Чужие степи — часть вторая

Проследив за ним взглядом, я отстранился от окошка, и поправив сбившуюся шапку, принялся разглядывать висящий прямо напротив плакат.

Казачий хор, — несколько групповых фотографий с подписанными датами, внизу пустой карман, снимка или не было, или забрали, что написано сверху не видно, часть плаката покрыта инеем. Иней здесь повсюду, особенно возле дверей кабинетов и комнат которые отапливаются, полностью топить здание накладно, поэтому отопление точечное, печками-буржуйками.

— На вот, — Вернувшийся Михалыч просунул в окошко толстую тетрадь, — автограф мне оставь...

Сняв рукавицу, я взял ручку, и расписавшись в двух отмеченных галочками графах, натянул рукавицу обратно.

Михалыч просунул сначала брезентовую сумку — я заглянул: два диска по полсотни патронов, и россыпью примерно ещё столько же. И следом подал сам пулемёт.

Довольно тяжелый, чуть меньше десяти килограмм без диска, дектярь всё равно был легче эмгэшки, а самое главное стрелял помедленнее. Кто-то скажет что низкий темп стрельбы это плохо, но только не в нашем случае, когда патронов ограниченное количество. На дектяре я приноровился уже, прицелился, слегка тронул спуск — три патрона ушли, чуть задержал — пять штук. А на немце там три раза нажал, — ленты нет. Оно конечно хорошо так шпиговать, но опять же, было бы чем. Так что поэтому только дектярь.

Стреляли прямо с двери, на ходу открываешь, и пали себе на здоровье, главное не вывалиться. Хотели на месте иллюминаторов сделать ещё бойницы для стрельбы из автоматов, но уж больно угол острым получался, чтобы стрелять по наземным целям нужно приклад задрать аж к потолку, но тогда не прицелишься толком, так что пока эту идею отставили в сторону.

Закинув пулемет на плечо, я взял сумку с патронами и пошел к машине, отвезу домой, в ангаре хозяев много, упрут ещё ненароком. Я даже автомат с собой не брал, таскаться с ним по морозу удовольствие невеликое, револьвер за поясом и достаточно. Это когда в полёт, тогда конечно вооружался по полной.

Доехав до дома, встал прямо перед воротами, дал мотору поработать пару минут, — чтобы хоть немного прогрелся, и забрав с с заднего сиденья пулемёт, поднялся на крыльцо.

— Никак на войну собрался? — нахмурилась супруга, встретив меня у порога. Она сегодня выходная, в больнице работы конечно много, но не так как в июле, или августе. Тогда, сразу после нападения, она вообще жила там: доставала пули, осколки, штопала, резала — в общем по профилю работала. Много было совсем тяжёлых, ранения в голову и живот практически не лечились, не хватало лекарств, шприцов, перевязочного материала. Все операции проводились ветеринарными инструментами. Спасло то что почти в каждой машине бандитов была аптечка, на себе эти ребята явно не экономили. Если бы не это, жертв было бы гораздо больше. Это в нашем времени избалованные цивилизацией люди кичатся негативным отношением к лекарствам, отказываясь даже от обыкновенного аспирина. Конечно в чём-то понять их можно, как говорится — сытый голодного не разумеет, пока человек не голоден, о еде он не думает, так и с лечением, всё хорошо пока ничего не беспокоит. Но стоит чему-нибудь заболеть, зубу например, — тут хочешь, не хочешь, а впереди паровоза к доктору побежишь, по себе знаю. В общем антибиотики наше всё.

— Да нет, забрал чтоб в ангаре не стырили. — ответил я супруге. — Завтра лететь, надо восточную окраину проверить, говорят там тварей видели.

Тема этих уродливых гадов у нас больная. Детеныш твари так и живет в закутке, и никакие разумные доводы на Аню не действуют. Он подрос, размером теперь с некрупную овчарку, оволосел, на теле появились мышцы. Я бы может и пристрелил его, если б не видел как он ведет себя с моей женой. С чужими, то есть со мной, он нейтрален, ни на что не реагирует, — что есть я, что меня нет. А вот с Аней тварёныш превращается в самого обычного щенка: он радуется когда она приходит, виляет своим страшным обрубком, тыкается ей в руки, и почти по собачьи поскуливает. Жрёт всё подряд, особенно любит прожаренную до хрустящей корочки рыбу. Очень умён. Я периодически наблюдаю как Аня его кормит: положив в миску еды, она отходит, и только через какое-то время — всегда по разному, он принимается за еду. «Мысленные команды» — объясняет супруга, — «Он ждёт пока я не подумаю о том что эта пища для него». Я конечно тот ещё скептик, но как-то раз, когда она была в больнице, я зашёл к нему в закуток, и сунул в клетку пару жаренных карасей. Так он даже не притронулся, и только вечером, после мысленного разрешения жены, в миг сожрал обе рыбины.

— А что сами не могут проверить? — удивилась Аня.

— Да как тут проверишь? — поставив пулемет в угол, я повесил сумку с дисками на вешалку, — сугробов насыпало чуть не по пояс, да метёт не кисло так.

Дальние посты поставили сразу после нападения, один, северный, за рекой в трёх километрах, второй и третий соответственно на южном и западном, и четвертый, самый удалённый, на востоке.

В отличии от построенных ранее укреплённых точек, пост представлял собой небольшой деревянный домик, — вроде бани, и наблюдательную вышку с привязанной к ней проволочной антенной.

Дежурили там по двое, если замечали что-то, сообщали в штаб, на крайний случай в распоряжении постовых имелся мотоцикл, сейчас конечно не актуальный. В самой «бане» была печка буржуйка, топчан, да небольшой стол. Мне как-то приходилось дежурить, правда на южном, — скучно и делать нечего.

— А самолет гонять разве нормально? — не сдавалась Аня.

— Да нам всё равно лететь, просто пару кругов сделаем, да уйдём по маршруту. — Сняв верхнюю одежду я с наслаждением плюхнулся на диван. Ярко горевшая под потолком двенадцативольтовая лампочка, и потрескивающие дрова в печи действовали успокаивающе, и мне сразу же захотелось спать.

Электростанцию на реке доделать не удалось, — то одно не выходило, то другое, так что кроме ветряка и генератора, иных источников энергии в доме у нас не появилось.

— Кушать будешь? — видя что я «отъезжаю», предложила супруга.

— Буду, — согласился я, — а что у нас на обед?

— Картошка варёная и суп.

С некоторых пор, а именно с середины сентября, наш стол стал гораздо разнообразнее, во-первых на нём появился хлеб, правда пока по праздникам, но радовал уже сам факт, во-вторых хорошо уродилась картошка, — часть мы убрали на посадку, часть сдали на общак, а оставшиеся двадцать ведер растягивали до следующего урожая. Выходило что в месяц мы могли съесть не больше двух ведер, но по сравнению с нулём это было просто отлично. Ну и в третьих все остальные овощи; свекла на борщ, капуста туда же, помидоры, тыква, морковь и прочие дары огорода. Конечно всего этого было не прям в достатке, но учитывая что не так давно у нас не было совсем ничего, радость наша не знала границ.

Поел я быстро. Спать захотелось ещё сильнее, но надо было доехать до ангара, проведать деда, да подкинуть дров в печку. Так то вроде всё готово, тем более рано не полетим, часиков в десять, может даже чуть позже, тут в основном от погоды зависит. Масло из мотора слито и стоит возле печки, с утра подогреть немного горелкой, и можно заводить. Ну а там погрузка и вылет, думаю часам к двум будем на месте.

Сказано — сделано. Оделся, вышел, сел в машину, завёл, доехал. Мороз спадал, хорошо было раньше, глянул прогноз — и планируй себе, пусть не всегда точно, но в основном погодники не ошибались. А сейчас хоть шамана вызывай, как планировать? А вдруг полетим, а там пурга. Как тогда?

Дед так и торчал в ангаре, комната прогрелась, дрова в печке ещё горели, и он, зайдя в тепло с холоду, сомлел, похрапывая на топчане. Стараясь не греметь я закинул дров до упора, и почти прикрыв поддувало, поставил подогреваться чайник. Пока греется, занесу аккумуляторы из ангара, там хоть и плюс, (печка грела оба помещения) но в комнатушке всё же потеплее будет.

Батарейки тяжелые, от чего-то грузового, на двадцать четыре вольта. Вообще дед говорит нужны специальные, то ли на двадцать восемь, то ли на тридцать вольт, но естественно у нас таких нет, поэтому только так. Поставив их поближе к печке, но не вплотную, я снял закипевший чайник и толкнул разоспавшегося летчика.

— Ух... — ванькой-встанькой поднялся он. — Чёт сморило... Как там?

Вкратце пересказав «как там», я сообщил о планах на завтра.

— Тогда я пожалуй здесь останусь, пока домой, пока обратно... Тут проснулся, и на работе... — выслушав меня, дядя Саша «пожевал» губами и отхлебнул из стакана.

— Как знаешь. — не стал я спорить. Живет он один, на самом деле смысл какой ходить туда сюда? — Пожрать то есть чего?

Он мотнул головой.

— Переживу как-нибудь.

Как похолодало я закинул в машину кусок жаренного мяса, что б был, на всякий случай. И сходив за ним, положил на стол.

— На вот, разогреешь.

Благодарить дед не стал, он вообще был скуп на это, кивнул только, и когда я уже уходил, спросил, — солил ли я мясо.

Подтвердив что солил, я прикрыл за собой дверь.

На улице стемнело. Октябрь месяц, а ощущения совершенно январьские. Мороз, ветер, темнота. Жуть в общем.

Уазик работал как часики, конечно называть агрегат на котором я ездил уазом не совсем правильно, — точнее совсем не правильно, но внешне мало что изменилось, дырки позаделывали разве что, да двери поплотнее закрываются. Ну еще с крышей наконец разобрались, не течет больше. А так всё тот же старый добрый Зяма, пошустрее лишь малость и на ходу помягче.

Глава 3

Легли рано. Отсутствие электричества, интернета и тому подобного не располагает к ночным бдениям, тем более зимой, когда так быстро темнеет.

Поэтому когда проснулся, а часы показывали без четверти шесть, чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Перво-наперво подкинул дров, угли почти прогорели, но что-то ещё тлело, подул немного, дождался когда огонёк схватится, и пошел умываться.

Пасты уже не осталось, зубы чистили «чудо порошком» — состав точно не скажу, вроде белая глина, зола и толчёные травы. На вкус дрянь редкостная, но с функцией своей вполне справляется. Делали эту штуку почти в промышленных объемах: народа много, каждому как-то надо привести себя в порядок, поэтому спросом порошочек пользовался хорошим.

Умывшись, я налил воды в чайник, и поставил на печку греться. Дрова уже во всю трещали, веяло теплом и домашним уютом. Наверное печь, точнее возвращение к ней, было тем немногим хорошим что появилось после переноса. Не зря про неё говорят, — домашний очаг, огонь всегда сопровождал человека: грел, защищал, кормил. В современном мире ценность очага — именно в прямом его смысле, сошла на нет: электрификация и газификация вытеснили печь из обихода. Оно конечно понятно, сейчас бы щёлкнул кнопкой чайника, или пьезозажигалкой, и через пару минут получил кипяток. А тут возись с этими дровами, разжигай, подбрасывай. Жуть в общем. Но хорошо.

Выглянул в окошко. Никаких признаков рассвета, даже спать захотелось. Люблю засыпать под треск дров в печи, на улице зима, морозец, а ты под одеялком, на печку смотришь, и слушаешь как ветер в трубе завывает.

Но спать уже некогда. Пока чайник греется, надо приготовить что-нибудь с собой, да заняться оружием. Револьвер всегда наготове, его можно не трогать, а вот калаш с пулемётом можно и проверить.

Автомат Калашникова я мог разобрать и собрать с закрытыми глазами. В школе застал ещё, на обж, потом в армии, теперь вот, вообще сросся с ним. Поэтому на него ушло буквально пару минут. Причем делал всё не спеша, стараясь не греметь, чтобы не разбудить домашних. С пулеметом конечно не так, разбирается он посложнее, но оно особо и не нужно: Диски заряжены, механизм в масле, взвёл, спустил — работает.

Пока занимался оружием и чайник подошёл. Кофе больше не было, можно сказать я его и не попил толком, всё отдал в больницу, тогда люди работали без сна и отдыха, и им он очень пригодился.

В комнате затопали, и в приоткрытую дверь выглянула Аня.

— Привет, почему не разбудил?

— Да рано ещё, думал дам поспать тебе подольше. — мы договорились что она меня отвезёт к самолету и поедет в больницу, чтобы машину не бросать. Ну а потом так же встретит. Засветло вернуться вряд ли успеем, но заходящий на посадку кукурузник слышно очень хорошо, тем более сейчас когда нет почти никаких захламляющих пространство звуков. Я давно замечал, вот вроде ничего не работает; телевизор выключен, компьютер тоже, даже свет не горит, но полной тишины всё равно нет, а если вдруг выключат электричество — допустим авария где-то, становится по настоящему тихо. У нас так всегда сейчас, тишина такая, что кажется в комар в начале улицы пролетит, а в конце услышат.

— Ладно, пойду умоюсь... — проскальзывая в ванную, недовольно буркнула супруга.

Я же, собрав оружие и оставив его в коридоре, выглянул на улицу.

С неба ничего не падало, температура приемлемая — на градуснике, пятнадцать минут назад, было минус двадцать три, солнце выйдет — совсем растеплеет. Ветерок неприятный правда, но он у нас практически не прекращается, так что не страшно.

Вокруг темнота, только у Андрюхи дверь в сарай светится, и тихонько гудит генератор. Не спит значит.

Ему сегодня лететь с нами, — напросился на передовую. Долго его не пускали; не долечился, хромал сильно, но он парень настырный, своего добился. А в тот раз ему не повезло. Так тщательно подготовленный к обороне коттедж пришлось бросить, и переходить на первую улицу, вот только он даже дойти до неё не успел, — почти сразу схватив шальную пулю — навылет в ногу, стал одним из первых Аниных пациентов. Но зато голова его больше не беспокоила, правильно в народе говорят: В двух местах болеть не может.

Вообще всё больше серьёзно пострадавших возвращались в строй. Люди подлечивались, и шли к Алексеичу проситься обратно. Пусть хромые и косые, но обстрелянные, все они горели желанием приносить пользу, — вынужденное безделье не нравилось никому.

Проводя параллель, мне кажется что нападение стало для станицы своеобразной прививкой, — как собак от чумки прививают, сами того не подозревая бандиты привили нас от чрезмерной самоуверенности и глупости. Многие, наверное и я в том числе, считали что достаточно иметь автомат с патронами, и всё будет хорошо. И только отойдя от шока и проанализировав произошедшее, поняли что количество, не всегда переходит в качество.

Из сотни убитых сельчан больше половины пришлось на восточную окраину, а ведь там действовала совсем небольшая группа, целью которой было лишь отвлечь на себя внимание защитников.

И прививка подействовала.

Собрав всех кто имел хоть какое-то отношение к ратному делу, создали некое подобие учебки.

«Учеников» разделили на группы по пятнадцать человек, приравняв ко взводу из трех отделений, назначили командиров и посадили за школьные парты.

Изучали теорию и практику военного дела, общее для всех давал Василич и ещё один бывший офицер в звании капитана, Олег же занялся подготовкой «спецназа». На теоретических занятиях изучали различные методы ведения боя, такие как позиционная оборона — это когда ты окопался и изо всех сил огрызаешься, маневренная оборона — постепенный отход на заранее подготовленные позиции, ну и конечно же наступление. Рисовались плакаты, чертились таблицы, штудировались книжки по тактике и стратегии. Понятно что информация давалась не как в военных училищах, с поправкой на ситуацию, но в итоге «студенты» уже к третьему занятию начинали цитировать Сунь-Цзы. Я спросил Василича, -«Зачем?» Но был тактично послан, просьбой не лезть не в свое дело.

Практика мне казалась более нужной. — Как и куда стрелять, куда бежать и что делать в той, или иной ситуации. Изучали оружие, как имеющееся, так и то, которого не было, — его исключительно по картинкам.

Минное дело в той или иной степени осваивали все, порох мы могли готовить самостоятельно и естественно делали множество различных бомб и бомбочек, но после первых занятий всё же выделили отдельную группу саперов-подрывников, в неё в основном вошли «кладоискатели», и группу артиллеристов, они, кроме бросания самопальных гранат, учились управляться с «Васильком» и восстановленной пушкой без снарядов.

Так же тренировались брать штурмом и защищать свои же укрепления, отлаживали групповое взаимодействие и ещё кучу всего того, что могло пригодиться в реальном бою.

На полном серьёзе обсуждалось введение званий, потому что никакая военная организация не может существовать без порядка подчиненности. Пока у нас с этим было довольно просто, отдавший приказ мог быть прилюдно послан, и воспринималось это совершенно нормально. Все друг друга знали, куча родственных связей, основная часть люди сугубо мирные, и к командам не приученные.

В принципе, все всё понимали, и соглашались: если пытаемся создать боевое подразделение, — без иерархии никак. Но вот как раздавать звёзды, кого и кем назначить, тут к консенсусу прийти не могли, — все хотели стать генералами.

Предлагали даже возродить казачьи звания, станица то у нас с историей, но уж больно непривычны они для уха советского, и постсоветского человека: урядник, хорунжий, сотник. То ли дело сержант, лейтенант, майор.

Я думал что самым правильным будет просто посмотреть в военных билетах, и определяться на их основе, но новоявленных начальников было много, и не все могли похвастаться лычками, и уж тем более звездами на погонах.

Так что пока остановились на введении званий в учебных группах, чтобы не было неразберихи, на время занятий ефрейторами становились командиры отделений, а сержантами — командиры взводов.

Я хоть и не попал ни в одну из групп, самостоятельно причислив себя к авиации, но на занятия по возможности ходил, особенно на практику, и многие вещи были для меня самым настоящим откровением.

— Тебе в термос чего налить? — как обычно бесшумно появилась супруга.

Я задумался. Забрезжила надежда на кофе. А вдруг? Но радоваться раньше времени не стал, и уточнил,

— А какие варианты?

— Самые разнообразные. Могу чаю сделать, а могу бульона горячего, как скажешь.

Ну вот, с кофе облом. Значит выбираю бульон, чай конечно тоже хорошо, но на морозе он ни в какое сравнение не идет с горячим бульоном.

— Хорошо. — кивает Аня, и уже уходя в дом, останавливается,

— Ты Леонида сегодня увидишь? — неожиданно спрашивает она.

— Не знаю, возможно. — я на самом деле не знаю, в последнее время мы с ним почти не пересекаемся, но вроде он должен привезти ребят к самолету. — А что?

— Да барышня его должна была прийти к нам ещё позавчера, он забыл наверное, ты бы напомнил.

Барышней Леонида Аня называла его «подругу» — одну из отбитых в караване рабынь. Он приметил её ещё там, в степи, и когда закончился карантин, забрал к себе. Привыкшая подчиняться, она не сопротивлялась и покорно ждала своей участи. И хотя сам Леонид утверждал что между ним и его избранницей любовь, — «пробежала искра» — так он говорил, все понимали что рабыня нашла своего хозяина.

Вообще ситуация возникла тогда странная. Вроде мы их спасли, вырвали из рук работорговцев, но как сложится их судьба в дальнейшем, почему-то не задумывались. Понятно что не прогоним, не по-человечески это, — вот только что делать с кучей бестолковых женщин? Вообще, само понятие рабства для современного человека дико, а тут такое. Но решение пришло само собой; сначала Леонид забрал свою красавицу, потом другой участник «похода» изъявил желание связать жизнь с дочерью степи, за ним ещё один дядя «влюбился», и вскоре в школьной рекреации никого не осталось, разобрали всех, даже тех у кого были дети.

Естественно выглядел этот процесс пристойно, во всяком случае внешне. Кавалеры знакомились с «претендентками», потом следовал короткий период ухаживания, ну и силами сельского загса (сельсовета) между «влюбленными» заключался самый настоящий брачный союз. Так что как не посмотри, а везде одни только плюсы; лишняя сотня рабочих рук на земле, а в перспективе прирост населения станицы. Сами женщины конечно никогда не станут своими, тут без вариантов, но их дети получат такой шанс, как те что пришли с ними, так и те которые только родятся.

Ну а барышню свою Леонид водил в больницу на осмотр, девушка находилась на третьем месяце беременности, и что-то там шло не так.

— Как скажешь дорогая. — шутя поклонился я, и накинув куртку, вышел на улицу.

Машину вчера загнал во двор, поэтому сейчас просто спустился с крыльца и заведя мотор, взялся за расчистку стёкол от снега. Оно в общем-то не особо нужно, льда почти не намёрзло, снежок только рыхлый нападал, но стоять просто так в ожидании когда стрелка датчика температуры начнёт подниматься, не хотелось. А так хоть какое-то дело. Обычно не грею практически, — бензин экономлю, с минуту жду чтобы масло разошлось, и сразу еду.

Но это когда один, сегодня же за рулем Аня, поэтому хочу сделать нашу коротенькую поездку комфортной.

Машу веником, а мысленно уже там, у самолета. Первым делом перетащить батареи, для их транспортировки есть приспособленная телега, потом подкатить бочку с маслом, и закачать его обратно в двигатель.

Система очень удобная, не нужно скакать с паяльной лампой вокруг застывшего мотора. Прилетел, слил, перед взлётом залил. Даже если нужно подогреть, в бочке это сделать гораздо проще. Кстати надо ещё пустые бочки загрузить, в этот раз их было всего пять, когда летим одни, без группы, тогда грузим по полной, а с пассажирами приходится уменьшать полезную нагрузку.

Счистив весь снег и лёд — кое-где с краской, я дождался пока мотор чуть прогреется, заглушил его, и вернулся домой. Времени почти семь, ещё минут пятнадцать, и пора выдвигаться.

На столе привычный завтрак, яичница с луком и кусочками мяса. Не бекон конечно, но тоже очень вкусно и сытно.

— Куда так много? — я возмутился увидев набитый едой рюкзак. — В прошлый раз почти всё обратно привёз!

— Не гунди. — отмахнулась Аня, — лучше пусть останется, чем не хватит. Или ты не согласен?

Согласен то я согласен, но тащить с собой десять килограмм жратвы не вижу смысла, летим на пол дня, скорее всего даже обедать не будем, максимум пожуем чего-нибудь на обратном пути. Ну а если вдруг задержимся, кусок мяса всегда добудем, — я не знаю кем надо быть, чтобы имея в руках оружие остаться голодным. Но спорить не стал, по опыту знаю что бесполезно, поэтому просто молчу.

— Ты про Леонида главное не забудь, — не дождавшись ответа, напомнила она, — у меня времени сегодня не будет его по колхозу искать, а девочке этой обязательно показаться надо, как её звать кстати?

— Не знаю. Он как-то не упоминал, а я не спрашивал. — мне действительно было всё равно как он назвал девчонку, — Маша, Глаша, Наташа — какая разница? Счастлив человек, и слава богу. Единственное что я слышал от него на эту тему, — он сетовал что девушка не понимает по-русски, и хотя каждый день он с ней чего-нибудь учит, — успехи пока так себе. Я тогда ещё успокоил его, мол со временем научится, но сам не особо в это верил. Да, аборигенки достаточно красивы, может быть даже по своему умны. Но как ни крути, а разница в две тысячи лет это очень много, пусть даже они будут говорить по нашему, пусть оденутся в наши одежды, но они другие, они думают совершенно иначе, и своими, для нас, эти женщины не станут никогда.