Змеиная песня

Змеиная песня

Ричард Ли Байерс

Песня была свистящей и пронзительной, но поразительным образом красивой, и её красота будто цепью сковала Барериса и его товарищей. Они беспомощно ковыляли в едином строю с ящеролюдами — хвосты раскачиваются, чешуя блестит в лунном свете, крадутся по бокам.

Почва стала мягкой и размытой. В воздухе пахло гнилью и разложением, кроны деревьев заслоняли звёзды. Воины-рептилии остановились, но песня повела пленников в чёрную воду. Сторик, шедший перед Барерисом, двигался дальше, пока его голова не скрылась под водой.

Барерис вынужден был подчиняться приказам музыки, но к счастью, они не запрещали ему попробовать помочь дварфу. Он ускорил шаг, пошарил в воде и нашёл бугристые плечи Сторика. Он поднял товарища и понёс его дальше.

Пленники выбрались из медленного потока на небольшой остров. Певец прекратил свою песню и просто уставился на них. Барерис предположил, что существо родилось из яйца ящеролюда, но при этом отличалось от собратьев. Оно стояло прямо, не сгибаясь, у него была клиновидная голова, свойственная скорее змеям, чем ящерам, а чешуя чертила замысловатый узор света и тьмы.

Оно буркнуло что-то на общем языке ящеролюдов, и все рептилии развернулись и исчезли во мраке.

— Я не понимаю, — тихо произнёс Терсос. Его уши были разорваны и кровоточили там, где людоящер вырвал серебряные кольца. — Неужели они действительно просто ушли, не связав нас и не выставив часовых?

Сторик прищурился и повертел головой, осматриваясь. Рождённый в бессолнечных подземельях, ночью дварф видел почти так же хорошо, как и днём.

— Насколько я могу судить, — подтвердил он.

— Тогда давайте убираться отсюда, — Терсос шагнул обратно в воду.

— Подожди, — окликнул Юрид. Из всех них коротышка казался наименее пострадавшим. Может быть, потому, что будучи Сломленным — монахом, служащим богу мученников Ильматеру — он носил простую рясу и открытый шлем. Даже ящеролюдам было очевидно, что у него нет при себе оружия, кошелька, украшений или чего-то достойного кражи, так что они не стали рвать его своими грубыми, когтистыми лапами.

— Ждать? — отозвался Терсос. — Зачем? Чтобы эти твари вернулись и снова задурили нам мозги своим пением? Не думаю.

Он сделал ещё один хлюпающий шаг, а потом вода вокруг него забурлила.

Он закричал и пошатнулся. Он взмахнул рукой, и Барерис увидел повисших на ней извивающихся водяных змей, впившихся зубами в плоть несчастного.

Барерис и Юрид бросились вперёд, протягивая руки. Может быть, получится спасти Терсоса, если они вытащат его из воды. Но до него было не дотянуться, а войти в воду они не могли. Песнь рептильего шамана успокоила змей, позволив пленникам свободно пройти в первый раз, но без её воздействия они набрасывались на любого, вторгшегося в их среду обитания.

Терсос рухнул лицом в воду. Течение потащило за собой его тело, по-прежнему покрытое змеями.

Барерис вздохнул и обернулся, заметив, что на него смотрит Горстаг.

— Это твоя вина, — прорычал копейщик.

От обвинения у Барериса скрутило живот. Да, подумал он, да, моя.

* * * * *

Барерис знал, что хорошо поёт, и с не меньшей искусностью аккомпанировал себе на поцарапанной старой лютне. Многие прохожие останавливались послушать. Но никто не бросал монетку в треснутую чашку у его ног. Некоторые даже насмехались или плевали на стёртые камни оживлённой рыночной площади.

Виной тому была внешность Барериса — ведь его долговязая фигура, обритая голова и брови, светлая кожа и татуировки выдавали тэйское происхождение. И, как он вскоре обнаружил, чессентцы не любили людей из Тэя. Они могли жаждать зачарованных товаров с его родины, они могли пресмыкаться перед красными волшебниками и их свитой, чтобы приобрести эти товары, заработать немного их золота или просто из страха разгневать их, но бродяга-тэянец в штопанном плаще и изношенном жилете вызывал только враждебность.

Со вздохом Барерис подобрал чашку, закинул лютню на плечо и зашагал по бурлящему портовому городу, каким был Суренар. Он пытался утешить себя мыслями о том, что всё равно не желает становиться уличным музыкантом. Он был настоящим бардом, пускай даже самоучкой, пускай только начинал развивать свой талант, и обитавшая в музыке магия подчинялась ему. Юноша собирался использовать её и свой навык обращения с висевшим на поясе мечом, чтобы вершить великие дела и заработать целое состояние.

Но эти мысли не утешали. Они не облегчали ноющую пустоту в животе. Они лишь напоминали ему, что жители Суренара до сих пор не высказали особого желания нанять его в качестве мечника или заклинателя, равно как и заплатить за удовольствие, приносимое его песнями.

Однако при этом за неимением лучшей цели он побрёл обратно на оживлённый двор «Рога и сокола», таверны, где собирались наёмники и те, кто желал их нанять. Запах жареного мяса и вид нескольких дюжин людей, уминающих свой обед, для голодного юноши был пыткой.

Чтобы её избежать, вместо он этого попытался сосредоточиться на соревновании, развернувшемся посередине круглого огороженного двора. Там боролись друг с другом двое обнажённых по пояс мужчин, крупный и мелкий. Здоровяк бросился вперёд, разведя руки для захвата.

Коротышка скользнул назад, схватил противника за запястье и дёрнул, выводя его из равновесия. Здоровяк рухнул на двух зрителей, сбив одного из них с ног. Кто-то рассмеялся, здоровяк зарычал и снова бросился на второго борца.

Коротышка дождался, пока противник почти не навис над ним, затем ускользнул с пути и подставил подножку. Крупный борец рухнул на колени. Барерис не смог разглядеть, что произошло после этого — коротышка двигался слишком быстро — но он оказался за спиной противника, обхватив его руками под мышками и нажимая ладонями на затылок.

Великан дёргался, но высвободиться не мог.

— Ну ладно! — выдохнул он. — Ты победил.

Противник немедленно освободил его и протянул руку, чтобы помочь подняться. Он прошептал что-то, что заставило гримасу великана превратиться в неохотную улыбку. Тем временем те, кто поставил на здоровяка, платили парню, который собирал ставки. Это был наёмник со шрамом на подбородке и несколькими серебряными обручами в каждом ухе.

Столько монет, подумал Барерис, и так быстро. Он задумался, согласится ли кто поучаствовать с ним в схватке на дубинках, палках или другом похожем оружии, подумал, что будет, если поставить на самого себя и проиграть, но потом вынужден был признать, что у него не было денег, чтобы делать какие-то ставки. В любом случае, он сомневался, что результат ему бы понравился.

Из таверны вышел дварф с отчаянно нуждавшейся в стрижке бородой, похожей на чёрную изгородь. Мужчина с кольцами в ухе показал ему монету.

— Сторик! — крикнул он. — Юрид победил. У нас есть деньги на вино и женщин.

— Отлично, — сказал Сторик, но было очевидно, что он хочет поговорить о другом. — Я нашёл нам работу, если все готовы. Собирайтесь вокруг.

На его приказ откликнулось восемь мужчин. Все, кроме Юрида, обладали оружием и носили доспехи, которые выдавали в них воинов. Из праздного любопытства и зависти Барерис задержался рядом, чтобы подслушать и узнать, какая возможность им представилась.

— Похоже, на южном берегу Аканского озера орудует банда ящеролюдов, — сказал Сторик.

Копейщик, чьи полуседые волосы были заплетены в три длинных косы, пожал плечами.

— Ничего нового.

— Да, — согласился Сторик, — и обычно местные сами загнали бы рептилий обратно в болотах. Но эти ящеролюды обзавелись какой-то магией. Один из них поёт, и люди разбегаются в ужасе или теряют волю к битве. Крестьяне не могут довезти свой урожай на рынок, и их староста предлагает пять сотен золотых любому, кто поможет решить проблему.

Мужчина с серьгами ухмыльнулся.

— Это будем мы.

Юрид натянул короткую и простую серую рясу, затем подпоясался.

— Надеюсь. Кто-то должен им помочь. Но не стоит забывать, что после того, как Эсвела решила выйти замуж и остепениться, у нас самих магии не осталось.

— Меня тоже это беспокоит, — сказал Сторик. — А ещё тот факт, что староста уже нанял другой отряд, и те парни исчезли без единого следа.

С колотящимся сердцем Барерис произнёс:

— Простите. Я случайно подслушал ваш разговор, и, может быть, сумею помочь.

Они повернулись к нему. Юрид ободряюще улыбнулся юноше. Остальные мрачно таращились.

— Продолжай, мальчик, — сказал седоволосый копейщик.

— Меня зовут Барерис Анскульд. Я бард. Я надеялся присоединиться к отряду вроде вашего, а моя магия может защитить вас от волшебства ящеролюдов.

Копейщик сплюнул.

— Помощь тэянца нам не нужна.

— Сейчас посмотрим, — произнёс Юрид. — Добрый человек Анскульд, не мог бы ты продемонстрировать нам свои таланты?

— Конечно.

Барерис пристально посмотрел в лицо копейщику и пропел куплет, красивый и убаюкивающий, как колыбельная. Веки копейщика отяжелели. Копьё выскользнуло у него из рук. Он завалился на спину, и Юрид поймал его, чтобы не дать удариться о землю. Копейщик захрапел.

— Просто встряхните его, и он проснётся, — сказал Барерис, и Юрид последовал его совету. — Этого достаточно?

Воин с серьгами пожал плечами.

— Я не чародей, но я слыхал, что погрузить человека в сон не так уж и сложно.

— А что вы от меня хотите? Перевернуть таверну? — Барерис махнул рукой на мужчин, жующих рулеты и прихлёбывающих жаркое на скамьях. — Превратить всех этих парней в ослов?

— А ты можешь?

— Нет. Но, думаю, ваша подруга Эсвела тоже не могла. Правда в том, что вы собираетесь сражаться с существом, которое творит магию посредством песни, а я доказал вам, что я – настоящий бард, и если барды в чём и хороши, так это в противостоянии музыкальным чарам.

— Я и сам всегда это слышал, — Юрид вопросительно взглянул на Сторика.

Дварф нахмурился, задумался и сказал:

— Ладно. Он может пойти с нами. Если сделает своё дело – получит долю прибыли, и мы подумаем о том, чтобы принять его в отряд.

Юрид протянул Барерису руку.

— Добро пожаловать в роту Чёрного Барсука.

Как и любой бард, Барерис обладал острой памятью, и легко запомнил имена своих новых товарищей: того, что носил обручи в ушах, звали Терсосом. Копейщик с седыми косами был Горстагом. Фаэлрик постоянно утомлял друзей неослабевающим потоком бессмысленных воспоминаний о семье, Эвендур любил играть кости, пухлый юноша с плохим запахом изо рта был Ориксом, и так далее. К сожалению, барду так и не представилось случая воспользоваться этой информацией, поскольку когда отряд вышел на тракт, ведущий из Суренара на юг, кроме Юрида никто не захотел с ним разговаривать. Он пытался не обижаться, но не сумел. И поэтому был в дурном расположении духа, когда на третий вечер их путешествия собирал сухие сломанные ветки с деревьев, срывая их с такой силой, как будто пытался выместить свою злость.

Из глубин рощи появился Юрид с полными руками бутылей, заново наполненных водой.

— Собираешь хворост, я смотрю.

— Да, — проворчал Барерис. — Как будто от этого есть какой-то толк!

Юрид улыбнулся.

— Насколько я понимаю, это поможет приготовить нам трапезу и согреет нас ночью.

— Я не хотел сказать... забудь.

— Как пожелаешь, но если что-то тебя беспокоит, разговор может помочь.

— Не вижу, как.

Но потом его всё равно прорвало.

— Я выполняю свою часть обязанностей по подготовке лагеря, я пытаюсь быть дружелюбным, и всё равно никто кроме тебя не хочет иметь со мной дела. Неужели все чессентцы такие завистливые? Завидовать нечему. Я бедняк.

— Завистливые? — Юрид вопросительно взглянул на него.

Барерис помешкал.

— Да. Потому что я родом из величайшего королевства Фаэруна. Но, как видишь, мне не перепало его богатства и славы. Поэтому мне пришлось уехать и искать удачи в другом месте.

— Друг мой, ты не понимаешь. Никто и нигде не завидует тэянцам. Вас просто презирают.

— Правда? Почему?

— Вы занимаетесь работорговлей. Вы поклоняетесь тёмным богам и практикуете ещё более тёмную магию. Вы постоянно пытаетесь завоевать соседей.

Барерис покачал головой. Боги были богами, сущностями, превосходящими понимание смертных, а традиции Тэя были просто традициями Тэя, обычаями, необходимыми, чтобы построить и поддерживать могучую империю. Ему никогда не приходило в голову, что обитатели менее развитых стран могут относиться к ним с презрением.

— Зулькиры уже давно не пытаются завоевать Агларонд или Рашемен. Они прекратили эти попытки, начав строительство торговых анклавов, — сказал Барерис.

— Несколько лет мира не могут развеять недоверие, рождённое поколениями агрессии.

— Ну, может быть, но всё равно — я не жрец и не красный волшебник. Я не поклоняюсь Чёрной Руке и никогда не посылал армию на кого-то напасть. Я просто парень, который пытается найти своё место в жизни, и хотел бы, чтобы остальные так ко мне и относились.

— Если ты этого хочешь, то позволь предложить тебе кое-что. Прекрати брить голову.

Барерис нахмурился.

— Ты серьёзно?

— Горстаг и другие не будут автоматически вспоминать о Тэе каждый раз, едва взглянув на тебя, а от этой обременительной привычки проще отказаться — особенно пока мы в походе.

— Пожалуй, но ты не понимаешь. В Тэе только аристократы тщательно сбривают волосы с головы, и хотя моя семья давно потеряла свои земли и состояние, я по-прежнему муланской крови.

— Значит среди твоих сограждан было важно поддерживать такую внешность, поскольку знатные традиции — всё, что у вас осталось.

Барерис помешкал.

— Думаю, можно и так сказать.

— Как пожелаешь. Но тебе следует понять, что твой безволосый череп не внушает здесь такого уважения, как в твоей стране. Как раз наоборот.

— Всё равно, я не стыжусь своей родины, и не хочу вести себя так, как будто это неправда.

— Что делает тебе честь. Но Плачущий бог учит нас проводить различие между важным и обыденным, существенным и искусственным, защищать первое, но идти на уступки или смиряться, если дело касается только второго. Возможно, обдумав всё как следует, ты решишь, что можешь гордиться своим происхождением, но при этом отрастить брови.

Губы Барериса изогнулись в улыбке.