Слежу за скоростью, и как только стрелка пересекает отметку девяносто, плавно тащу штурвал на себя. Земля «толкается» и мы взлетаем. Считаю до трёх, потом резко даю штурвал вперёд и тут же тяну обратно. На необходимость этого действия дядя Саша указывал тыщу раз, говорил что если так не сделать, то можно и хвост сломать.
Боковым зрением отмечаю что дополнительно полосу расчищали зря, взлетел я даже «короче» чем обычно.
Скорость растёт вместе с высотой, и поднявшись до трехсот метров — примерно за две минуты, я начинаю разворот к востоку.
Андрей сидит ни жив ни мёртв. Он сегодня за штурмана, наказал ему следить за приборами, даже памятку написал где что находится, и какие цифры должны быть. Чувствую себя мастером пилотажа.
Ложимся на курс и на высоте триста пятьдесят метров проходим над восточным постом, все предупреждены и смотрят вниз.
Высота растёт, пост остаётся где-то позади, и ничего не заметив, я снова разворачиваю самолёт.
В кабине не холодно, но и не жарко, термометра нет, но по ощущениям градусов десять, может двенадцать. Дверь в салон закрыта, без печки там совсем дубяк. Скорость под двести, высота тысяча метров. Больше подниматься не буду, — чем выше тем холоднее, дед иногда забирался до трех тысяч, но это без пассажиров.
— Ну что? — спрашиваю Андрея, в одной руке он держит картонку с памяткой, а второй намертво вцепился в поручень.
— Нормально! — зачем-то кричит он, хотя у нас теперь всё по современному, у каждого пилота своя гарнитура, нестандартная правда, но функции свои выполняет.
— Если нормально, свяжись с землей, — отвечаю ему, — скажи что возле поста никого нет, — ни тварей, ни их следов.
— Хорошо. — кивает Андрей и берётся за рацию. Кстати тоже трофейную. Раций, как автомобильных так и обычных, переносных, нам досталось штук тридцать, и вкупе с имеющимися, мы перешли на новый уровень «радиовещания».
Мотор работает ровно, все показатели в норме, в небе мы уже почти полчаса, ещё час и будем на месте. Сбиться с пути не боюсь, видимость отличная, ориентиры известны.
— Доложил! — снова так же громко кричит штурман, отвлекая меня от робко начинающегося восторга — я всё ещё не верю что мы летим, и это только моя заслуга. Наверное до конца порадуюсь только когда мы вернёмся домой, ведь впереди ещё посадка, взлёт и снова посадка. После получения прав я так первый раз в город поехал; боялся жутко, переживал, ехать надо было далеко и через центр, и вот когда приехал на место, — бурная радость потухла от одной только мысли что предстоит ещё и обратный путь.
Сейчас конечно не так, основной свой страх я уже преодолел, и когда впереди обозначились габариты Орловского, даже как-то расстроился.
Выровняв самолет по курсу, я начал снижение, в точности повторяя заученные действия.
Снизиться до трехсот, дать круг, прицелится на местности, и убедившись что всё в порядке, вести машину на посадку.
— Скажи мужикам пусть приготовятся! — попросил я Андрея, и прежде чем пойти на разворот, включил в салоне аварийную сигнализацию.
Глава 5
Посадочную полосу постоянно держали расчищенной, — то есть кончился снег, пошли чистить, а в те дни когда по графику должен был прилететь самолет с «большой земли» — так в шутку называли станицу, чистили в любую погоду.
Так что попасть в сугроб я не боялся, напрягал лишь тот факт что заходя на посадку не заметил ни одного человека. Обычно вываливалась вся группа, а тут никого. Но уводить машину на второй заход не стал, полосу видел отчетливо, препятствий никаких не было, поэтому сбросив скорость до положенной, аккуратно посадил самолёт.
Огороженная бетонным забором территория когда-то была автобазой, или чем-то в этом духе, именно здесь мы нашли зарытую в землю бочку с соляркой, и здесь же оборудовали лагерь. Несколько полуразваленных строений, козловой кран — точнее то что от него осталось, сваленные в кучу огромные асбестовые трубы, битый кирпич и обгорелые стены бывшей столовой, вид, прямо скажем, удручающий.
— Ну вот. — снимая гарнитуру, довольно улыбнулся Андрюха, — а говорил не сможешь, — как пёрышко машину посадил!
Я и сам не ожидал что будет так просто, но записывать это на счёт своего мастерства не спешил. Меня больше занимал вопрос почему нас не встречают, неужели уже ушли? — Да не может того быть, мы всего на день опоздали...
Сняв с крепления рацию, я проверил канал, и нажав клавишу, попытался вызвать местных ребят.
Но никто не отзывался, и это очень настораживало. Может в конец поселка ушли, там, под горой, могло и не брать. Надо было на подлёте с ними связаться, обычно я так и делаю, но сегодня просто из головы выпало, только о посадке и думал.
Автобаза находилась на самой окраине, практически возле леса, на перекрёстке трех дорог: одна шла вокруг поселка, вторая уходила в горы, и третья доходила до небольшой речушки и там обрывалась, по всей видимости мост — а он туда прямо просился, просто не перенёсся.
— Выходить то можно уже? — неловко толкнулись из салона.
— Нужно. Вы там не застыли? — обесточив машину, я повернулся к двери.
— Да нет вроде, — заглянув в кабину, Григорий Иваныч потёр покрасневший нос, — думал хуже будет.
Судя по покрытым инеем усам старшего группы, я засомневался что он не лукавит, просто жаловаться не привык, вот и хорохорится.
Хотя не знаю, если за бортом минус пятнадцать, да с высотой плюс пять градусов, точнее минус, получается двадцать. Но в салоне не дует, так что может и не особо холодно, тем более под конец полёта ещё и солнце выглянуло.
— Ну и славно, давайте на выход, только оружие приготовьте. — на всякий случай предупредил я.
— А что случилось? — напрягся Иваныч. — Заметил кого-то?
— Нет, как раз наоборот, что-то не встречают нас, — поэтому и предупреждаю.
Реакция последовала незамедлительно, видимо в иллюминаторы мужики не смотрели, поэтому моё сообщение оказалось для них неожиданностью.
— Оружие к бою! — переменившись в лице, рявкнул Иваныч, — Зачищаем!
В салоне защёлкали затворами, дверь распахнулась, и быстро попрыгав за борт, бойцы заняли круговую оборону.
— Ни хрена себе. — округлил я глаза, — прям как в кино.
— Ну а как ты хотел, жить захочешь, не такому научишься. — и натянув шапку чуть не на нос, Андрей покинул кабину.
Он тоже был в этой группе, но заменил штурмана, а на его место взяли другого человека.
Ещё раз окинув панель взглядом, я вышел следом, и прикрыл за собой дверь.
Чистый воздух, блестящий на солнце снег, и полная тишина. Обычно здесь пахнет дымом — в палатке постоянно топится печь, а сейчас как не принюхивайся, запаха нет, хотя ветерок в нашу сторону.
Сама палатка стояла внутри бывшей столовой, отсюда я её не видел, и только сейчас обратил внимание что полоса не расчищена — сверху не заметно, всё белое.
— И следов никаких нет. — шурясь от окружающей нас белизны, добавил Андрей.
Перекинув автомат на спину, я надел перчатки, поправил вылезшую штанину, и снова взял оружие в руки.
От самолета до палатки около пятидесяти метров, прямой видимости нет — стена мешает, но обычно заметны хоть какие-то следы жизнедеятельности. А тут вообще ничего, и судя по прибитости снежного покрова, снег выпадал давненько, как минимум пару дней назад, а значит с того времени здесь никто не ходил. И это вообще не радовало.
Мужики рассредоточились, и уже подходили к проёму в стене, шли наготове, поочередно меняясь и прикрывая друг друга. Для них занятия явно не прошли даром, во всяком случае со стороны это выглядело весьма впечатляюще.
Мы с Андреем тоже поднажали, может не так красиво, но в столовую зашли сразу вслед за ними.
Палатка на месте, труба не дымит, полог запахнут и завязан снаружи.
Иваныч что-то скомандовал, и бойцы снова активно задвигались, двое заняли оконные проёмы, один контролировал вход, и еще двое побежали к торчащему неподалеку козловому крану, оттуда, если подняться наверх, открывался отличный вид на окрестности.
Мы же с Андреем пошли к палатке; следов перед ней так же не наблюдалось, и кое как развязав узел на играющей роль замка верёвке, осторожно, боясь увидеть что-то нехорошее, я заглянул внутрь.
Никого. Ни живых ни мёртвых.
Печь, тумбочка, несколько спальников, стопка дров, пара канистр с водой. Вот и всё убранство. Первое что бросается в глаза — идеальный порядок. Значит уходили спокойно, явно рассчитывая вернуться, тому подтверждение уложенные стопочкой спальники, ночевать на снегу без них совершенно невозможно.
— Ну что там? — дождавшись когда бойцы добегут до крана, Иваныч присоединился к нам.
Я открыл тумбочку.
— Харчи.
Внутри стояла банка с солью, пара пакетов гороха, сухари, замёрзшая уже картошка, какие-то соления, и самое главное, то что никто из мужиков никогда не бросит — пятилитровая баклажка самогона. Причём почти полная.
— Может они нашли что-то интересное, и сидят там сейчас, охраняют? — предположил Иваныч.
— Что они могли найти такого, чтобы забыть о смене? — резонно возразил Андрей.
— В любом случае хотя бы записку оставили, или знак какой. — поддержал его я. — Скорее всего вышли куда-то, но что-то случилось и вернуться просто не смогли.
— Например?
— Да мало ли, может под лёд провалились, или в лесу заблудились. Всякое может быть. Надо следы искать.
— Что, все сразу и под лёд? Одновременно? — засомневался Иваныч.
— Ну а что такого, сколько случаев подобных бывает — Андрей достал баклажку из тумбочки и поставил сверху, — вот, к примеру, по Оренбургом в деревне целая семья в выгребной яме полегла, да ещё двое соседских мужиков до кучи. Сначала ребенок упал, его спасать кинулись, — отец, мать, а там газ скопился, метан, он без запаха, на крики прибежали соседи, отец с сыном, ну тоже туда полезли.
— Ну а причем тут лёд?
— Как причём? — удивился Андрей, — один провалился, ну и за ним все по очереди, мало ли как могло случиться.
— Да брось ты глупости говорить, я уверен что они живы. — Так уверенно отмахнулся Иваныч, что мне показалось что он что-то знает, но скрывает от нас.
— И с чего такая уверенность? — не удержался я от вопроса.
— Не знаю. Уверен, и всё. Чувствую я так. — он хотел еще что-то сказать, но тут в палатку заглянул один из оставленных на окнах бойцов.
— Вокруг никого. Ни людей, ни следов. — доложил он.
— Это плохо. — констатировал Иваныч, и закрыв дверку тумбочки, поправил почему-то опавшие усы. — Продолжайте наблюдение, за самолетом особенно смотрите, сейчас печку растопим, погреемся, а там может и придумаем куда они податься могли...
— За самолетом следить не надо, — перебил его я, — Пока мотор горячий над поселком покружусь, может сверху что увижу — приободрившись после самостоятельного полета я почувствовал что небо хоть и не манит, но уже и не пугает, так что вполне был готов снова туда подняться.
Иваныч спорить не стал, даже оживился как-то, наверное сам хотел предложить, но зная что пилот из меня аховый, боялся рисковать самолетом.
Так что оставив его растапливать печь, не задерживаясь, мы вернулись обратно.
Ведь прежде чем лететь, предстояло выгрузить весь груз, немного конечно, но чтобы достать бочки надо открывать дверь по грузовому, а это хлопотно, она нормально так заедает. Дед давно порывался её снять и отрихтовать, но всё как-то откладывал, находились более насущные дела.
Но на удивление в этот раз она не капризничала, и открылась буквально со второго пинка. Бочки и всё остальное, включая лыжи, к столовой таскать не стали, а просто вынесли за пределы полосы.
Закончив с грузом я обошел кукурузник, провел внешний осмотр, и убедившись что всё в порядке и ничего не отвалилось, занял свое место в кабине.
— Брр... Замерз я чего-то... — Закрыв двери Андрей зябко поёжился, и добавил мечтательно, — сейчас бы горяченького чего-нибудь...
И тут я вспомнил про утренний спор с женой, и непочатый термос с мясным бульоном.
Рюкзак стоял здесь же, позади моего кресла, укутанный тряпками термос прекрасно сохранил тепло, и те пару минут пока мотор грелся, мы успели выпить по кружке этого волшебного напитка.
Закончив с «чаепитием», я передал кружку штурману, и чуть добавив оборотов, развернул кукурузник, выровняв его на прямой.
Затем проверил показания приборов, положение закрылок и руля. У дяди Саши на это уходило пару секунд, но у меня пока так не получалось, я делал всё по порядку, и стараясь ничего не упустить, постоянно перепроверял сам себя.
Вроде всё в порядке.
Поднимаю обороты до тысячи, отпускаю тормоз, машина начинает разбег и довожу до двух тысяч.
Полоса не чищена, но снега не много, поэтому не страшно, сантиметров до тридцати разрешается. По хорошему бы лыжи поставить, но это только с дедом, пока он не вернется буду летать так, на колёсах. Объясняя мне их устройство, в подробности он не вдавался, но из того что я слышал, вывод напрашивался однозначный — просто лыжа, и лыжа для самолета, это вообще не одно и то же.
Скорость девяносто и самолет отрывается от земли — на взлёте действую автоматически, не тратясь на долгие размышления, любое промедление может вылезти боком. Опоздаешь с подъёмом — влетишь в снежную кучу в конце полосы, поторопишься, самолет поднимется и тут же пойдет в распрыжку — скакать будет, как мячик.
Но это только представляется страшно, на самом деле особо сложного тут ничего нет; нужной последовательности действий можно и обезьяну научить. Настоящее же мастерство лётчика проявляется в нестандартных, нештатных ситуациях. Ведь почему у перешедших в гражданскую авиацию военных, процент аварий в несколько раз меньше? — Да потому что на службе они только и делают что из этих ситуаций выкручиваются. А те кто сразу на гражданскую авиацию затачивается, такого опыта не имеют. Гражданский лайнер он ведь как автобус, такой же плавный и неповоротливый.
Высоко не поднимаюсь, высота сто метров, под нами уже лес, слегка доворачивая штурвал, и иду на разворот. Андрей тем временем включает запись на камере в телефоне и ставит его в штатив-крепление. Если что-то ищем, так всегда делаем, на скорости можно чего-то не заметить, поэтому перестраховываемся.
— Может с окраин начнем? — предлагает он. — В центре всё перелазили, туда они точно не сунутся.
На центральной улице посёлка располагалось больше всего магазинов и всякого такого, поэтому её очень основательно разграбили, да ещё и сожгли всё что горело. Эту улицу мы сами хорошенько прошерстили, не знаю, наверное из сотни расположенных там домов если только десяток не горелых остался. Да и те серьёзно почищены. Аборигены забирали всё что представляло хоть какую-то ценность, снимая даже панели со стен, и линолеум с полов, особенно если на них был какой-то интересный рисунок.
Соглашаясь с Андреем прицеливаюсь на самый край поселка, он размазан, четкой границы нет, поэтому ориентируюсь на укутанный инеем лес.
Скорость сто двадцать, нужно сбавлять, но на такой высоте могу не справиться, чем самолет выше, тем больше у пилота времени на раздумья, и наоборот. Мне же, ввиду почти полного отсутствия опыта и навыков, времени нужно много, поэтому снизив скорость до сотни, чувствую себя укротителем, сунувшим голову в пасть ко льву.
Если смотришь на летящий высоко в небе самолет, всегда кажется что он еле тащится, — будь то хоть реактивный истребитель. Лётчик же, в кабине этого самолета, вообще не замечает скорости, особенно если не видит землю. Но стоит кому-нибудь, даже вертолету, пролететь на высоте сто — двести метров, понимаешь насколько быстро он движется, а для пилота земля просто размазывается в сплошной калейдоскоп.
Но мы не на истребителе, у нас скорости не те, поэтому кое-что разглядеть успеваем.
Заборы, дома, дороги. Всё покрыто снегом, он скрывает горелые крыши и поваленные стены, сверху всё кажется не таким уж печальным, белое покрывало хорошо прячет последствия разыгравшейся здесь трагедии.
Во второй, или в третий раз, сейчас уже и не вспомню, от нечего делать я напросился в посёлок с небольшой группой из четырех человек. Я бы и не попал туда никогда, мы с дедом занимались перевозкой солярки, и на брожение по мёртвому посёлку времени у нас не было. Но в тот раз что-то случилось с мотором, и пока он ковырялся в нём, я решил прогуляться.
Шли от лагеря в сторону южной окраины, это примерно километров пять. Пересекли промзону, точнее её руины, перешли асфальтированную дорогу прямо по хорошо сохранившемуся пешеходному переходу, и вышли на коротенькую улочку почти перед самым лесом. С одной стороны улицы стояло десять домов, а с другой всего три, но с большими участками. Один из них как раз и был нашей целью; красного кирпича, высокий, с цокольным этажом и мансардой коттеджик. Верх его выгорел полностью, а вот цоколь огню не поддался.
Окна его были закрыты железом, а дверь вообще напоминала что-то сейфовое. И окна, и дверь, явно пытались взломать, характерные следы виднелись повсюду. Судя по всему аборигены долбили их чем-то железным, но безуспешно. Собственно мы хотели заняться тем же самым, но уже с помощью современных технологий в виде генератора и болгарки.
Дошли, осмотрелись. Раскатали удлинитель, завели генератор и приступили к работе. Дверь пилить не стали, уж очень серьёзно она выглядела. Выбрали наиболее дохлое окно — как нам показалось, и прорезав в нём достаточную для «пролаза» дыру, засунули туда первопроходца.