Помоги проекту - поделись книгой:
Далее, обращаясь к Осирису, покойный произносил свою первую оправдательную речь, представлявшую собой своеобразный моральный кодекс древнеегипетского общества:
Я не чинил зла людям.
Я не нанес ущерба скоту. <…>
Я не творил дурного. <…>
Я не кощунствовал.
Я не поднимал руку на слабого.
Я не делал мерзкого перед богами.
Я не угнетал раба перед лицом его господина. <…>
Я не убивал.
Я не приказывал убивать.
Я не истощал припасы в храмах. <…>
Я не портил хлебы богов.
Я не присваивал хлебы умерших.
Я не совершал прелюбодеяния.
Я не сквернословил.
Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от нее. <…>
Я не давил на гирю.
Я не плутовал с отвесом.
Я не отнимал молока от уст детей. <…>
Я не ловил в силки птицу богов.
Я не ловил рыбу богов в прудах ее.
Я не останавливал воду в пору ее.
Я не гасил жертвенного огня в час его.
Я не пропускал дней мясных жертвоприношений.
Я не распугивал стада в имениях бога. <…>
Я чист, я чист, я чист, я чист!..[28]
После этой речи покойный, обращаясь к каждому номовому богу, произносил вторую оправдательную речь. По существу она содержала те же самые заповеди, дополненные непосредственным обращением к тому или иному номовому богу.
На случай же, если на страшном суде душа покойного «растеряется» и забудет какую-нибудь заповедь или имя бога, оба текста оправдательных речей, записанные на папирусе, укладывали в саркофаг вместе с мумией. Если боги находили, что покойный действительно соблюдал все заповеди оправдательных речей и его сердце и статуэтка богини Маат или страусовое перо весили одинаково, то он признавался оправданным и отправлялся на цветущие поля вечного блаженства. Если же при жизни покойный не соблюдал заповедей, в верности которым он только что клялся в своих оправдательных речах, и сердце его перевешивало чашу справедливости, то боги приговаривали его к страшному наказанию.
Этим наказанием не был ад, так как ада религия древних египтян еще не знала. Приговор богов исполнялся тотчас же: нечестивого пожирало чудовище — полульвица-полугиппопотам с головой крокодила. Оно находилось здесь же, в зале суда, и сидело перед Осирисом на высоком табурете. Египтяне верили, что этим чудовищем была богиня Амамат (в переводе ее имя означает «пожирательница»).
Несмотря на всю свою наивность, представления древних египтян о загробном мире уже выполняли функцию оправдания классово-эксплуататорского общества. Моральный кодекс Книги мертвых, а иными словами, моральный кодекс жрецов древнеегипетского общества, являвшихся слугами фараона и знати, включал в себя заповеди, охранявшие основные устои эксплуататорского строя. Заповедь «Я не оскорблял царя» требовала подчинения фараону, заповедь «Я не подавал знака в суде» повелевала неукоснительно выполнять законы и судебные обычаи древнеегипетского государства. Многие заповеди Книги мертвых («Я не истощал припасов в храмах», «Я не портил хлебы богов», «Я не клеветал на бога в городе своем», «Я не святотатствовал») были направлены в защиту одного из устоев древнеегипетского эксплуататорского общества — его религии, а вместе с тем и на защиту интересов его служителей — жрецов.
Таким образом, мы можем сделать некоторые выводы. Идея загробного воздаяния за поведение в земной жизни возникает на определенном этапе развития эксплуататорского общества. Но одного только утешения надеждой на более легкую жизнь в загробном мире со временем стало недостаточно, чтобы держать в повиновении массы угнетенных и эксплуатируемых. Поэтому оно было дополнено идеей воздаяния за праведные или неправедные (с точки зрения эксплуататоров) поступки в земной жизни.
Представления о загробном мире в целом тоже носят исторический характер, изменяются в зависимости от развития социальных условий. В ассиро-вавилонских верованиях уже складываются какие-то представления об аде, но еще нет никаких идей о рае. Воззрения на загробный мир в Древнем Египте позволяют отметить еще одну стадию в развитии представлений о нем — когда уже складываются идеи о вечном райском блаженстве, но нет никаких картин ада, вечных адских мучений. Как показывает история религии, в дальнейшем эти две фазы как бы сливаются.
Нам могут возразить, что обобщения, основывающиеся на анализе воззрений на загробную жизнь только в двух соседних государствах, недостаточно убедительны. Поэтому, прежде чем перейти к рассмотрению учений о загробной жизни, сложившихся в мировых религиях, познакомимся с воззрениями на нее еще в некоторых национально-государственных религиях.
Мы уже отмечали, что для религий раннеклассового общества характерно представление о загробном мире как подобии земной реальности, убежденность, что награды и наказания боги раздают в этом мире. Такими были религиозные верования ассиро-вавилонян. В качестве еще одного примера можно привести религиозные воззрения в Древнем Китае.
Древние китайцы считали, что небо («Шан-ди») было верховным предком всего человечества, и прежде всего царя. Они верили, что небо не только сотворило людей, но и наблюдало за ними, заботилось об их благополучии, награждало одних и наказывало других. Помимо неба почитались духи гор, рек, вод. Древнекитайское государство создавалось на основе объединения целого ряда в прошлом самостоятельных областей, и поэтому долгое время каждая область особо почитала своих духов. Как и в других цивилизациях, объединительные социально-политические тенденции находили свое отражение в религиозных представлениях древних китайцев. После объединения Китая при царях династии Чжоу (XI–X вв. до н. э.) и в особенности после централизаторской политики Ши-Хуанди (III в. до н. э.) начинает складываться общегосударственный пантеон.
Исследователи отмечают три категории духов в религии Древнего Китая:
— духи умерших царей, известных чиновников, ученых, изобретателей, внесших большой вклад в развитие земледелия, шелководства, медицины, почитались в пределах всего Китая;
— духи неба, земли, планет, явлений природы, также в целом почитавшиеся по всей стране, но пользовавшиеся особым предпочтением в отдельных областях, так как они считались духами-хранителями областей, округов, городов;
— духи покойных членов семьи, которые почитались каждой конкретной семьей.[29]
Воззрения древних китайцев на загробный мир еще не оформились в четкую систему. Считалось, что человек и после смерти продолжает жить и нуждается в том же, что необходимо для живых людей. Поэтому практиковалось погребение слуг вместе с умершими царями. Например, сохранилось предание, что один циньский царь был похоронен вместе с 66, а другой со 177 своими подданными, а знаменитый Ши-Хуанди взял с собой на тот свет весь гарем. В дальнейшем практика человеческих жертвоприношений была отменена и в могилу вместо живых людей стали класть деревянные статуэтки («юн»), которые, по верованиям древних китайцев, в качестве слуг и рабов должны были прислуживать умершему царю в загробном мире.[30] Эти статуэтки выполняли ту же функцию, что и фигурки человечков с мешком за спиной или мотыгой в руках, которые древние египтяне укладывали в саркофаг вместе с мумиями.
Однако в целом четкой системы представлений о том, как устроен загробный мир, у древних китайцев еще не было. Сама религия была больше ориентирована на земную жизнь. Так, зависимость всей семьи от главы дома объяснялась тем, что нельзя относиться непочтительно к человеку, который раньше, чем другие, более молодые члены семьи, превратится в предка и станет духом. А необходимость продолжения рода объяснялась так: надо оставить после своей смерти наследника, который возьмет на себя заботу о духах-предках.
В VI в. до н. э. Лао Цзы, основатель даосизма, одной из китайских религий, сделал попытку дополнить культ предков идеей воздаяния за земное поведение. Последователи Лао Цзы, ссылаясь на своего учителя, утверждали, что у человека имеются две души: «ци» — «жизнь», неотделимая от тела, и «лин», отделимая от тела. Убеждая верующих быть праведниками, даосисты проповедовали, что после смерти «лин» может превратиться либо в «гуй» — «черта», либо в «шэнь» — «божество». Считалось, что разная посмертная судьба «лин» зависит от того, каким был человек при жизни — уважаемым, добродетельным или грешником.
Младший современник Лао Цзы, философ Конфуций, в целом отрицательно отнесся к даосизму и проблемами загробного мира не занимался, но подчеркивал важность культа духов-предков и необходимость соблюдения обрядов, установленных в их честь.
Ориентированной на земную жизнь была и национальная религия Японии — синтоизм. Японское название этой религии — ками-но-мити («путь ками», «путь богов»), однако в литературе утвердилось китайское название этой религии — син-то (перевод тот же самый — «путь богов»). Синтоизм учит, что каждый умерший превращается в «ками». Так синтоисты называют всех духов и богов. В честь «ками» совершаются ежедневные молитвы, в установленные дни ему приносятся жертвоприношения. Каких-либо четких представлений о загробном мире в синтоизме выработано не было.[31]
В религии Древней Индии исследователи выделяют три периода: ведический, брахманистский и индуистский.
Ведический период (II тысячелетие до н. э.) связан с вторжением с севера арийских племен, которые вытеснили и покорили коренные индийские племена, с переходом ариев от скотоводства к земледелию, образованием раннеклассовых государственных объединений. Религиозные книги, восходящие к этому периоду, дают представление о религиозных верованиях древних индийцев. Первое место в многочисленном пантеоне занимали боги, олицетворявшие силы природы: Варуна — бог воды и огня, Дьяус — бог неба, Притиви — мать-земля, Митра — бог солнца, Агни — бог огня, Индра — бог грозы и другие. К ведическому периоду восходит миф о первом человеке Яме, который после смерти стал царем загробного мира. Однако в целом воззрения ведической религии на загробный мир были очень неопределенными.
В следующий, брахманистский период в истории древнеиндийской религии происходит утверждение кастового строя. В древнеиндийском пантеоне в это время на первое место выдвигается бог Брахма, который в предшествующий, ведический период был скромным богом, следившим за правильностью жертвоприношений другим, более могущественным богам. Жрецы Брахмы учили, что «для благосостояния миров он (бог) создал из своих уст, рук, бедер и ног брахмана, кшатрия, вайшия и шудру». Каждой касте, как считалось, бог Брахма установил ее предназначение: «Брахманам он назначил обучение Веде (буквально — „знание“, собрание религиозных книг, включающее Ригведу, Яджурведу, Самаведу и Атхарваведу. —
Переход из одной касты в другую был невозможен. Хотя браки между представителями различных каст и допускались, но были установлены многочисленные ограничения, в особенности для членов низших каст.
Высшие слои этого кастового строя, брахманы и кшатрии, жили за счет эксплуатации труда непосредственных производителей — крестьян, составлявших основную массу вайший, и шудр, большинство которых были рабами. Вполне естественно, что в таком обществе возникала необходимость какой-то компенсации угнетенным за их тяготы в реальной жизни. Брахманистская религия разработала свой вариант идеи воздаяния за земное поведение. Вместо загробного мира, где праведники будут наслаждаться, а грешники мучиться, брахманизм предложил своим последователям идею перевоплощения душ.
