Помоги проекту - поделись книгой:
И первым вскочил, выхватывая из ножен саблю. За ним дружно вскочили и побежали солдаты, а немного замешкавшись — и ополченцы. Бежали быстро, но выстрелить по паре раз огорошенные неожиданностью японцы все же успели. Кощиенко вновь услышал тот противный звук, с которым пуля впивается в тело человека. Летягин и Самсонов, двое соседей, не один раз заходивших к Анемподисту в лавку, упали рядом с ним один за другим. Повезло в том, что японцы расположились очень близко к деревне, поэтому до них добрались быстро. И тут началось самое страшное, страшнее всего что было раньше — рукопашный бой. Дальше отчетливых картин той жуткой бойни память не сохранила, только отдельные, разрозненные впечатления. Андя помнил, как, рыча от бессильной тоски и от злости, судорожно жал на спусковой крючок, а она винтовка молчала. Помнил, как отбил ей, словно дубиной нацелившийся ему в грудь штык и ударил прикладом по голове невысокого солдатика в синем.
Запомнил он дикий гвалт со всех сторон и дергающихся, словно в сумасшедшей пляске, солдат в зеленом и синем. Кто-то стреляет, кто-то колет противника штыком, кто-то дерется, кто-то обхватил голову руками и ползет на четвереньках непонятно куда. А главное не ясно: кто орет, откуда стреляют, где свои, где чужие… И только пробежав с четверть версты, Кощиенко понял, что бой закончился. При этом с удивлением обнаружив, что держит вместо своей привычной «бурской винтовки» русскую трехлинейку.
Потеряв неожиданно совсем немного, не более двух дюжин убитыми и пропавшими без вести, они прорвались и вышли к горам. По которым и скитались некоторое время, пока не вышли к дозорам отступавшего от Сеула стрелкового полка, из которого и была выделена полурота в Филипповку. Отрезанный от основных сил бригады после боя под Сеулом полк отступал в сторону Порт-Муравьева и ополченцы пошли вместе с ними. Несколько арьергардных боев позволили задержать японцев, позволяя успеть эвакуироваться всем русским беженцам, уходившим в том же направлении. Но и потери при этом полк понес большие, а японцы упорно продолжали преследование.
Зато сегодня командир полка полковник Цыбульский решил проучить зарвавшихся японцев. Оставив один батальон в резерве, двумя другими он перекрыл возможные пути обхода, а усиленный пулеметной батареей первый батальон должен был встретить основную колонну преследователей в засаде. Точнее — в огневом мешке. Полковник Цыбульский, как объяснил ротным офицерам командир батальона подполковник Шпехт, решил основательно потрепать японцев, чтобы они на некоторое время приостановили преследование. В свою очередь ротный, капитан Вонсович, объяснил задумку всей роте. Причем не только субалтерн— и унтер-офицерам, но и нижним чинам. И теперь оставалось только ждать. Впрочем, ожидание не затянулось.
Передовой дозор японской пехоты вышел к позициям перекрывших дорогу взводов примерно через полчаса и сразу был обстрелян охранением, сидящем в передовых окопчиках. Пара японцев упала, остальные разбежались по обочинам, прячась за любые укрытия. А потом начали отстреливаться в ответ.
Косой и Кощиенко невольно потянулись к лежащим рядом винтовкам, но в это время по цепи до них дошел приказ капитана Вонсовича, запрещающий стрелять. С дополнением от ротного фельдфебеля Обуховича: — Ежели какая скотина случайно выстрелит без приказа, я ему рога обломаю, — после которого желающих хвататься за винтовки почему-то не оказалось. Все в роте знали, что Агафон Семенович слов на ветер не бросает, а рука у него — тяжелая.
Пока передовой отряд японской пехоты постепенно разворачивался, одновременно перестреливаясь с четвертой ротой, стрелкам на засадных позициях приходилось терпеливо ждать. И ждать пришлось довольно долго. Пока не подтянулись ротные колонны авангардного батальон японской пехоты. А подходили они неторопливо, словно ожидая какого-то подвоха. И сразу рассредотачивались в окружающих дорогу кустах, чтобы потом постепенно, перебежками и ползком, накапливаться перед обороной русского арьергарда.
Наконец японцы решили, что накопили достаточно сил. И дав пару залпов как минимумом целым батальоном, вскочили. И побежали, выставив штыки, вперед на позиции четвертой роты, тремя волнами цепей. Стрелки, укрывшиеся от первого залпа в окопах, успели подняться и встретили атакующих беглым огнем. Но густые синие цепи пехоты, теряя людей продолжали надвигаться на окопавшихся сибиряков. Казалось, еще чуть-чуть и они затопят огрызающуюся огнем тонкую линию обороны, затопчут ее и пойдут дальше. А за атакующим батальоном в долину уже втягивались колонны остальных частей. Командование японцев, кажется, решило, что победа уже близка и с оставленным русским арьергардом справиться и один батальон. В этот момент по атакующим цепям японской пехоты ударили все шесть пулеметов полковой батареи. «Максимы» строчили не переставая и под их заикающееся татаканье японцы начали валиться на землю уже не по несколько человек, а целыми рядами. И японцы не выдержали. Попадав на землю, стали отползать назад. Из остановившихся колонн выскочили офицеры. Они начали отдавать какие-то приказы, синие колонны стали расползаться и тут Кощиенко услышал команду «Огонь».
Схватив винтовку, уже заранее снятую с предохранителя, он тщательно и уже привычно прицелился. Столь же привычно не обращая внимания на бьющие по ушам выстрелы соседей справа и слева. Маленькая фигурка в синем, размахивающая посверкивающей на солнце саблей, дернулась и упала сразу после его выстрела. Анемподист выдохнул, передернул затвор винтовки и начал искать следующую цель. И понял, что надо просто стрелять в эту толпу. Японцы заметались, теряя всякое подобие строя. Они бросались на землю, но это не спасало от выстрелов сверху. Соседи уже перешли на стрельбу пачками, потому что в образовавшейся внизу мешанине высмотреть подходящую цель стало невозможно. Кощиенко вновь выстрелил, уже не рассматривая результат. Начал стрелять как можно быстрее, передергивая затвор и быстро прицеливаясь… Пятый выстрел, отвести затвор, вставить новую обойму, вдавить патроны, затвор вперед… и снова стрелять по мечущимся внизу подвижным мишеням. Причем важные цели лезли в прицел сами, упорный японские офицеры раз за разом пытались навести порядок и собрать солдат для отпора. И тут же падали, подстреленные меткими стрелками. Японцы побежали назад, но огонь со всех сторон сметал их. Казалось, бой будет продолжаться вечно. Но неожиданно по цепи передали команду:
— Прекратить огонь! Собираемся и отходим!
Пришлось отходить. Прихватив свой ранец, хранившийся вместе с ранцами остальных стрелков под охраной легкораненого ополченца, Кощиенко пошел вниз, на дорогу. Где уже строились в походную колонну пулеметчики и стрелки четвертой роты. Окопы которых заняли охотники из конной команды, собиравшиеся прикрыть отступление отряда. Чьих лошадей коноводы спрятали за ближайшей горушкой.
— Гля-ко, — Косой пихнул локтем в бок Кощиенко. — Игнатий-то к лошадям таки пристроился. Хват.
— Сам же рассказывал, что он лошадей любит, — возразил Анемподист. — Счас я ему совсем не завидую. Уходить-то им от япошек последними. А уж какие узкоглазые злые будут, лучше и не думать…
На этом обсуждение боя и закончилось. Заняв привычные места в колонне, охотники-добровольцы опять тронулись в очередной нескончаемый поход.
Как рассказывали потом, отступать пришлось из-за обхода японцами правого батальона. Оказалось, что в отличие от батальонов Шпехта и Левшина, выслали охранение недалеко. И поэтому не смогли заметить обошедшую их с правого фланга роту. Пробравшиеся через горы японские пехотинцы внезапно атаковали фланговую роту. Началась паника, командовавший батальоном подполковник Абжолтовский растерялся и не сразу бросил на помощь резервную роту. Японцы же начали наступление еще и с фронта. Причем при поддержке пары горных пушек. Батальон начал отступать, открывая фланг засадного батальона Шпехта. Из-за чего столь успешно начавшийся бой пришлось прекратить и поспешно отступать. Потери в батальоне Абжолтовского оказались столь велики, что в нем осталось всего три полные роты вместо четырех. Кроме того, из-за поспешного отступления пришлось оставить всех тяжелораненых в ближайшем корейском поселке. И у многих это вызвало нехорошие опасения, учитывая ходившие упорные слухи о поведении японцев на оккупированной части Кореи.
Отступать пришлось еще долго. Но теперь японцы уже не так надоедали, ограничившись простым наблюдением за арьергардом конными дозорами. Кажется, устроенная полком засада оказалась для них неприятным сюрпризом. Потери, похоже, тоже оказались достаточно велики, чтобы заставить японцев отказаться от рисков вновь попасть в какую-нибудь ловушку, устроенную полковником Вонсовичем. Так что колонны вместе с влившимися в них по дороге русскими поселенцами шли спокойно, без помех и особых происшествий. Пока в районе местного городка, именуемого вроде как Хны — нам или нечто похожее не наткнулись на передовые заставы русской армии.
Оказалось, что, пока Двенадцатый Сибирский неторопливо отступал на север, наместник его императорского величества великий князь Николай Николаевич (младший) стягивал силы и организовал две армии — Маньчжурскую, сейчас державшую оборону в районе Мукдена и Корейскую, собиравшуюся первоначально неподалеку от Порт-Муравьева.
Теперь же, накопив силы, Корейская армия под командованием генерала Келлера начала медленно и методично двигаться вперед. И вот тут ее авангардные части встретили совершивший героический анабасис[19] Двенадцатый Сибирский Стрелковый полк…
Полк отвели на отдых в городок Канко, куда через несколько дней прибыл в сопровождении свиты и наместник, он же — Главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке. Великий князь Николай Николаевич поразил всех, включая Кощиенко, впервые его видевших прежде всего своей внешностью, которая производила незабываемое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, с длинными конечностями и горделиво поставленной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой. Тонкие, точно выгравированные, черты лица, обрамленного небольшой седеющей бородкой клином, с остро пронизывающим взглядом его глаз дополняли его впечатляющий вид. Он весьма милостиво поговорил с командиром полка, лично вручив ему награду — Георгия четвертой степени. А потом прошелся вдоль строя стрелков, особенно надолго остановившись напротив Бориса Громова.
