Инфер-9

Для чего я едва не прикончил себя отключающей активное сознание химией?

Ответ прост — чтобы действовать исключительно на инстинктах, имея при этом заранее выбранную неоспоримую цель. В моем случае это была точка на карте, куда я все эти дни и двигал напролом. Сначала в экзе, потом уже на своих двоих. Хотя вроде как помню, что меня подвезла какая-то огромная рыбина… Но это уже скорей галлюцинации.

Зачем действовать на тупых, но надежных первобытных инстинктах животного?

Ответ еще проще — потому что я себе не доверял.

В те последние дни на Формозе я все глубже и глубже погружался в продолжающие всплывать рваные воспоминания далекого прошлого, а заодно продолжал размышлять, проводя немало часов в одном из кресел зрительского зала высотного театра Хрустальный Факел. И чем больше занятных и наверняка правдивых картинок из прошлого я вспоминал, суммировал и перерабатывал в своем ушибленном мозгу, тем больше нехороших чувств у меня возникало. Параллельно с этим я мысленно проходил весь свой недавний путь заново — с того самого момента, как я проснулся в мокром тупике стального подземного лабиринта.

Так я набрал целый ком того, что раньше просто не замечал или по какой-то причине намеренно игнорировал.

И едва я это понял, как тут же наткнулся на таранное противоречие, которое с такой силой шарахнуло меня в тупой лоб, что я едва не кувырнулся назад с театрального кресла. Осознав главное, я понял, что не могу доверять даже себе самому. При этом я сумел промолчать и оставить свои выводе при себе.

А как только я решил сохранить эту тайну в мрачных глубинах искалеченного разума, как… тут же вспомнил о ней.

Я вспомнил ее. Болтливую наивную тупую дуру. Мета Окси. Новомодное имечко ей дали родители. Фамилию она выбрала сама, сменив ее уже в зрелом возрасте. В свое время я знал о ней вообще все — даже самые потаенные пристрастия в сексе, которые частенько претворял в жизнь к нашему общему удовольствию. Хотя не сказать, что я фанат траха в падающем с выключенными двигателями флаере. Но эта страсть у Окси возникла как раз после того почти фатального приземления и явления голых бородатых дебилов. В ту ночь я несколько часов тащил ее через кислотные заболоченные пустоши до своей машины.

Вообще это был мой день рождения, и я справлял его, отстреливая обитающих в мертвых болотах ублюдков, регулярно совершающих набеги на еще живые поселения к западу. Есть ли более шикарный подарок чем отстрел долбанных детоубийц и насильников по одному за каждый уже прожитый год моей жизни? Хотя я настрелял их куда больше в те сутки одиночества, размышления, брожения по мертвым дюнам и стрельбы навскидку. Я уже устал и у меня заканчивались дыхательные фильтры в маске, поэтому решил, что пора возвращаться. Но увидел сначала падающую машину, мигающую всеми огнями так яростно, словно это и был мой главный подарок на день рождения. Вот я и решил проверить. И ведь не ошибся — подарок оказался хоть куда-то. Сначала я затушил четыре бородатые живые свечки, а затем распаковал коробку и увидел свой подарок — дрожащий, перепуганный и очень красивый.

Окси на самом деле была дурой. Восторженной, верующей в людей дурой и яростно ненавидящей все машинное, если там есть хотя бы намек на холодный искусственный разум.

В то предрассветное время, когда я добил семерых еще дышащих придурков, что пытались взломать мой поставленный на особую сторожевую программу флаер — калечить, но не убивать — и был занят промыванием ее полученных по дороге ожогов, она не затыкалась. Слова лились из нее сплошным мать ее потоком. В жопу точки — там не было даже запятых или хотя бы секунды на перевод дыхания.

Еще до того, как мы взлетели я уже знал куда она летела и зачем, с кем планировала встретиться, кого и каким способом пыталась убедить и с какой глобальной целью. Досказав, она наконец-то ненадолго замолчала, а я зашел в долгом приступе хохота, в то время как машина на автопилоте стремительно набирала высоту. На ее уязвленный яростный взгляд я внимания не обращал. К тому же ей было трудно выглядеть злой при ее то ангельской внешности и с огромным пакетом вишневого компота в дрожащих грязных руках. Я перестал смеяться, когда компьютерные системы флаера холодно оповестили, что к нам приближаются две неопознанные машины на недоступных для гражданских средств передвижения скоростях. Это побудило меня взяться за руль и отнестись к словам Окси с куда большей серьезностью. За мной никто не должен был явиться — во всяком случае так рано — а вот падение ее машины над полными отморозками дикими пустошами выглядело странно хотя бы потому, что такие машины вообще не должны были падать как брошенный камень.

В ту ночь я сбил обоих преследователей, а затем ушел в облака, связался со знакомым капитаном частного старого стратосферного дирижабля и следующие три недели мы провели у него на борту. Там я и познакомился с Окси поближе — как с ее шикарным телом, так и с ее бредовыми идеями. Попутно я собирал данные, бросая людей расследовать и тянуть за ниточки, вскоре выйдя на организаторов покушения и удивившись тому, как высоко они сидели.

Самой Окси я ничего рассказывать не стал. Просто как-то ночью, после приятного вечера и двухчасового ленивого сексуального забега, когда она растеклась по мокрым от пота простыням и затихла, я неслышно поднялся, снарядился и ненадолго покинул борт приютившего нас дирижабля. На следующее утро электронные таблоиды пестрели новостями о почти одновременной гибели трех человек из верхушки одной довольно важной строительной корпорации. После этого корпорация получила куда более хреновое управление, быстро пошла ко дну, но ее перехватил в падении и поглотил Атолл.

А Окси…

Я помог ей. Помог ей во всем. Потратил вообще все свои уже немалые к тому моменту средства, причем платя за все в два, а то и в три раза дешевле запрошенной цены. Я умел уговаривать. Когда мои деньги кончились, я начал выбивать из банд и мелких картелей, со своим отрядом мотаясь на транспортнике по умирающей планете.

Где-то через год мы расстались. Все было мирно — просто мы исчерпали то немногое личное, что могли дать друг другу. У каждого из нас были куда более важные цели и на этом пути не должно было быть никаких помех.

И когда мы виднелись последний раз, я пообещал ей, что всегда помогу — пусть только позовет. Она кивнула, принимая мое обещание с той очаровательностью, какой обладают только умные красивые женщины. И в свою очередь она тоже кое-что пообещала. Причем ее обещание было куда серьезней — Окси обещала помочь даже в том случае, если ее самой уже не будет в живых. Неважно когда. Надо просто явиться к границам ее земель и произнести одну короткую фразу-пароль — любому из ответственных. И мне обязательно помогут.

Что ж… я никогда не думал, что этот момент настанет. Но спустя сотни лет вот он я — полуголый израненный беглец оборванец бодрым хромым аллюром двигаюсь к месту, что в те времена было известно как Земля Окси.

Да…

Как-то так…

Знал ли кто-то из моего отряда там на Формозе о моей конечной цели?

Нет. Не знал. Они были в курсе некоей долгой моей вылазки в режиме соло. Но более того.

Почему?

Причина первая — любую информацию можно выудить из головы даже самого стойкого солдата. Все мы когда-нибудь и на чем-нибудь сломаемся и расскажем все без утайки. Поэтому лучше не знать лишнего.

Причина вторая — там же в большом и пустом театральном зале Хрустального Факела, наблюдая за патрулирующими и сражающимися группами из моего отряда, я вдруг понял, будто мне кто-то это прошептал на ухо, что как минимум один из моих приближенных является засланным. Это поняла какая-то часть моего старого разума. Но большего подсознание не сообщило, выдав лишь стойкое подозрение. Возможно я заметил какие-то детали или собрал в кучу какие-то внешне обычные вопросы из числа задаваемых мне. А может это были какие-то лишние секунды у кого-то из них в медблоке или кто-то на пару минут дольше обычного задержался на зачищаемом этаже… А может я просто вконец ошизевший параноик, готовый уже бросаться на своих. Не знаю… Даже не уверен в количестве — злобное гоблинское подсознание шепчет, что не может доверять как минимум двоим, хотя и не собирается называть имен…

Ладно… ладно…

— Ладно — пробормотал я, опускаясь на колено и подбирая еще один крупный кокосовый орех — Пока главное не сдохнуть, гоблин. А там дальше разберемся…

Глава 2

Источник маняще вкусного запаха я отыскал быстро.

Хотя их и искать не надо было — пятерка грязнуль устроила пикник у обочины прорубленной сквозь заросли дороги. Расположились они с полным удобством, а судя по окружающему их пространству, в этом месте они останавливались часто. И растительность тут вырубали тоже часто, не давай ей подняться слишком высоко и перекрыть видимость. В центре высвобожденной зоны стояла пара крепких навесов, крытых побуревшими длинными листьями. Между навесами дымил костерок, на подвешенной к вбитой жерди веревке покачивалась выпотрошенная свинка. Трое отдыхали на низких широких нарах, еще двое сидели у костра и были вооружены. Винтовка и дробовик висят на ремнях за спиной, болтаясь у самых поясниц. В песок воткнуты мачете, еще несущие на лезвиях зеленый сок. Чуть в стороне, но не слишком далеко, над большими охапками травы медитируют два осла. Рядом с ними странноватая двухколесная повозка с колесами высотой в мой рост. Разумно — такие колеса пройдут через любую грязь и не завязнут. Хотя вряд ли это транспортное средство можно назвать скоростным… На повозке навалены различные по размеру мешки, перехваченные у горловин веревкой. Несколько небольших мешков то и дело шевелится, под грубой тканью что-то будто перекатывается в попытке выбраться. Змеи?

Двое сидящих у костра о чем-то лениво разговаривали, но я находился шагах в пятнадцати, а говорили они тихо, поэтому я не услышал ничего кроме смеха.

Мне хватило минуты, чтобы оценить все условия предстоящей задачи по ликвидации троих, захвату двоих и последующему допросу. Услужливый опытный мозг злобного гоблина с готовностью предложил десяток не требующих особых усилий планов действий. Отбросив их все, я выпрямился, вышел из укрытия и спокойно зашагал прямиком к костерку, задумчиво гадая кто из них заметит меня первым.

Бублик наблюдательности был завоеван серым ишаком, заметившим меня первым и издавшим странноватое короткое взревывание. Сидящий к нему лицом уже немолодой лысеющий мужик вздрогнул от неожиданности и недовольно рявкнул:

— Заткнись, чертов бурро!

Сидящий напротив него узкоплечий парень увидел меня вторым и среагировал неправильно, предпочтя остаться сидеть и даже не схватился за оружие.

— Пабло! — окликнул он продолжающего ворчать лысеющего — Пабло…

— Давно пора пустить старичка на острую чоризо — не унимался тот.

— Пабло!

— Упрямый как моя жена! Норов как у…

— Пабло!

— Да погоди ты!

— Пабло! — рявкнул я, остановившись в трех шагах за его спиной — Хватит ныть!

Охнув, Пабло подпрыгнул, завалился на бок и только затем попытался схватиться за приклад оружия.

— Уймись! — буркнул я, усаживаясь на пустующий пень и устало роняя руки на колени — Я пришел с миром. Пока что…

— Хола, сеньор — держа руки на виду, парень у костра приветливо кивнул и, сменив выражение лица, укоризненно глянул на ворочающегося в пыли — Мы ведь не пугаем таких как он, Пабло!

Тот что-то прокряхтел, медленно поднялся на колени и криво улыбнулся. Улыбка предназначалась мне и легким кивком я дал понять, что увидел, принял и все такое, но к оружию не тянись. Спящие уже очнулись — неудивительно после поднятого эти двоими и умным ослом шума — усевшись, но тоже не торопясь хвататься за оружие или что-то говорить.

Все выглядело так, будто эта пятерка оборванцев не в первый раз встречают кого-то похожего на меня. Хотя за вычетом штанов и огнестрела я мало чем отличался от них внешне. Из пятерых двое смуглокожие и черноволосые от природы, один чернокожий, беловолосый и он же самый здоровый, еще двое просто загорелые светловолосые мужики средних лет. Они не бойцы — это видно сразу. Но все же чувствуется, что в случае чего долго думать не станут и сразу спустят курок. Вот только скорей всего привычная для них цель все же не двуногая, а четырехлапая добыча вроде хищников. Это говорило о многом.

— Хола — ответил я, когда бесцеремонно оценил и осмотрел каждого.

Эта затянувшаяся пауза никого не смутила — все это время пятерка внимательно изучала меня. Особенно их впечатлила моя мускулатура и количество шрамов. Меньше всего они смотрели на лежащие на колене нож, а вот крепкие ботинки привлекли немало внимания.

— Таких как он? — я с трудом удерживался от усталой зевоты.

Может и следовало чуток отоспаться, но тогда был риск, что эти пятеро покинут лагерь. А это именно лагерь, причем охотничий. И на той повозке собрано немало добычи, причем часть из нее все еще жива. Это снимало множество вопросов о профессии оборвышей, заодно давая информацию о крайней скудности их заработка. Но они не подневольные — это всегда ощущается сразу. Они считают себя свободными. Нищебродными, но свободными как ветер. Что ж — я с раннего детства разделяю эти убеждения. Я вырос в заброшенном небоскребе торчащего из умирающего океана. Мы всегда голодали, носили лохмотья… но мы были свободными. Когда большинство из нас убили засланные наемники, а выжившие угодили в чудовищный детский дом… вот тогда я понял, насколько ценна была свобода, которую я раньше даже не осознавал.

— Таких как ты, сеньор — осторожно улыбнулся Пабло и, нащупав заднией бревно, уселся на старое место. Глянув через плечо, он велел одному из проснувшихся — Алан! Тащи сюда остатки маисовой каши! — снова повернувшись ко мне, он улыбнулся чуть шире — Голоден, компаньеро?

— Голоден — признался я — Вода есть?

Легким движением ноги, я сбросил нож с колена, и он воткнулся в потрескавшуюся ногу у моей ступни. Мой нехитрый фокус чем-то настолько впечатлил молодого парня, что он аж в ладоши пару раз хлопнул, но стушевался под суровым взглядом Пабло.

— Ты мирный и спокойный да, амиго?

Своими вопросами лысеющий Пабло показал, что он тут главный, доказав это прямо сейчас выполняющимися распоряжениями. Еще он чем-то отдаленно был похож на молодого парня. Кровное родство. Я уже решил, что если они только прикидываются охотниками, то я оставлю Пабло и того парня в живых, чтобы потом пытать молодого на глазах старого. Ну и вон того чернокожий тоже еще поживет, но без обеих рук и одной ноги. Он тут самый сильный и грозный и когда таких как он альфа самцов превращают в беспомощный агонизирующий мусор, у остальных это вызывает шок и горячее желание сотрудничать.

Но пока все выглядит так как есть. Пятеро оборванных свободных охотников, что сделали временную передышку рядом со старой и регулярно вычищаемой дорогой.

— Я мирный — подтвердил я — Такой мирный, что аж блевать хочется. Нарисовать ромашку на песке?

— Че?

— Вода говорю есть?

— Ах да! Конечно! Просто твои эти, сеньор…

— Мои эти?

— Мышцы, шрамы… глаза… — Пабло очень осторожно подбирал слова — У мирных людей таких не бывает.

— Глаз не бывает?

— Ты понимаешь, о чем… Послушай… не подумай, что я выспрашиваю у тебя ради хитрости какой-нибудь. Я не такой! Мой племянник Тьяго тоже не такой. Да и остальные нормальные парни — Алан, Дима и Чан. Я ведь почему спрашиваю — вдруг рядом есть кто-то еще, но боится выйти или держит нас на прицеле…

— Я один — коротко ответил я, принимая большой кожаный бурдюк от чернокожего названного Димой.

— Один… — повторил Пабло — Скажи… ты ведь не собираешься нас всех убить?

— Не собираюсь — ответил я и, прищурившись, глянул на лидера охотников — Но кто сказал, что я не лгу?

— Мы стараемся верить людям — широко улыбнулся Пабло — Ведь все люди добрые!

Я поперхнулся вливаемой в глотку водой и с огромным трудом добил последний глоток. Столь же невероятным усилием воли заставил себя промолчать и продолжил вливать в себя чужую воду. Таким как этот уже немолодой охотник бесполезно что-то доказывать. Можешь на его глазах убить его же племянника… так он просто уйдет в запой на пару дней, а затем вернется к убеждению, что все люди полны душевного добра и пердят исключительно фиалками. С другой стороны его убеждения более чем практичны и если кто попрет с ножом — его просто пристрелят, но затем похоронят и выпьют над могилкой придурка пару стопок самогона, не забыв сказать несколько слов о добром сердце отморозка.

Короче говоря — эту железобетонную стену не проломить никакими доводами. А я и не собирался. Я просто продолжал собирать информацию из любого источника. И лучше всего это делать не расспросами, а вот так вот приглядываясь, прислушиваясь к чужим разговорам, ловя обрывки фраз и наблюдая за поведением при той или иной ситуации. Напившись, я налил чуток воды в пригоршню и умылся. Содрать хотя бы с хари остатки солевой корки — уже неплохо.

— Позволь заняться твоими ранами? — мягкий, даже слишком мягкий голос принадлежал чернокожему амбалу, что осторожно подошел и присел неподалеку, показывая открытый деревянный ящичек с десятком разномастных бутылочек и склянок. Еще там имелся ворох серых бинтов и какие-то инструменты.

Я молча кивнул и вытянул зараженную червями руку, отметив, что на нее он и смотрел, безошибочно определив самую проблемную область. Обменяв бурдюк на деревянную потемневшую тарелку, впитавшую в себя остатки сотен трапез, я занялся кукурузной кашей, сдобренной каким-то маслом, и не останавливался, пока не съел все подчистую.

— Еще есть? — поинтересовался я, облизывая деревянную ложку.

— Найдется, сеньор. Сейчас подадим.

— А мясо?

Охотники заулыбались:

— О! — Пабло часто закивал — Конечно! Гисо де серпенто будешь? Но для голодного желудка оно тяжеловато…

— Буду — кивнул я.

На этот раз тарелка была глубже и больше. Этакое корытце полное кусочков мяса, корешков, порубленных листьев и желтоватых корнеплодов. Все это пахло сильно и пряно, ясно и четко заявляя о своем диком происхождении. Каждый ингредиент был собран здесь в дикой сельве, а не выращен где-нибудь на ферме. Прекратив изучать блюдо, я принялся за еду, в то время как чернокожий Дима с помощью тонкой деревянной палочки, предварительно тщательно смоченной в чашке с каким-то алкоголем, доставил из моей раны дергающих жирных червей, бросая их в костер. Глядя как одна из гнид, судорожно дергается на горячем булыжнике рядом с огнем, не понимая, что ее жопа — или харя — уже приварилась к камню — я задал главный вопрос:

— Где я? — чуть подумав, добавил еще пару вполне себе обычных для выползшего из океана бродяги — Как далеко ближайшее поселение? Кто тут главный?

— Главный у нас? — удивленно моргнул паренек и указал на своего родственника — Пабло говорит — мы делаем.

Досадливо поморщившись, лысеющий глянул на племенника и со вздохом покачал головой. Тот понял, что сказал что-то не то и виноват поник.

— Ближе всего к нам поселение Муро Фуэрте — мы все оттуда родом. Ты не назвал своего имени.

— Оди — ответил я.

— Оди — повторил Пабло — Короткое имя… но звучное… Скажи, Оди — ты хочешь отправиться с нами в Муро Фуэрте?

— Ага — кивнул я и отправил в рот еще одну ложку змеиного рагу — Хочу.

— Тогда чуть подлечим тебя — и отправляемся. Ослы уже отдохнули, колесо починено, а еще живую добычу не стоит томить духотой и голодом — иначе потеряем в и без того невеликой цене.

— А ее — я указал ложкой на освежеванную свинью — Ее жарить не будем?

— Ты все еще голоден?!

— Ага — признался я, откладывая пустую тарелку — Голоден. Хочу мяса. Жареного жирного мяса. Много.

Охотники снова переглянулись и… я снова не уловил от них агрессии, недовольства или жадности. Они просто решали, как им быть, поглядывая при этом на уже темнеющее небо.

— Пожарим над огнем несколько больших кусков — решил Пабло за всех и один из охотников заспешил к подвешенной животине с ножом.

— В темноте опасно — пояснил Пабло, и его рука коснулась висящей за спиной винтовки — Всякое бывает…

— Что бывает?

— Звери… люди… судьба… На дороге может встретиться разное, компаньеро. Ты кушай, кушай… Раз ты один из спасшихся, то жизнь у тебя была куда тяжелее чем у нас. Кушай, Оди… кушай. А на все твои вопросы мы ответим по дороге. Мы ведь люди честные, скрывать нам нечего. Душа нараспашку! — и Пабло зашелся долгим искренним смехом.

— Куда это я попал? — пробормотал я, наблюдая, как толстые черные пальцы удивительно умело зашивают длинную рану на моем предплечье — Или я так и не выплыл?…