Брахманские жрецы проповедовали веру в то, что душа человека, как частица бога Брахмы, не может быть смертной. Конкретный человек умирает, а его бессмертная душа находит новое воплощение. Считалось, что конкретное перевоплощение души зависит от поведения человека в его реальной жизни и главным образом от соблюдения или несоблюдения кастовых обычаев. Человек, который ведет праведную жизнь и соблюдает все кастовые обычаи, в последующих перевоплощениях может улучшить свой социальный статус. Так, учили брахманы, если шудра покорно и смиренно служил остальным кастам, соблюдал все правила поведения своей касты, то он может в последующих перевоплощениях стать членом более высокой касты. Брахман, кшатрий или вайшия, грубо нарушившие законы своей касты, в последующих своих перевоплощениях могут быть не только понижены в социальном ранге, но и могут воплотиться в какое-нибудь низкое животное или даже в неодушевленный предмет. Жрецами бога Брахмы был разработан своеобразный табель грехов и последующих наказаний за них. В этот перечень вошли следующие наказания: за греховные мысли человек в последующих перевоплощениях мог превратиться в представителя более низкой касты; словесный грех влек за собой перевоплощение в животное; совершенный греховный поступок обрекал грешника на перевоплощение в неодушевленный предмет.
Брахманистская идея перевоплощения душ освящала устои эксплуататорского строя и давала угнетенным видимость объяснения причин их страданий. Брахманские жрецы уверяли своих последователей, что в своей жизни человек получает вознаграждения за добрые поступки или наказания за дурные дела, которые были им совершены в прежних перевоплощениях. Поэтому успех, радость, счастье или, наоборот, горе, неудачи, страдания предопределены в жизни человека его предшествующими воплощениями, его предшествующим поведением, и он должен терпеливо сносить то, что ему предписано судьбой. Так с помощью веры в перевоплощение представители господствующих классов добивались покорности от народных масс, примиряли их с кастовым строем и эксплуатацией. В индуистский период идеи перевоплощения душ получили еще более детальную разработку.
Исследователи считают, что идея перевоплощения душ в брахманизме восходит к древним доарийским культам. В ведический период уже появились какие-то смутные представления о загробном мире, однако, как показывает история, в дальнейшем идея перевоплощения душ оказалась более удобной для оправдания кастового строя.
Вернемся теперь к главному направлению развития представлений о загробном мире. Исторический материал позволяет нам зафиксировать еще одну его фазу, когда картины ада и картины рая начинают сливаться в единую систему воззрений на загробную жизнь. На первых порах такое соединение еще отрывочно, смутно преобладают картины ада, страха посмертного наказания, а идея вечного блаженства, награды за земное поведение лишь слегка вкраплена в эти мрачные картины.
В качестве примера ранних стадий воссоединения представлений об аде и рае можно привести некоторые тенденции, наметившиеся в древнегреческой религии. Богатый материал о воззрениях древних греков на загробный мир дают поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея», своеобразные энциклопедии жизни древнегреческого общества. Обычно обращают внимание на описание Гомером мрачного подземного царства Аида, где в виде теней находятся души умерших и влачат там безрадостное существование. Но у Гомера в «Одиссее» приводится три варианта загробного мира, два из которых совпадают с характеристиками царства Аида, а один дает прямо противоположную картину. Рассмотрим их.
Первый вариант гомеровского загробного мира помещается в конце десятой песни и в одиннадцатой песне «Одиссеи». Богиня Цирцея, покровительствующая Одиссею, главному герою поэмы, говорит:
Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть
В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.
Мрачными красками богиня описывает место входа в подземный мир Аида:
Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь
Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий
Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,
Вздвигнув на брег, под которым шумит Океан водовратный,
Черный корабль свой, ступи ты в Аидову мглистую область.
Сам Одиссей по совету богини Цирцеи в страшный подземный мир Аида не спускался — он остановился у глубокой расселины, принес жертвы душам и беседовал с теми, которые поднимались из мрачного царства Аида. Из разговоров с душами Одиссей понял, насколько безрадостно их существование. Гордый герой Троянской войны, победитель Гектора Ахилл готов поменяться судьбами с последним поденщиком, живущим на земле. Мудрый судья Тересий говорит, что подземный мир Аида — это «безотрадная обитель мертвых».
Второй вариант гомеровского загробного мира мы находим в двадцать четвертой песне «Одиссеи», в которой говорится о том, что Эрмий (Гермес), бог Тилленийский, встречает женихов Пенелопы, убитых Одиссеем, возвратившимся из долгих странствий:
…души из трупов бесчувственных вынул…
И столпясь полетели за Эрмием тени, с визгом, как
Мыши летучие, в недра пещеры глубокой.
Эти варианты загробного мира очень напоминают «страну без возврата» древних шумеров и вавилонян. Подземный мир Аида так же безотраден. Все души умерших в равной степени влачат жалкое существование в нем, и это говорит о том, что мы имеем дело с древним слоем верований, относящимся к тому периоду, когда загробный мир рассматривался как простое вместилище для душ умерших.
Однако в мифологии древних греков встречаются и существенно новые моменты в представлениях о загробном мире, прежде всего идея воздаяния за земное поведение. Среди героев подземного мира есть и лица, которые наказаны богами в своей посмертной жизни. Так, Сизиф должен вечно катить в гору мельничный жернов. Голодом и жаждой мучается в аду Тантал, попытавшийся во время пира накормить богов человеческим мясом, чтобы проверить их всевидение. Вечно должны наполнять сосуды без дна Данаиды, умертвившие своих мужей.
Третий вариант гомеровского загробного мира ничего общего не имеет с подземным царством Аида. Четвертая песня «Одиссеи» рассказывает о том, как сын Одиссея Телемах в поисках каких-либо сведений о своем отце, который не вернулся от стен Трои, попадает во дворец царя Менелая. Ласково приняв сына своего соратника по Троянской войне, царь вспоминает об Одиссее. В ответ на жалобы Телемаха на поведение женихов своей матери и жены Одиссея Пенелопы Менелай рассказывает ему о том, как по пути из-под Трои ему удалось победить морского бога Протея и заставить его предсказать ему судьбу.
Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:
Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе;
Ты за пределы земли, на поля Елисейские, будешь
Послан богами — туда, где живет Радамант златовласый,
(Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;
Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным)…
Сходные тенденции наблюдаются и в религии древних римлян. Но, пожалуй, наиболее определенное слияние картин ада и рая в единое представление о загробном мире на стадии национально-государственных религий произошло в маздаизме — религии Древнего Ирана. Своими корнями она уходит в далекое прошлое. Согласно преданиям, в VI в. до н. э. она была существенно реформирована легендарным пророком Заратустрой и стала официальной религией древнеперсидского государства.
Для маздаизма был характерен дуализм — почитание двух начал, доброго и злого. Доброе начало отождествлялось с богом Агура-Маздой (по-гречески Ормузд), злое начало — с богом Ангра-Майнью (по-гречески Ариман). В этом дуализме древнеперсидской религии исследователи видят фантастическое отражение былой борьбы между кочевыми племенами восточных частей Иранского плоскогорья и земледельческими и оседлыми скотоводческими племенами запада. Не случайно одним из положений маздаизма была обязанность верующего отречься от кочевой жизни и стать оседлым. Грабеж скота и разрушение поселений рассматривались как величайшие грехи. Еще одним важным положением маздаистской религии было требование неукоснительно подчиняться царской власти, которая выступала от имени благого бога Агура-Мазды.
Все это своеобразно отразилось и в представлениях о загробном мире. Идея воздаяния за земное поведение занимала в них одно из центральных мест. Маздаизм учил, что душа умершего в зависимости от его земной жизни обречена на различное посмертное существование. Праведников, выполнявших все требования маздаизма, после смерти ожидал рай, который представлялся как светлое место, где царил благой Агура-Мазда. Грешники, нарушившие запреты маздаизма или совершившие непростительные грехи, шли в темное царство злого Ангра-Майнью.[33]
Представление о посмертном существовании души в маздаизме было довольно подробно разработано. Считалось, что после смерти тела душа около трех дней пребывает рядом с умершим. Затем душа восходит на гору Альбарда, от которой к небесному миру ведет мост Чинват, страшный для нечестивых и безопасный для праведных. Душу праведника встречают его добрые дела в виде юной, прекрасной девушки, а душу грешника — «юная девушка, которая совсем не похожа на юную девушку». Только те, кто верно служили Агура-Мазде, переходят мост, грешники же низвергаются в царство Ангра-Майнью.[34]
В маздаистских преданиях упоминается о нескольких местах блаженства, о трех раях, которые соответствуют добрым мыслям, добрым словам и добрым делам. Соответственно и ад в маздаизме состоял из трех отделений для наказания за недобрые мысли, слова и дела. Следует отметить, что в маздаизме нет идеи вечных мучений грешников в аду. Борьба добра и зла, Агура-Мазды и Ангра-Майнью, не вечна, в конце концов она завершится победой благого бога и гибелью царства зла, в котором тьма до такой степени густа, что ее можно осязать рукой.
Маздаистские предания красочно описывают грядущую победу добра над злом. Последний пророк Агура-Мазды совершит над всеми людьми страшный суд, по окончании которого комета упадет с неба и растерзает землю, как волк овцу, огонь растопит горы и металлы потекут из них, как реки. Все воскресшие люди должны будут пройти через эту огненную реку. Чистые пройдут безопасно, испытывая такое же ощущение, как от прикосновения к парному молоку, нечестивые, напротив, будут терпеть страшные муки, но только в течение трех дней и ночей. Вместе с грешниками будут мучиться сам Ангра-Майнью и его «дэвы». После трех дней и ночей огненная река очистит даже ад, а обновленная земля будет абсолютно свободна от всего нечистого и вредного.
Новые тела воскресших людей станут светлы и подобны эфиру, они не будут нуждаться в пище, не будут давать тени и так же, как их души, обретут бессмертие. Жизнь воскресших праведников будет блаженной, счастливой, все объединятся в своих мыслях и действиях и согласованно будут возносить хвалу Агура-Мазде.
Идеи маздаизма оказали влияние на иудаизм, а через культ Митры (одно из божеств, подчиненных Агура-Мазде) — на культуру Римской империи и тем самым воздействовали на формирование христианской идеологии. Несомненное влияние маздаистские представления о загробном мире оказали и на ислам.
Теперь обратимся к представлениям о загробном мире в иудаизме, который явился одним из главных источников христианства. Как ни странно, на протяжении длительного времени в иудаизме не было никаких представлений о рае и аде. Более того, эти идеи отсутствуют в Ветхом завете — «священной» книге иудеев и христиан.
Обычно, когда говорят об основных вероучительных положениях (догматах) иудаизма, то называют веру в единого бога Яхве, в приход мессии (божественного спасителя), в бессмертие души, в существование загробного мира, где праведники получат награду в раю, а грешники — наказание в аду. Но все дело в том, что эта характеристика относится только к сформировавшемуся иудаизму. На ранних же стадиях его развития многие из этих идей отсутствовали, и в частности отсутствовала концепция рая и ада. Рассмотрим подробнее эту важную проблему.
Исследователи истории иудаизма делят ее на следующие периоды:
1) древнейший период («допалестинская эпоха») — первая половина II тысячелетия до н. э.;
2) палестинский («допленный») период — вторая половина II тысячелетия до н. э.–середина I тысячелетия до н. э.;
3) послепленный период — вторая половина I тысячелетия до н. э.;
4) период диаспоры (рассеяния) — I–II вв. н. э.;
5) талмудический период — III–V вв. н. э.[35]
На протяжении первых трех периодов в иудаизме не было никаких представлений о рае и аде.
Для христианских богословов это чрезвычайно неприятный факт, и они всячески пытаются его замаскировать. Так, еще в прошлом веке епископ Хрисанф, автор трехтомной книги «Религии древнего мира в их отношении к христианству» писал: «Как и идея о высоком происхождении человека, идея бессмертия принадлежит еврейской религии от начала и высказана ею также от начала, в связи с мыслью о высоком нравственном достоинстве человеческой природы и сказанием о первобытном состоянии человека в общении с богом»[36]. Это богословское утверждение находится в вопиющем противоречии с историческими фактами.
В допалестинский период древние евреи представляли собой слабо оформленное объединение бедуинов, кочевавших в Северной Аравии. В их социальных отношениях преобладали связи, характерные для патриархально-родового строя. Очень точно специфику этого периода отмечает Ф. Энгельс в письме к К. Марксу, написанном в 1853 г.: «Приводимая в Книге бытия генеалогия, выдаваемая за генеалогию Ноя, Авраама и т. д., является довольно точным перечислением бедуинских племен того времени по степени родства их диалектов и т. д. До настоящего времени бедуинские племена называют себя, как известно, Бени Салед, Бени Юсуф и т. д., то есть сыновья такого-то и такого-то. Подобные названия, обязанные своим происхождением древнепатриархальному способу существования, приводят в конце концов к такого рода генеалогии. Перечисление колен в Книге бытия подтверждается в большей или меньшей степени древними географами, а новейшие путешественники свидетельствуют, что эти старинные имена, хотя и измененные в соответствии с местными диалектами, продолжают по большей части существовать и теперь. Из этого вытекает, что сами евреи являются таким же мелким бедуинским племенем, как и все остальные, но пришли в столкновение с другими бедуинами в силу местных условий, земледелия и т. д.»[37].
Так же как и у других народов, у древних евреев в это время еще не сложилось никаких представлений о рае и аде. Отражением патриархально-родовых отношений у древних евреев был культ предков. Его следы мы находим в Библии, несмотря на позднейшую монотеистическую редакцию ветхозаветных книг. К. Маркс в письме к Лиону Филипсу от 25 июня 1864 г. отмечал: «Что Пятикнижие (название первых пяти книг Библии. —
Как ни тщательно редактировали позднее Библию, следы древних воззрений в ней сохранились. В рассказах о патриархах проводится мысль о том, что умерший, расставшись с жизнью, соединялся с предками. Так, говоря о смерти патриархов, в том числе и о Моисее, библейские авторы употребляют формулу: «Приложился к народу своему».
В следующий, палестинский период в социальной жизни древних евреев произошли серьезные изменения: переход от кочевой жизни к оседлой, от скотоводства к земледелию, возникает социальное неравенство и складывается раннеклассовое государство. На этой стадии их представления о загробном мире очень напоминают уже известные нам воззрения ассиро-вавилонян. Появляется вера в шеол — особое место, куда приходят все умершие.
Что же, согласно Библии, представляет собой шеол? Это мрачная область, страна погибели, область забвения.[39] Жители шеола представляются пребывающими во сне и бездействии, бессильными, для них нет ни радости, ни горя.[40] Как видим, эти характеристики очень похожи на картины «страны без возврата» ассиро-вавилонян и царства Аида древних греков.
Мысль о шеоле (преисподней) как о царстве мрака и безотрадности проходит по многим ветхозаветным книгам. Так, автор псалмов («Псалтири»), оформившихся окончательно на базе сборников песнопений XI–IV вв. до н. э. только к середине II в. до н. э., то есть сравнительно поздно, характеризует шеол как «страну молчания», где не только не видят света, но и не слышат бога: «Ибо в смерти нет памятования о тебе: во гробе кто будет славить тебя?»[41] В другом псалме прямо отрицается мысль о воскресении из мертвых: «Разве мертвые встанут и будут славить тебя? Или во гробе будет возвещаема милость твоя, и истина твоя — в месте тления? Разве во мраке познáют чудеса твои, и в земле забвения — правду твою?»[42]
На этом этапе религия древних евреев, как и религия многих других народов на стадии раннеклассового общества, была ориентирована на земную жизнь. Все награды и наказания верующий человек должен был получить при жизни, а не в загробном шеоле. Настоящим камнем преткновения для богословской идеи бессмертия является знаменитая книга Иова.
В этой книге рассказывается о том, что Иов, невинно страдавший, в конце концов получает за свое терпение значительно большие блага в сравнении с прежними, и здесь же на земле. При этом уверенности в бессмертие, в жизнь на небе, где ожидается полная награда за благочестие, не высказывает ни сам Иов, ни его друзья, с которыми он всесторонне обсуждает проблему смысла своих страданий. На смерть и Иов, и его друзья смотрят только как на лишение благ реальной жизни. Более того, страдания Иова были для него так мучительны, что он предпочитает им смерть. Лучше бы, говорит он, я не родился (тогда я был бы в бездне небытия) или, родившись, умер (тогда я был бы в шеоле и спал бы вместе с царями и сильными земли там, где все равны, где нет ни богатого, ни бедного).[43]
В другой библейской книге — книге Екклезиаста (по-древнееврейски «Кохелет» — «Проповедник»), появившейся в окончательном виде также сравнительно поздно, около 200 г. до н. э., тоже встречаются следы верований, которым не присуща идея воскресения. Так, в ней говорится: «Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом…»[44] И далее говорится еще определеннее: «Мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния… одна участь праведнику и нечестивому…»[45]
Нас могут упрекнуть, что мы тенденциозно подобрали факты из книг Ветхого завета и сознательно не упоминаем библейского рассказа о грехопадении первых людей и их изгнании из рая, не говорим и о других местах, встречающихся в пророческих книгах, где есть упоминания о воскресении как грядущем избавлении верных последователей бога. Разберем эти возражения.
Действительно, Бытие, первая книга Ветхого завета, содержит достаточно пространный рассказ о пребывании Адама и Евы в раю и об изгнании их из «рая в Едеме». Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, содержание этого широкоизвестного библейского рассказа не имеет никакого отношения к богословской концепции рая и ада. Рай здесь описывается как прекрасный сад на земле: «И насадил господь бог рай в Едеме на востоке и поместил там человека, которого создал»[46]. Этот райский сад стал местопребыванием первых людей. Когда за нарушение заповеди бог изгнал их из него, он ничего не сказал о том, что когда-нибудь их потомки вернутся в рай и что этот рай является их конечной жизненной целью. Да и наказания согрешившие получили вполне земные: Адам был обречен в поте лица добывать хлеб насущный, Ева — в муках рожать детей, а змей-искуситель — передвигаться на чреве своем.
Во-вторых, мы уже встречались с прототипом библейского рассказа в мифах ассиро-вавилонян. Книга Бытие представляет собой записи двух сводов еврейских племенных мифов, сделанные в IX–VIII вв. до н. э. Окончательная обработка этой части Библии, придавшая ей нынешний вид, была завершена в V–IV вв. до н. э. Так что библейский рассказ не оригинален, а его ассиро-вавилонский прототип старше приблизительно на 2 тысячи лет. Даже если согласиться с богословской точкой зрения, что Пятикнижие, в которое входит книга Бытие, было написано в XVI–XV вв. до н. э., то и тогда ассиро-вавилонский рассказ старше библейского более чем на тысячу лет.
Обратимся теперь к пророческим книгам Ветхого завета. В книге пророка Исаии имеется фраза: «Оживут мертвецы твои, восстанут мертвые тела!»[47] Однако даже христианские богословы вынуждены признать, что в данном случае автор библейской книги употребляет образное выражение в смысле возрождения порабощенного еврейского народа. Епископ Хрисанф, которого мы уже упоминали, в своей книге пишет: «Какую жизнь и какое воскресение, политическое или личное для каждого из праведников, пророк имел здесь в виду, с полной уверенностью отвечать на это трудно. Он говорит о торжестве истинных поклонников Иеговы над язычниками и, по-видимому, предсказывает еврейскому народу победу над его врагами, то есть разумеет воскресение гражданское или обновление политическое»[48].
Аналогичные места мы встречаем в книгах пророков Иеремии, Даниила, Иезекииля, но все эти образные и метафорические предсказания всегда стоят в непосредственной связи с идеей нравственного переворота, который должен был, по мнению пророков, произойти в еврейском народе здесь, на земле.
В третий, так называемый «послепленный» период в иудаизме происходят новые серьезные изменения. Начало этого этапа знаменуется такими крупными событиями, как завоевание Иерусалима вавилонянами в 586 г. до н. э., увод части иудеев (знати, жрецов, интеллектуальной верхушки) в вавилонский плен и возвращение их из плена в 538 г. до н. э. по указу известного уже нам царя древнеперсидского государства Кира, покорившего вавилонское царство. По мнению исследователей, именно в этот период окончательно оформляются такие черты иудаизма, как строгий монотеизм, централизация культа, происходит канонизация ветхозаветных книг. В это же время интеллектуальная верхушка древних евреев знакомится не только с ценностями ассиро-вавилонской духовной культуры, но и с такой религией, как маздаизм.
На первых порах это почти никак не сказалось на представлениях древних евреев о загробном мире. В их священных книгах, которые окончательно оформляются в этот период, нет концепции ада и рая, идеи загробного воздаяния за поведение в земной жизни.
Следующий период, так называемый период диаспоры, принес новую модификацию иудаизма. Как ни пропагандировали жрецы идею богоизбранности еврейского народа, освобождения от завоевателей он не получал. Вследствие этого она дополняется идеей мессии (божественного освободителя, сверхъестественного вождя), который придет и спасет свой народ. Кроме того, идея богоизбранности была дополнена эсхатологическим учением о блаженстве в грядущей жизни. Ее наступлению будет предшествовать воскресение мертвых, страшный суд, за которым последует воздаяние праведникам и грешникам. Исследователи справедливо усматривают в этих новых мотивах, появившихся в иудаизме, явное влияние маздаистского учения о загробном мире. Однако следует отметить, что эти представления о загробном мире не стали общепринятыми в иудаизме. Так, из трех основных сект этого периода: саддукеев, фарисеев и ессеев (эсенов) — только две последние признавали загробную жизнь. Ортодоксальное же иерусалимское жречество, составлявшее основу секты саддукеев, долгое время отрицало ее. Только в талмудический период происходит окончательное оформление представлений о загробной жизни и учение о рае и аде становится одним из догматических положений иудаизма.
Каждая из мировых религий претендует на то, чтобы считаться богодухновенной, богооткровенной. Богословы и священнослужители буддизма, христианства, ислама настаивают, что и представления об аде и рае тоже богооткровенны. Посмотрим, насколько эти утверждения соответствуют действительности. Останемся и здесь верны историческому методу исследования интересующей нас проблемы. Поскольку первой по времени возникновения мировой религией был буддизм, то начнем с анализа буддийских представлений об аде и рае.
Буддизм начал складываться на рубеже V–VI вв. до н. э. на территории Индии. Исторически этот период совпадает с одним из кризисов кастового строя, выразившимся в том, что каста брахманов, бывшая долгое время господствующей, стала постепенно сдавать позиции касте кшатриев.
Буддизм опирался на многие традиции древнеиндийской духовной культуры. В частности, он воспринял одно из основных положений предшествовавшего ему брахманизма — о перевоплощении душ. Правда, оно было проинтерпретировано в буддизме очень своеобразно.
Во-первых, в отличие от брахманизма, буддизм не рассматривает перерождение как бесконечную череду перевоплощений души, а кладет ей предел. Перерождения прекращаются с достижением «нирваны» — состояния, которого могут достигнуть только праведники, когда умирают все желания и прекращаются страдания (термин «нирвана» можно перевести как «бытие угасшее»).
Во-вторых, буддийская теология наметила шесть основных видов перерождений души. Самый худший вид перерождений — воплотиться в существа, живущие в подземном мире. Вторую группу составляют прэты, или бириты, вечно голодные чудовища с толстой головой, свирепым взглядом, огромным желудком, который никогда не наполняется. Третью группу составляют животные, четвертую — асуры (злые боги и духи, заимствованные из древних индийских культов). Далее следуют люди и, наконец, высшая группа — боги, во главе которых стоит Будда.
Мы уже отмечали, что в древнеиндийском обществе, характерной чертой которого был кастовый строй, идея перевоплощения душ, связывавшая судьбу посмертных перевоплощений с земным поведением человека, с выполнением законов и обычаев своей касты, служила идеологическим оправданием существовавшего эксплуататорского общества. На протяжении первого периода существования буддизма (примерно с V в. до н. э. до I в. н. э.) эта идея функционировала и в рамках буддизма. А поскольку она еще была дополнена концепцией «нирваны», мыслью о конце перерождений и прекращении страданий, то на определенном этапе это делало буддизм конкурентоспособным по отношению к брахманизму.
Постепенно буддизм усиливал свое влияние и вышел за рамки монашеской организации, привлекая к себе внимание низших каст. И вот тогда выяснилось, что сложная концепция «нирваны» препятствует его восприятию низшими социальными слоями. Далее буддизм стал распространяться в соседних с Индией странах, где складывавшееся классовое общество не принимало форм кастового строя. В этих странах идея перевоплощения, заимствованная из брахманизма, а также очень абстрактная и сложная концепция «нирваны» оказались еще менее эффективными. Так вполне естественно возникла потребность дополнить первоначальные воззрения буддизма какими-то более понятными для широких масс идеями. И в I в. н. э. в его рамках начинает складываться концепция рая и ада.
Буддийские богословы поместили ад там, где прежде, согласно шестиступенчатой градации перерождений, находились боги и духи подземного мира. Это самая мрачная область, самая низшая и ужасная форма перерождений, которая назначается для великих грешников. Не жалея самых мрачных красок, описывают буддийские священнослужители мучения грешников в аду. В различных отделениях ада нечестивцев то разрезают на части кинжалами и ножами, то раздробляют камнями и скалами, то мучают огненным жаром. В рамках этой мировой религии сложилось много легенд об устройстве ада. Например, ад представлялся в виде моря с раскаленными жгучими водами. Грешники стремятся выйти из этого кипящего моря, хватаются за железный вал, окружающий его, но снова падают в огненные воды. В легендах буддистов описываются адские мучения и от холода. Существовали верования, согласно которым ад состоит из восьми холодных и восьми жарких областей. Во многих буддийских храмах нередко на одном из центральных мест помещаются картины, в которых дано подробное изображение мучений грешников в жарких и холодных отделениях ада.
Помимо подземного ада, согласно буддийским легендам, существуют еще сферы адских мучений в воздухе, в воде, в пустынях, в горах. Имеется также мрачная область, представляющая собой преддверие ада. Здесь грешники тоже мучаются, хотя их мучения менее жестокие: горячая вода, ядовитые черви, раскаленные угли, колючие и жгучие растения и т. д. Верховным владыкой ада у всех буддистов является Яма, бог подземного царства, перешедший в буддизм из брахманизма.
Буддизм не знает идеи вечных страданий грешников в аду. Хотя эти мучения и продолжительны, но рано или поздно они заканчиваются. Согласно буддийским легендам, продолжительность самых легких наказаний 500 лет, правда каждый день из них равняется 50 человеческим годам. По окончании наказаний в аду грешники имеют возможность переродиться в непосредственно следующий за ними класс существ. Это прэты, или бириты (чудовища, которые всегда страдают от голода и жажды). Вид этих чудовищ страшен, они нагие, обросшие волосами, с маленьким, как игольное ушко, ртом. Один раз в сто тысяч лет они слышат слово «вода», но когда находят ее, она тотчас же превращается в нечистоты. Некоторые из прэтов пожирают искры огня, другие — трупы или собственное тело, но не могут насытиться из-за узости своего рта.
В дальнейшем бывшие грешники, если судьба будет к ним милостива, могут пройти и все остальные ступени перерождения. Столь же яркими красками, но уже светлыми, описывают буддийские священнослужители рай, страну чистоты, прекрасную страну Будды. В книге японских буддистов «Учение Будды» говорится, что грешный человек не может все знать о Будде, но он может повторять слова «Слава Амида-Будде!» (Буд-да-Амитаба — верховный правитель рая), и благодаря только повторению этого священного имени те, кто это делал, после своей смерти будут встречены в раю Амида-Буддой и бодисатвами Прощения и Мудрости, которые проведут их в страну Будды, где они возродятся во всей чистоте белого лотоса.
В этой прекрасной стране нет страдания и темноты, поэтому ее называют страной радости и чистоты. В центре рая находится озеро с чистой, светлой и сверкающей водой, волны которой легко набегают на берега из золотого песка. Повсюду растут цветущие лотосы разнообразных цветовых тонов, их аромат наполняет воздух. По берегам озера расположены павильоны, украшенные золотом, серебром, лазурью, хрусталем, с мраморными ступенями, ведущими к воде. Между павильонами находятся парапеты, балюстрады, нависающие над водой и декорированные занавесями, расшитыми жемчугом. Между павильонами и балюстрадами растут благоухающие деревья и кусты.
В буддийском раю много птиц, но ни одной хищной. Земля прекрасна, а воздух вибрирует от божественной гармонии. Шесть раз в течение дня и ночи с неба падают великолепные цветы, праведники собирают их и немедленно относят в другие буддийские райские земли (буддизму не чужда идея множественности миров), чтобы предложить их тысячам Будд и тут же со скоростью мысли вернуться в рай Амида-Будды. Жители раяслушают божественную музыку, думают о Будде, о дхарме (законе судьбы), о братстве верующих.[49]
Для того чтобы согласовать концепцию ада и рая с первоначальными воззрениями буддизма, буддийские богословы помещают рай между двумя последними ступенями перерождений — между миром людей и миром богов. Они утверждают, что в раю находятся души праведников, которым предстоит воплотиться на земле еще один раз, прежде чем достигнуть конечной цели — «нирваны». Однако большинство рядовых верующих в буддизме, неискушенное в тонкостях сложной концепции «нирваны», воспринимает рай именно как конечную цель.
Буддийская концепция ада и рая в классово-эксплуататорском обществе выполняла функцию примирения верующих с тяготами реальной, земной жизни, с социальным неравенством и угнетением, обещала им райское блаженство за покорность. Тем же, кто пытался нарушить нормы поведения, сложившиеся в эксплуататорском обществе, угрожали страшными адскими мучениями.
Обратимся теперь к анализу концепции ада и рая в следующей по времени возникновения мировой религии — в христианстве. Она выглядит следующим образом. Первые люди Адам и Ева, нарушившие запрет есть яблоки с древа познания добра и зла, были изгнаны из райского сада Эдема (Едема) и обречены на смерть и страдания здесь, на земле. Все последующие поколения людей разделили их судьбу. Бог проявил милость и послал на землю своего единородного сына Иисуса Христа снять с человека первородный грех, совершив искупление перед богом-отцом и тем самым даровать людям, тем, кто верит в бога, возможность избежать последствий грехопадения прародителей. Добрые христиане могли отныне спастись после смерти для радостей в потустороннем мире, в раю, грешники же после страшного суда обрекались на вечные адские мучения.
Что можно сказать по поводу христианской доктрины ада и рая? Во-первых, библейское сказание об изгнании Адама и Евы из Эдема не имеет прямого отношения к ней. Мы знаем о том, что само это сказание является копией более древнего шумеро-вавилонского мифа. Наконец, ветхозаветные книги не содержат концепции ада и рая, а загробный мир представляют как местопребывание для душ умерших.
А вот как выглядит православный вариант христианского представления о рае и аде. Одиннадцатый член православного символа веры («Чаю воскресения мертвых») говорит о будущем всеобщем воскресении мертвых, которое произойдет перед последним страшным судом при втором пришествии Иисуса Христа. Воскресение из мертвых православные богословы представляют как сверхъестественное деяние бога, вследствие которого все тела умерших людей оживут, соединясь опять с их душами. Воскресшие тела хотя и будут выглядеть так, какими они были при жизни, но по своим свойствам они изменятся, став духовными и нетленными. Духовны они будут в том смысле, что не будут ограничены пространством и временем, а станут тонкими, легкими, не будут иметь нужды в пище, питье и других телесных потребностях. Как похожи эти рассуждения христианских богословов на воззрения древних маздаистов, которые точно так же представляли воскресение из мертвых!
Далее православные богословы утверждают, что тела воскресших станут «бессмертными», то есть не будут умирать и разрушаться. Они сделаются прекрасными, «световидными», так как в них отразятся все добрые дела, которые они совершили, живя на земле. Тела же грешников станут безобразными, отразив все пороки и злые дела, которыми они осквернили свои души и тела на Земле, не желая очиститься церковным покаянием.
Воскреснут в день страшного суда только умершие ранее, а те, которые ко времени всеобщего воскресения останутся в живых, мгновенно преобразятся, и их тела точно так же станут духовными и бессмертными. Кончина мира, утверждают православные богословы, будет состоять не в уничтожении его, так как по существу своему он останется тем же, а в очищении его в мир нетленный, сообразный со свойствами воскресших тел. В первый раз мир очистился посредством воды («всемирный потоп»), во второй же раз он очистится и преобразится посредством необыкновенного огня. Опять мы встречаемся с мотивом, известным нам из анализа маздаистских верований.
Что же представляет собой «жизнь будущего века», о которой говорит двенадцатый член православного символа веры? Согласно утверждениям православных богословов, это «полное, совершенное и решительное» блаженство для праведников и такое же полное и решительное мучение для грешников. «Полное» блаженство или мучение потому, что их будет испытывать не только душа, но и тело; «совершенное», так как речь идет не о предначатии блаженства и мучений, а о всецелом блаженстве или мучении по заслугам каждого; «решительное», поскольку для каждого это состояние блаженства или мучения будет неизменным навеки.
Для праведников, соблюдавших все божественные установления, вечная жизнь будет столь блаженна, что христианские богословы не берутся ее описать. Они часто ссылаются на одно из посланий апостола Павла, в котором говорится: «Знаю человека во Христе… что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать»[50]. Это блаженство, полагают богословы, происходит от созерцания бога во свете и славе его и от единения с ним: «…не видел того глаз, — говорится в первом послании апостола Павла к коринфянам, — не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил бог любящим его»[51]. «Светловидные» праведники непрестанно возносят хвалебные гимны богу, сами слушают божественные мелодии и больше ничем не занимаются.
Поделиться книгой: