Молоко для вредного ректора

— Разумеется, ректор Корвус, — коротко ответила я и, вежливо кивнув, удалилась.

Прежде чем переходить к занятиям, мне нужно хотя бы пять минут побыть вдали от него, иначе ничем хорошим сегодняшний день не закончится.

Глава 5.

Дон Корвус появился в академии Форише Глас резко и без предупреждения, как бурная гроза, внезапно разрезающая яркое майское небо. Разумеется, мы знали, что рано или поздно кто-то займет эту должность. Когда в конце прошлого учебного года ректор Ластирус скончался от апоплексического удара, мы заподозрили, что без новых лиц среди персонала академии не обойдется. Ну, возникла у нас такая вот мысль. Тем не менее, оставалась надежда, что пришлют кого-то более… кого-то более. В общем, кого-то меньше похожего на Корвуса и больше похожего на человека.

Разумеется, будь наша академия побольше и находись она не на контроле у министерства, было бы проще. Попечительский совет мог бы сказать свое веское слово и ректором бы стал кто-нибудь другой. Судьба, однако, распорядилась иначе. Академия Форише Глас — одно из немногих учебных заведений в стране, принадлежащих государству и контролируемых министерством образования напрямую. Так что да, попечительский совет у нас есть, и нет, он не может влиять на назначение ректоров. Приходится мириться и улыбаться новому начальству.Сама не знаю, почему Корвус на меня так действует, но его невозмутимая физиономия просто выводит меня из себя. Неужели ему настолько все равно? Должны же даже у такого человека как он быть и другие эмоции, помимо вечного презрения к каждому, кто его окружает! Должны ведь?

Постояв немного в нише рядом со столовой — укромное местечко за статуей Даргольфа Поникшего — я тщательно отдышалась, подумала о хорошем и побрела в аудиторию. Сегодня я не просто так встала в столь неприлично ранний час. Нет, у меня на то есть причина. Пришло время моего первого выездного занятия.

Каждый год в сентябре, когда студенты слегка попривыкнут к тому, что учебный год начался, преподаватели смирятся с тем, что да, он таки действительно начался, а осень еще не вступит в свои права, я начинаю выводить своих птенчиков на практику. В академии я преподаю не только заклинания и ритуалы, но и ксенобиологию. На самом деле это не столько ксенобиология, сколько курс о том, как коммуницировать с существами разных видов, какая у них культура и особенности. Названия учебных курсов, разумеется, спускает нам сверху министерство, так что с легкой руки какого-то клерка этот предмет проходит в учебных планах как ксенобиология. Ну, и ладно. Главное, чтобы на лекции не лезли, а уж как назовут, это дело десятое.

Сегодня у нас первый выход в лес для второго курса. Второкурсники это птенчики без перышек, которые уверены, что уже все знают и могут. Шестнадцатилетние юнцы, мнящие себя великими магами. За такими нужно смотреть во все глаза.

о о о

— Не разбредаемся, пожалуйста, господа студенты! — во все горло орала я, вертя головой направо и налево в бесполезных попытках подсчитать, все ли на месте. — Дон Гаредос, вернитесь на тропу и перестаньте левитировать мелкий мусор в волосы донны Первис. Тот факт, что к началу второго года обучения вы освоили тонкое искусство левитации, делает вам честь, но нет необходимости демонстрировать это на одногруппниках. Донна Первис, прекратите бить дона Гаредоса сумкой! Нет, толкаться тоже нет необходимости, тем более, что я все вижу. Замечательно, а теперь идите вперед и, ради всего святого, не сходите с тропы и не топчите цветы. Где-то здесь должна быть полянка со свежим урожаем Циталиус Фортиуса, за который профессор Остерандо с нас всех головы поснимает, если посмеем по нему потоптаться.

— Какого фортиуса? — послышался знакомый шепот.

Альфрик Мезенгард. Кошмар любого преподавателя. Талантливый, любопытный, активный студент, совершенно не умеющий концентрироваться. По отдельности эти качества ничем ужасным не грозят, но вместе… Это гремучая смесь.

— Циталиус Фортиус, дон Мезенгард, — повторила я. — Если не ошибаюсь, это программа третьего курса, но если вам интересно, можете взять литературу в библиотеке или попросить профессора Остерандо рассказать побольше об этом растении. А теперь вернемся к теме нашего сегодняшнего занятия. Дон Кратимитч, не отставайте. Нет, ежевику есть мы сейчас не будем. Даже если она очень спелая, а завтрак был ужасающе давно. Давайте сюда ягоды. Давайте-давайте, — потребовала я.

Студент насупился, но послушно сдал наколдованную кружку с ежевикой. Надо поговорить с профессором Уэсливером. У мальчика определенно талант к чарам. Очень хорошая работа. И почему они всегда делают не то, что нужно? Думается мне, что на занятиях по чарам дон Кратимитч не проявляет такого усердия, как сейчас, когда ему не во что было складывать ягоды, и он менее чем за десять секунд создал превосходный образец посуды.А ягоды хороши. Может, ректору принести немного ежевики? Вдруг растает немножко. Да нет, глупости, такого, как он, ничем не проймешь. Глыба, а не человек.

Глава 6.

Лес пел и шептал. Негромкий гул его состоял из сотни разных голосов. Сейчас бы броситься в его объятия и раствориться, да нельзя. Работа!

Не люблю ранние подъемы, но что-то есть особенное в утреннем лесе. Что-то волшебное и непостижимое. Студенты гуськом брели по тропе, зевая и глазея по сторонам, обмениваясь шутками, замечаниями и, когда думали, что я не вижу, шишками и колючками чертополоха. Я невольно усмехнулась, глядя на эту разношерстную команду. Никакая форма не способна унифицировать подростков. Индивидуальность все равно прорывается сквозь все правила и регламенты.

У Мезенгарда на голове не прическа, а настоящее гнездо из светлых растрепанных волос, словно бы гостеприимно подготовленное для вороны, которую он может встретить на своем пути. Глаза сверкают любопытством, а беспокойные пальцы ощупывают все, что повстречается на его пути — листья, камни, стволы деревьев, спелые, истекающие соком ягоды ежевики. Есть их он не будет, слишком воодушевлен прогулкой — экскурсия по лесу вместо привычных лекций, ну как тут удержаться? — чтобы что-то есть. Он вертит головой, пытаясь впитать каждый дюйм окружающего его мира. Жаден и нетерпелив. Любопытен и азартен. Из него однажды может получиться неплохой исследователь. В свой час.

А вот дон Кратимитч пока и сам не знает, кем он будет и чем хочет заниматься по жизни. Ему едва-едва исполнилось шестнадцать и все, что он знает, это что в двадцать лет, когда он покинет стены академии, у него будет профессия. Какая именно профессия, он пока не задумывается. Сейчас он больше думает о ежевике. Дон Кратимитч сдал мне только одну тару с ягодами,  вторая — небольшой тканевый мешочек, сейчас спрятана в кармане его мантии и мне любопытно, что он собирается делать с ним дальше. Если я увижу на мантии фиолетовые пятна, как те, что уже украшают его некогда белоснежную рубашку, я пойму, что чары непроницаемости дон Кратимитч не наложил. Понаблюдаю пока. Если он все же ухитрился зачаровать наколдованный мешочек, точно придется поговорить с профессором Уэсливером о дополнительных занятиях. Еще бы получилось договориться в обход дона ректора. А то ведь непременно начнет спрашивать, как мы оформили дополнительыне занятия и соблюдается ли техника безопасности. Тьфу! Такой хороший осений день, а я почему-то о доне гоблине думаю! И без того есть чем заняться.

Вот, к примеру, донна Мартинкай ни о какой ежевике не думает. Ей нет дела до ягод. Она занята тем, что ставит подножки Идрису Гогошельду. Длинные каштановые волосы растрепались и цепляются за каждую ветку, а она лишь нетерпеливо отбрасывает их прочь и мчится дальше. Она богиня охоты, преследующая свою добычу. Подол мантии потемнел от влаги, девушка собрала всю росу, она сошла с тропы, желая поскорее догнать Идриса.

Дон Гаредос на некоторое время оставил охоту. Прелести донны Первис позабыты, пока он пытается распушить хвост перед другими студентами. Внимание дам, конечно, важная штука, но и уважение одногруппников необходимо. Особенно, когда ты второкурсник и до выпускного еще так далеко. Сама мысль о том, что предстоит еще много лет учиться с этими людьми, заставляет  действовать, чтобы занять местечко повыгоднее на социальной лестнице.

Занятия на природе это шанс показать студентам лес с новой стороны. Здесь множество живых существ, с которыми нужно уметь коммуницировать. Второкурсники еще совсем дети, шестнадцатилетние малыши, которые ничего не знают о магии, но при этом твердо убеждены, что знают все. С ними трудно, с ними сложно, с ними интересно.. Но это и шанс для меня. Возможность взглянуть на них за пределами строгих стен аудиторий. Сложно учить людей, если ничего не знаешь о них. Я стараюсь узнавать. Тогда, когда у меня есть такая возможность, конечно. В конце концов, не будем забывать о бумажной работе, которая отнимает значительную часть моего времени.

Я поминутно оглядываю растянувшуюся группу, пытаясь скучковать их и не дать расползтись. Ах, право слово, мы, преподаватели, играем роль пастухов, перегоняющих свою отару с места на место.

— Дон Мезергард, опишите, пожалуйста, как именно вы будете взаимодействовать с объектом нашего сегодняшнего занятия.

— Птицы Гертруды крайне несговорчивы и обидчивы, поэтому я предпочту вообще с ними не взаимодействовать, — нахально отвечает студент. — Давайте лучше поищем роре-трольда. Говорят, в лесу не так давно проходил один.

И как, спрашивается, преподавать, если интересует их совсем не то, что рекомендуют нам учебные планы и декреты министерства? В какой-то степени я могу понять моих второкурсников, птицы Гертруды — скучнейшие существа, с которыми можно столкнуться в лесу, тогда как в роре-трольдах есть доля опасности, порция загадочности и, конечно, ореол силы. Ну, как среднестатистический подросток, пусть даже обладающий магическими силами, может устоять?

— Здесь же нет на самом деле никакого роре-трольда? — оглядывается по сторонам дон Кратимитч, явно чувствующий себя неуютно.

Мы подходим к поляне. Студенты скучковываются вокруг меня, готовые внимать рассказу о роре-трольде. Подобного внимания от второкурсников добиться сложно. Всегда есть кто-то, кому объяснения преподавателя не так важны, как возможность втихаря, под партой, сделать домашнюю работу по другому предмету, или не так интересны, как недавно выученное заклинание, с помощью которого можно кидаться шариками бумаги в одногруппников. Роре-трольды, однако, достаточно таинственны, чтобы ненадолго заставить каждого прислушаться к старой доброй профессору Маккой, которая вечно бубнит что-то невразумительное. Впрочем, возможно, я несправедлива к моим птенчикам. Наверное, урок, который нужно выучить каждому преподавателю, состоит в том, что даже если тебя не слушают, это не обязательно значит, что ты так уж плох. Просто молодости свойственно не слушать скучных взрослых.

— Думаю, мы можем обсудить роре-трольдов после того как закончим с птицами Гертруды, — обещаю я, пытаясь выторговать у моих обормотов выполнение учебного плана. Разумеется, можно было бы надавить, но когда это жесткость помогала в общении с шестнадатилетками?

— А может, сначала роре-трольдов, а потом птиц Гертруды? — невинно спрашивает донна Мартинкай.

— Или мы просто не будем торговаться с преподавателем и вспомним, что я могу отменить сделку в любой момент и задать вам в качестве домашнего задания эссе по птицам на четыре страницы, — твердо отвечаю я.

— Птицы Гертруды обитают в непроходимой чаще леса, однако в осеннее время года они выбираются поближе к опушке, — бодро затараторил дон Мезенгард, убедившись, что жалобными взглядами меня не пронять.

— И почему же именно осенью они выбираются из своей чащи? — задаю я каверзный вопрос. Посмотрим, ответит ли он._____________________Сноски по упомянутым магическим существам будут в следующей главе.

Глава 7.

— Птицы Гертруды вечно мучаются жаждой и каждую осень пытаются прибиться к опушке леса, где выше шанс встретить человека, который бескорыстно напоит их и все в этом роде.

— И почему же птицы не летят прямиком к человеческим селениям? Там ведь куда больше людей.

— Наверное, потому что они птицы, — закатывает глаза дон Кензари — превосходнейший образчик высокомерно и дурно воспитанного подростка. Разумеется, я занимаюсь этим, но некоторые люди категорически не поддаются перевоспитанию. Знаю я еще одного такого типа. Высокомерный и вечно снисходительный. — А все знают, что птицы тупы. Все эти летающие твари только и делают, что жрут да испражняются на головы порядочных магов. Я предпочитаю охотиться на птиц, только так от них есть толк.

Уж кто бы говорил, дон Кензари. Помните свое экзаменационное сочинение в прошлом году? Двенадцать орфографических ошибок и восемнадцать фактических. О пунктуации я даже заикаться не стану, ведь вы, похоже, считаете, что запятые боги создали для того, чтобы люди хаотично рассыпали их по тексту. Ну, разумеется. Для чего же еще?

Вслух же я, естественно, не говорю ни слова из того, о чем подумала. В конце концов, я взрослый человек, преподаватель и должна быть педагогичной и тактичной.

— Мы можем уже посмотреть на роре-трольдов? — нетерпеливо роет сам себе могилу дон Кензари.

— Дон Кензари, я полагаю, что вам не помешает узнать немного больше о летающих магических существах. Полагаю, вы не откажетесь написать для меня доклад на шесть страниц о птицах Гертруды. И, — добавила я, глядя на помрачневшее обиженное лицо студента. Ты мне еще однажды спасибо скажешь, ведь те же птицы Гертруды с удовольствием выклевали бы тебе глаза, услышь, что ты тут болтаешь, — еще один доклад о крылатых магических существах и их способностях. Объем произвольный, на ваше усмотрение, но если вы недостаточно глубоко осветите тему, отправлю переделывать. Вопросы, дон Кензари?

— Нет, профессор Маккой, — стушевавшись, отступил он.

Не подарок, но хотя бы способен понять, когда дела его совсем плохи и отступить.

— Ах, да, пассаж о том, что летающие твари способны лишь питаться и испражняться, был увлекателен. Полагаю, вам не помешает поближе познакомиться с братьями нашими меньшими. В эти выходные будете помогать профессору Мирскену в зверинце.

— Ну, ты попал, бро, — шепчет Кензари кто-то из приятелей. — Забыл, что профессорка сама из крылатых?

А вот это здесь совсем не при чем. Никакой личной заинтересованности или обиды. Просто забота о студенте, которого длинный язык однажды доведет до беды, если вовремя не остановить.

— Дон Мезенгард, продолжайте. Что вы еще можете нам рассказать о птицах Гертруды?

Студент хлопает белесыми ресницами и, оседлав любимого конька, начинает рассказывать. Одногруппники слушают или делают вид, что слушают его. Любой преподаватель знает, что студенты способны игнорировать лекцию даже глядя преподавателю прямо в глаза.

— Пойдемте смотреть на роре-трольдов, — наконец, прерываю дона Мезенгарда я, ставя мысленную пометку, отметить его выступление оценкой. Хорошо подготовился. — Вероятность невелика, но возможно сегодня нам удастся найти одного. Возле Скалистого Ущелья не так давно бушевал ураган, быть может, это роре-трольд постарался. Запомните, роре-трольды разумны, хотя и не слишком любезны. Ни в коем случае не смейте злить его, иначе вы получите незачет, а ваши родители останки любимого ребенка в коробочке. Все ясно?

Дождавшись утвердительных кивков, веду их в сторону Скалистого Ущелья. Это не программа второго курса, но академия с трех сторон окружена лесом, так что рано или поздно эти обормоты доберутся до роре-трольда, вот только любимого профессора при этом поблизости не будет. Если не можешь помешать безумию, возглавь его. Начальство, конечно, не обрадуется, но ведь то, о чем дон ректор не знает, ему не повредит.

_____________________________________________

Прим. 1. Птицы Гертруды это вполне реальные мифические существа. В Норвегии так называют черных дятлов с красным хохолком. По легенде Гертруда была женщиной, которая встретила бога. Она пекла хлебы, когда нищий бродяга попросил у нее кусочек хлеба. Женщина бросила ему крохотный кусочек теста. Нищий смиренно попросил разрешения запечь этот кусочек в ее печи. Она разрешила. Из этого крохотного кусочка получился огромный румяный хлеб. Пожалела она такую красоту, не стала отдавать нищему. Дала ему взамен кусочек теста еще меньше прежнего. Испекла ему этот кусочек в духовке и снова он стал большим красивым хлебом. И снова она пожалела хлеба и выгнала нищего. Оказалось, что нищий тот был богом, который проклял жадную Гертруду и приказал ей вечно скитаться в облике птицы, питаться сухой древесиной и тем, что найдет между корой, а пить только дождевую воду. Стала Гертруда дятлом и с тех долбит кору и мучается от жажды. Поэтому и свистит во время дождя, хочет напиться вволю да не может.

Прим. 2. Роре-трольд это норвежская нечисть. Роре-трольд — тролль, способный принимать облик копны сена, огромной змеи или большой группы людей. Насылает сильные ветра и разрушительные ураганы. В оригинале роре-трольд озерный тролль, но я немного изменила его, так что теперь ему по душе и скалистые ущелья.

Глава 8.

— Э-э-э… Профессор, а здесь должны быть эти камни? — неуклюже переминаясь с ноги на ногу, спрашивает дон Кратимитч. — Может, мы не туда свернули куда-то?

До Скалистого Ущелья мы не дошли. Тропа внезапно оборвалась, и мы оказались на площадке, усеянной огромными валунами. Площадка эта, окруженная высокими деревьями, явно появилась здесь совсем недавно, обломки деревьев все еще усеивают округу.

— Пока не знаю, — ровно ответила я, жестом веля студентам отступить.

Гигантские куски скал выглядят совсем безобидно, но мне все это не нравится, и я хочу поскорее убрать студентов подальше. Это потом, когда мы окружим площадку защитным барьером, можно будет поразвлечься здесь, изучая каждый дюйм этого места, но сейчас…

Камни мелко подрагивают и слегка приподнимаются над землей. Холодок пробегает по моей коже. Что-то не так. Мелькает смутное воспоминание в моей памяти, но так и не оформляется в цельную картину. Я специалист по заклинаниям и ритуалам, но эту магию узнать не в состоянии.

— Думаете, это великаны? — голос донны Мартинкай слегка подрагивает. Донна Мартинкай одна из самых чувствительных моих студенток, так что меня это не слишком удивляет.

— Не будь идиоткой, все знают, что великаны вымерли тыщу лет назад, — грубо отмахивается дон Кензари, но во взгляде его читает вопрос. Что это за фигня, профессор? — Невидимые великаны что ли?

— Стоять на месте, руками не махать, дышать через раз. Ослушаетесь, откручу голову и заставлю ходить ко мне за зачетом до пенсии, — на всякий случай надавила я сразу на несколько рычагов и, сбросив мантию, расправила крылья.

Приятно вновь оказаться в родной стихии. Несколько взмахов крыльев и я поднялась над расчищенной посреди леса площадкой. Так, а вот это мне уже совсем не нравится. Валуны на поляне образовывают спираль. Само по себе не так уж плохо, спирали это изящество и красота, на спиральной основе проектируются многие заклинания. Камни все еще зависают в паре дюймов над землей и подрагивают, будто от холода. Больше ничего не происходит, и я успокаиваюсь немного. Не то чтобы я сильно переживала, но если неизвестная магия, невесть как оказавшаяся в лесу, поубивает мне всех второкурсников… в общем, неприятная ситуация выйдет. Да и студентов так не напасешься.

У нас в прошлом году прямо перед экзаменами одновременно четверо третьекурсников в лазарет загремели. Моя матушка бы сказала, что этим здоровенным лбам шило в заднице покоя не давало, не иначе. Я, как преподаватель, вынуждена изъясняться корректнее, но тоже ума не приложу, зачем практически взрослым людям понадобилось спорить, кто из них самый храбрый и отправляться искать лоддера, который и станет испытанием и проверкой на прочность для них. Лоддеры это духи, в чье представление о веселье входят не слишком полезные для окружающих вещи. Лоддеры развлекаются, насылая на людей жуткие и мрачные галлюцинации. Лоддеров студенты не нашли, а вот парочку бешеных мантикор отыскали на свою голову. Шуму тогда, конечно, было много. Ректор Корвус только вступил в должность на тот момент. Он рвал и метал, требуя немедленно найти виновных и покарать всех. Так что если я не хочу сейчас попасть под ректорскую раздачу кнутов (а пряников у него отродясь не водилось), нужно всю группу вернуть в целости и сохранности.

Покопавшись в карманах, я извлекла на свет крохотный блокнотик и карандаш. Быстрым заклинанием увеличила блокнот до приемлемого размера и торопливо зарисовала каменную спираль, постаравшись не упустить ни единой детали. И все-таки что-то это мне напоминает. Надо покопаться в книгах и разузнать, что это за ритуал такой. К добру ли? К худу ли?

— Так мы пойдем искать роре-трольдов? — наскочили с вопросами студенты, едва лишь я спустилась.

— Да, профессор Маккой, когда же мы отправимся смотреть на роре-трольдов? Я считаю, что это крайне непедагогично с вашей стороны — вводить студентов в заблуждение. Это может заставить нас разочароваться в вас как в преподавателе, а отсутствие уважения к учителю есть чуть ли не важнейший камень преткновения для многих талантливых педагогов, — завалил меня информацией Келеб Никотич.

— Я непременно учту это, дон Никотич, а пока, дабы хоть как-то избежать окончательного падения в глазах студентов, могу предложить вам написать письменную работу о роре-трольдах. И на сей раз я даже не стану ограничивать вас в объеме.

Дон Никотич расцвел, как плотоядные цветы профессора Остерандо от хорошей порции говядины. И не говорите потом, что профессор Маккой не знает пути к студенческому сердцу. Келеб Никотич это ночной кошмар любого преподавателя. Вечно выпрашивает дополнительные задания, что лично мне подозрительно напоминает дополнительную работу для преподавателя.

Келеб просиял и с достоинством кивнул.

— Спасибо, профессор Маккой.

Боги, спасите нас от чрезмерно рьяных студентов.

— Замечательно! А теперь, когда я осчастливила хотя бы одного из вашей группы…

— Я тоже вполне счастлив, — проблеял дон Кратимитч, украдкой утирая измазанный в ежевике рот.

— …мы немедленно отправляемся обратно в академию. Живо-живо-живо!

И я погнала свою отару в академию, не обращая внимания на недовольные возгласы и мастерски игнорируя вопросы о нашей находке.

***

— Значит, в лесу? — холодно спросил ректор Корвус, когда я рассказала ему о камнях.

— Совершенно верно, — кивнула я.Может, не надо было идти к нему в кабинет? И с чего я взяла, что это лучшее решение? Наверное, в нем есть что-то... Что-то дающее понять: этот человек разберется с любой проблемой. Конечно, потом сделает всем выговор и лишит премии, но разберется. Корвус практически источает уверенность и силу. Прямой взгляд серых глаз, надежные руки с длинными изящными пальцами. Каждое движение отточено.

— Спираль? — спрашивает он и я испуганно поднимаю взгляд. Отвеклась. И ладно бы на что-то хорошее, а то ведь на гоблина. — Закручивается против часовой стрелки и выглядит слегка неправильно, потому что от центра отходит две линии и одна из них растворяется?

— Да, — последовал лаконичный ответ. И зачем спрашивать, если и так все видно? Вот же все перед вами, ректор Корвус.

— Замечательно, — хмуро сообщил он. — Я очень рассчитываю, донна Маккой, что эта информация останется между нами.

— Ага, — с готовностью кивнула я. — Вы, я и еще дюжина студентов второго курса, которые были на занятии в лесу. Саму спираль они не видели, для этого нужен вид сверху, но вибрирующие парящие камни не могли не заметить.

— Пусть так, — недовольно согласился ректор. — Но вот об этом, — он постучал указательным пальцем по моему блокноту с зарисовкой, — вы не расскажете никому. Вам понятно?

— Так точно, дон Корвус, — кивнула я, борясь с побуждением отдать честь. Интересно, новый ректор часом не из армии к нам прибыл?

Ректор Корвус довольно скрытный тип, который внезапно появился в академии, спущенный к нам волею высших сил, то бишь министерства, и не особенно распространяющийся о себе. В конце прошлого учебного года он только и успел, что навести страху на студентов, перевернуть тут все вверх дном и вручить дипломы выпускникам. Почти все лето он отсутствовал, появившись лишь незадолго до начала учебного года. Так что, хотя в должности Корвус уже четыре с лишним месяца, я так до сих пор и не знаю, что он за человек. Ну, это не исключая моей теории о том, что Корвус на самом деле голем. В конце концов, не может же живой человек быть таким… таким.. таким ректором Корвусом!

— И если я узнаю, что кто-то, повторяю, хоть кто-то шепчется о спиралевидном каменном объекте в лесу, вы, профессор Маккой, перестанете быть профессором. Я доступно изложил последствия ваших поступков?

— Вполне. Вы собираетесь лишить меня ученой степени, если буду много болтать, — энергично кивнула я.

— Донна Маккой, — устало насупился ректор.

— Буду молчать, как рыба, которую бьют об лёд, — торжественно пообещала я. — Могу быть свободна?

— Идите, — вздохнул он.

Пулей вылетела я из его кабинета.

Разумеется, у любого нормального человека возник бы вопрос, какой мантикоры я вообще пошла к ректору рассказывать всю эту историю? Ну, висит что-то там в лесу, так пусть висит! Каши не просит, пособие по безработице не требует — загляденье! Дело не только в персоне самого Корвуса.

Академия «Форише Глас» это крохотное учебное заведение на границе необъятного леса. Большое здание, что стоит на берегу реки Телл, выглядит довольно солидно и основательно, но блекнет на фоне других магических академий материка, которые занимают огромные площади и ежегодно принимают тысячи студентов. Форише Глас возникла по прихоти Хардена Гладстона*, бывшего главным канцлером нашей страны много-много лет назад. В государственную собственность тогда отошел особняк, который ныне занимает наша академия и Гладстон решил, что здание прекрасно подойдет для учебного заведения.

Дело движется быстро, если за него берется сам главный канцлер. В течение года особняк переделали под нужды академии, наняли преподавателей и начали набор студентов. Тогда-то и начались первые неприятности. Однажды утром во дворе перед академией возник гигантский огненный шар. Все эксперты страны бились в попытках разгадать суть этой магии и устранить ее, но безуспешно. Шар не нес на себе отпечатка создателя, он словно бы возник из ниоткуда, из ничего. Огонь полыхал и днем, и ночью в течение многих дней, пока однажды не исчез. Гораздо позже один из самых светлых умов страны — профессор Калибан догадался, в чем было дело: академия построена в месте повышенной концентрации природной магии. Роре-трольд знает, как первого владельца особняка угораздило построить дом именно здесь, но так оно и вышло. И когда юные неопытные маги принялись колдовать, магия слишком чутко откликнулась на их попытки. Природную магию невозможно использовать, но она сама может уловить чужое заклинание и, часто в гипертрофированной форме, проявить его. Студенты изучали огненные чары — огромный огненный шар возник во дворе. С помощью профессора Калибана очаг природной магии удалось скрыть. Они словно бы закопали колодец, но вода продолжает течь где-то там, глубоко внизу. Для опытного волшебника природная магия это не добро и не зло. Это просто чистая энергия, которая существует отдельно от мага. Она есть и все. Да, некоторые ритуалы проще совершать в местах с повышенным содержанием природной магии, но в остальном же это на нашей жизни никак не сказывается. Однако для неопытных студентов столь сильный источник природной магии был помехой, которую и устранили эксперты при помощи профессора Калибана.

И вот сейчас я невольно задумываюсь, а не прорывается ли вода из нашего колодца наружу? Возможно ли, что магия обошла заслоны, созданные волшебниками, и просачивается сюда, в академию? Если камни в лесу это дело рук какого-то магического существа, то это одно, но если это природная магия отреагировала на заклинание студента и приняла такую форму? Что это значит для всех нас? И почему я не смогла ощутить метку колдующего на камнях? Потому что колдовал не человек — магические существа редко оставляют следы — или потому что колдовала сама магия?_______________________________________________________* Хардена Гладстона я назвала в честь Уильяма Гладстона, родившегося в поместье Харден. Он был британским премьер-министром и большим любителем Гомера. Он написал обширное исследование о Гомере, которое было разнесено научным сообществом в пух и прах. Однако, нельзя отрицать того факта, что именно Гладстон первым сделал наблюдение относительно ограниченного запаса слов, которыми Гомер описывает цвета. Гладстон выдвинул теорию, согласно которой анатомические особенности зрения древних греков отличались от современных людей (ну, современных Гладстону, который жил в 19 веке). Весьма любопытная теория, которая стала предметов множества оживленных дискуссий. А наш Гладстон просто был главным канцлером своей страны много-много лет назад. И, возможно, любителем поэзии. Я почти в этом уверена.

Глава 9.

Дни потянулись чередой, словно коровы на водопой в жаркий летний день — неторопливо и слегка вальяжно. Я молчала о том, что видела в лесу, студенты задали пару вопросов и переключились на другие вещи. У второкурсников слишком бурная жизнь, чтобы надолго задумываться о лесных находках, пусть даже природа этой магии не до конца ясна.

Я учила, проверяла, заполняла, ругала, хвалила и выслушивала. Это мой четвертый год в академии, так что у меня уже есть некоторые ритуалы, привычки и маленькие приметы. Если на завтрак подают омлет, значит, день будет сложным: либо на занятии кто-то поранится, либо чай пролью на целую стопку студенческих работ, либо еще какая пакость случится. Омлеты это зло. Вообще прорицатель из меня никудышный, но такие вот маленькие приметы почему работают безотказно.Если во сне увидишь ректора Корвуса, значит, как ни странно, случится что-нибудь приятное. Ректор мне снится не слишком часто, но примета неизменно работает. Во сне Бриар Корвус не похож на ту его версию, с которой я имею дело днем. Ночной Корвус весел и остроумен. Его серые глаза искрятся от веселья, а от его смеха у меня мурашки. Глупости, конечно, но ведь сны на то и сны, что ничего логичного в них нет. Разумеется, если ты не провидец Визисерд. Наверное, уставший мозг пытается как-то компенсироват недостаток приятных впечатлений и обходительных мужчин, вот и превращает ректора в одного из них.

А вот дни педсовета почему-то всегда проходили хорошо. Наверное, это какой-то вселенский закон компенсации. В конце концов, невозможно же человеку — впрочем, я ведь не совсем человек — посылать лишь испытания, должны быть и краткие мгновения отдыха.