Видимо, его поразил этот пожилой, но не потерявший солдатской выправки стрелок. Переговорив с Громовым, мимо остальных охотников великий кнзяь проходил неторопливо, внимательно вглядываясь своим пронзительным взглядом в каждого. И даже улыбнулся Анемподисту, стоявшему, затаив дыхание. Результат смотра оказался очень неожиданным для многих — кроме особо отличившихся стрелков, все выжившие в боях филипповские ополченцы получили по солдатскому Георгию. А позднее в честь подвига сибиряков была учреждена памятная медаль, которой после войны наградили всех офицеров и нижних чинов Двенадцатого Сибирского…
Адмиралтейств-совет
Традиция личного посещения императором Адмиралтейств-совета осталась от времен прошлого и позапрошлого царствований.
Александр Третий первоначально присутствовал на заседаниях совета во время первой русско-японской войны. А позднее несколько раз сопровождал наследника-цесаревича Георгия, получившего почетный чин генерал-адмирала. Что отнюдь не мешало Георгию интересоваться работой Адмиралтейства не только будучи наследником, но и после заступления на престол. Причем не только сопровождая цесаревича Михаила, но и единолично.
При Георгии Добром флоту вообще уделялось повышенное внимание. На любые опыты деньги давались исправно, отчего иногда государственные контролеры и некоторые изобретатели были весьма недовольны. Например, двухкапсюльные взрыватели, разработанные знаменитым генерал-майором Антоном Францевичем Бринком[20], на реальных испытаниях серийных образцов просто-напросто не взрывались. Отчего произошел тихий, но отразившийся на судьбе многих высокопоставленных особ скандал. Сам же Антон Францевич тихо ушел с поста старшего помощника главного инспектора морской артиллерии на должность преподавателя Михайловской артиллерийской академии.
Поэтому и сегодня никого не удивило, что на заседание прибыл император Михаил. Тем более, что наследник-цесаревич Алексей Михайлович. был еще слишком мал, чтобы что-то понимать в морских делах. А обычно исполняющий его обязанности великий князь Александр Михайлович командовал эскадрой на Тихом океане и заседание посвящено было разбору действий его эскадры и всего флота в текущей войне с Японией.
Первым на заседании выступил полковник по Адмиралтейству Николай Лаврентьевич Кладо, занимавший должность столоначальника в военно-историческом отделе Главного Морского штаба. Его заведование занималось анализом сведений о боевых действиях на море. Поэтому сегодня Николай Лаврентиевич рассказывал наконец собранные и проанализированные данные о бое при острове Гуам:
— … по сведениям, предоставленным отделом генерал-квартирмейстера, в составе японской эскадры к этому дню имелись броненосцы типа «Канопус» — «Фудзи», «Асахи», «Сикисима», «Ивами» и броненосные крейсера «Асама», «Якумо» и «Адзума». К началу сражения три броненосных крейсера, а также четыре крейсера-купца, в том числе «Касуга-мару», «Дайнан-мару», состояли в дальнем дозоре. Крейсера маневрировали двумя отрадами, прикрывая подходы к острову с наиболее вероятных курсов движения Второй Тихоокеанской эскадры, — Кладо показал на карте районы патрулирования и дислокации японских кораблей и судов. — Надо отметить, что японцы довольно точно определили возможный путь нашей эскадры и назначили в дозор на этом направлении скоростной крейсер-купец «Касуга-мару» и три броненосных крейсера.
Первым на идущие в дозоре крейсера «Алмаз» и «Яхонт» наткнулся японский крейсер-купец. Командир которого, капитан первого ранга Томо Аригава, заметил и оба крейсера и дымы идущего за ним отряда. Аригава, как стало известно, решил использовать свое превосходство в скорости и заманить наши небронированные крейсера под огонь броненосного отряда. И он начал удирать, сообщив адмиралу Камимуре результаты разведки по радио. В погоню за крейсером-купцом отправился более скоростной «Яхонт». Вслед за ним набирая скорость, устремились получившие донесение от передового дозора броненосные крейсера «Адмирал Спиридов», «Адмирал Чичагов» и «Адмирал Лазарев» под флагом контр-адмирала Рейценштейна. В результате в районе с координатами … произошел бой между броненосными крейсерами. Японские крейсера «Асама», «Якумо» и «Адзума» уступали нашим крейсерам в орудиях главного калибра — всего четыре восьмидюймовых орудия, против двенадцати девятидюймовых. Но превосходили в среднекалиберных — сорок два шестидюймовых против двадцати четырех сорокасемилинейных[21].
Замысел командовавшего японскими крейсерами контр-адмирала Мису, предположительно, заключался в охвате головы колонны наших крейсеров за счет превосходства в скорости, с последующим сближением и последовательным расстрелом наших кораблей со средней дистанции за счет большей суммарной скорострельности шестидюймовых орудий. Но в завязке боя японский адмирал совершил ошибку, начав последовательный разворот колонны крейсеров с целью охвата головы нашей колонны на расстоянии в шестьдесят кабельтов. Вице-адмирал Рейценштейн приказал довернуть на … румбов влево и открыть огонь. Пристрелка велась методом Гревеница — Берсенева, полузалпами башенных орудий главного калибра. Ввиду того, что точка поворота находилась в пределах эллипса рассеивания орудий, имелась высокая вероятность попадания в один из мателотов. Что, в итоге и произошло. Уверенно известно о попадании в носовую башню шестидюймовых орудий крейсера «Якумо» и по крайней мере одном попадании в надстройки крейсера «Адзума». В дальнейшем бой происходил по одном у и тому же сценарию.
Пользуясь имеющимся преимуществом в скорости, японцы пытались сблизиться с нашими крейсерами и сосредоточить огонь на «Адмирале Спиридове». В ответ на это вице-адмирал Рейценштейн поворачивал в сторону противника, как бы желая атаковать арьергардный корабль японского отряда. Японцы, избегая этого, увеличивали скорость и разрывали дистанцию, прекращая при этом стрелять. Таким образом бой временно прекращался и наши корабли получали возможность исправить повреждения. Это маневрирование приводило к постепенному смещению района боя к северу. В результате японские крейсера оказались между двумя колоннами — броненосными крейсерами с юга и нашими броненосцами с севера. К этому времени из-за полученных во время боя повреждений скорость обеих колонн упала. Всего…, — Кладо зачитал попадания, полученные русскими крейсерами в первой стадии боя и примерные сведения об удачных русских выстрелах и попаданиях в японские корабли. — Таким образом колонна японских крейсеров оказалось под двойным обстрелом и смогла избежать полного разгрома только из-за прибытия к месту боя японских броненосцев.
В это время «Асама» предположительно получил несколько попаданий двенадцатидюймовыми снарядами с броненосцев и вынужденно покинул строй, имея на борту множество пожаров и прекратив огонь. В результате бой вновь распался на два отдельных столкновения. Эскадренные броненосцы «Фудзи», «Асахи», «Сикисима», «Ивами» под командованием вице-адмирала Камимуры перестреливались с броненосцами «Пересвет», «Ослябя», «Сисой Великий» и идущим в одной колонне с ними крейсером «Юрий Долгорукий». Артиллерийский бой шел на дистанциях от сорока пяти до тридцати кабельтов. Первоначально на контркурсах, после первого столкновения — на параллельных курсах. Одновременно наши броненосные крейсера продолжали бой с двумя крейсерами типа «Кент».
Пользуясь большей дальностью эффективной стрельбы своих девятидюймовых орудий, они расстреляли идущий головным «Якумо». Что позволило ускользнуть крейсеру «Токива» от обстрела и на полной скорости покинуть поле боя. Основная стадия боя фактически завершилась после второго столкновения колонн броненосцев. У японцев получили сильные повреждения «Фудзи» и «Сикисима», у нас имелись обширные повреждения на броненосце «Пересвет», а броненосный крейсер «Юрий Долгорукий» вынужден был выйти из строя. Японцы вынуждены были отходить курсом не север. Наши броненосцы и броненосные крейсера занялись добиванием не сумевших отойти поврежденных японских кораблей.
После обстрела артиллерией броненосцы были окончательно добиты торпедами. В результате японцы потеряли потопленными броненосные крейсера «Асама» и «Якумо», эскадренные броненосцы «Фудзи» и «Сикисима». У нас требуют серьезного ремонта эскадренный броненосец «Пересвет», броненосные крейсера «Юрий Долгорукий» и «Адмирал Спиридов». По результатам второй части боя получили попадания двенадцатидюймовыми снарядами…, — Николай Лаврентьевич опять перечислил попадания и их последствия. — Кроме того, во время боя крейсерами «Алмаз» и «Яхонт» артиллерийским огнем уничтожены крейсера-купцы «Касуга-мару» и «Дайнан-мару». В ходе боя погибла часть командного состава крейсера «Юрий Долгорукий», включая капитана первого ранга Миклуху, вследствие попадания двенадцатидюймового снаряда в боевую рубку. Кроме того погибли…, — Кладо перечислил убитых офицеров. — В бою подтверждена эффективность добронирования боевых рубок. Кроме того выявился следующий недостаток современной схемы управления кораблем во время боя — концентрация в боевой рубке слишком большого количества функций: управление кораблем, артиллерийским огнем, торпедными аппаратами, определение расстояний по дальномеру, сигнализация, связь с машиной, голосовая передача, рассылка ординарцев, передача приказаний по тушению пожаров, связь с трюмным механиком по борьбе с креном, заделке пробоин и уборке воды с палуб. Следует из боевой рубки выделить в самостоятельные посты управление артиллерийским огнем и торпедными аппаратами и определение расстояний по дальномерам. На флагманском корабле для командования эскадрой нужна особая рубка.
— Имеются ли дополнительные сведения о действии нового снаряжения девятидюймовых снарядов? — уточнил главный инспектор морской артиллерии генерал-майор Дубров.
— Только полученные ранее, — ответил, сверившись по бумагам, Кладо.
— Таким образом, можно считать доказанным, что английский флот передал Японии не четыре, а все пять кораблей типа «Канопус». Причем пятый во время войны. Мы сможем заявить протест по этому поводу? — задал неожиданный вопрос император.
— К сожалению, ваше императорское величество, никаких официальных подтверждений этому не имеется, — сразу отреагировал начальник морского главного штаба адмирал Рожественский. — Только показания пленных офицеров.
— Жаль, — коротко ответил император. — Продолжайте, господа.
— Прошу слова, — сразу же перехватил инициативу генерал-майор Дубров. — Раз новое снаряжение показало себя лучше предыдущего, необходимо поставить производство тротила в России. О чем прошу обязательно записать в решениях совета.
— Господа совет! — попросил слова адмирал Вирениус. — В докладе о сражении не отражены сведения о трудностях пристрелки на больших дистанциях при стрельбе из орудий двух калибров. Учитывая же сведения о постройке нового английского броненосца «Неприступный»[22] считаю необходимым начать проектирование броненосца с вооружением из одних двенадцатидюймовых орудий.
— Предлагаю не торопится. Подвести окончательные итоги по применению различных родов оружия мы сможем лишь в конце войны. Не мешало бы также узнать более точные характеристики нового английского корабля, — возразил Рожественский.
— Но новое орудие необходимо начать проектировать прямо сейчас, вне зависимости от проектирования новых кораблей, — тотчас высказался генерал-майор Дубров. — При этом основным принципом конструирования новых орудий для флота российского должно быть сочетание сравнительно умеренной начальной скорости с тяжелым снарядом. При этом скорость тяжелого снаряда должна быть не менее двух тысяч восьмисот футов в секунду. Что требует удлинения стволов артиллерийских орудий до пятидесяти калибров, а весьма вероятно и более, что обусловлено возросшими дальностями прицельной стрельбы.
— Это потребует дополнительного финансирования, — заметил молчавший до этого морской министр адмирал Дубасов. И посмотрел на императора. — И чем быстрее мы их получим, тем быстрее спроектируем новые орудия.
— Надо будет — выделим, — успокоил министра царь. — Не сразу и не чрезмерные суммы, но выделим. Пока, сами понимаете, господа адмиралы, армия требует дополнительных расходов из-за перевооружения на скорострельную артиллерию и дополнительное пулеметное вооружение. Состояние морской артиллерии пока, как я вижу из докладов, неплохое, и существующие орудия нисколько не уступают имеющимся на противостоящих флотах. Или я ошибаюсь?
— Никак нет, ваше императорское величество, вы правы, — ответил Дубасов. — Только у нас нет уверенности, что существующее положение сохранится надолго. К тому же потери текущей войны обязательно потребуют замены новыми кораблями. А вооружать новые корабли старыми пушками — все равно, что вливать старое вино в новые мехи.
— Но новое вино в старые мехи никто не льет, — ответил ему библейской цитатой император. — Поэтому не будем спешить. Начинайте проектирование, но не более того. А окончательно решать будем уже после войны.
— Так точно, ваше императорское величество, — согласился Дубасов. — Еще какие вопросы будут, господа Совет? Нет? На этом обсуждение боя у острова Гуам предлагаю завершить. Второй вопрос, о минном вооружении. Докладывайте, господин адмирал.
Константин Павлович Пилкин неторопливо раскрыл лежащую перед ним папку с бумагами и начал медленно зачитывать свой доклад. Надо заметить, слушали его внимательно, несмотря на негромкую речь с частыми остановками для восстановления дыхания. Константин Павлович, надо заметить, являлся одним из крупнейших специалистов по самодвижущимся минам (торпедам) в русском флоте и, можно сказать, основоположником минной (минно-торпедной) службы флота российского. Ветеран Крымской войны, участвовавший в знаменитой обороне Петропавловска-Камчатского, участвовавший в испытаниях и выбиравший первых российских производителей «мин Уайтхеда» готовился в этом году уйти на заслуженный отдых. Но пока продолжал участвовать в заседаниях Адмиралтейств-совета и даже сохранил достаточно сил и ума, чтобы прислушиваться к предложениям молодых офицеров минной службы.
Один из которых и прислал записку, ставшую основой зачитываемого «дедом Костей» доклада. Еще десять лет назад лейтенант Назаров, проводя на Черноморском флоте эксперименты с подогревом сжатого воздуха, докладывал: «Результаты этих опытов… показывают, что погревание сжатого воздуха в самодвижущихся минах является могучим средством для увеличения их скорости и дальности». Первой торпедой Уайтхеда с «сухим» подогревом сжатого воздуха стала торпеда образца тысяча девятьсот восьмого года. Приобретенная в том же году для Российского флота, она уже готовилась к производству на отечественных заводах. Однако тот же капитан первого ранга Назаров, который проводил опыты с увеличением хода торпед, отмечал в своей записке, что для уверенного поражения современного броненосца даже заряд торпеды калибром восемнадцать дюймов будет недостаточен. По его расчетам калибр новой торпеды необходимо иметь на уровне десяти пудов тротила. Но такой заряд даже в недавно принятые «самодвижущиеся мины образца одна тысяча девятьсот четвертого и девятьсот восьмого года» разместить практически не представлялось возможным, поэтому требовалось переходить на более крупный калибр. В качестве такого Назаров и Пилкин предлагали двадцать один дюйм (533 мм).
Спорить с ветераном не решился даже император и после недолгого обсуждения было решено заказать основному производителю русских торпед, заводу Г. А. Лесснера, шесть «опытовых двадцатиоднодюймовых мин».
Третьим вопросом обсуждали усиление Северного флота в связи с возможной войной с Британией. Спорили долго, но к окончательному решению так и не пришли. Все упиралось в необходимость еще большего ослабления в таком случае Балтийского флота, прикрывавшего подступы к столице. То есть кроме уже отправленных на Тихий океан новых броненосных крейсеров, флот мог лишиться и эскадренных броненосцев и большей части оставшихся крейсеров первого ранга.
— И чем не прикажете прикрывать балтийское побережье? Тройкой броненосцев береговой обороны и миноносцами? — возмущался адмирал Диков, командующий Балтфлотом.
— Но у вас кроме них еще и минные заградители остаются и в строй вступают подводные миноносцы, — пытался возразить Рожественский. Но тотчас же замолчал, уловив недовольство Дубасов и колебания Михаила. Император же, хотя и не очень верил в возможность войны с Британией, своим коронованным родственникам, ни английскому, ни германскому, не доверял.
В результате длительных споров решено было на север отправить только два бронепалубных крейсера.
Рассмешить богов
Замок Балморал, летняярезиденция английских королей в Шотландии, давно не видел такой массы гостей. Кроме самого короля и его свиты в замок прибыли также несколько политиков, включая действующего премьер-министра и лидера парламенсткой оппозиции «его величества», а также довольно много военных чинов армии и флота. Но сейчас в курительной комнате сидели только двое. Увлеченно рассказывающий что-то и при этом жестикулирующий с неприличной для истинного англичанина живостью адмирал и лично хозяин замка, страны и империи, его королевское величество Эдуард VII.
— Джек, ты опять увлекся и размахиваешь руками в опасной близости от моего лица, — иронично заметил Эдуард. — С чего это ты внезапно так сильно расстроился? Сам же не раз говорил, что эти колониальные броненосцы ни на что негодны и их надо списывать.
— Простите, сир, — извинился адмирал Фишер, действительно несколько увлекшийся описанием несчастной судьбы англо-японских броненосцев типа «Канопус». Впрочем, его можно было понять, из пяти переданных Британии кораблей японцы потеряли четыре. «Хацусе», бывший «Канопус», затонул в ходе боя в Японском море. «Фудзи (Голиаф)» и «Сикисима (Оушен)» были расстреляны русскими у берегов Гуама, а «Асахи (Вендженс)» из-за полученных в ходе того же боя повреждений пришлось затопить самим японцам на обратном пути в метрополию. Так что из шести построенных броненосцев, броню которых сознательно ослабили для получения высокой скорости и относительно мощного вооружения, в строю остались лишь два: переданный японцам «Глори (Ивами)» и базировавшийся в настоящее время на Багамские острова «Альбион».
— То есть ты продолжаешь настаивать на необходимости срочно списывать старые корабли? — с интересом спросил король.
— Именно так, сир, — согласился Фишер. — «Трафальгар», «Нил», «Барфлер», «Ринаун» и «Центурион» — в первую очередь, без сомнения. А по мере вступления в строй новых линкоров типа «Антекэйбл» я бы предложил, сир, списывать броненосцы типа «Ройал Соверен», как совершенно утерявшие ценность для флота.
— А про «Альбион» и «Дункан»? — заинтересовался Эдуард. — Тоже спишем? А не слишком ли мало в итоге остается кораблей линии в составе флота?
— Я бы их продал, но, скорее всего, сир, у них сложилась плохая репутация после японских неудач. Оставить пока в резерве, они могут, на крайний случай, пригодиться для демонстрации флага в колониях. Количество кораблей следует увеличивать, по моему мнению, за счет крейсеров.
— Крейсеров? — удивился король.
— Да, сир, именно крейсеров. Русские наглядно показали на примере Японии, как они собираются использовать свои крейсера для блокады наших островов. Поэтому необходимы корабли нового типа. Предназначенные прежде всего для защиты нашей торговли и уничтожения русских и германских броненосных крейсеров, а также использования в качестве разведчиков при эскадре и маневренных действий во время сражения главных сил. Так, как русские использовали свои броненосные крейсера в бою у Гуама. Для выполнения этих задач корабли должны иметь высокую скорость, максимально мощное вооружение из восьми — десяти орудий главного калибра и броню, достаточную для защиты от огня крейсеров и непродолжительного нахождения под огнем линкоров. Для прототипа такого корабля я бы предложил использовать отличные десятидюймовки «Ринауна», «Барфлера» и «Центуриона», — к десятидюймовым орудиям Фишер благоволил еще со времен командования «Ринауном». — Получится, сир, несколько уменьшенный «Антекэйбл»…
— Джек, ты так и хочешь меня со всеми лордами поссорить, — усмехнулся ЭдуардVII. — Хорошо, поговорю с Черчилем. Проект, надеюсь, готов?
— Конечно готов, сир, — усмехнулся Фишер. — И Уинни тоже…
— Ну ты и хитрец, — ответно усмехнулся король. — С парламентом сами решайте, у меня возможности на них повлиять в этом вопросе нет, — он потянулся за новой сигарой. — Скажи мне, Джек, как ты оцениваешь нынешнее положение Японии? — Эдуард обрубил кончик сигары специальной гильотинкой и начал раскуривать ее.
— Как безнадежное, сир, — с присущей ему прямотой ответил адмирал. — После поражения в битве у острова Гуам их флот не способен прорвать блокаду, установленную русскими. Генеральное сражение они тем более не смогут дать, даже имея количественное равенство в броненосцах. Это значит, что снабжать высаженные на континенте войска они не могут и не смогут. Русские же, полагаю, не совсем идиоты и уже привезли на Дальний Восток подкрепления, — король молча кивнул головой, подтверждая догадку адмирала. — Я, сир, конечно небольшой специалист в армейской стратегии и тактике, но полагаю без патронов, снарядов и еды даже японцы долго не провоюют.
— То есть, Джек ты считаешь. что наши вложения в Японию пропали? — затянувшись и выпустив к потолку струю ароматного табачного дыма, спросил Эдуард.
— Вам виднее, сир. Но лично я очень удивлюсь, если получим хотя бы фартинг вместо каждого вложенного фунта, — усмехнулся Фишер. — Какой будет вой в парламенте…
— Пусть повоют, — небрежно отмахнулся Эдуард. — Жаль одного — не получилось, как мы надеялись нанести России действительно тяжелые потери. И, Джек, покурите еще немного молча, мне необходимо подумать, — король весело улыбнулся, глядя на не слишком довольное лицо Фишера и пошутил. — Хотя бы в виде исключения…
Разговор в курительной комнате замка Балморал прервался на некоторое время.
— Джек, как полагаешь, — неожиданно спросил Эдуард, — есть возможность договориться с немцами об ограничении их флота? Или…
— Полагаю, сир, самым надежным средством покончить с германским вопросом станут наши новые линкоры, — тут же отозвался Фишер. — Договориться с жаждущими столкнуть нас с пьедестала владычицы морей немцами, сир, просто невозможно. Их амбициозная программа строительства новых броненосцев по русскому образу и броненосных крейсеров просто не оставляет на другого выхода.
Эдуард вновь погрузился в размышления…
Раскинувшаяся рядом с германо-русской границей Роминтенская пуща давно была любимейшим местом охоты кайзера Германской империи и прусского короля Вильгельма Второго. Именно поэтому вопреки названию[23] лес этот являлся образцом истинно германского порядка, поддержанием которого занималось множество лесников и егерей. Образцово вырубленные просеки, в самом лесу не валяется ни сучка, нигде не увидишь не только сухого дерева, но и прогнившего пня. Просеки не только делили лес на квадраты, но и выводили к особым полянкам, где стрельбе не могли помешать ни кустарник, ни чаща. На этих полянках возвышались кормушки с навесами из камышовых снопиков. У кормушек толпились обитатели леса — зайцы, олени, буйволы, вепри, прилетали подкрепиться фазаны. Рядом с каждой полянкой, в стратегически удобной точке стояла вышка, с которой Вильгельм мог стрелять зверей, не бегая по лесу и стоя в полной безопасности. Зверей, привыкших к людям, гнали под выстрелы егеря.
Но, несмотря на то, что кайзер каждый день охотился таким образом, отдыхал с друзьями и развлекался, о государственных делах, так напрягавших погибшего в Японии Ники, Вильгельм не забывал. Вот и сегодня в замок прибыл по личному приглашению кайзера майор Карл Брозе, начальник отдела Большого Генерального Штаба империи. Объем полномочий этого, вроде бы незначительного отдела на самом деле был чрезвычайно широк. Он занимался разведывательной работой, контрразведкой и политической работой в армии. Ему же были поручены все связи с иностранными военными атташе, а также наблюдение за иностранными посольствами в Берлине. Контрразведчики отдела занимались и перлюстрацией переписки германских граждан с заграницей. Таким образом, отдел IIIb практически возглавлял всю систему разведывательных органов армии и государства.
Карл был в Роминтене не первый раз и знал обычный распорядок дня. Поэтому особенно не торопился, устраиваясь в традиционно отводимой ему комнате. Но, к его величайшему изумлению, сегодня привычный орднунг[24] нарушился самым неожиданным образом. В дверь постучался лакей, одетый в некое подобие егерского мундира, и доложил, что господина майора кайзер приглашает на предобеденную прогулку. Пришлось Брозе срочно переодеваться в заранее приготовленный охотничий костюм и спешно отправляться в лес вслед за посыльным.
Лакей вывел его через заднее крыльцо через двор, огороженный невысоким заборчиком, прямо на опушку леса, вдоль которой и была проложена мощеная камнем дорожка. На которой начальника германской разведки ждали сам кайзер и начальник Большого Генерального штаба генерал граф Мольтке-младший.
— А, Борзе! Отлично! Прогуляемся! — радостно воскликнул Вильгельм. — А заодно… Мы с графом как раз обсуждали заявление Эренталя об аннексии Боснии и Герцеговины, а также мобилизацию в Сербии и Черногории. Поэтому нам хотелось бы узнать ваш взгляд на возможность вмешательства России, Франции и Англии в поддержку сербов.
Задав вопрос, кайзер неторопливо двинулся по дорожке. Брозе и Мольке пристроились по бокам, старательно подстраиваясь под темп ходьбы императора.
— Ваше величество, на основании имеющихся у нас сведений, Россия в настоящее время полностью сосредоточена на войне с Японией. Кроме того, русские до сих пор не перевооружили ни артиллерию на скорострельные орудия, ни пехоту на магазинные винтовки. Все резервные части, а также войска на Кавказе и в Туркестане практически полностью вооружены старыми однозарядными винтовками Бердана. Пулеметы Максима начали производить четыре года назад, но их по прежнему не более четырех, а то и двух на полк. Все самые оснащенные пулеметами и новыми скорострельными орудиями части отправлены на Дальний Восток, куда отправлена даже часть гвардии в составе сводной пехотной дивизии и стрелковой бригады, а также второй кавалерийской дивизии…
— Как я уже вам докладывал, ваше величество, — воспользовавшись паузой в рассказе Борзе, вклинился в разговор Мольтке.
— Я тебя понял, Юлиус[25], но хочу услышать и мнение разведки, — возразил ему Вильгельм. — Франция?
— Французы развернули последнее время большое количество резервных частей. Но их командование рассматривает резервистов лишь как вспомогательные части. Поэтому в передовой линии боевой состав остается прежним — не более двадцати корпусов, укомплектованных самыми молодыми возрастами. Это и на наш и на итальянский фронт. Поэтому без России они вступать в войну не рискнут при любых обстоятельствах. Сложнее установить намерения англичан. ваше величество. Их армия метрополии силой в шесть дивизий не представляет для нас особой угрозы, но флот…
— Да, «коварный Альбион» верен своим привычкам, — согласился кайзер. — И при этом испытывает иррациональные опасения относительно германской морской политики. Умопомрачительный абсурд — считать, что мы хотим напасть на англичан, устроить им «засаду» или просто «убрать с дороги», как нежелательных конкурентов. Мы хотим от них одного — чтобы нас оставили в покое и и мы могли без помех развивать нашу торговлю. В ситуации, когда Британия имеет полсотни броненосцев против двадцати наших, любая мысль о превентивной войне — это безумие. Германский флот не направлен против кого-либо, включая Англию! Тем не менее… нельзя отрицать того, что англичане не упускают случая случая поинтриговать против нас и уколоть нас, где только возможно. Но я считаю и всегда считал, что Англии, по финансовым и экономическим причинам, очень трудно решиться на войну с нами. Я считаю, что Россия нуждается в мире в Европе и хочет мира. Я считаю, наконец, что и Франция, хотя она пока не смирилась с потерей Эльзас-Лотарингии и утратой законной гегемонии над континентом, которую она осуществляла на протяжении двух с половиной веков, хотя не оставила надежд на реванш, тем не менее не осмелится пойти на риск новой войны. Но я считаю, что в интересах всех этих стран держать нас в видимом состоянии нервозности и беспокойства[26]…
Оба спутника с почтением внимали очередной исторической речи кайзера, одной из тех, которые он любил произносить по любому поводу и при любых обстоятельствах, независимо от числа слушателей.
— Таким образом, все их угрозы, — неожиданно подвел итог своей речи кайзер, — всего лишь блеф. И никакого «положения, угрожающего войной», о котором ты просил, — он повернулся к Мольтке — мы вводить не будем… Но я прошу тебя, Хельмут, отправить послание генералу Хетцендорфу[27] с уверениями, что мы поддержим австрийцев, если на них начнут давить, угрожая войной. А эти грязные славянские разбойники, эти … сербы и черногорцы, без поддержки держав не начнут боевые действия.
Петергоф, любимое детище императора Петра Великого, пришелся по душе и императрице Виктории. Поэтому императорское семейство довольно часто отдыхало именно там, а не в Крыму. Вот только сегодня настроение у Михаила было отнюдь неподходящее для вакационного[28] периода.
А ведь как прекрасно все начиналось. Император отлично выспался, в чудесном настроении позавтракал вместе с семьей. Новости о войне, переданные дежурным флигель-адьютантом, радовали сообщениями об очередных успехах флота и продвижением армии в Маньчжурии на юг. О Корее никаких новостей не было. Но Михаил решил, что ничего серьезного просто не произошло, поэтому Николаша ничего и не сообщает…
Идиллия была прервана новостью о прибытии камергера Штюрмера, который просился на доклад «незамедлительно вследствие возникших обстоятельств неодолимой силы». Уже тогда сердце Михаила забилось в предчувствии неприятностей. Когда же господин товарищ министра иностранных появился с покрытым капельками лбом, то предчувствие переросло в уверенность. Всегда опрятный мундир сидел на Борисе Владимировиче несколько кривовато. Борода казалась слегка растрепанной, а кончики нафабренных усов смотрели в разные стороны, как будто жили самостоятельной жизнью, в которой нет ни спокойствия, ни уверенности. Глаза Бориса Владимировича возбужденно блестели.
Неожиданно царя посетила мысль, что Штюрмер проклинает тот день, когда стал из директор Департамента общих дел Министерства внутренних дел товарищем министра иностранных и мечтает оказаться как можно дальше от этого поста. Все эти размышления никак не отразились на лице императора, он уже научился не выдавать внешне своего состояния. Царь лишь холодно кивнул головой, позволяя начать доклад.
— Ваше императорское величество, — взволнованно сообщил Штюрмер. — Только что пришло сообщение — Германская империя признает аннексию Боснии и Герцеговины австро-венгерцами и предостерегает против вмешательства в этот вопрос со стороны прочих держав. Сербия уже прислала запрос о поддержке. Черногория пока молчит, но я…, — Борис Владимирович тяжко вздохнул, — полагаю, ваше величество, что она также не примет прислать соответствующий меморандум.
— Та-ак, — зловеще протянул Михаил Суровый. — Что с ответом на нашу ноту?
— Австрийцы молчат, но мы же послали просто ноту, а не ультиматум, — развел руками Штюрмер.
— Понятно. Как здоровье Александра Петровича[29]? — поинтересовался царь.
Поделиться книгой: