Помоги проекту - поделись книгой:
Подарок
Палач 2.12,1
Перехожу к заводским маткам. Нетрудно сказать, какие крови в то время выбирал для своей заводской работы Сахновский и каким линиям он отдавал предпочтение. Сведения, полученные из заводских книг, дополню еще теми, которые узнал от самого Сахновского. В завод Шибаева в свое время вошли кобылы пяти групп: десять кобыл завода А.В. и С.С. Жихаревых (Азарная, Ловкая 2-я, Голубка 2-я, Гроза, Гусыня, Завидная, Мечта, Победа, Раскида и Хозяйка 2-я); шесть кобыл завода М.И. Кожина (Блошка, Боевая, Бедовая, Полтава, Прикащица 2-я, Сабля 2-я); одиннадцать кобыл завода С.С. де Бове (Баловница, Задорная, Западня, Касатка, Ласточка, Лиса, Ловушка, Лучина, Птичка, Самка, Чудачка); пятнадцать кобыл первого завода С.М. Шибаева и герцога Г.М. Лейхтенбергского (Быстрая, Завидная, Заветная, Зарница, Зацепа, Зацепа 2-я, Зина, Ласточка 2-я, Ловушка 2-я, Приятная-Дашка, Разгара, Сильфида, Соперница, Стрела и Удача 2-я); три кобылы завода Головнина (Варька, Воля и Вьюга) и еще пять кобыл разных заводов.
Кобылы первой группы, то есть жихаревские, имели течения Кролика и Степенного, причем все, за исключением одной, происходили либо от Кролика-Молодецкого и дочери Бородавкина, либо же наоборот, так что подбор к ним, по мнению Сахновского, был несложен. Кролик-Молодецкий – внук знаменитого ознобишинского Кролика, а Бородавкин – правнук роговского Степенного, то есть из линии Полкана 3-го. Бородавкин был известной призовой лошадью, а Кролик-Молодецкий хотя и выигрывал, но не имел класса. Я, как генеалог, критически относился к жихаревским лошадям, но Сахновский их высоко ставил. Заводская деятельность жихаревских маток в общем была удачна: эта группа кобыл дала немало призовых лошадей. Лучшей из них следует признать Мечту (Бородавкин – Молодецкая), р. 1876 г., родную сестру известной Милой, р. 1873 г., которая дала у князя Л.Д. Вяземского знаменитую заводскую матку Моряну – мать Мага и Мизгиря. Мечта у Шибаевых дала двух призовых жеребцов – Меча и Несносного, оба получили заводское назначение. Третий ее сын Не-Тронь-Меня выиграл, а дочь Мысль создала Марала 2.14,4.
К шести кожинским кобылам я должен присоединить двух головинских – Волю и Вьюгу, а также Славу и Чародейку, происходивших от кобыл де Бове и имевших кровь Потешного и Полканчика со стороны отцов. Таким образом, кожинское гнездо состояло из десяти заводских маток. Это было самое сильное гнездо в заводе, лошади этого гнезда были удивительны по своему невероятному блеску и отменной породности. Первое кожинское гнездо Сахновский купил у наследников М.И. Кожина, второе было им собрано уже с большим трудом в начале 1880-х годов. Здесь мы видим редкий и достойный подражания пример цельности и твердости взглядов коннозаводчика. Сахновский не шел ощупью, а знал, что делал. Он понимал, что представлял собой великий кожинский Потешный, чье имя он не мог произнести без священного трепета. В генеалогическом отношении кожинские кобылы были однородны: за исключением Блошки, дочери терпигоревского Быстрого 2-го, все остальные инбридированы на Полкана 3-го, нередко с преобладанием имени Полкана 6-го. Боевая была дочерью Потешного, а по женской линии происходила от той кобылы, которая дала кожинского Пашу. Бедовая была дочерью Паши. Полтава, дочь Удачного, происходила со стороны отца из линии Полкана 3-го, а ее мать была дочерью Полканчика. Прикащи ца 2-я тоже была дочерью Удачного, а ее мать – внучкой Полкана 6-го. Воля была дочерью Горностайки (от Паши, сына Полканчика), Вьюга – дочерью Бедовой, а Сабля – Удачного. Слава была дочерью Потешного завода Головина (не смешивать с Головниным), Потешный – сыном кожинского Потешного и Начальницы 2-й, а стало быть, родным братом Метёлки. Этот Потешный был очень резов, но имел несчастье попасть в упряжной завод князя Васильчикова, где и погиб. Сахновский, очень ценивший Метёлку, ввел в завод Шибаева кровь ее родного брата Потешного и поступил мудро. Дочь Метёлки дала рекордиста. Чародейка была дочерью Коршуна завода Головнина, но кругом кожинских кровей. Коршун – сын Любезного и Буянки. Любезный состоял производителем у М.И. Кожина и был сыном Полканчика и Бережливой, матери знаменитого Бережливого.
Заводская карьера этих кобыл была исключительно удачной. Боевая дала классного и превосходного по себе серого жеребца Боевого. Полтава – мать призовой Плутовки, от которой Пальмира 1.33,6 и Пурга, мать Пекина 4.39,5. Прикащица 2-я дала Подарка и Пирата. Говорят, что это была лошадь сказочной красоты и исключительного класса. Слава дала Недруга-Славного 4.51, Свистка 2.28½, Суру 4.59, призовую Славянку – мать Моряка-Скитальца 2.21, Кара-Джигита 2.20 и рекордиста Спора 1.28,4. Чародейка произвела Чаровницу, мать высококлассной шибаевской Чары и других призовых лошадей.
Двенадцать кобыл были завода пензенского коннозаводчика С.С. де Бове. Лошади этого завода прославились не только в России, но и за границей. Перед тем как уехать во Францию, де Бове продал кобыл Сахновскому. Посмотрим теперь, что объединяло этих кобыл в смысле происхождения. Баловница – дочь Баловника, призового рысака М.И. Бутовича, и Смедвы. Баловник – линии Горюна, Смедва по отцу – линии Кролика, а по матери – того же Горюна. Задорная, Западня, Касатка, Ловушка, Чудачка и Птичка находились в родстве. Задорная – дочь Петушка, внука голохвастовского Петушка, а ее мать Заноза происходила из знаменитейшей семьи кобылы Светлой, дочери Горностая. Западня – дочь Занозы, Касатка – дочь Петушка. Ловушка – дочь Капризной, от которой Касатка, так что они полусестры со стороны матери. Чудачка – дочь Петушка, а Птичка – внучка старого Петушка. Таким образом, все пять кобыл генеалогически связаны. Сахновский, собирая такие группы кобыл, облегчал себе подбор и до известной степени гарантированно получал однообразие приплодов. Кобылы Ласточка и Лучина – дочери хреновского Летуна (из линии Людмилла) и Летучей князя Черкасского, так что они родные сестры. Летучая – дочь Догоняя 2-го, давшего превосходный призовой приплод в заводе Черкасского. Мать Летучей – знаменитая Орлиха, от которой Ворожей, дед Корешка. Лиса и Самка – дочери Кролика графа Соллогуба. Мать Лисы – кобыла Люба, дочь болдаревского Чародея, по женской линии происходившая от хреновской Любки, дочери Лебедя 4-го. Самка принадлежала к ценному женскому семейству кобылы Сестры.
Кобылы де Бове сыграли в шибаевском заводе большую роль, многие их дочери получили заводское назначение. Лучшими оказались Западня, мать Заряда, Зоркой, Зяблика и других выигравших лошадей, и Ласточка, мать призовых Ладной и Летучей. От небежавшей дочери Ласточки Лезгинки родился резвый Королёк. Самка дала Славу, о чьей замечательной заводской деятельности я уже сообщал. Чудачка дала Чародейку, дочь которой Чаровница была одной из лучших заводских маток у Шибаева, произвела высококлассную Чару и призовых Чудную, Чурилу и жеребца Не-Ровен-Час.
Пятнадцать маток происходили либо из старого шибаевского завода, либо из завода герцога Лейхтенбергского. Назову наиболее интересных. Три дочери Бархатного – Зарница, Приятная-Дашка и Разгара – особенно ценились Сахновским, так как он высоко ставил Бархатного. У двух или трех кобыл была кровь Красивого-Молодца, лучшей из них была Сильфида. Исключительный интерес представляла Зацепа, дочь Занозы, полусестра знаменитого Лихача. Заводское назначение получила ее дочь Зацепа 2-я. К этой же группе относилась и Быстрая, мать знаменитого Кряжа-Быстрого, происходившая по мужской линии от Табора, а по женской – от воейковской кобылы Самки. Дочь Самки Усадница дала зотовскую Самку, которая прославилась своей беговой карьерой и заводской деятельностью у Лихарева. Внучка зотовской Самки Беговая стала матерью Быстрой. Заводская карьера кобыл этой группы сложилась замечательно: Разгара дала классную Радость 2.27, Приятная-Дашка – Пороха 2.18,1, а Быстрая оказалась одной из лучших рысистых кобыл последнего времени, дав Кряжа-Быстрого, Красавца-Быстрого и Нежданно-Быстрого.
Кряж
Славная
Непобедимый-Молодец
Кряж-Быстрый
Красавец-Быстрый
Скажу несколько слов о коннозаводских взглядах Сахновского. Сахновский утверждал, что принадлежность заводской матки к той или иной знаменитой женской семье есть лучшая гарантия и такую кобылу можно смело брать в завод. Многие заводские матки шибаевского завода происходили именно из прославленных гнезд, и ни один рысистый завод того времени не мог конкурировать с заводом Шибаева в этом отношении. Приведу примеры. Из заводских маток шибаевского завода Быстрая и Соперница принадлежали к семейству воейковской Самки, Воля и Прикащица 2-я – к семейству хреновской Горностаихи, Задорная – к семейству Светлой (оно же семейство ее дочери Точёной), Казистая – к семейству голохвастовской Рынды, Летучая и Чудачка – к семейству Верной, Мечта – к семейству хреновской Чембарки, Приятная-Дашка – к семейству шишкинской Ясной, Птичка – к одному из лучших голохвастовских семейств кобылы Резвой и т. д. Нечего удивляться, что Сахновский создавал таких лошадей, как Кряж, Лихач, Красавица – мать чиркинского Машистого, Подарок и Кряж-Быстрый; таких производителей, как Быстрый – отец Наследника 2.19, Заговор – отец Заговорёнка 2.17, и таких кобыл, как Плутовка – мать Пальмиры 1.33 и бабка Пекина 4.39,5, Чара – мать Чайки 1.34,4, Славянка – мать Спора 1.28,4, Мысль – мать Марала 2.14,4 и т. д.
Сахновский придавал также величайшее значение формам лошади. «Козлов в завод не пускаю», – часто повторял он. Сахновский любил лошадь густую, массивную, даже несколько тяжелую. Склонен был простить сырость, но никогда не прощал отсутствия массы и кости. Вот почему лошади шибаевского завода имели в смысле форм такой однообразный и дельный вид и были хороши по себе.
Однажды при мне разыгрался весьма интересный эпизод. Это было в Москве. Мы сидели у Сахновского. Горничная Дуняша доложила, что приехал покупатель. Сахновский велел его просить. В то время ставочные лошади из Аргамакова приходили зимой в Москву, где стояли на даче Сахновского, который ведал их продажей. Вошел покупатель, и мы все вместе отправились на конюшню. Покупателю понравилась действительно превосходная кобыла Брошка, дочь Нежданного и Бэлы. Он охотно согласился уплатить за нее, и мы вернулись в дом. Здесь, прочитав аттестат Брошки, покупатель отказался от кобылы. Удивленный Сахновский спросил, в чем дело. «Я приехал купить шибаевскую лошадь, а эта четырехлетка от какой-то прокофьевской кобылы», – последовал ответ. Сахновский пояснил, что хотя завод Прокофьева никому не известен, но Бэла – мать Брошки, а ее мать Вьюга – дочь знаменитой кожинской Бедовой. «Я вам верю и не сомневаюсь в этом, – сказал покупатель. – Но когда придет время мне ее продать, у меня Брошку никто не купит, а если я начну толковать, что она замечательной породы, никто этому не поверит. Фирма – великое дело!» Так и уехал, не купив кобылы.
После этого мы с Сахновским поговорили о том, какое значение имеет в нашем деле «фирма». Многие коннозаводчики, подыскивая себе маток, не знают пород и поступили бы так же. «Печально, но факт», – грустно заметил Сахновский. Сам Сахновский не преклонялся перед фирмой, а покупал маток на основании их происхождения, резвости и экстерьера. Выбирая производителя, Сахновский считался с требованием рынка и с известностью какой-либо линии орловского коннозаводства. Так, в эпоху славы Ратника Сахновским был взят в завод сын Залётного и Догоняихи от жеребца Догоняя. Когда слава Подаги достигла своего апогея, в завод был взят Забавный, внук Задорного, отца Подаги. Дань Бычкам была принесена ввиду успеха дубровских лошадей, и тогда был куплен мосоловский Перец. Призрак был приобретен как замечательный по себе жеребец и внук премированной Защиты-Горюновой. К тому же он был наследственный красавец, чему Сахновский придавал значение. Наконец, Нежданный принадлежал к немодной и забытой линии, но Сахновский, увидев эту лошадь и зная ее призовую карьеру, взял Нежданного в производители и не ошибся.
Подага 5.13 1/3
День
Нежданный 5.18,1, вороной жеребец, р. 1881 г., завода П.Г. Миндовского, от Крутого 2-го 5.07 (Крутой – Метла) завода Н.И. Ершова и Небось (Любимец – Небось) завода М.С. Мазурина. Производитель в заводах П.Г. Миндовского, Н.С. Шибаева и князя Л.Д. Вяземского. Когда Сахновский купил Нежданного, его лучший сын Недотрог имел уже имя, но в то время считалось, что все свои качества Недотрог унаследовал от матери, превосходной, но маленькой Буянки, дочери энгельгардтовской кобылы. В Недотроге «бежит» Бычок, безапелляционно решили наши знатоки, а потому отец Недотрога Нежданный был в забросе. Сахновский тотчас же его купил, и заводская деятельность Нежданного доказала, что он мог давать резвых и классных лошадей и без сотрудничества с кровью Бычка. Нежданный – сын Крутого 2-го, одного из лучших представителей орловской породы по резвости, чистоте крови и формам. Мать Нежданного – дочь превосходного жеребца Любимца, сыгравшего большую роль в заводе заводе М.С. Мазурина, а бабка – дочь Сорванца, лучшего сына блохинского Молодецкого. Прабабка Нежданного – Небось, лучшая тулиновская кобыла в заводе Мазурина. Сахновский видел не только Небось, но и Любимца, и Сорванца. Словом, своим происхождением Нежданный вполне удовлетворял даже такого требовательного знатока породы, как Сахновский.
Сахновскому была памятна езда Нежданного на старом московском бегу. Рекорд 5.18 для того времени был хорош, а если бы жеребец не был так строптив, то имел бы совсем другой рекорд. Нежданный сбоил, что происходило от пылкости.
В Нежданном было около пяти вершков росту, и, как говорил Сахновский, по себе он был вполне орловский рысак. Голову имел чрезвычайно породную, был исключительно сух, хорош и делен. В приплодах Нежданного попадались лошади с легковатыми ногами, излишне сухие. Сергей Алексеевич не без основания говорил в таких случаях, что Нежданный «отрыгнул» через Сорванца в породу Молодецкого, у которого чистой и верховой крови было немало. Однако в массе дети Нежданного были густы, дельны, крупны и хороши. Несколько ставок от этого жеребца прошли в Москве на конюшне Сахновского перед моими глазами. Так как в то время мне принадлежал сын Нежданного Недотрог, я спросил Сахновского, кто из них лучше по себе. Он улыбнулся и ответил: «Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что их и сравнивать было нельзя: Нежданный был лошадь, а Недотрог – лошадка!»
Заводская карьера Нежданного оказалась блестящей. Он дал около шестидесяти призовых лошадей, выигравших свыше 200 000 рублей, сумму по тем временам громадную. Из всего его приплода истинным классом обладал один Недотрог, выигравший Императорский приз, а также много других именных призов. Среди детей Нежданного определенным классом обладали Волгарь 2.21,5, Клеопатра 1.39, Креолка 2.21, Мандарин 2.25, Набег 1.37, Небывалый 4.54, Недруг-Славный 4.51, Нежданно-Быстрый 2.23¼, Не-Тронь-Меня 2.27 и Чара 2.25,3. Очень удачна была и заводская деятельность сыновей и дочерей Нежданного. Он дал восемь лошадей класса 2.20 и резвее: Сибарита 4.45, Новика 2.18,5, Брена 1.33 и 2.19, Кота 1.34,6 и 2.18,6 (четырех лет), Зулуса 2.19,6, Кронпринца 4.42,2, Фудутуна 4.41 и Лакея 4.44,1. Появление Ловчего 2.15,7 (четырех лет), правнука Нежданного, дает основание предполагать, что эта линия продолжится и, быть может, еще вступит в бой за первенство с корифейными линиями рысистого коннозаводства страны.
Состав заводских маток в заводе Шибаева был настолько хорош, что ввести в него можно было только действительно первоклассных кобыл других заводов. Новых кобыл покупали мало, зато в них был такой роскошный поток кровей, что оценить его мог только генеалог и знаток орловской породы. Амазонка завода Третьякова – дочь Аякса Коробьина (Гранит – Амазонка), из той линии, которая дала Бедуина-Молодого. Мать Амазонки Волна была дочерью белого Сметанки завода Н.С. Мазурина. Варлянка (Злобный – Небось) бежала и выиграла. Она принадлежала к семье шишкинской Метелицы и дала двух безминутных лошадей. Каша (Литой – Комета) завода П.Г. Миндовского. Купив Кашу, Сахновский лишний раз показал, каким удивительным чутьем он обладал и как умел распознавать будущих знаменитых лошадей. Невзгода завода М.В. Столыпина от старого Нагиба и Самки завода В.П. Охотникова, дочери Соболя 2-го. Невзгода принадлежала к семье воейковской Самки и лучшей ее дочери Усадницы. Какие имена, какие крови!
Такой подбор кобыл по кровям мог сделать только величайший знаток породы. Карузо был также величайшим знатоком породы, но какая разница между ним и Сахновским в реализации знаний и в способах работы! Приведу пример. И Карузо, и Сахновский пришли к мысли пустить в свои заводы голицынских кобыл. Карузо купил посредственную во всех отношениях и небежавшую Светлану, которая ничего путного не дала. Ставка только на происхождение была бита. Сахновский долго искал и купил в Орле у Беспалова голицынскую Варлянку, превосходную по себе белую кобылу с рекордом, мать недурно бежавшего рысака.
Я хотел бы еще многое сказать о происхождении шибаевских лошадей, но опасаюсь утомить читателя.
Ко дню моего приезда в Аргамаково там было четыре жеребца-производителя.
Забавный (Зажога – Держава), гнедой жеребец, р. 1886 г., завода Немировского. Не бежал. Был представителем крови Задорного, отца Подаги. Это была небольшая лошадь приятных форм, породная, широкая и с недурным верхом. Этим жеребцом Сахновский пользовался очень умеренно.
Меч (Дракон – Валторна), вороной жеребец, р. 1888 г. Эта лошадь была продана за границу, выиграла в Баден-Бадене одиннадцать первых призов, одержав при этом победы над американскими рысаками. В России Меч имел предельный рекорд 5.18. Сахновский перекупил его. Меч по Дракону был потомком Горюна, через одного из его лучших сыновей Первенца. Со стороны матери он был Полкан 5-й + Варвар 1-й (дважды).
Мечу в Аргамаково давали лучших кобыл, но резвейший его сын Моряк-Скиталец был 2.22½. Мать Моряка-Скитальца Славянка дала Кара-Джигита 2.20 и Спора 1.28,4, то есть была выдающейся орловской кобылой. Всего приплод Меча выиграл 12 000 рублей, одиннадцать его бежавших детей были скромного класса. Теперь я полагаю, что Сахновский стал жертвой обмана. Вероятно, настоящий Меч остался в Германии под именем какого-нибудь Франца или Фрица, а ловкие венские барышники прислали в Россию совсем другую лошадь. Другого объяснения полного провала Меча как производителя дать нельзя.
Победитель (Кремень – Погоня), р. 1887 г., завода Ананьева. Не бежал. За лошадьми такого типа гналось прежнее московское купечество. Пара таких лошадей стоила до 10 000 рублей и встречалась нечасто. Лично я не любил лошадей, подобных Победителю, но соглашался с Сахновским, что он был нужен в заводе, ибо надо же было производить тот товар, который спрашивает потребитель. Когда его вывели, я не мог не сказать: «Хорош!», но уже через две-три минуты заметил, что жеребец неглубок, связка неважная и мало ребра. Зато голова, глаз, выход шеи, кудрявая грива и челка, хвостище юбкой были очень эффектны. Победитель давал дорогих лошадей в своем сорте для специальных покупателей.
Призрак (Перец – Ситовая-Меча), белый жеребец, р. 1891 г., завода А.А. Стаховича. Призрак был рысаком тяжелого типа, по себе идеально хорош. Показывая его мне, Сахновский говорил: «Настоящий першерон». Но разумеется, Призрак был длиннее першерона, легче и имел рысистые лады. Призрак был сыном кобылы Ситовой-Мечи завода Свечина, то есть до известной степени лошадью посторонней по кровям остальным лошадям завода Стаховича.
Сахновский считал Забавного, Победителя и Призрака лишь дублерами при главном производителе завода – Мече. Но Меч оказался бездарным производителем.
После осмотра производителей показали ставочных лошадей. Они были в превосходном порядке и очень ровны. Это была действительно ставка рысаков одного завода, а не сборище разнотипных рысистых лошадей. Сахновский обратил на это мое внимание, и я признал, что ставка и вообще молодняк очень хороши.
Выводка в заводе производилась мастерски: лошади выходили и замирали в стойке, словно были выдрессированы, а выводчик из местных татар был великий мастер своего дела. Сахновский в это время рассказывал породу лошади, обращал мое внимание на отличительные черты ее экстерьера, иногда вспоминал предков лошади и тут же давал им характеристику.
После выводки я вместе с Сергеем Алексеевичем обошел конюшни, побеседовал с Лубенцом, заведующим заводом. Заводские конюшни были построены в давние времена и не отличались роскошью. Приспособлены они были для обширного завода очень хорошо. Маточная конюшня заканчивалась двухэтажным домиком, в котором находились аптека и помещение для маточника и дежурных. Порядок на заводе был образцовый.
Лубенец, знающий, опытный и дельный человек, окончил Дубровскую школу наездников и был прислан в Аргамаково лично Измайловым, которого об этом просил сам Сахновский. Я уже отметил блестящий вид лошадей в заводе, но некоторые дефекты и от моего, тогда ещё малоопытного, глаза скрыть было нельзя. Так, холостые кобылы были в худшем порядке, чем подсосные. Не понравился мне вид сосунов, то есть жеребят, родившихся в 1903 году: они были худоваты, иногда скучны. Дело в том, что в заводе Шибаева жеребятки не подкармливались отдельно от матери овсом, а получали его при матерях. Понятно, что на их долю оставались лишь крохи. Я указал на это Сахновскому, он со мною согласился и велел Лубенцу устранить этот недостаток. В то время на первоклассных заводах подкорм жеребят отдельно от матерей был уже введен.
Заводских маток, которые меня больше всего интересовали, было решено смотреть на выводке на следующий день. Мы вернулись в дом. У крыльца уже стояла линейка, запряженная одной лошадью, на этот раз смирным полукровным мерином, так как предстояло ехать в табун. Наскоро выпив по стакану чаю, мы с Сахновским отправились в степь. Эта поездка в табун давно манила меня. Я ничего так не любил в жизни, как отправиться в табун, обязательно перед вечером, по возможности не с хозяином табуна, а с управляющим или маточником. Как приятно и интересно было следить за движением кобыл, узнавать некоторых из них, наблюдать жизнь табуна! Нередко мне удавалось самому указать в табуне на лучших маток завода, и часто я отбирал для себя кобыл, которых на следующий день торговал, а иногда и покупал. Табун и его жизнь – это одна из самых красивых и увлекательных сторон коннозаводской жизни, и кто не знает и не любит ее, не знает и не любит ни лошадей, ни природы…
Ровной рысью, но потряхивая головой, как бы желая освободиться от хомута и тяжелой дуги, бежит наш мерин по направлению к табуну, а сзади на беговых дрожках поспевают за нами Лубенец и маточник. Табун ходит верстах в семи от усадьбы. Местность, по которой мы едем, неровная, местами холмистая, часто попадаются овраги и кустарники, иногда перелески. Справа от нас аргамаковская усадьба. Вдали мелькают церковь и помещичья усадьба. Я спрашиваю Сахновского, кому она принадлежит. «Это имение Подладчикова», – следует ответ. Преобладают кобылы темной масти, белых лишь две или три. Сахновский велит кучеру объехать табун. С небольшого пригорка, где мы остановились, табун виден как на ладони. Он ходит по колено в траве, лошади выглядят отлично. Высокая трава усыпана цветами: душистая кашка, татарское мыло и другие цветущие травы наполняют округу благоуханием. Изредка тихий, как бы застывший воздух оглашается разнообразными звуками – то степная птица, испуганная нашим появлением, дает о себе знать. Мы спускаемся с пригорка и медленно подходим к табуну. Лабунец, маточник и табунщик на башкирских лошадях окружают табун и не дают ему разбрестись по сторонам. Мы с Сахновским начинаем осмотр…
Шибаевский табун оказался хорош! Группа дочерей Нежданного, довольно значительная, выделялась сухостью и элегантностью. Кряжи – так называл Сахновский всех кобыл, в которых текла кровь Красивого-Молодца и его сыновей, – тоже составляли весьма значительную группу. Это были очень утробистые, с превосходными шеями, длинные, фризистые и очень низкие на ногах кобылы, настоящие матки-жеребятницы. Ими долго любовался Сахновский и говорил: «Вот кобылы, вот настоящие жеребятницы! Это фундамент завода!» Среди всех этих превосходных односортных и однотипных кобыл ярко выделялись несколько белых пятен. То были голицынская Варлянка, Слава, Невзгода и маленькая телегинская Удалая – кобылы совсем в другом роде. Слава, сухая, тонкая, изящная красавица, очаровала меня. Я спросил о ней у Сахновского. Он ответил, что это внучка кожинского Потешного, и добавил: «Великий был коннозаводчик Михаил Иванович Кожин! Лошади его, а в особенности кобылы, были так хороши, что равных им в свое время не находилось. Бывало, на ярмарке в Бекове если увидишь рысака в образе араба или кобылу с тонкой, лентистой шеей, с глазом в кулак, поразительным оскалом, блеском и гармонией форм, так и знай, что происходят они от какого-нибудь кожинского жеребца. Сколько их было тогда, этих лошадей, и куда все это девалось?»
Когда мы тронулись в путь, еще не угас свет вечерней зари, но летняя короткая ночь быстро наступала. По мере нашего приближения к усадьбе начало заволакивать небесный свод, звезды сверкали ярче, все громче звучали голоса ночных птиц. Где-то далеко раздался свист, ему ответил другой, затем все затихло. Наконец показались огни усадьбы, и мы вернулись домой.
Здесь Сахновского ждала телеграмма. За час до нашего возвращения ее привез со станции верховой. Сахновский, видимо, взволновался и, распечатывая депешу дрожащими руками, произнес: «Уж не заболела ли мама?» К счастью, супруга Сахновского пребывала в добром здравии, а телеграмма была от Шибаева. Он извещал, что с утренним поездом приедет из Москвы фотограф Хомяк, и просил Сахновского руководить съемкой всего завода. «Давно пора, – заметил Сахновский. – Молодец Николаша, догадался, что пора сделать альбом и увековечить настоящий состав завода. Я ему об этом давно твердил. Видно, захотел вам поднести экземпляр альбома». Предположение Сахновского оказалось справедливым. Хомяк имел инструкции не только снять всех лошадей, но и сделать несколько наших снимков. Впоследствии я имел удовольствие получить в презент от Н.С. Шибаева этот альбом. Благодаря ему иконография шибаевского завода сохранилась. Сахновский на обороте каждого снимка собственноручно сделал надписи: указал имя изображенной лошади, дал ссылку на заводскую книгу и пр. Этот альбом является для меня драгоценным памятником прошлого; нередко, перелистывая его страницы, я вспоминаю старину и людей, расположением и любовью которых я имел счастье пользоваться в жизни.
Хомяк приехал тем же поездом, что и мы, и сейчас же явился к Сахновскому. Хомяку мы обязаны тем, что имеем хорошие снимки знаменитых рысаков и скакунов почти за два десятилетия.
Хомяк был маленького роста, щуплый, тщедушный и очень подвижный мужчина. Трудно было определить его национальность, но в его манере себя держать и выговоре чувствовалось что-то польское. Мастер своего дела он был большой, среди его снимков есть немало превосходных работ. Жил он в Москве, где находилась его мастерская, то есть был московским фотографом, подобно тому как Козловский и Стуколкин были фотографами петербургскими. Хомяк пользовался большой известностью в спортивных кругах, и эту известность он вполне заслужил. Почти двадцать лет он был главным фотографом на бегах и скачках в Москве и сделал громадное количество снимков лучших лошадей того времени. Он также выезжал в конные заводы. Из его работ наиболее известны альбомы и отдельные снимки, сделанные в заводах Малютина, Елисеева, Живаго и Шибаева. Альбомов этих заводов он в продажу не пускал, но для коннозаводчиков и их друзей такие альбомы были сделаны. Хомяк снимал лошадей очень удачно, ставил их хорошо. Сейчас, к великому сожалению, снимки Хомяка попадаются довольно редко, ибо большинство из них погибло во время революции. Остается пожалеть, что ни у кого из современных охотников не сохранилось полной коллекции снимков Хомяка. Я слышал от фотографа Алексеева, что негативы Хомяка лет десять тому назад его жена продала на фабрику, где они были смыты и превращены в новые пластинки.
Мы отправились на выводку кобыл, где нас уже ждали. За Хомяком несли его громадный аппарат и другие принадлежности. Сам он, видимо, волновался: то забегал вперед, то возвращался к нам и все время тараторил. Когда мы пришли на конюшню, начались поиски наиболее подходящего места для съемки кобыл. Хомяк носился, смотрел на солнце, то поворачивался к нему спиной, то лицом, то становился боком, затем искал совершенно ровную площадку и, найдя наконец, стал устанавливать свой аппарат. В то время не было еще тех удобных и портативных аппаратов, которыми снимают современные фотографы, и аппарат Хомяка на своем высоком треножнике, покрытый черной материей, напоминал орудие пытки. «Перепугаете мне всех кобыл, – заметил Сахновский. – Но делать нечего, надо приступать к съемке».
Вывели первую кобылу. Она остановилась и замерла в красивой позе. Хомяк прицелился, весь съежился, присел и щелкнул затвором. Это было делом одной минуты. «Схватил!» – радостно сказал он и стал опускать крышку кассеты. Работал Хомяк быстро и, как сам говорил, «пуделял» очень мало. Работу его облегчало то обстоятельство, что кобылы с удивительным, прямо-таки непонятным доверием отнеслись к аппарату. Хомяк все время щелкал затвором. Съемка шла успешно.
Вывели белую Славу. Она была замечательно приготовлена к выводке: шерсть лоснилась и блестела на ярком солнце, тонкая грива плотно прилегала к шее, а сама кобыла, как бы сознавая свою красоту, величие, выступала павой. Но вот она покосила глазом на аппарат, испугалась, захрапела, подняла хвост султаном, а потом собрала шею и как бы вся поднялась на воздухе и закружилась, заходила в поводу. Картина была поразительная! Все пришло в движение. Лубенец старался успокоить кобылу, выводчик бережно ходил за ней, Сахновский вошел в раж от восторга, а Хомяк то приседал, то подымался, то замирал, то пробуждался и нервно теребил грушу затвора. Он оценил красоту картины, но не мог уловить момент, ибо вся сцена была полна движения. Наконец на одно только мгновение кобыла остановилась и замерла. Сахновский закричал Хомяку: «Снимайте!» Но увы, Хомяк не поймал момент, ибо кобыла была не в фокусе. Так и не удалось на этот раз Хомяку снять Славу. Он сделал это лишь на другой день поутру, причем плакался потом, что испортил несколько пластинок и, хотя снял Славу, снимком остался недоволен.
Среди кобыл шибаевского завода было пятьдесят две выдающиеся заводские матки. Здесь были и призовые знаменитости, и матки, прославившиеся своим приплодом, были кобылы замечательных форм и, наконец, такие, которые хотя сами и не бежали, но дали превосходный резвый приплод. Перехожу сейчас к тем кобылам, которые мне больше всего понравились или были рекомендованы Сахновским.
Чара 1.39; 2.25,3 (Нежданный – Чаровница), вороная кобыла, р. 1895 г. Выиграла около 12 000 рублей. По кровям Чара была результатом классического соединения Лебедь 4-й + Полкан 3-й, так как ее отец Нежданный – прямой потомок Лебедя 4-го, а мать Чаровница – внучка Коршуна, что линии Полкана 3-го через Полкана 6-го и его сына Полканчика. Чара была очень хороша: необыкновенно глубока, суха и дельна. К сожалению, Чара не дала в заводе того, что мы вправе были от нее ожидать, ибо после смерти Сахновского Н.С. Шибаев плохо вел завод и погубил много драгоценного материала.
Лезгинка (Бедуин-Пылкий – Ласточка), вороная кобыла, р. 1889 г., завода С.С. де Бове, одна из резвейших кобыл конца 1870-х годов. Лезгинку, вследствие ее происхождения по прямой женской линии от знаменитой Верной через такую представительницу этой фамилии, как Орлиха, чрезвычайно ценил Сахновский. Лезгинка оправдала его доверие и дала Королька, известного рысака на конюшне Кожевникова. Она была во всех отношениях блестящей кобылой, породной и очень сухой. Давала весьма ценный приплод.
Катенька (Кряж – Варька), р. 1885 г. С моей точки зрения, к этой кобыле Сахновский относился пристрастно и преувеличивал ее значение. Кобыла была невелика ростом, но очень широка. Она часто холостела.
Славянка (Нежданный – Слава), вороная кобыла, р. 1895 г. Выиграла и оказалась впоследствии одной из лучших маток нашего коннозаводства. Была чрезвычайно интересна по кровям, ибо вновь повторяла классическое сочетание Лебедь 4-й + Полкан 3-й: ее мать Слава была дочерью призового Потешного, сына великого кожинского Потешного, линии Полкана 3-го. Славянка считалась одной из резвейших кобыл в шибаевском заводе, Сахновский говорил, что это феноменальная кобыла, но вследствие необыкновенно строптивого характера она была изломана еще в двухлетнем возрасте. В то время я к этим словам относился с недоверием, но теперь, когда известна замечательная заводская карьера Славянки, я не сомневаюсь, что Сахновский не преувеличивал ее резвости. По себе эта кобыла была изумительно хороша и так суха и кровна, что Сахновский называл ее арабской.
Байдарка (Гордый – Бедовая), вороная кобыла, р. 1889 г. Как дочь малютинского Гордого и внучка Удалого, она была капитальнее шибаевских маток, но удивительно, что верх у нее был не удаловский – спина мягковата. В остальном кобыла была хороша. Давала мало приплода, поскольку часто холостела и скидывала.
Плотная (Гордый – Прелесть), вороная кобыла, р. 1888 г. Была чрезвычайно хороша и столь же капитальна. Казалось, что такой грузной кобыле трудно бежать резво, но Плотная была резва и даже выигрывала. Массу ей дал, конечно, Гордый.
Мечта 2-я (Красавец – Мечта), гнедая кобыла, р. 1888 г. Старая Мечта была одной из любимых кобыл Сахновского, она выигрывала и была родной сестрой Милой, матки завода князя Л.Д. Вяземского. Мать Мечты Молодецкая также выигрывала. Мечта оказалась одной из лучших маток в заводе Шибаева, так как дала призовых Меча (рыжего), Не-Тронь-Меня, Несносного, Немо, Нерона и других.
Мысль (Нежданный – Мечта), гнедая кобыла, р. 1894 г. По словам Сахновского, Мысль была очень резва, но ее опоили и она не смогла появиться на ипподроме. По себе Мысль была превосходная кобыла: красивая и породная голова, идеальное плечо, превосходное подплечье, прекрасный верх и очень хорошая подпруга. Мысль дала впоследствии Марала 2.14.
Чаровница (Коршун – Чудачка от Петушка Д.Д. Голохвастова), вороная кобыла, р. 1890 г. Чаровница была результатом встречи кожинских кровей с голохвастовскими. Такая встреча, вопреки уверению некоторых охотников, бывала почти всегда удачной. Мать знаменитого голохвастовского Петушка Важная была дочерью Полкана 3-го. Стало быть, при соединении с кожинским Коршуном, сыном Любезного, внуком Полканчика, правнуком Полкана 6-го и т. д., происходил инбридинг на Полкана 3-го, что давало и дает блестящие результаты. Чаровница дала знаменитую Чару, затем призовую Чуткую. Она была очень трудной маткой, но приплод давала превосходный. Все, что она дала, бежало и выиграло. Чаровница была широкая, костистая, очень дельная и угловатая кобыла. Она входила в первую десятку кобыл шибаевского завода.
Невзгода (Нагиб – Самка), белая кобыла, р. 1882 г., завода М.В. Столыпина. Была небольшого роста и недурна по себе, но хуже основных шибаевских кобыл. Особенно интересна как чистейшая по крови. Отец Невзгоды – знаменитый Нагиб, прославившийся своим приплодом в заводе Молоствовых, а ее мать Самка была дочерью Соболя 2-го завода В.П. Охотникова. Трудно придумать более аристократическое происхождение.
Бэла (Быстрый – Вьюга), гнедая кобыла, р. 1892 г., завода И.А. Прокофьева. Сама не бежала, но дала призовой приплод. Дочь известного мосоловского Быстрого и внучка воронцовского Певуна. Ее мать Вьюга была от Варяга, сына Кролика, а бабка – известная кожинская Бедовая. Бэла давала превосходных жеребят и была хороша по себе.
Слава (Потешный – Самка), белая кобыла, р. 1883 г. Одна из лучших заводских маток шибаевского завода. Не бежала. Ее отец Потешный был сыном великого кожинского Потешного и Начальницы 2-й, то есть родным братом знаменитой Метёлки. Потешный в свое время показал превосходную резвость. Слава давала не только призовой, но и классный приплод при всех комбинациях кровей. Она мать Свистка, Недотрога-Славного, Суры и Славянки, которая в дальнейшем тоже стала знаменитой заводской маткой. Слава принадлежит к серым Полканам (по Потешному), а ее мать – к Кроликам. Встреча крови Потешного с кровью Кроликов (соллогубовский Кролик был внуком ознобишинского) дала блестящий результат (к несчастью, русские коннозаводчики дали угаснуть линии Кролика). По себе Слава была удивительно хороша, сухости и блесткости прямо-таки непомерной, при этом она была не конфетной лошадкой, а кобылой классических линий. К ней можно применить слова Северцева о «необыкновенной казаковской элегантности, но отсутствии густоты», с оговоркой, что таким лошадям густоты не надо.
Варлянка (Злобный – Небось), белая кобыла, р. 1885 г., завода князя В.Д. Голицына. Выиграла и до покупки ее Сахновским дала двух хороших призовых жеребцов – Вожака 2.24,3, который впоследствии состоял производителем у графини А.Ф. Толстой, и Волшебника 2.23,3. У Шибаева от нее также получили призовой приплод. Была много хуже остальных шибаевских кобыл.
Варька (Варяг – Летучая), гнедая кобыла, р. 1878 г. Несмотря на свои двадцать шесть лет, кобыла была поразительно свежа и продолжала жеребиться. Дала заводу двенадцать жеребят, из которых выиграли Верный, Вольный, Варюша. Породы была феноменальной. Ее отец резвый Варяг 5.07 был сыном Кролика графа Соллогуба и Волнистой Хреновского завода, дочери Варвара 1-го. Стало быть, он родной брат известной призовой кобылы Волны, дочь которой Подруга оказалась одной из лучших маток рысистого коннозаводства. По себе Варька была не особенно хороша, и только теперь я отдаю должное Сахновскому за то, что он ее так ценил.
Каша (Литой – Комета), вороная кобыла, р. 1894 г., завода П.Г. Миндовского. В 1913 году я писал о Каше: «Думаю, что кобыла эта может получить премию на любой выставке». Каша была необыкновенно женственна и прекрасна. Сахновский уступил мне ее, но он знал, что уступал. Описывая свой завод, я обстоятельно говорил о Каше. Она была очень резва и готовилась на Дерби, но захромала. Огорченный Живаго, тогдашний ее хозяин, решил продать кобылу. Тщетно просил его Сахновский этого не делать, Живаго стоял на своем. И тогда Сахновский купил ее для Шибаева. «Генерал от Вармика» не любил об этом вспоминать.
Мне остается сказать о судьбе шибаевского завода. За несколько лет до своей смерти Сахновский ушел от Шибаевых. Вокруг Шибаева стали группироваться недостойные люди, которые желали поживиться за его счет. Они позволили себя критиковать образ действий Сахновского. Сахновский узнал об этом, устроил головомойку Николаше и отказался от ведения завода. Прошло несколько лет. Шибаев стал пить, потом заболел. Когда он поправился, то охладел к лошадям, и знаменитый шибаевский завод постепенно начал сокращаться, а потом был распродан. Всё же несколько кобыл и кое-что из молодняка Шибаев удержал. Незадолго до войны он совсем оправился от болезни, стал ежедневно появляться на бегу и, опять увлекшись лошадьми, основал новый завод. Главным его помощником в ту пору был Г.М. Сушкин. В январе 1917 года Шибаев купил у меня заводских маток Боевую и Тайгу с сосунами от моих производителей. Во время революции Николай Сидорович Шибаев, желая спасти завод, отправил его куда-то на юг, чуть ли не на Кавказ, и там завод полностью погиб. Сам Шибаев остался в Москве и умер в страшной нищете, чуть ли не с голоду.
Сергей Сидорович Шибаев был положительный, серьезный и дельный человек. После того как он вышел из общего дела, а фабрика была продана иностранцам, он еще увеличил свой капитал. Он всегда любил лошадей, у него в паре ходил знаменитый впоследствии Подарок – отец Палача. Сергей Сидорович стал посещать бега и в 1906 году основал рысистый завод, купив для этого превосходное имение в Козловском уезде Тамбовской губернии, в семнадцати верстах от города Козлова. Живаго писал: «Сахновский убедил С.С. Шибаева продолжать дело отца и вновь завести завод, куда поступила часть маток старых шибаевских кровей». Я иногда встречал Шибаева либо у К.К. Кнопа, либо у С.В. Живаго. Шибаев мне жаловался, что его брат Николай погубил завод отца, и сожалел, что в свое время не купил его. «Впрочем, я собираю, что могу, из наших кобыл», – говорил он. Таким образом, С.С. Шибаев имел в виду до некоторой степени возродить былую славу аргамаковского завода.
Мы сблизились с С.С. Шибаевым в 1914 году. Именно тогда Синегубкин обратил мое внимание на его молодой завод. Я познакомился с составом завода и увидел, что кобылы там собраны с большим вкусом и знанием дела. Вскоре они начали появляться на бегу и обратили на себя внимание. Шибаев с головой ушел в лошадиное дело к великому ужасу и негодованию своей супруги Доры Марковны. Незадолго до революции мне удалось провести Шибаева в действительные члены Московского бегового общества. Именно в это время появилась его серая кобыла Туманная, показавшая феноменальную резвость. Ей исполнилось тогда два года, и за нее предлагали 25 000 рублей. С.С. Шибаев был талант в коннозаводском деле и достойный сын своего отца: всего лишь за двенадцать лет коннозаводской работы он успел создать классных лошадей и отлично поставить свой молодой завод. Когда началась Гражданская война, завод Шибаева был разграблен во время набега Мамонтова. Уцелели лишь несколько шибаевских лошадей. В Прилепах была знаменитая Туманная. Она дала трех жеребцов, но ни одной кобылки. Сейчас лучшая лошадь шибаевского завода – Гордость, которая принадлежит некоему Елисееву. Сам Шибаев во времена гетманщины уехал на Украину, а потом за границу.
Вернемся опять в аргамаковскую усадьбу. Там находились портреты лошадей. В гостиной висел большой, превосходно написанный портрет кисти Чиркина, изображавший белого жеребца Серебряного, отца Подарка. Портрет этот был сделан по заказу С.А. Сахновского. В имении также имелся редчайший альбом с фотографиями старого шибаевского завода. После смерти Сахновского к С.С. Шибаеву перешел портрет Кряжа. Н.С. Шибаеву принадлежала замечательная по тонкости работы и сходству серебряная статуэтка, изображавшая того же Серебряного, работы знаменитого ювелира Сазикова.
…В Аргамакове мы с Сахновским пробыли четыре дня. Я был в восторге от купленных мною тогда кобыл Каши, Гички и Струи. Наконец настал день нашего отъезда. Экипаж, запряженный уже знакомой рысистой тройкой, стоит у крыльца. Сахновского провожают Лубенец, оба наездника, фельдшер и маточник. Экономка суетится с кульками провизии. Лакей укладывает чемоданы. Мы прощаемся, садимся в экипаж, и тройка мягко берет от крыльца. Мелькает сад, выезжаем в улицу, минуем плотину и пруд и окунаемся в степь. Прощай, Аргамаково, на этот раз навсегда.
Завод Г.Г. Елисеева
Я посетил завод Г.Г. Елисеева, бывший Борисовских, трижды. Первый раз я был там в 1902 году, второй – по приглашению Елисеева в 1910-м; в 1913-м, будучи в тех местах, я опять заехал туда на два дня. Таким образом, я хорошо знал этот завод и видел его в разную пору.
С самых ранних лет я интересовался заводом Елисеева: борисовские лошади привлекали мое внимание своим происхождением и замечательными формами, а завод моего отца был основан исключительно на борисовском материале. Писать о заводе Елисеева без того, чтобы предварительно не рассказать историю завода Борисовских, невозможно, а потому необходимо начать повествование именно с него.
Завод Борисовских играл исключительную роль в коннозаводстве и коневодстве страны, велся с размахом, достиг блестящих результатов и завоевал огромную известность. Материалов об этом заводе у меня более чем достаточно. Поневоле приходится выбирать то, что наиболее интересно и важно.
Поделиться книгой: