На Земле и в космосе

К сожалению, и М. Шаломаев не сладил со своей темой. Молодой ученый Володя Завалишин изобрел некий излучатель, который намного эффективнее, чем уже существующий, дробит горные породы. Даже неспециалисту понятно важное значение такого открытия. Однако Володю никто не хочет принимать всерьез — ни бюрократ директор, ни научный руководитель, которому все недосуг поговорить с молодым человеком по существу. Завалишину приходится изготовлять свой прибор тайком, по вечерам, выбиваясь из сил; от него даже жена ушла. Кончается же повесть, как и положено, триумфом: герою удается с помощью своего аппарата разрушить скалу, которая как раз завалила выход из штольни, и спасти несколько геологов. Вот и все содержание повести, и ничего в нем плохого нет, если не считать некоторых трафаретных сюжетных ходов. А плохо то, что все это написано ради «эффекта Завалишина», а не ради самого Завалишина, его друзей и недругов. Образы бледны и расплывчаты, обозначены они самыми поверхностными средствами. А почему, собственно, мы должны предъявлять к повести М. Шаломаева меньшие требования, чем к любому другому произведению о современных ученых или инженерах? Неужели только потому, что излучателя Завалишина не существует в природе? Но чем, собственно, этот излучатель отличается от локатора Лобанова, героя известного романа Д. Гранина «Искатели»? (В общих чертах повести М. Шаломаева есть что-то сходное с гранинским романом.) Для Д. Гранина прибор, над которым бьется его герой, всего лишь точка конкретного приложения его усилий, его энергии, его таланта. Недаром образ Лобанова для своего времени стал почти нарицательным, а над чем он там конкретно работал, можно и позабыть.

Право же, незамысловатый рассказ М.Шаломаева «Символ встречи», включенный в ту же книгу, производит лучшее впечатление благодаря найденной человеческой нотке. Герой рассказа смертельно болен и знает это. Жить ему осталось, может, год, а может, и день. И вот пришельцы с далекой звезды предлагают ему улететь с ними на их планету, где его вылечат, где он будет жить долго и долго познавать чудеса их мира. Но он никогда не сможет вернуться на Землю. И землянин отказывается. Отказывается ради жены, ради детей. И хотя этого решения ожидаешь, выбор, сделанный Степаном Корнеевичем, трогает.

Отметим теперь две книги, стоящие особняком, в них фантастические приемы использованы в сатирических целях. Автор повести «Пророк из 8-го «Б» (Ленинград, «Детская литература») К. Курбатов дает возможность своему герою вернуться в отрочество, сохранив свое «взрослое» сознание, приобретенный жизненный опыт. А надо сказать, что этот опыт у Гремислава Карпухина был весьма печален. Усвоенный от мамочки-мещанки циничный и потребительский взгляд на мир привел его к многим провалам. Его исключили из школы за то, что он натравил шпану на критиковавшего его одноклассника, его бросила любимая девушка, его презирают солдаты, с которыми он проходит службу в армии, за то, что он в одиночку, по ночам, укрывшись одеялом, ест варенье, присланное из дому, его не любят товарищи по работе. В тот момент, когда мы знакомимся с Гремиславом, он, совсем еще молодой человек, занят на «почетной» должности мойщика машин. Гремислав ненавидит и винит весь свет, не забывая, впрочем, тщательно подсчитывать чаевые. И вот ему предоставляется возможность заново прожить столь неудачно израсходованные годы. Гремислав пытается избежать допущенных ошибок, но у него ничего не получается, потому что он так и не смог понять, что причины неудач в нем самом, а не в случайном стечении обстоятельств.

Так, «погорев» на «левой» ездке в «первой» жизни, он пытался «сунуть» инспектору ГАИ десятку (за что и был разжалован в мойщики). Умудренный опытом, во второй раз он решает дать тому же лейтенанту взятку уже в размере четвертного, искренне веря, что в этом-то все дело…

Во вполне «взрослом» романе эстонской писательницы Эмэ Бээкман «Шарманка», вышедшем в минувшем году в переводе на русский язык (Таллин, «Ээсти раамат»), действие происходит в условном мире, в условном учреждении под названием УУМ — Управление Учета Мнений. Заштамповавшийся, бюрократический аппарат этого учреждения перемалывает горы писем, посланных людьми, которые чего-то хотят, от чего-то страдают, на что-то жалуются. Лишь иногда, вникнув в содержание очередного письма, главный герой книги Оскар начинает испытывать сочувствие к адресату. Как и его адресаты, он глубоко неудовлетворен той бездуховной жизнью, которой живут обитатели этого странного, призрачного мирка. Роман Э. Бээкман был отмечен республиканской премией имени Юхана Смуула.

Характерные для многих фантастических произведений просчеты мы находим в повести Александра Полещука «Эффект бешеного солнца» (Красноярское книжное издательство), разбором которой я и завершу статью. Об этих просчетах нельзя не пожалеть, ведь перу А. Полещука принадлежат многие интересные фантастические и публицистические произведения.

В «Эффекте бешеного солнца» можно насчитать четыре самостоятельных потока. Это: 1) фантастика научная или, точнее, как бы научная,— все, что относится к гипотезе о существовании обратной связи между жизнью на земле и деятельностью солнца; 2) фантастика сказочная, которая включает в себя крылатых людей и малопонятное колдовское зелье воскрешение из мертвых; 3) историко-революционный детектив, повествующий о разоблачении и поимке бывшего белогвардейского офицера; 4) обыкновенная, что называется, бытовая проза.

Эти потоки сосуществуют в сложных и разнообразных взаимодействиях. Иногда они текут параллельно, иногда сливаются, а иногда начинают активно противоборствовать, и на их стыках возникают бурные водовороты, в некоторых из них удается разглядеть отчаянно заломленные руки добрых намерений автора.

«Научная» гипотеза, положенная в основу повести, такова: жизнь человечества (и вообще жизнь) каким-то образом отражается и даже своеобразно моделируется солнцем, которое способно откликаться на запросы и даже, как выясняется по ходу дела, выполнять прямые указания живого существа. Подумал, почитал газету, пожелал, и солнце послушно направляет гневную вспышку в нужное место, полно уничтожая по политическим соображениям ту самую жизнь, которую оно пестует миллионы лет. Раз — слепящий свет, и нет эскадрилий. Два — гибнет целый флот. Впрочем, солнце способно выполнять и более деликатную работу: прикончить по заказу и одну, отдельно взятую личность.

Я не упрекаю А. Полещука за ненаучность его гипотезы. Фантастическая повесть не учебник, не популярная брошюра, и изучать по ней физику или биологию нет необходимости. Можно понять или оправдать любую, самую невероятную выдумку, если она «выдана» с благородной, полезной и, уж конечно, ясной целью. К сожалению, этой ясности в данном случае нет.

Сказочные элементы вводятся в современную фантастику обыкновенно с юмористически-сатирическими целями. Признаться, я с трудом представляю ситуацию, в которой сказочные элементы использовались бы в произведении с другими намерениями. Если мы не будем чувствовать авторскую иронию, то естественно возникнет необходимость научного или хотя бы псевдонаучного объяснения происходящего. Впрочем, путем умелого обращения с научной терминологией можно объяснить что угодно. Могут ли быть, скажем, люди с песьими головами? Разумеется — особый вид мутантов. А русалки? Тупиковая ветвь эволюции всего-навсего. Примерно на этом уровне и объясняет А.Полещук чудеса, которые он ввел в свою повесть. Но подобные приемы, если они не несут в себе оттенка пародии, мягко говоря, неплодотворны.

В связи с «чудесами» мне хотелось бы остановиться на одном недостатке повести, также очень типичном для многих фантастических произведений. Как реагируют герои на встреченное чудо? Весьма индиферентно. Писатели не умеют, должно быть, изобразить потрясение или хотя бы удивление людей, столкнувшихся лицом к лицу с Необычным. Едва ли надо вспоминать эпопеи летающих тарелочек или снежных людей, чтобы лишний раз убедиться, что человечество вовсе не склонно равнодушно проходить мимо того, что выходит за пределы будничного опыта. Как, например, можно объяснить, что врачи, лечившие воскресшего Горбунова, не отреагировали на его лопаточные отростки? Ведь не каждый день встречаются люди с крыльями.

Впрочем, подобные вопросы возникают и в других местах повести. Как же все-таки попадало изображение Горбунова на пленку? Или мы должны думать, что солнце, кроме вместилища человеческих судеб, еще и неплохой проекционный аппарат? Почему ученый Горбунов не поделился с наукой сведениями о своем крылатом деде?

Что же касается истории с белогвардейцем Ганюшкиным, то, признаться, она довольно запутанна. Мне, например, неясно, почему его не опознали до событий, происшедших в повести, при его-то совершенно исключительной внешности? Или — для чего он покушался, притом чрезмерно хитроумным способом, на ученого Горбунова? Воспользовался ли он результатами своего преступления или не воспользовался?

К бытовой струе в повести я отношу все, что впрямую не связано с чудесами, научными диалогами и проч., то есть послевоенные будни периферийного города, институтская жизнь, портреты людей и т. д. Вот здесь у автора много удачных страниц. Он умеет давать яркие речевые характеристики, умеет находить сочные детали, вроде, например, спирта, в конспиративных целях превращенного в денатурат с помощью капельки чернил. Запоминаются языкатые дочери профессора Пасхина, ярко написана сцена ночной драки на кладбище. Однако, даже вникнув в каждую струю повести, все же нельзя уйти от вопроса: а в чем же общий смысл написанного, какова концепция произведения? Здесь уместно привести слова Льва Толстого, которые следует помнить при подходе к любому произведению: «Люди, мало чуткие к искусству, думают часто, что художественное произведение составляет одно целое, потому что в нем действуют одни и те же лица, потому что все построено на одной завязке или описывается жизнь одного человека. Это несправедливо… Цемент, который связывает всякое художественное произведение в одно целое… есть не единство лиц и положений, а единство самобытного нравственного отношения автора к предмету. В сущности, когда мы читаем… произведение нового автора, основной вопрос… всегда такой: «Ну-ка, что ты за человек? И чем отличаешься от всех людей, которых я знаю, и что может мне сказать нового о том, как надо смотреть на нашу жизнь?»

Другими словами — для чего написана повесть, роман, произведение? Говорит ли она, он, оно что-либо новое о невидимых сокровищах человеческой души, о могуществе человеческого разума, о безграничности познания, о моральном превосходстве одних людей над другими, о социальном устройстве и неустройстве?

К сожалению, часто приходится читать книги без объединяющей идеи, в которой отдельные потоки так и остаются потоками, плохо совместившимися или вовсе не совместившимися.

Заметки о советской фантастике 1975 года

Среди наиболее заметных изданий 1975 года в первую очередь следует назвать давно ожидаемое собрание сочинений корифея отечественной фантастики Ивана Антоновича Ефремова, предпринятое «Молодой гвардией». Два тома включили в себя основные рассказы и повести писателя; в первой книге третьего тома переиздан роман «Лезвие бритвы», давно ставший библиографической редкостью. Анализировать произведения И. Ефремова, конечно, нет необходимости, о них существует большая критическая литература, и сам четырехтомник снабжен обстоятельным предисловием Е. Брандиса и В. Дмитревского.

«Молодой гвардией» выпущен также оригинальный по замыслу сборник под названием «Лунариум». Такая книга могла появиться только в наши дни, когда действительно фантастика стала проникать в жизнь и даже отставать от нее, когда по лунной поверхности двинулся советский луноход, причудливый вид которого не сумел, кстати, предсказать ни один фантаст-писатель и ни один фантаст-художник, когда под настоящей, документальной фотографией ставится подпись — название фантастического романа: «Первые люди на Луне». Составители сборника перемежают официальные сообщения и очерковые записи о достижениях космонавтики и других наук в освоении и изучении Луны с фантастическими произведениями, в которых описано, как несколько лет или десятилетий назад люди представляли себе те самые первые шаги по «лунной пыли», как, по мнению фантастов, будут развиваться события в дальнейшем — в желательном или нежелательном направлении. В «Лунариуме» помещены рассказы, повести и отрывки из романов Г. Уэллса, А. Беляева, А. Толстого, А. Кларка, Р. Хайнлайна, А. Платонова и других крупнейших советских и зарубежных писателей.

А теперь перейдем к новинкам 1975 года. Снова начнем обзор с книг для младших школьников. Фантастическая литература, адресованная юным читателям, может посоревноваться в популярности с фантастикой для взрослых, условно говоря. Условно — потому, что и у самой что ни на есть взрослой фантастики основной читатель — это юноша, подросток. Нет нужды повторять, какое важное значение для развития фантазии, воображения, остроты ума у ребенка, для становления основ его мировоззрения может иметь хорошая научно-фантастическая книжка. Но «специально» детских фантастов у нас совсем немного. Один из них — это Евгений Велтистов.

Две повести Е. Велтистова: «Электроник — мальчик из чемодана» и «Рэсси — неуловимый друг» — печатались раньше, но третья — «Победитель невозможного» и вся трилогия целиком изданы впервые, так что есть основания рассмотреть ее как цельную книгу, объединенную не только общими героями, но и единством идей, единством избранного взгляда на жизнь.

Юные читатели книги, конечно, поймут, что невозможно создать кибернетического робота, который бы по внешности ничем не отличался от обыкновенного мальчика, а по способностям намного превосходил бы его, но появление Электроника в книге не нанесет никакого ущерба формированию научных представлений у школьников. Они поймут: все, что описывает Е. Велтистов, — веселая шутка, но шутка с большим смыслом. Они поймут, что все математические и нематематические задачки, которые встретятся в жизни, им придется решать самим. Впрочем, это понимают и герои книги, хотя они иногда и прибегают к помощи Электроника, но только тогда, когда очень уж трудная задачка попадается, а так они вполне самостоятельные личности, эти мальчишки и девчонки из 7–го, а затем и 8–го класса «Б» спецшколы, готовящей специалистов-кибернетиков.

Есть много симпатичных страниц и во второй и в третьей повести, но, мне кажется, что больше всего Е. Велтистову удалась первая — «Электроник — мальчик из чемодана». Может быть, потому, что наряду с невероятными приключениями удачно схвачена психология семиклассника, отнюдь не лентяя, не лодыря — наоборот, Сережа Сыроежкин обуреваем множеством честолюбивых и весьма серьезных замыслов. Но, встретив своего кибернетического двойника, он искренне радуется, что того можно отправить вместо себя в школу, что не надо учить уроков и т. д. Эта «двойная жизнь» Сережи, его восторги, его муки совести и, наконец, признание — все это изображено тонко, смешно и поучительно.

А самый идеальный, сверхидеальный школьник — это Электроник. Он умеет быстрее всех бегать, быстрее всех считать, он знает всё на свете. И хотя Электроник — машина, напоминающая «слоеный пирог», он состоит из множества молекулярно-электронных пленок, в том-то и секрет привлекательности книги, что искусственный мальчик наделен чертами естественного, и мы вправе говорить об образе Электроника. Хотя сам он только на довольно позднем этапе своего развития надумал поинтересоваться, что это такое за штука — «душа», чем поставил Сережу Сыроежкина в немалое затруднение, на самом деле душа у него есть с самого начала. Например, Электроник добр и отзывчив, а это чисто человеческие, этические категории, к машинам они неприменимы. Общаясь с людьми, со своими друзьями-школьниками, беря у них все самое лучшее, Электроник все больше и больше очеловечивается, если так можно сказать, и под конец ему действительно удается победить невозможное: осознать себя существом мыслящим, как человек, и чувствующим, как человек. И если понятие счастья можно отнести к роботу, то в этот момент Электроник становится счастливым.

Индивидуальными особенностями обладает и Рэсси — Редчайшая Электронная Собака. Это не только совершеннейший аппарат, способный быстрее всех бегать, плавать, летать, она еще и настоящий друг, недаром ей придан внешний вид симпатичного терьера. Когда зловещий антипод профессора Громова Манфред фон Круг обманным путем завладевает Рэсси и стирает электронную память, заставляя ее забыть прежнюю жизнь, прежних друзей, возникает ощущение, что действительно произошло расставание с дорогим существом.

Как и во многом схожую по идеям трилогию В. Мелентьева «Черный свет», о которой шла речь в одной из предыдущих статей «Мира приключений», повести Е. Велтистова отличает важное достоинство — их современность. Они обращены к сегодняшним школьникам, и в них изображены сегодняшние школьники, хотя действие и отнесено в не слишком далекое будущее. Их интересы в наш атомный, электронный, космический и т. п. век необыкновенно широки. Кто из нынешних семиклассников не мечтал победить невозможное: изобрести вечный двигатель, решить знаменитую теорему Ферма, стать олимпийским чемпионом, совершить путешествие в дальние-дальние страны, но не с целью просто так поглазеть, а с какой-нибудь полезной для людей целью.

Побеждать невозможное умеет как раз фантастика. Е. Велтистов воплотил в жизнь эти мечты. В занимательной форме писатель касается самых многих животрепещущих проблем сегодняшнего мира, например, охраны природы — его герои ведут борьбу с жадными и бездушными дельцами за спасение редких животных. Читатели книги узнают о таких «взрослых» вещах, как электровычислительная техника, искусственный интеллект, эвристика, место человека и Земли во Вселенной и т. д. Читатель приобщается к этим сложнейшим проблемам, они входят в сознание ребенка, в его мировоззрение.

Попутно мне бы хотелось отметить прекрасные рисунки Евгения Мигунова. Е. Мигунов работает уже не над первой фантастической книгой, он, например, иллюстрировал «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких и «Девочку с Земли» Кир. Булычёва. Художника можно в полной мере назвать соавтором писателей. Героев книги, которым он дал зримую внешность, уже и не представишь себе по-другому.

Анатолий Мошковский адресует свою книгу «Пятеро в звездолете» (издательство «Детская литература») еще более юному возрасту. В сущности, это сказка, ведь в современных сказках все реже встречаются избушки на курьих ножках и все чаще суперсветовые звездолеты, которые с непринужденностью бабочек перепархивают с одной обитаемой планеты на другую; чудеса, которые творят и с которыми встречаются отважные космопроходцы, не могли себе и представить фольклорные волшебники.

Пятерка ребят, живущих в прекрасном городе Сапфирном, мечтает поскорее непосредственно включиться в те интересные и разнообразные дела, которыми занят мир будущего. По их мнению, взрослые непростительно долго не доверяют им ничего серьезного, хотя в свои 12–13 лет они вполне созрели для самостоятельных дел. Нетерпение ребят столь велико, что они в один прекрасный день тайком пробираются в пустой звездолет и отправляются на нем в далекий путь, чтобы собственными глазами увидеть необыкновенные миры, а может быть, и сделать великие открытия.

Их предосудительное с точки зрения педагогики поведение отчасти оправдывается, во-первых, тем, что дело происходит во время летних каникул и, следовательно, с уроков они не сбегают, а во-вторых, звездолет, на котором они удрали, был настолько автоматизирован, что никакие опасности путешественникам не грозили, если они, конечно, вели себя разумно, что, надо признаться, делали не всегда и потому попадали во всевозможные переделки. Но в этих приключениях закалялись их характеры, они избавлялись от детского эгоизма, учились уважать стремления и желания других, учились выдержке, хладнокровию, чувству локтя. А характеры у всех были разные — от самовлюбленного и нетерпимого Жени Колесникова до веселого увальня Жоры-Обжоры. И для каждого полет не прошел даром, каждый исправил какие-то недостатки в своем характере и еще лучше понял, как велика и сложна Вселенная и как много надо знать и уметь, чтобы заработать право называться представителем нашей замечательной зеленой Земли.

В том же издательстве вышла еще одна книга для детей — «На планете исполнившихся желаний» Нинель Максименко.

«Я люблю читать книжки по научной фантастике. Вообще многие любят. Мой папа, например, тоже любит, хотя он и взрослый. Я знаю, что фантастика будит научно-техническую мысль и учит мечтать. Не спорю. Может, это и так. Может быть, она и будит и учит. За это, наверное, ее взрослые и любят. А я люблю ее совсем не за это. Просто ее читать очень интересно, и вот нисколечко не скучно, а наоборот».

Такое сочинение однажды написал шестиклассник Гоша Вовиков. И еще он сказал в этом сочинении: «И вообще я бы очень хотел, чтобы что-нибудь такое необыкновенное и со мной случилось». За это сочинение учительница затруднилась выставить Гошке оценку, а писательница Н. Максименко решила осуществить мечту своего юного героя. С Гошкой все время случаются самые невероятные истории, не имеющие, конечно, никаких научных обоснований, но зато прекрасно характеризующие мир фантазий современного школьника, широту его интересов, его немалую — для шестиклассника — эрудицию, а также доброе сердце славного мальчика, которого, впрочем, не всегда понимают взрослые, что приводит к ряду недоразумений, конечно, благополучно закончившихся. Гошке удалось полетать на собственной раскладушке и даже залететь на ней на заседание педсовета, где как раз обсуждалось его «персональное дело», так что мальчик самолично убедился, что был несправедлив к учительнице немецкого языка. В другой раз Гошка сумел организовать в своей квартире цирк зверей, имевший потрясающий успех: но, увы, представление было прервано появлением мрачного соседа, который отличался тем, что по любому поводу и без повода писал заявления в милицию и в суд. В третий раз… А в третий раз ничего фантастического и не произошло, просто благодаря Гошкиной наблюдательности и настойчивости он разоблачил жулика и спас невинного человека. Не случайно Гошка собирается стать космонавтом…

Книга Н. Максименко одна из тех книг для детей, которая с удовольствием и не без пользы будет прочитана и взрослыми, которым захочется лучше понять душу, запросы, стремления нынешнего подрастающего поколения.

Пожалуй, фантастика 1975 года отличается той особенностью, что действие большинства новых произведений происходит не в космосе, а на Земле. Можно думать, что это симптоматично. Фантастическая литература все больше и больше открывает для себя безграничность обыкновенного земного человека, безграничность земных дел и забот.

Альманах «Фантастика–73–74», выходящий в издательстве «Молодая гвардия», открывается рассказом — пьесой Севера Гансовского «Млечный путь». Несмотря на такое галактическое заглавие, речь в рассказе идет о нашем современнике, а фантастика служит публицистическим приемом, нужным автору, чтобы подчеркнуть историческое величие дел рядового советского труженика.

Февральским вечером в квартире пенсионера Павла Ивановича Алексеева раздается телефонный звонок. С ним удалось связаться людям из Будущего. Старик в растерянности, он никак не может понять, чем он, именно он, Алексеев Павел Иванович, заслужил такую честь, ведь, как он считает, никаких особых успехов в жизни он не добился. Ученым не стал, даже образования не получил, ни в командиры, ни в директора не выбился. Что же он делал? Юношей воевал в рядах молодой Красной Армии, потом рыл котлованы на стройках первой пятилетки, потом в сорок первом… нет, на фронт его не взяли, оставили на заводе варить сталь, а вот жена и два сына погибли в Великую Отечественную… Вот если бы сейчас он снова стал тем девятнадцатилетним парнем, который 23 февраля 1918 года (знаменательная дата!) лежал в снегу под Псковом, ожидая сигнала к атаке на немецкие позиции, он, может быть, по-иному построил бы жизнь…

И Будущее (на то оно и Будущее) делает возможным невозможное: напрямую связывает того юношу с сегодняшним стариком. Происходит волнующий диалог человека с самим собой, с собственной юностью. Казалось бы, он может от многого предостеречь неопытного парня, многому научить, а в результате оказывается, что особенно-то учить нечему, потому что он всегда поступал в жизни так, как должен был поступать: первым вставал в атаку, «выкладывался» на заводе, отдавал хлебные «карточки» детям… Этому не надо учить, это заложено в характере советского рабочего человека.

И, перебрав всю свою жизнь, кажется, сам старик начинает понимать, почему именно он заинтересовал Будущее. Да, он, рабочий Алексеев, имеет право на благодарность потомков. Ничего не исчезает без следа — ни тихое слово, ни скромное дело. Писатель усиливает эту ноту до торжественно звучащего апофеоза: «Мы хотим сообщить вам, что через тысячу лет по всем галактикам, по всем обитаемым мирам пройдет год вашего имени…»

Хорошо написал о славном пути старшего поколения, о бессмертии наших дел С. Гансовский. Жаль, что остальные рассказы в сборнике с трудом подстраиваются под его звенящий пафос. Большинство из них относится все к тем же перевернутым кубикам с примелькавшимися картинками, о которых приходилось писать. Ситуации складываются разные, а картинки остаются одними и теми же.

Бесспорный интерес в «молодогвардейском» сборнике не только для читателей, но и для специалистов представляет публикация юношеского романа Валерия Яковлевича Брюсова «Гора Звезды», приуроченная к 100–летнему юбилею со дня его рождения. Роман, написанный в конце прошлого столетия, никогда не печатался, поэтому рубрика «Забытые страницы» поставлена над ним, видимо, автоматически, он был переписан с рукописных тетрадей брюсоведом Р. Щербаковым. Заполнена еще одна белая страничка в не столь уж богатой истории отечественной фантастики.

Конечно, в этом романе можно заметить и следы ученичества, и подражание Хаггарту, однако в нем предвосхищены многие темы фантастики XX века — и критика замкнутых, изолированных от внешнего мира обществ, и протест против кастовых систем, и громко заявленная поддержка восстания рабов.

Одним из заметных явлений в фантастике 1975 года стал новый роман Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова «Ур, сын Шама», вышедший в «Золотой серии» «Детской литературы». Этот роман в какой-то мере продолжает их известное произведение «Экипаж «Меконга». Одним из главных действующих лиц произведения сделан Валерий Горбовский, тот самый, который, если помните «Экипаж», первым сунул руку в прибор, и его палец стал проницаемым для твердых тел. Только тогда Валерий был новичком в науке, практикантом, а теперь он молодой научный работник, сотрудник Института океанологии. Соответственно возросло и количество приключений, в которых «замешан» Горбовский. Это ему поручают выяснить природу загадочной вибрации, периодически возникающей в одной части Каспийского моря (действие романа по-прежнему происходит или по крайней мере начинается в родном для авторов Баку). Валерий попадает на борт инопланетной подводной (а в равной степени и летающей) лодки, и действие начинает стремительно разворачиваться…

Фантастическая посылка романа уже использовалась в нашей научной фантастике. Когда-то, давным-давно, во времена древнего Шумера, на Земле побывал корабль с далекой звезды и захватил с собой мужчину и женщину, у которых родился сын. В наши дни корабль пришельцев возвращается и привозит трех землян обратно, так сказать, «домой». Любителям научной фантастики не надо объяснять, что такое эйнштейновское сокращение времени, в силу которого совершившие космическое путешествие земляне постарели всего на два десятилетия, тогда как на планете минули тысячи лет. И если родители Ура остались такими же невежественными пастухами и пришли в восторг от встречи со столь давно не виденными овечками, то Ур получил полное высшее образование на уровне цивилизации, значительно обогнавшей земную. Он заслан на Землю как разведчик, он должен выяснить, что такое наша Земля и не представляет ли наше беспокойное человечество серьезной опасности соседям по космосу.

Таким образом, Ур, землянин, в котором пока нет ничего земного, становится точкой отсчета, мерилом для сравнения, абсолютной системой координат, которая позволяет посмотреть на человечество как бы со стороны. При этом предполагается, что стремление к постижению тайн мироздания, нравственные категории, понятие Добра и Зла у всех разумных существ схожи. Но в противном случае всякие сопоставления, всякие появления пришельцев, и плохих и хороших, лишились бы смысла, а фантастика — множества интересных страниц.

И вот Ур брошен в гущу земной жизни, земных забот и страстей. Сначала он все время попадает впросак из-за незнания «местных» обычаев, но постепенно шумер-звездоплаватель все более и более осваивается, и авторы расширяют его земные горизонты. В результате авторы создали многоплановый роман, включивший в себя довольно разностильные элементы. И чисто научно-фантастические — например, в рассказе о международном сотрудничестве ученых, пытающихся овладеть дешевой космической энергией. И, так сказать, реалистические — будни научно-исследовательского института. И юмористические или даже сатирические — прелестен эпизод с надписями, которые проступили на лбу у всех, кто ел украденного в колхозе барана. Есть в романе и реконструкция древнейшей истории, и политический памфлет. Не обошлось дело и без любви, той самой, настоящей, горячей, земной любви, которая окончательно сделала Ура человеком, заставила его отказаться от высокой чести быть приобщенным к Мировому Разуму, чтобы остаться навсегда на Земле простым смертным.

В 1975 году вышел новый сборник одного из старейших наших писателей Геннадия Гора, названный, как и самое крупное произведение в книге, «Геометрический лес». Повесть эта носит титул фантастической, но фантастика ее необычна. Она непохожа даже на созданные несколько лет назад фантастические повести самого Г. Гора — такие, как «Уэра», «Странник и время» и т. д. Перед нами, скорее, притча, может быть даже сказка, если только можно назвать сказкой произведение, в котором действуют самые обыкновенные, «бытовые» художники, стюардессы, водопроводчики… Граница между сказкой и фантастикой, конечно, условна, порой неуловима, тем более что в «Геометрическом лесе» действует вполне материальная машина времени, собранная из каких-то ржавых болтов и гаек нетрезвым и небритым дядей Васей, которого тем не менее романтически настроенный почтальон Гоша считает космическим пришельцем. Все же научная фантастика любит делать вид, будто все то, что в ней описывается, происходит на самом деле. Но едва ли автор собирался уверить читателя, что его герой-художник и вправду входил в нарисованную им картину и оказывался в разных мирах и временах. Конечно, это лишь доведенная до овеществления метафора о великой силе искусства, о способности художника к перевоплощению, к умению увлечь своих зрителей, или читателей, или слушателей в чудесный, нереальный, но все же реальный мир, созданный его талантом и воображением. Одновременно речь идет о могучей преобразующей, воспитательной роли искусства. Портрет, сделанный талантливой художницей, перевернул заслуженного клеветника-анонимщика, вернул ему человеческий облик. Конечно, это лишь основные идеи повести. Как всегда, у Г. Гора все его герои — от школьников до сантехников — часто и подробно говорят на различные философские темы, о кардинальных проблемах бытия, времени, пространства. Кроме того, в повести много места занимает быт современных ленинградских квартир и учреждений, который, как правило, подается в сниженном, иногда почти фельетонном ключе, что не всегда хорошо сочетается с высоким настроем рассуждений о смысле жизни и искусства.

Рассказы, включенные в эту же книгу, сам автор не назвал фантастическими, хотя фантастики в них не меньше или, если хотите, не больше, чем в «Геометрическом лесе». Перед нами все та же фантастика интеллектуальных раздумий над загадками бытия. Во многих из них происходят странные временные сдвиги. Скажем, в рассказе «Имя» в современность попадает Левитан, тот самый Левитан, автор «Золотой осени», но никто его не хочет признавать Левитаном, ибо подлинное чудо искусства неповторимо.

Рассказы Г. Гора полны чудес, которые могут встретиться по дороге у людей, конечно, жаждущих встречи с чудом. Но есть и другой круг персонажей, которые, даже и повстречавшись с чудом, готовы растоптать его. Их пугает все непонятное, недоступное их ограниченному кругозору, ломающему привычный ход жизни.

Новые рассказы Виктора Колупаева, напечатанные в коллективном сборнике «Ошибка создателя» (Новосибирск), написаны в иной, условно-поэтической манере. Чудесная машинка, печатающая совсем не то, что пытаются настучать на клавишах ее владельцы, а их сокровенные стремления, в которых они не хотят признаться даже самим себе, — например, стихи вместо диссертации («Пишущий механизм»); герой рассказа «Улыбка» коллекционирует… улыбки, и за верность улыбке, этому олицетворению добра, за попытку сделать так, чтобы все люди могли свободно и радостно улыбаться, другой герой рассказа едва не поплатился жизнью в борьбе с темными силами прошлого; в рассказе «Две летящие стрелы» звездоплаватель получил письма от любимой за много лет до их действительной встречи — таковы некоторые из тем томского писателя.

Примерно в этом же ключе написана и часть рассказов Владимира Осинского.

В. Осинский — новое для советской фантастики имя. «Что там?» (Тбилиси) — его первый сборник. В нем не все одинаково удалось автору, но о писателе следует судить прежде всего по его успехам. А к ним надо отнести цикл рассказов, объединенных под названием «Маяк с Дельфиньего».

Автор не дает объяснений, кто этот молодой человек по имени Рой (рассказ «Маяк с Дельфиньего»), способный спасать людей от несчастий и болезней. Но каждое такое доброе чудо отнимает у Роя часть здоровья и жизни. Он тает, как шагреневая кожа, и приходит день, когда Рой, всегда помогавший другим, не смог помочь себе. Писатель нашел выразительный, волнующий финал, утверждающий и прославляющий бескорыстное служение людям: в нужный момент вдруг загорается много лет бездействующий маяк, под которым был похоронен самоотверженный юноша.

Научный фантаст мог бы назвать такого героя посланцем могущественных цивилизаций, сказочник — волшебником… В. Осинского не занимают жанровые границы, по поводу которых сломано столько критических копий, его привлекает сама нравственная ситуация, само поведение героя.

Чудеса умеет творить и маленькая Грези, наивно — в силу своего возраста — полагающая, что стоит только очень захотеть, и сами собой исчезнут несовершенства того мира, в котором она живет. Увы, все ее чудеса оказываются ненужными, более того, даже противопоказанными обществу фермеров, шерифов и гангстеров («Чудеса маленькой Грези»).

Всякий раз, когда начинаешь читать новую фантастическую повесть, с нетерпением, даже с некоторым спортивным азартом ждешь, в какой же из них на этот раз послышится пронзительный свист и о бедную старушку Землю стукнется очередной космический гость. Ага, вот он, есть! Свистит! «Послышался пронзительный свист, словно от падающей авиабомбы, в воздухе сверкнуло что-то большое, серебристое, затем раздался треск сокрушаемого дерева и глухой удар. «Штука», свалившаяся с неба, пробила насквозь крышу навеса и ударилась о валун…» Ну, от удара предмет — кусок льда, как оказалось, — естественно, раскололся, и в почву попали неведомые семена. Космический «подарок» обнаружился в повести Н. Шагурина «Операция «Синий гном» (сборник «Тайна декабриста», Красноярск). Свалившиеся под навес разоряющемуся американскому фермеру космические семена немедленно взошли и начали расти во все стороны с такой невообразимой энергией, что в кратчайший срок захватили три четверти (!) территории США, естественно, выжив с насиженных мест все народонаселение. Представляете себе, какая паника была в этом самом Новом Свете! И чего только не делали с «железной травой», но ее не брал ни огонь, ни нож. Против нее оказались бессильными не только танки, которым она мгновенно оплетала гусеницы, но даже и водородная бомба, которую обрушило на Космосиану Сильвию вконец растерявшееся американское правительство. Правда, не совсем прояснена цель этого мероприятия; собирались ли пентагоновские генералы в случае положительного эффекта бомбить всю территорию собственной страны? Но этого не понадобилось, так как Космосиана устояла и перед температурой термоядерного взрыва. Чего только не произрастает во Вселенной!

Когда агрессивная травка начала примеряться, как бы перекинуться через Атлантику, и Европа замерла в ужасе, раздался спокойный голос одного крупного ученого… Но прежде чем рассказать, каким образом автор спас человечество от неслыханного бедствия, я хочу предложить вам, дорогой читатель, проделать небольшой эксперимент. Задайте, пожалуйста, оказавшемуся под рукой ученику начальной школы, желательно первокласснику, вопрос: есть, мол, такой сорняк, который растет на глазах и которого ничем не удается выполоть, но с самого начала известно, что растет он только на свету, а ночью замирает; так какое самое простое средство можно отыскать для борьбы с ним? Кто усомнится, что любой ребенок тут же ответит: надо его заслонить от солнца, скажем, накрыть одеялом.

Одеяла, конечно, на три четверти США не хватит, но это уже вопрос чистой техники. Гораздо любопытнее другое: подобное соображение не пришло в голову ни одному нобелевскому лауреату, не говорю о простых министрах и президентах. Лишь через три месяца после начала бедствия это открытие делает советский академик, а чтобы его обнародовать, потребовалось созывать международную конференцию в Венесуэле. Вскоре после его знаменитой речи химики создают особое вещество, которое, растекаясь по листьям и стеблям пленкой толщиной в один микрон (!), полностью изолирует их от света, воздуха и воды. Фантазировать так фантазировать!

Взлетели самолеты сельскохозяйственной авиации, обрызгали чудо-эмульсией заросли, и с кошмаром было покончено, Космосиана превратилась тут же в прах. Я бы, правда, постарался сохранить хоть кусочек; где еще найдешь материал, способный выдерживать миллионы градусов, вся земная техника была бы революционизирована. Но автор этого не счел нужным сделать.

Любителям фантастической литературы не представит труда вспомнить и знаменитую красную траву из романа Г. Уэллса «Война миров», и хищных триффидов Дж. Уиндема. Увы, все великое удается только один раз…

Может быть, и не стоило так подробно останавливаться на неудачной повести Н. Шагурина, но она не единична в своем роде. В ней только, может быть, нагляднее, чем в других, продемонстрированы недостатки подобной литературы, которая почему-то называется научно-фантастической, но в которой нет ни науки, ни фантастики, ни литературы. Теперь будем с нетерпением ждать появления «Космического гостя–76».

Разумеется, дело вовсе не в космических пришельцах, как таковых, а в отсутствии оригинальных идей и необходимого уровня литературного мастерства. Традиционный космический посланец приземляется и в повести Кира Булычева «Половина жизни» (сборник «Люди как люди», издательство «Молодая гвардия»), но какое это трогательное, человечное произведение, повествующее о силе духа простой русской женщины, попавшей в совершенно небывалые обстоятельства — она была захвачена в плен автоматическими разведчиками с инопланетного звездолета, не способных понять, что имеют дело с разумным существом. Своим героическим поведением волжанка Надежда Сидорова заслужила памятник на планете, где живут совершенно непохожие на людей, но близкие им по разуму существа.

Вообще же надо сказать, что произведения К. Булычева, в том числе книга «Люди как люди», — одно из самых заметных явлений в советской фантастике последних лет. Его рассказы разнообразны по сюжетам, но все же можно найти в них общие, объединяющие черты. Они проникнуты лирикой и юмором. Писатель не стремится к изобретению невероятных фантастических гипотез, хотя порой и блещет оригинальной выдумкой, как, например, в «Сказке о репе». Определяющая тема произведений К. Булычева — человеческая доброта, самоотверженность, стремление людей друг к другу, тема человеческих сердец, открытых для всех хороших людей.

Одно из любимых направлений западной литературы и искусства (в том числе и фантастики) — это пресловутая некоммуникабельность, люди отгорожены друг от друга стеклянными дверями, они видят друг друга, но не слышат, они глухи к страданиям, они не умеют, а то и не хотят помочь ближним, не говоря уже о дальних. Вряд ли Кир Булычев задумывает свои рассказы как сознательную полемику с подобными настроениями, но объективно его рассказы — это полемика с неверием в человека, это утверждение совсем иных начал в людях — добрых, светлых, гуманных. И в этом смысле его рассказы — неотъемлемая часть всей советской жизнеутверждающей фантастики.

Герои рассказов К. Булычева утверждают благородство, благодарность, великодушие, взаимную поддержку как естественные, как единственно возможные отношения между людьми. Для них поступить так, как они поступают, даже совершить подвиг, даже пожертвовать жизнью (например, в той же «Половине жизни» или в рассказе «О некрасивом биоформе») вовсе не значит сделать что-то необычное, исключительное — нет, это для них норма, ежедневная, постоянная норма.

Для писателя нет сомнений, что эти нравственные устои — единственно возможный вариант отношений не только между людьми, но и всеми разумными существами, о чем свидетельствует, скажем, прелестный рассказ «Снегурочка», о симпатии двух существ, по природе своей не могущих даже стоять рядом.

Утверждение такой морали, конечно, не редкость для советской фантастики, но, пожалуй, К. Булычева отличает какая-то всеобъемлющая, огромная человеческая доброта. Не только его герои, но и сам писатель болеет за своих персонажей, переживает, мучается, когда они оказываются в тяжелом положении.

Рассказ «Красный олень, белый олень», может быть, один из лучших в сборнике. Он настолько изящен и тонок по мысли, что грубые определения его темы: непреодолимость прогресса, эстафета разумов, веры в неуничтожимость художественных творений, облагораживающее влияние искусства — не передают его обаяния. Самое важное в рассказе — весьма злободневная мысль: люди, не торопитесь с выводами, когда вы сталкиваетесь с каким-нибудь новым явлением природы, возможно на первых порах вызывающим у вас отвращение и даже ярость, вроде устрашающих злобных горилл, доставивших столько неприятностей земным космопроходцам. Люди, не наделайте непоправимых ошибок, их уже и без того человечество наделало в избытке. Призыв этот обращен, конечно, не к героям рассказа — людям той же высокой сознательности, о которой уже шла речь, а к современному читателю…

Часть рассказов в сборнике К. Булычева происходит в космосе, часть на Земле. Деление это, конечно, чисто формальное. Космос, так сказать, — естественное место действия для фантастических персонажей. Без космоса фантастика не проживет не только года, но и месяца.

Одно из наиболее интересных произведений, события которого происходят за пределами нашей планеты, принадлежит перу Давида Константиновского, известного писателя, но дебютанта в фантастике. Его повесть «Ошибка создателя», вошедшая в уже упомянутый сборник трех сибирских писателей, посвящена разоблачению легенды о роботах, которая часто возникает в фантастике. Легенда эта утверждает некую автономность искусственного разума. Иные фантасты убедили не только читателей, но и себя, что людям будут грозить неведомые беды от этих сверкающих лаком и хромом исполинов.

В повести Д. Константиновского тоже идет речь о бунте роботов. На маленькой лунной станции, где временно осталось всего два сотрудника, роботы из вновь прибывшей партии вдруг свихнулись и впрямь стали угрожать людям. Все поведение «новичков» настолько не лезло ни в какие ворота, что начальник станции Юрков решает докопаться до причин. Разгадка таилась в лаборатории Фревиля, талантливого ученого, но простака в житейских делах. Именно в этой лаборатории изобрели и изготовили роботов, которые так нехорошо себя повели. Оказывается, и в самой лаборатории происходит что-то непонятное, по крайней мере для ее руководителя. Почему-то один за другим из нее уходят самые талантливые работники, освобождая место тупицам.

Оказалось, что честолюбивый помощник Фревиля Арман с помощью тонко рассчитанного психологического давления избавлялся от опасных для себя конкурентов. Технология же производства роботов предусматривала в очередной серии антропоидов воспроизведение психотипа какой-нибудь конкретной человеческой личности, все равно кого, считалось, что это обстоятельство не играет никакой роли. Старые роботы, которые уже несколько лет безупречно работали на станции Юркова, были скопированы с того самого Армана. Когда на станцию прислали более совершенных новичков для замены устаревшего «оборудования», то тут-то и проявились низменные стороны психологии Армана: «армановские» роботы решили спастись любой ценой и скомпрометировать новичков.

Человеческие создания во всем будут повторять и человеческие достоинства и человеческие слабости. Автомобили, которым люди платят такую обширную кровавую дань на дорогах всего мира, вовсе не виноваты в этом, и когда компьютер выдает ошибочный результат, не он ошибается, ошиблись те, кто его конструировал или программировал. Точно так же поведут себя и роботы, если действительно когда-нибудь людям понадобится создать человекоподобные машины. Человек и только человек отвечает за все свои дела и свои создания и всегда способен с ними справиться — такова гуманистическая и оптимистическая мысль автора, хотя и скрытая под иронической формой.

Многое в повести А. Валентинова «Заколдованная планета», напечатанной в «Мире приключений» за 1975 год, может показаться знакомым искушенному читателю научной фантастики. И команда молодых лихих землян, прилетевших на далекую планету с благородной целью — помочь цивилизоваться местным племенам, по неясным причинам застрявшим в своем общественном развитии на уровне палеолита. И открытие внеземного звездолета, пролежавшего неизвестное время в болоте. И даже обнаруженные в нем разумные ящеры, руководствующиеся чуждыми для землян этическими законами. Но привычность компенсирована напряженным сюжетом и во многом удавшейся попыткой автора создать характеры земных энтузиастов-цивилизаторов. Особенно это относится к образу главной героини — Ирины, в которой проявились черты незаурядного ученого, несмотря на ее молодость. Хорошо переданы и ее радость, и ее смятение, когда она поняла, что таинственные пиявки, которых она прилетела изучать как биолог, вовсе не живые существа, а кибернетические устройства неизвестного происхождения.

Интересно выписаны взаимоотношения землян и такриотов. Судя по некоторым фразам из повести, приключения Ирины и ее друзей будут продолжены: молодые люди взялись за дерзкий эксперимент, они решили переселить с Такрии на необитаемую планету злобных существ, названных людьми гарпиями, чтобы вывести из них разумную расу. Хочется пожелать автору смелее отходить от традиционных фантастических ходов…

Заметки о советской фантастике 1976 года

Расставлять литературные произведения на пьедестале по­чета — дело неблагодарное; слишком много судей и у каждого свои пристрастия; но мне все же думается, что одно из первых мест среди научно-фантастических произведений 1976 года, может быть присуждено роману липецкого писателя Виталия Чернова «Сын Розовой Медведицы».

Действие этого романа начинается перед Октябрьской рево­люцией. На «воспитание» к медведице, потерявшей своих детенышей, попадает осиротевший двухлетний малыш с одино­кого горного стойбища. История эта, разумеется, вымыш­ленная, но автору удалось добиться максимального — для избранной ситуации — правдоподобия. В то, что ловкий, бес­пощадный к врагам и преданный друзьям Хуги никогда не существовал, молодым читателям книги, очевидно, будет пове­рить нелегко, а заставить читателя верить в заведомо невоз­можное — несомненный признак фантастики высокого класса.

Автор красочно описал в своем романе богатую и величест­венную природу Тянь-Шаня, его разнообразных обитателей. В этом плане книга совершенно реалистична, а ее фантастиче­ской версии придает добавочную убедительность умелое использование легенд и слухов о снежном человеке, которые столь усиленно распространялись несколько лет назад. В книге В. Чернова эти слухи, например о виденных кем-то гигантских следах, получают простое и логичное объяснение.

Часть глав романа отдана многолетней одиссее самого Хуги — медвежьего приемыша, мальчика, юноши, взрослого мужчины. Автор подробно рассказывает о его приключениях, пытаясь обосновать такой маловероятный случай: человеческий детеныш сумел не только выжить в постоянной борьбе с жесто­кой природой, но и вписаться в нее, стать частью этой природы, победить всех своих врагов и сделаться хозяином округи. При­митивное, неразвившееся, но все же весьма своеобразное мыш­ление Хуги, его «первобытная» психология, его сложные и раз­нообразные отношения с окружающим миром, в том числе с человеческим,— все это автор изображает с глубоким проник­новением в характер, несмотря на всю необычность такого характера. Особенно трогательна нежность, которую испыты­вают друг к другу Хуги и его приемные «родители» — Розовая Медведица и Полосатый Коготь. Конечно, автор несколько очеловечивает повадки и «разум» животных, но далеко не в той степени, как это сделал Киплинг в своей «Книге Джунглей». У В. Чернова звери не разговаривают на человеческом языке, и ведут себя они естественно, по законам звериного, а не людского общества.

Другие главы книги переносят нас в населенные части Тянь-Шаня, в Советский Казахстан, к людям, которые долгие годы пытаются установить контакт с загадочным, внушающим суеверный страх местным жителям существом. Впервые еще совсем маленьким мальчиком Хуги был замечен в начале 20-х годов отрядом красных конников, посланных на борьбу с басмачами. Мысль об увиденном среди медведей человечке не дает покоя бывшему командиру отряда Федору Дунде, и через семь лет, став исследователем, он, на свой страх и риск, организует экспедицию в горы, но маленькая группа ученых бесследно исчезает. И лишь еще через двенадцать лет, перед Великой Отечественной войной, молодому казахскому ученому Ильберсу, который волею судеб оказывается двоюродным бра­том Хуги, удается раскрыть обстоятельства трагической гибели отряда Федора Дунде и попытаться довести его дело до конца.

Достоинство этих глав в знании истории, нравов, обычаев среднеазиатских народов, кроме того, они вполне научны во всем, что касается мальчика-медведя. Герои книги понимают, что возвратить несчастное существо в человеческое общество невозможно, что киплинговский Маугли — всего лишь красивая сказка; «мауглизация» (такой термин употребляет Федор) не проходит для человеческого разума даром; ребенок, выросший в логове зверей, сам становится зверем. Разумеется, столь уни­кальный случай представляет огромный интерес для науки, но изучать психику Хуги можно только в естественной для него среде, не применяя никакого насилия. Так считал Федор, к такому же гуманному выводу приходит и Ильберс, разрезая веревку на пойманном Хуги и возвращая ему свободу, дикую свободу, без которой тот бы не смог прожить и нескольких дней...

Среди книг современной фантастики с ее непременными звездолетами, пришельцами, роботами, машинами времени близость «Сына Розовой Медведицы» к земле, к природе про­изводит очень свежее впечатление.

* * *

И все-таки, хотя и найдется в «годовом комплекте» еще несколько хороших произведений, посвященных Земле, основ­ные маршруты писателей-фантастов устремлены по-прежнему в космос, в космос, в космос... Но мы помним, что, как бы далеко ни забирались земные звездолеты, летят они ради Зем­ли, во имя Земли, движимые любовью к родной планете, самой красивой для нас, людей, среди всех галактик...

Интересное произведение написал уральский фантаст Сер­гей Слепынин — роман «Звездные берега». Приятно отметить, что в этой книге есть не только фантастика, но и фантазия. Объемно выписаны мрачные пейзажи планеты-пустыни Харды, где каждая песчинка под ногами — это чья-то спрессованная душа, успокоившаяся в царстве жуткого Абсолюта, конца, ту­пика, смерти всего живого, всего развивающегося. По контра­сту с Хардой встает радостная Земля XXIV века. Вообще го­воря, в земных картинах не так-то уж и много фантасти­ки — разве что транспортные средства необычны. А в осталь­ном — это наш сегодняшний, нетронутый, бережно сохраненный Урал. Добрые, красивые и отважные люди в этом романе вос­принимаются на фоне призраков Харды, а потому выглядят еще добрее, еще красивее. Автор улучшил свое произведение по сравнению с журнальным вариантом, хотя жаль, что не­которые дежурные фантастические ходы в нем все же остались.

Если С. Слепынин взял конфликт между Добром и Злом, между человечностью и антигуманизмом обобщенно, символи­чески, в масштабах Галактики, то братья Стругацкие в повести «Парень из преисподней» (сборник «Незримый мост») берут тот же конфликт в масштабах планеты, приблизив его к сегодняшнему дню, к нашим привычным представлениям, хотя действие повести разворачивается, вероятно, не ранее, чем в «Звездных берегах».

Повесть начинается на одной из похожих на Землю планет, где живут во всем подобные людям обитатели и где мы сразу попадаем на театр военных действий. Война ведется между двумя державами-хищниками, война грязная, несправедливая, не одухотворенная ни с какой стороны освободительными идея­ми, и поэтому Стругацкие описывают ее примерно в таких же тонах, как, скажем, Барбюс описывал ненавистную ему импе­риалистическую бойню. И вот на этой-то войне был смертельно ранен юноша-солдат, один из Бойцовых Котов — так называ­лись отборные части Великого Герцога, надежда и опора мест­ного режима. В переводе на современные понятия — штурмо­вики или эсэсовцы. Незамеченные никем земные разведчики перевезли на Землю (уже на нашу, настоящую Землю) обо­жженное и простреленное тело, и всемогущая медицина вернула его к жизни. Науке будущего доступны еще и не такие чудеса.

Тут становится очевиден замысел повести: столкнуть лицом к лицу с моралью совершенного, прекрасного мира, каким стала наша Земля, отравленное милитаристическими и шовинистиче­скими предрассудками существо, для которого высшее наслаж­дение — вешать пленных. Таким образом, Стругацкие выбрали для исследования и осмысления самые крайние полюсы проти­востояния в разворачивающейся нравственной дуэли. Как вло­жить парню в голову, что на свете есть не только злоба и нена­висть, но добро, доброта, братство всех людей, что его граж­данские соотечественники — это не дикобразы, которые лучше всего понимают тебя, если как следует поддашь им под крестец, что население противной стороны — не «крысоеды», а такие же люди, которые могут заслуживать и уважение и сострадание?

Трудно вытравлять фашизм из костей этого мальчика по имени Гаг. Он оказался неглупым, смелым, искренним. Попав в невероятную для его убогого мировоззрения переделку, он довольно быстро сумел понять, что очутился не в загробном мире, а действительно на другой планете. Фантастическую технику землян он освоил очень быстро, но осознать, что у обитателей Земли не только другие машины, но и другая шкала нравственных ценностей, он не может. Гаг благодарен за свое спасение, но не в силах поверить в бескорыстие этого поступка. Термина «гуманизм» не существует в его словаре. Он все ме­ряет своими мерками. В чем только он не подозревает землян, когда узнает, что они тайно наблюдают за его родной плане­той! Даже в том, что им нужны рабы, которых можно было бы беспрепятственно убивать... на киносъемках. «И ведь никто же у нас про них ничего не знает, вот что самое страшное,— му­чается он подозрениями.— Ходят они по нашей Гиганде, как у себя дома, знают про нас все, а мы про них — ничего. С чем они к нам пришли, что им у нас надо? Страшно...»

Вопрос о том, с чем приходит высокоразвитая цивилизация к стоящей на более низкой ступени развития, имеет ли она моральное право вмешиваться в чужую жизнь, в чужую исто­рию, в судьбы народов, которые пока еще не могут решать сами за себя, подробно исследовался в повести Стругацких «Трудно быть богом». И наверно, не один читатель этой повести досадовал на авторов за то, что они не разрешили своим героям действовать, что отвели им только роли наблюдателей средне­вековых ужасов на выдуманной планете. В новой повести люди с Земли ведут себя активнее, им удается прекратить кровопро­литную бойню. Но авторов волнует прежде всего нравственный и духовный мир Гага, выросшего в атмосфере злобы и нена­висти. Все его мысли сводятся к одному: вернуться на родину и снова служить обожаемому Герцогу, то есть убивать и жечь. В сущности, он остается равнодушным к роскоши, которую может дать в его распоряжение Земля, а ведь она должна была бы поразить его. Комнату свою на Земле он превратил в подобие казармы, вместо удобной земной одежды парится в бойцовской униформе, а робота Драмбу, старого, добродуш­ного робота Драмбу, приставленного к нему в услужение, он умудрился превратить в беспрекословного, вымуштрованного пехотинца. Литературно процесс оболванивания бедного робо­та исполнен с блеском. Вот «рядовой Драмба» отрыл по при­казанию Гага «траншею полного профиля»:

«— Молодец,— сказал Гаг негромко.