Лесидия не замечала людишек и мелкую живность, как паутина не замечает пыль, ибо сил в них было даже не глоток — капля. Нет, сети Нервы были предназначены для крупной добычи с большим запасом жизненных сил. Они должны были спеленать жертву, вцепиться в нее, обездвижить и испугать болью так, чтобы сопротивление прекратилось.
Генерал смотрел внимательно на лес, покрывающий долину, и заметил-таки, как кроны в центре чуть заметно трепещут не в такт, как трепетала бы трава, в которой, невидимая глазу, быстро ползет большая змея. Змея эта была очень осторожна и тот, кто не знал, чего ждать, ничего бы не заметил.
Но Ренх-сат помнил, что колдун Дармоншир слишком бережет людей и не оставит их без спасения. Поэтому ждал и заметил.
И когда зеленая волна достигла места меж вершин, а хрустальная нить загудела, показывая, что ловушка сработала, и по ней прошли голубоватые блики чужой силы, помогая стать еще крепче, еще опаснее и шире, Ренх-сат велел стрекозам взлететь — и затем опуститься по дуге, чтобы накрыть добычу. И взревел от досады, когда понял, что колдун ускользнул.
Он видел, как тот уходит — по вихрям с той стороны холма. Он пытался вновь накрыть его сетью, ориентируясь на звуки выстрелов, но колдуну, которому повезло с ловушкой, повезло и второй раз: он так беспорядочно и странно разбрасывал вихри, что ухитрился переломать крылья раньяру-спутнику Ренх-сата отлетевшей стрекозой. Тиодхара потянуло вниз, за рухнувшим раньяром, привязанным сетью, и спасло его только то, что он успел мысленно подозвать к себе одну из свободных стрекоз и спрыгнуть на нее. Неудачно, опять выбив плечо и потеряв сознание — но хотя бы не разбившись всмятку.
Пока он пришел в себя под охраной норов, пока отвязал от рухнувших раньяров сеть — отступающие уже растворились в ночи, в густом лесу.
— Ну что же, — процедил он, сплевывая кровь с разбитых при прыжке губ, пока один из норов вправлял ему плечо, — ты дал мне еще опыта, колдун. Я учту и его. Тебе придется прийти ко мне.
Ночь на 4 мая, Нестингер
«…Как слышите? Прием. Прием. На нас напали. Иномиряне на охонгах. С ними какие-то твари, мы таких еще не видели! Двигаются быстро, вырезают всех. Обычным оружием с ними не справиться. Мы находимся под щитом мага. Нас осталось семь человек. Остальные мертвы. Враги еще здесь. Щит долго не выдержит! Просим подмоги. Просим подмоги! Прием. Прием!»
Долго наслаждаться ужином Люку не пришлось. И поспать полковнику Майлзу тоже не удалось.
В ночи под грохот артиллерии одна за другой стали приходить радиограммы, что на позиции дармонширцев по всему фронту произошли жесточайшие нападения. Выжившие сообщали, что враги появлялись молниеносно, малыми отрядами, и после атаки откатывались обратно, за укрепления иномирян. Сообщали, что наемников на охонгах сопровождали некие твари, выглядевшие как если бы муравья сплавили с человеком и дали ему разум убийцы.
Три передовых стрелковых батальона молчали, и по молчанию этому все было понятно. Люк метался от позиции к позиции — но враги уходили так же быстро, как нападали. И он, опускаясь туда, где лежали изуродованные трупы солдат — его солдат, людей, которых он призвал на защиту дома — шипел и выл от жалости и ярости. И едва удерживался от того, чтобы броситься к замку Нестингер и самому разбить его, разрушить, похоронив слишком умного, слишком умелого в войне врага под камнями.
Нет. Пусть работает артиллерия.
Сумели отбиться берманы — но и они потеряли десяток своих людей, при этом разорвав куда больше странных тварей. С потерями, но справились огнеметчики, а также те отряды, в составе которых были хотя бы несколько магов. Особенно магов с амулетами, подаренными Марине старшими сестрами.
— Огнедухи жгут этих тварей, как обычных инсектоидов, — докладывал ближе к утру один из стихийников, пока Люк рассматривал обугленных существ, воняющих паленой плотью и муравьиной кислотой, тела которых лежали вперемешку с телами иномирян. Половина головы у одной твари была выжжена, и от мерзкого переплетения человеческих и инсектоидных элементов Люка замутило.
Маг продолжал:
— Нам повезло, что дозорные успели подать голос и запустить сигнальную ракетницу. В ее свете я увидел нападающих и сразу активировал амулет. Огнедухи их подчистую всех выжгли. Мы посчитали — пятьдесят охонгов и пятьдесят этих… особей. А в моем камне восемь огнедухов, они почти не истощились. Так и спаслись. Хотя и не все, — он мрачно посмотрел под дерево, где лежали тела дозорных.
В погребальных кострах после нападения горели все, потому что дармонширцы при продвижении к Нестингеру ежедневно встречали группы нежити. И ее становилось все больше.
Утром от одного из пленных удалось узнать, что новых тварей называют невидши и они и есть секретное оружие вражеских богов. Примерно в это же время пришла информация из Рудлога, что в бою в Йеллоувине участвуют подобные бойцы и нужно быть готовыми к их появлению.
Не успели передохнуть от ночной атаки, как со стороны врага тоже заработали артиллерийские орудия — пусть их не так много было, как у дармонширцев, но, значит, врагу удалось сломить кого-то из пленных операторов боевых машин и заставить работать на себя.
— Они поджимают нас артиллерией к фронту, — резюмировал бледный Майлз на очередном коротком совещании. — И пытаются рассечь армию. Делают ровно то, что мы. Их командующий, — он поморщился, — слишком быстро учится.
Проблема заключалась в том, что удары были хаотичны и коротки — Люк не успевал подняться в воздух, чтобы засечь расположение машин противника, как выстрелы прекращались. И пусть в ответ расположение иномирян тоже «гладили» с бортовых орудий эмиратцев и из тыла дармонширцев — по всему выходило, что артиллерия иномирян спрятана где-то в городках, в которых еще находилось много жителей. И поэтому тотальная зачистка была невозможна.
Тамминтон спал и просыпаться не собирался. Люк, поднимаясь над зоной поражения артиллерии, летал над городками, искал места дислокации машин. Как минимум две точно находились в районе замка Нестингер: с высоты герцог заметил парную вспышку, но точное местоположение определить не смог.
Хватило суток, чтобы над дармонширцами вновь замаячил призрак поражения. Сейчас не было фортов, к которым можно было прижаться, не было системы укреплений. Ничего не было — но враг настойчиво напрашивался на столкновение.
— Что мы будем делать? — спросил Люк хмуро. — Ночью нападение наверняка повторится.
Майлз потер глаза в воспаленных прожилках, отчего они стали еще краснее.
— Мы примем приглашение, ваша светлость.
Часть 1. Глава 2
Ночь с 4 на 5 мая, Истаил
Вечером после прилета спасенных драконов в Истаил дворец Нории превратился в гигантский лазарет и одновременно огромную кухню. Слуги и служащие потрудились на славу, подготовив его к приему почти трех с половиной тысяч драконов.
Прямо во внутреннем дворе у фонтана стояли котлы, в которых доваривался мягко-пряный мясной суп ха́ши, липкий и жирный, придуманный давным-давно для восстановления тяжелых больных и детей. Горели костры, на которых запекались бараньи туши, в ворота въезжали повозки с высокими кувшинами с молоком, маслом и медом. Их перетапливали вместе и отпаивали детей и самых слабых.
Помощники из людей и тех драконов, которые участвовали в спасении, отводили наиболее истощенных в горячие источники, щедро рассыпанные по парку — проведешь в объятиях Матери-воды ночь и легче станет. Тем, кто чувствовал себя сносно и мог стоять на ногах после долгого перелета, помогали пройти в купальни, к пару и чистоте. Тех, кто валился с ног, а таковых было большинство, быстро кормили и укладывали в огромных шатрах, поставленных среди деревьев. Из старых сундуков достали множество одежд, перестирали, сложили в стопки — и сейчас слуги носили их в купальни и к источникам. Много было сделано, и все равно забот и для Владыки, и для Владычицы оказалось достаточно.
Нории обходил соплеменников с другими виталистами, а Ани принимала текущие решения. Сирот, прилетевших с нею, Ангелина отвела к нани-шар и временно поручила их хлопотам. На женской половине дворца было достаточно комнат. Девушки разобрали детей с причитаниями и воркованием, и уж тут не надо было волноваться — ласки и тепла они получат достаточно. Даже Валентина, оставив детей на попечение бабушки, помогала на кухне — сейчас любые руки были нужны.
Родителям с детьми выделяли отдельные покои, мужчины ложились спать в холлах, драконицы предпочитали шатры. С десяток красноволосых девушек расположилось на плоской крыше второго этажа.
— Мы хотим видеть небо, — объяснила одна из них неохотно, когда Ангелина вопросила, удобно ли им здесь. — Я не могу находиться под крышей.
Они все держались настороженно и отстраненно. Без явной агрессии, но без тепла, хотя и с интересом, и с некоторой долей благодарности.
Огромный дворец затих только когда последний спасенный был осмотрен, когда всех накормили и обиходили. Ани дремала рядом с малышом Нери на половине нани-шар, когда ее щеки аккуратно коснулись.
Нории был уставшим и тревожным, и Ангелина сонно шагала к их покоям по тихому ночному дворцу, под светом магических светильников и редких огнедухов, снующих под потолком, держала мужа за руку и слушала его.
— Большинству моих соплеменников потребуется не больше недели, чтобы окрепнуть окончательно, — говорил он, — дальше они разлетятся по Белым городам. Те, кто жил в Истаиле, останутся тут и будут слушать и слышать тебя, моя Ани.
— Ты все-таки полетишь? — вычленила она главное.
Он со вздохом сжал ее руку. Открыл дверь в покои.
— На востоке сейчас идут бои и исход их непонятен, но Йеллоувинь больше Дармоншира, и армия его сильнее. Хань Ши погиб, но тигры должны выстоять. У них один путь, но у меня два: я должен быть сейчас здесь, но я должен сейчас быть и с моим братом по Воздуху, Ани-эна. Люк удачлив и хитер, под его крыло встали большие силы. Но я боюсь, что их недостаточно. Он так помог нам — разве могу я оставить его?
— Не можешь, — подтвердила Ангелина, направляясь к купальне. Нории последовал за ней, и там, лежа рядом в теплой воде, поднося к губам чаши с вином, они продолжили разговор:
— Я думал, пока мы летели сюда, думал весь этот вечер. Да, я не могу быть одновременно в двух местах, у меня нет второго Владыки, чтобы оставить на него Пески. Но у меня есть Владычица. Скажи мне, моя Ани, — он повернул к ней голову и пытливо взглянул зелеными глазами. — Готова ли ты остаться без меня здесь, среди драконов, которые приняли твою волю и твою помощь, но в сердцах которых еще живут боль и ненависть? Среди тех, у кого не было времени перестать ненавидеть Рудлог, несмотря на ту помощь, которую твоя родина оказала сейчас? Тех, кто не знает новый мир и новые законы, и для которых война закончилась считаные дни назад?
— Конечно, — ответила Ангелина и улыбнулась. Разве могла ее душа не откликнуться на этот бой?
— Я понимаю, что могу погибнуть, — отвечал Нории на ее невысказанные вопросы, — и не хочу оставлять тебя одну, моя Ани. Мне страшно остаться без тебя и уйти на перерождение. Я знаю, что ты выстоишь, ибо сделана из огня и стали, но также знаю, что тебе будет больно. И сейчас больно. Прости меня за это, Ани-лиша. Есть ситуации, когда нельзя быть в стороне. Понимаешь?
— Конечно, — ответила Ангелина во второй раз и глотнула терпкое вино. В сердце ее плескалась боль, но и спокойствие, потому что все происходящее было правильным. — Я всегда выстою, Нории. Но что будет с Песками, если войну мы выиграем, а тебя я потеряю?
— Богиня уже дала Пескам второго Владыку, — тихо пророкотал Нории. — Может, если не вернусь ни я, ни Четерии, даст и третьего? Ты останешься Владычицей до появления нового Владыки, Ани. Выдержишь ли ты? А когда появится новый Владыка — сможешь ли уступить ему правление? Ты всегда будешь почитаемой в Песках, тебе обеспечат все привилегии и дадут тот пост, который ты захочешь. Но примешь ли ты это?
— Конечно, — и в третий раз ответила Ангелина. Допила вино, отставила чашу. Возможно, из-за его терпкости чуть сдавило горло, а голос стал надсаднее. — Как мне поступить, если в Песках откроется портал? Василина писала, что порталы нельзя закрывать — а я умею уничтожать, но не умею вести войну.
— Пошли мне зов, и я прибуду так быстро, как смогу, — проговорил Нории. — Я улечу с воинами боевого крыла Четери, и если мне придется вернуться, то Дармоншир не останется без помощи. Часть воинов останется здесь, в подмогу тебе. Здесь же будут те драконы, кто управлял нашими войсками в период войны с Рудлогом. У них есть опыт. Если же мое присутствие не понадобится, я помогу Дармонширу переломить хребет врагу и вернусь, моя Ани.
— Хорошо, — ответила Ангелина, закрывая глаза и опуская голову на плечо мужу. Вода тихо, усыпляюще билась о края огромной ванны. Как мало времени у них оказалось. И как было бы проще, если бы она могла полететь вместе с ним — как летала обуздывать цунами, вызванное болью Иппоталии, как летала к Драконьему пику. Но она смирится и будет следовать долгу здесь. И не станет тревожить сейчас Нории, и не станет говорить, что разумнее остаться и защищать свои земли, наращивать силы.
Это все может сделать и она. А если уж муж заговорил о принятом решении, значит уже все обдумал и все вероятности учел.
— С тобой останутся и Ветери, и наставник Уми, который знает о нашем племени и Песках больше, чем какой-либо другой дракон, — продолжал Нории. — Он сейчас слаб и набирается сил в источнике.
Ангелина кивнула: всех освобожденных она не запомнила, но седовласого наставника Уми — да. Он был очень измотан, когда они увиделись на берегу у обрушающегося пика: Ангелина обходила раскаленные ею камни, чтобы добавить жара, — но при ее приближении с достоинством встал, кутаясь в доху, подаренную жителями Теранови, и величаво склонил голову. И она молча кивнула в ответ.
Он не смог лететь в Пески на своих крыльях и расположился на спине одного из драконов.
— Я поговорил с ним, рассказал о тебе, но он и так все видел и все понял про тебя. Я при всех официально представлю его тебе завтра, моя Ани. Он не Владыка, но драконы почитают его не меньше Владык, и он станет тебе опорой, — он мягко погладил ее по боку, коснулся груди. — Ты тревожишься, Ани-эна. Я чувствую это и все бы отдал, чтобы не беспокоить тебя. Но не могу поступить иначе.
— Я и не попрошу тебя, — отозвалась Ани. Она тоже поглаживала супруга — по груди, по животу — и вдыхала теплый запах его кожи, смешанный с травяным запахом мыла.
В их движениях было больше ласки, чем чувственности, — слишком уставшими они были, чтобы жаждать иных наслаждений, — но прикасаться друг к другу стало таким же естественным, как дышать.
— Конечно, я тревожусь, — продолжила она, придвигаясь ближе, закидывая ногу на бедро мужу. — Ты сделал меня счастливой, Нории, ты — часть моего сердца, часть меня, моя семья, — она поцеловала его в плечо и почувствовала, как он улыбается. — Тем более что я уже раз чуть не потеряла тебя, — она запустила пальцы в красные волосы с седой прядью, — и не желаю пережить это снова. Не желаю! — повторила с силой и, прикусив кожу на шее так, что он запрокинул голову от удовольствия, прошептала в ухо: — Ты должен жить!
— Как я люблю, когда ты так яростна, Ани, — пророкотал он с нежностью. Тоже отставил чашу на бортик и, приподняв, усадил супругу себе на бедро так, чтобы она могла лечь ему на грудь.
— Я много отдала бы, чтобы быть уверенной, что ты вернешься, — говорила Ангелина, касаясь его шеи, груди в едва заметном орнаменте ауры, царапая ногтями сосок и чувствуя, как разминает Нории ей спину, все еще ноющую от долгого перелета, как делится он витой: словно она своей вспышкой подпитала его, и он теперь питал ее. — Но я не могу закрыть глаза и сделать вид, что войны нет. Ты летишь к Дармонширу из-за долга чести, а я думаю о том, что за спиной Лукаса — моя беременная сестра. Что он уже несколько месяцев отвлекает на себя силы, способные ударить по Рудлогу со стороны Инляндии и быстро дойти до столицы, где сейчас Василина. Моих умений не хватит, чтобы защитить их, хотя я жажду этого всей душой. Они тоже моя семья, Нории, и не перестанут ею быть. Никогда.
— Я понимаю, — пророкотал дракон почти рычаще — ибо теперь они вели свой разговор, а их тела — свой. Глаза его медленно наливались вишневым.
— Но только с тобой мои возможности удваиваются, — голос ее снова становился приглушенным, тогда как руки становились все смелее. — Я возьму на себя твой долг здесь. Но и ты берешь на себя мой долг перед моими сестрами. Я буду работать здесь за нас двоих, а ты будешь защищать их за нас двоих. Так как я могу отказаться от этой возможности?
— Твоя разумность неиссякаема, моя Ани, — согласился он. — Как и твой огонь.
Она царапнула его живот под пупком, и дракон, снова вздрогнув, приподнял ее подбородок и, склонив голову, приник к губам супруги в тягучем, нежном поцелуе.
Как можно было жить, не зная его? Губ с травяным вкусом, свежих, словно воздух и живая вода? Больших рук и тела, которое она изучила так хорошо, которое принадлежало ей — и она восхищалась им, и любовалась, и любила? Без его внимательности, мудрости, и спокойствия, и силы, и невероятного ощущения единства, которое она ни с кем не испытывала?
— Не отводи взгляд, — прошептала она, когда он оторвался от нее, и села лицом к лицу, обхватывая бедрами его бедра.
— Ни за что, моя владычица, — пообещал он гулко, поддерживая ее за ягодицы и улыбаясь. — Моя Ани… Единственная, кто может мне приказывать… — Губы его приоткрылись, он рвано выдохнул — когда она начала движение, — и мраморные стены купальни надолго заполнились медленным, почти медитативным плеском воды, тяжелым дыханием и приглушенными стонами.
После, едва не отключившись в ванне, смыв, сцеловав друг с друга все напряжение последних дней, они как были нагими побрели в спальню. И, слишком уставшие и разнеженные, чтобы тревожиться о будущем, заснули, оставив страх на потом.
Утро 5 мая
Проснулась Ани под отдаленное уханье со двора, свежая, словно проспала всю ночь, а не несколько часов. Подошла к окну, кутаясь в шелковое покрывало, вдохнула свежий влажный воздух. Почти уже летний.
Далеко в парке под косым дождиком тренировались с клинками с полсотни драконов. Отсюда их движения казались сложным, быстрым танцем.
— Это воины боевого крыла Четери, — пророкотал Нории из-за ее спины. Она оглянулась и прислонилась к его груди, наблюдая за тренировкой. Супруг ласково поцеловал ее волосы. — До войны их было около сотни.
— Столько учеников? — удивилась Ани.
— Они не все ученики, — усмехнулся Нории, — всего трое, а остальные мечтали бы попасть к нему в обучение. Четери их тренировал и был командиром в боях. Но учеников он всегда брал избирательно, как и его наставник, Мастер Фери.
— А из тех, кого обучал Мастер Фери, никого не осталось? — поинтересовалась Ангелина. Разговор этот словно продлевал утро, время на двоих, после которого придется снова погружаться в дела и расставаться.
Она почувствовала, как муж покачал головой.
— Четери сейчас — второй по старшинству из драконов после наставника Уми. Даже магистр-регент Тафийского университета Не́фиди младше на десяток лет. Кто-то из старших ушел на перерождение до войны, кто-то погиб в войне. Из старых Мастеров Четери остался один. Все трое его учеников прошли шесть ступеней испытания и получили звание Мастера. Но победить учителя не смог никто.
— Пусть и дальше будет так, — проговорила Ангелина твердо — как будто вознесла молитву. — Пусть он останется непобедимым и выведет Алину на Туру.
Наставник Уми ждал их у большого малахитового зала, где собрались все драконы и драконицы, которые до войны были советниками и помощниками Владык Белых городов. При приближении Нории и Ангелины он с прежним достоинством склонил голову, сложив руки на вышитом шарване, надетом на длинную рубаху.
— Как ты чувствуешь себя, наставник? — спросил Нории с почтением, обнимая его.
— Как если бы сама Мать-Вода пестовала меня этой ночью, — улыбнувшись, ответил старейший, и вокруг глаз его разбежались лучики-морщины. — А в душе и радость оттого, что мы живы, и печаль оттого, как все произошло. Дивен мне новый мир. Я успел расспросить тех, кто проснулся прошлым летом, и не могу осознать, как он мог настолько поменяться.
— Ты даже не представляешь, насколько, — подтвердил Нории.
Наставник перевел взгляд на Ангелину, разглядывая ее с высоты своего роста, — и Ани прямо смотрела в ответ.
Мало кто из драконов, заключенных в горе, сохранил волосы. Уми был почти лыс, с наметившимися за эти дни седовато-красными бровями и ресницами, со впавшими скулами, но не выглядел стариком — лет шестьдесят ему можно было дать, и только выцветшие зеленые глаза выдавали возраст.
— Я наблюдал за тобой издалека в горах и теперь вижу тебя вблизи, дочь Красного, — проговорил он слабо. — Ты питала Владыку и помогала ему спасать нас, ты лелеяла наших детей, ты грела нас. Мой разум говорит, что нужно ненавидеть тебя, но я не могу. Я чувствую, как вы связаны с Владыкой, которого я знал еще ребенком, и понимаю, что ваши чувства чисты. Чувствую, что в тебе нет злости. Неужели дети Красного сменили ярость на милосердие, а ненависть на любовь и решили искупить то, что сотворил Седрик?
— В каждом из нас есть и ярость, и любовь, — ровно ответила Ангелина. — И в моих предках они были. Мой далекий прадед сотворил огромное зло, но он же сделал для Рудлога много доброго, и я никогда не отрекусь от него. И я здесь не во имя искупления. Я здесь потому, что решила: мой путь — рядом с Нории. А значит, его страна — моя страна, его народ — мой народ, которым я правлю, а не приношу жертву.
Нории в их разговор не вмешивался, слушал с едва заметной улыбкой, и она была благодарна за это. Он знал, что она справится сама.
Старик смотрел на нее строго. Затем поднес руку ко лбу и снова склонил голову.
— Моя Владычица, — сказал он. — Вижу, что и ярости дети Красного не растеряли. Понимаю, — повернулся он к Нории, — понимаю, отчего ты так счастлив. А я все думал — кто та, с кем ты полетишь в брачный полет? Дивен, дивен новый мир.
Малахитовый зал был роскошен — песчаного цвета пол, на котором из центра-цветка расходились лучи с растительным орнаментом, белые стены, зеленые малахитовые колонны и окна, изумительный высокий потолок с золотым плетением. У стены, подпираемая с двух сторон фонтанами, стояла малахитовая ротонда, под золотой купол которой и прошли Владыка с Владычицей.