Там у него и прислужниц полно, которые его волю во всём блюдут. Ужастеями их кличут. Вот он двоих-то и притащил. Одна мамашу его изображала (да ещё имя моей хозяйки покойной ей нарёк, чтоб ему пусто было!), а другая этого, ну, как его… тариуса.

О чем говорить с больным человеком? Я встал.

— Вы тут пока чаёвничайте, а я пойду, уборкой займусь.

— Что ты, что ты, милый! — замахала руками старушка. — Разве ж это хозяйское дело: в паутине и пыли мараться! Сама всё к завтрему уберу, не узнаешь комнаток! И раз уж ты такой упрямец, запомни: самое опасное здесь — заснуть. Днём, ладно уж, приезжай, но к вечеру, чтобы духу твоего здесь не было.

— Ладно, разберёмся, — ответил я. — Скажите вот ещё что: у вас тут мыши или крысы водятся? А то моя невеста их боится.

— Какие мыши! — кажется, немного обиделась старушка. — Я своё дело знаю. в моём доме мышей быть не может. А крыс, тем паче! И ты подумай хорошо: зачем ты девушке вред причинить хочешь? Привезёшь её сюда — и на ней метка будет. Зачем любезную свою губить?

Я решил не поддерживать разговоры на тему, которую старушка воспринимает неадекватно. Это болезнь, а я её лечить не умею.

— Все будет в порядке, — сказал я. — Не переживайте. Вам точно не нужна помощь в уборке? Если нет, я, пожалуй, поеду. У меня ещё полно дел.

— Справлюсь, не переживай, — ответила старушка. — Мне не привыкать. Скажи мне только напоследок, как зовут тебя, благодетеля моего? Хоть ты и не хозяин мне, потому что дом тебе обманом продали, а всё же я тебя люблю и почитаю пуще любого хозяина, и завсегда тебе буду служить верой и правдой!

— Меня Влад зовут, — представился я.

Старушку, как раньше и Байбукина, заинтересовало моё полное имя. И услышав, что меня зовут Владленом, пробормотала, что такого имени в святцах нет.

— Это современное имя, — пояснил я.

Старушка кивнула, но я видел, что её сомнения полностью не развеялись.

Делать мне здесь больше было нечего, поэтому я попрощался с обитательницей дома и отправился в обратный путь.

10. Тайна Заброшенки

Вечером следующего дня я встречал Юльку в аэропорту. Каждый раз, когда я с ней расстаюсь на какое-то время, а потом снова встречаюсь, я удивляюсь, какая же она милая и непреодолимо обаятельная! Нет, не красивая, хотя это безусловно, тоже есть. Именно обаятельная! Всё в ней казалось симпатичным и располагающим: и то, как она улыбалась, и как морщила свой носик, когда ей что-то не нравилось, и её манера бросать искоса быстрые, чуть лукавые взгляды.

Я вручил Юльке букет роз. Хоть знаю, что она не слишком-то уважает букеты. Как-то она сказала о букетах: «убитые цветы». И это, в принципе, верно. Цветы, отторгнутые от корней и печально завядающие в вазе, могут подарить не только радость, но и грусть… Но не мог же я встретить любимую девушку без цветов!

Мы обнялись, чмокнули друг друга в щёку и направились к моей машине. Было уже довольно поздно. Я отвёз Юльку к ней домой, мы поужинали с её родителями и сестрой (я уже несколько дней не ел домашней пищи!), а потом расстались. Все важные мероприятия я перенёс на следующий день, тем более, что это была суббота, следовательно Юлька была совершенно свободна. На прощанье я заинтриговал её тем, что обещал завтра показать ей нечто очень важное и интересное.

На следующий день мы встретились с Юлькой рано утром, и я попросил её не задавать пока никаких вопросов, потому что у меня есть потрясающие новости, и я хочу, чтобы они стали для Юльки сюрпризом.

Всё таки любопытство её снедало, и она периодически спрашивала, куда мы едем. Я таинственно улыбался (хотя на душе у меня и скребли кошки). Когда мы подъезжали к повороту, я проверил, хорошо ли пристёгнута Юлька и предупредил её, что сейчас ей может показаться, что мы попали в аварию, но бояться не надо. И резко крутанул руль вправо.

Меня оглушил Юлькин крик:

— Влад, осторожнее! Ты что, с ума сошёл?

— Я же тебя предупредил, чтобы ты не боялась.

— Такого невозможно не испугаться. Ты же, Влад, не каскадёр, чтобы такие трюки исполнять!

Мы, наверное, даже слегка поругались бы, но колёса уже подпрыгивали на колдобинах единственной улицы деревни Заброшенка.

Я помог Юльке выбраться из машины.

— Где мы? — Юлька удивлённо вертела головой.

— Эта деревня называется Заброшенка, — объяснил я, тягая из багажника увесистые сумки и перенося их поближе к крыльцу (вчера я всю первую половину дня закупался в магазинах).

— Влад, что молчишь?! Объясни, зачем мы сюда приехали? И для чего ты столько сумок притащил? Если мы приехали на пикник, то здесь (она заглянула в одну из сумок) на два десятка человек продуктов!

Вместо ответа я повёл её прямо к речке. Как я и предполагал, она привела Юльку в восторг. Мы разулись, я закатал брюки, и, держась за руки, мы перешли на другой берег. Вода в самом глубоком месте была по колено.

Мы углубились в лес, и Юлька сразу же обнаружила там грибы. Их было много, и по уверениям Юльки, все они были белыми. Юльку охватил азарт. Она забыла про всё на свете и ползала на корточках, собирая грибы. Класть их было некуда, и она приспособила для этой цели подол платья.

С трудом я оторвал свою любимую от заготовки даров природы.

— Влад, я в восторге! Как ты отыскал такое чудное местечко? Лес совсем нехоженый! Мы ещё сюда вернёмся? Почему ты мне не сказал, что надо взять корзину?

Вопросы лились нескончаемым потоком.

— Погоди, это ещё не всё. Самое главное впереди. Мы снова переправились вброд через речку и вернулись к дому. Это изумило Юльку ещё больше.

— Влад, чей это дом? Почему у тебя ключ от него? Ты что, арендовал его под дачу? Влад, отвечай! Неужели ты не понимаешь, что это безумно дорого? Тут очень мило, но мы ведь копим деньги на квартиру! Влад, я не ожидала от тебя такого легкомыслия!

Я держал паузу. Просто молчал и улыбался, перетаскивая сумки в сени.

Когда Юлька немного притихла, я взял её за плечи и ввёл в избу. В полном молчании мы обошли все помещения (они блистали чистотой, моя старушка постаралась на славу) и закончили свой маршрут на кухне. Я усадил Юльку на табуретку и сел сам. Вот он, сладкий миг!

— Ну как тебе? — вопросил я.

— Очень мило, чистенько, уютно. Настоящий сельский интерьер… — нерешительно отозвалась Юля. — Но, Влад, аренда такого дома нам всё равно сейчас не по карману. Ты должен был посоветоваться со мной.

— Не аренда, дорогая, а покупка. Этот дом — наш! Я купил его для нас с тобой! — и я выложил перед ошеломлённой Юлькой папку с документами.

Последовала немая сцена, как в «Ревизоре». Когда же Юлька, наконец, отмерла, она стала растерянно перебирать бумаги. Потом отложила их в сторону.

— Не могу поверить. Здесь что-то не так. Скажи, сколько ты заплатил?

Я озвучил цифру.

— Ты понимаешь, что это совершенно нереальная цена для такой покупки? Скажи, как получилось, что ты вышел на это предложение? Вроде бы, когда я уезжала, не было речи ни о чём подобном.

Я вынужден был рассказать Юле всю историю, приключившуюся со мной.

— Это ещё не всё, — признался я. — Сейчас сама увидишь.

Я подошёл к люку, откинул крышку и позвал:

— Уважаемая, можно вас потревожить? Я хочу познакомить вас со своей невестой.

Старушка вынырнула из подпола с такой скоростью, что Юлька даже вздрогнула.

— Кто это? — спросила она шёпотом.

— Ну, это вроде смотрительницы этого дома.

— Называй, как положено, — строго осадила меня старуха. — И, обращаясь уже к Юльке, произнесла: — Домовица я, ну, то есть домовой женского полу.

— А разве домовые бывают? — изумилась Юлька.

— А как же не бывают, ежели я перед тобой стою! Вот и он, — старушка кивнула в мою сторону, — не верит! Уж сколько раз я ему объясняла! А в прежние времена нас и вообще за нечистую силу держали! За Параскевой-то моей, когда уж помирала она, совсем плоха была, я ухаживать взялась, рядом-то никого не было. Пить ей подавала, пот обтирала, а она пришла на миг в чувство, и спрашивает: «Ты кто?» Я отвечаю: «Домовица я, твоя, Парашенька, не помирай, плохо мне без тебя будет!». А она как закричит: «Сгинь, нечистая сила!». Ну, не обидно ли… Вскоре и померла… А батька ейный, Федотка, тот завсегда пьяненький был, увидел меня однажды в запойном бреду (а я тогда ещё в мужеском обличье была) и орёт: «Черти, черти запечные на меня напали! Поделом мне пропойце окаянному!» Вот так вы, люди, к нам относитесь. А чего плохого мы вам сделали?

И старушка пригорюнилась и всхлипнула.

— Она давно здесь живёт, старенькая, одинокая, ну и… сама понимаешь…

Юлька кивнула. В самом деле, одному кажется, что он — Наполеон, другому — что домовой. Всякое бывает.

— Давайте познакомимся, — Юлька решила дипломатично сменить тему. — Меня Юля зовут. А вас?

— Юля, это что, Ульяна, что ли? Всё нонче переиначили. А меня никак не звать. Уж говорила жениху твоему, не положено нашему племени имена иметь. Чай не люди.

— Ну, без имени общаться неудобно. Вы говорите, что вы домовица? Давайте, мы вас Домушей звать будем. Правда Влад?

Я кивнул. Всё таки, Юлька молодец. Гораздо быстрее моего вникла в ситуацию и стала контакт налаживать.

— А что, Домуша — мне нравится. Домуша — это подходяще. Хорошая ты девка, Ульяна, своему жениху подходишь. Только умнее его. А он ничему веры не имеет, не понимает, что и сам влип, и тебя туда же тащит. Уезжайте-ка вы подобру-поздорову, пока целы.

— Влад мне ничего ни про какую опасность не рассказывал, — Юлька была озадачена. — Влад, что за опасность?

— Ой, Юля, это просто суеверия. Не обращай внимания.

— Никакие не суеверия, — возразила Домуша и стала излагать Юльке свою гипотезу про зловредного Бабая.

Юлька слушала внимательно, а я в это время вынимал содержимое сумок. На столе возникла целая гора продуктов, тарелки, чашки, столовые приборы, чайник, кастрюли и сковородки, небольшая упаковка дров (чего только сейчас не продают в супермаркетах!), угольный самовар, труба к нему (и пакет с углём), складной мангал, постельное бельё, полотенца, мыло и даже алюминиевый рукомойник. Окинув всё это добро хозяйским взором, я удовлетворённо вздохнул. Ну вот, на первое время хватит.

Домуша, тем временем, закончила свой рассказ. Юлька сидела молчаливая и серьёзная. Наконец, она заговорила.

— Понимаете, Домуша, мы с таким никогда не сталкивались. И нам всегда говорили, что это всё — детские сказки и суеверия. Давайте сделаем так. Мы поживём здесь немного, посмотрим, если ничего не случится, то и волноваться незачем. А вы не беспокойтесь, будете и дальше здесь жить, как раньше, мы вам ничего плохого никогда не сделаем.

— А если с вами плохое случится? Тогда уж поздно будет каяться! Не хотела я вас пугать, да, видно, без этого вы на веру мои слова не примете. Пошли!