План для Лайзы

– Ну вот! – девушка отстранилась. – Разрушили еще одну иллюзию! – она сардонически улыбнулась, и я увидел, что из боковой двери в зал входит вся труппа этого театра видений: Мурдак в клёпанной кожаной косухе, маслянистый девчачий искуситель итало-турецкой наружности, менеджерствующий лакей с щетинистыми усиками.

– Да, лошара! Мы тебя надули! Опять подсунули голограмму! Помацай воздух, потискайся с атмосферой! – кричал с лакейской бесцеремонностью с другого конца зала усатенький лакей. – Не будешь лазить через крышу! Ниндзя нашелся! Мы следили за тобой, еще когда ты начал взбираться на клён! Лайза! Иди, посмотри на этого типа! Он пробрался сюда, чтобы втихаря пососаться с тобой! – девушка вышла через служебную дверь, присоединилась к троице, и Мурдак по-хозяйски обхватил ее за плечи:

– Глянь на этого лоха!

– Извини! – крикнула Лайза. – Мы пошутили! – теперь их было две: одна в шаге от меня, другая – на противоположном конце зала, и я крутил головой, пытаясь найти хоть одно различие между ними. – Но ты сам виноват! Тебя не звали! – она демонстративно склонила головку на плечо косухоносцу и даже потянулась губками к небритой щеке.

– Чего ржёте? – буркнул я. Троица носителей Y-хромосом из этой труппы бесила меня с самого начала, и теперь, созерцая, как Мурдак тискает девушку, и она ластится к нему, я уже прикидывал, как накостыляю всем троим. Благо за годы работы на платформе я порядком подкачался, а из всей этой компании ценность в случае махалова представлял только Мурдак.

Наливаясь злобой, я подходил к ним все ближе: без труда раскидаю троицу тружеников голографической сцены и даже успею высказать Лайзе что-нибудь очень позитивное про отношения с молодыми людьми и как их надо выбирать. Однако Мурдак словно учуял мои намерения и, развернув девушку за плечи к служебному входу, бросил:

– Ладно! Повеселились, и хорош! Жорж, выпроваживай этого оковалка! А нам пора на горшок и спать! – и повел Лайзу к служебному входу. Парень не даром числился артистом: всем своим поведением он умел передать такое презрение ко мне, что я не выдержал. Схватил со стола оставленную кем-то из зрителей пачку из-под папирос, скомкал и пульнул ему в спину.

Картонный комок беззвучно пролетел сквозь косухоносца и шлёпнулся о стену. Мурдак даже не оглянулся! Я обернулся к лакею-менеджеру зала с его турецко-итальянским напарником, но и они беззвучно испарились буквально у меня на глазах. Схватил стул и бросился на Мурдака, но тот издевательски помахал мне ручкой и исчез вместе с Лайзой столь же бесследно, как и двое других из этой труппы.

Несколько секунд стоял посреди абсолютно пустого зала, залитого ржавым светом дохлой служебной лампочки, потом заорал:

– Ну, где вы все? Что попрятались! Выходите, поговорить надо! – и услышал в ответ только характерный шорох, с которым мыши грызут под дощатым настилом пола свалившиеся под него кукурузные хлопья и прочую снедь, брошенную зрителями.

Прикинув, что, если помахать стулом перед висящим вместо полотняного экрана монитором, то нервишки у них не выдержат, и вернется желание пообщаться. Изобразил нечто подобное, но не нашел никакого отклика. Поколебавшись, ткнул несильно ножками стула в громадный дисплей, и убедился лишь в том, что и монитор, на котором показывают мультики – тоже голографическая картинка.

Размахнулся и ударил со всей силы – стул едва не проломил дощатую стену позади изображения монитора.

– Ну, хватит! Хватит! – позади меня стоял затрапезного вида старикан в потертом свитере и выпуклых очках в детской оправе. Хотя видуха у него была такая, словно его только что подняли с постели, тем не менее, к нему с первого взгляда липло погоняло “Профессор”, а относиться хотелось с пиететом. – Хватит, а то разнесете всю нашу кибитку! Как завтра народ будет душещипательные клипы смотреть? – старикан достал из заднего кармана брюк портсигар и закурил сигаретку очень фешенебельной марки, пустил через ноздри дым. – Здесь, правда, нет никого, кроме меня! Конечно, то, что вы сюда забрались, отвратительно. Но что сделано, то сделано. Мы пытались выпроводить вас при помощи обольщения Лайзой, но вы, вместо того, чтобы уйти, полезли целоваться. У вас оказались крепкими нервы, и вы перенесли моббинг со стороны наших голографических артистов. Что ж, настойчивость должна быть вознаграждена. Спрашивайте, я расскажу всё, что вы хотите знать.

– Кто вы?

– Один из старейших айтишников страны. Начинал еще во времена Лебедева и Рамеева. Сами понимаете, к старости накопились определенные возможности. И еще одно: она – моя дочь.

– Кто?

– Лайза! Конечно, в жизни ее звали Елизаветой.

– Звали?

– Да. Она умерла. Давно. Вы еще молоды. Вам не дано понять, как это тяжело. Тебя покидает любимое существо, такое нежное и доверчивое, и никто тебе уже не скажет поутру: “Доброе утро, папка!”– и не улыбнется в ответ на твою неловкую шутку, и не поделится своим первым девичьим переживанием. И я не выдержал! Стал сходить с ума! Она так мучительно умирала! И вот, в один из припадков безумия, мне вдруг пришла в голову мысль: ведь я, возможно, один из лучших айтишников планеты! У меня в подчинении десятки толковых ребят! Неужели мы не сможем создать искусственный, цифровой мир для моей девочки? Мир, в котором она бы жила!

Ведь для этого все есть! Достаточно мощные компьютеры, способные симулировать поведение живого человека. Прецизионные сервоприводы, чтобы управлять лучами, формирующими голографические изображения. Излучатели, способные создавать в воздушной среде домены ионизированного газа и заставить их резонировать, издавая звуки, подобные человеческому голосу… Надо только объединить все это в единое целое и написать соответствующие программы! При моих тогдашних связях у меня не было отбоя от спонсоров, готовых профинансировать этот проект. И вот…

“Профессор” обвел рукой зал, и, следуя его движению, вдоль стен возникали и исчезали голографические изображения Лайзы – в разных одеждах, в разных позах, но с неизменно обращенной к нам двоим улыбкой.

– Я собирал ее из своей памяти. По кусочкам! Каждый жест, каждую смешинку. Восстанавливал ее такие милые ужимки и гримаски.… И поверьте мне, я очень рад тому, что вы ее полюбили. Голографическую. Это придает ей еще больше реальности…

– А как же эти? Мурдак, менеджер зала, бабский угодник?

– Ерунда! Синтезировал образы из разных фильмов. Бабского, как вы выразились, угодника взял прямо с эстрады. Там полно таких, – старик явно устал: голос его ослаб, голова поникла, и он разговаривал со мной, держась за спинку стула. – Вообще, вся эта затея с голографическим кинематографом – тестовый полигон. Плюс заработок на покрытие текущих расходов. Ну, теперь вы все знаете… Буду рад видеть вас еще! – “профессор” мотнул головой в сторону двери, выпроваживая меня, но отделаться от моей персоны было не так-то просто.

– И вас это устраивает? Вам легче от того, что у вас есть голографическая дочь?

– Что я могу вам ответить? Никто не знает, что со мной стало бы, если не увлекся этой идеей, не погрузился в работу! Может, давно сошел с ума и сидел в психушке. Или перерезал себе глотку. Наверное, с ней все-таки легче. Возможность видеть родное существо, придумывать всякие кунштюки для клипов с ее участием. Конечно, понимаешь, что все это – самообман, выдуманный мирок в четырех стенах этого сарая…

– А что не вынесете ваши перформансы в парк? Развесьте трансляторы голографии, или как они у вас называются? – на деревьях или на вышках.

– А что? Это интересно! Идет человек по парку, и вдруг становится участником феерического приключения! Непонятно только, как монетизировать эту идею? Не брать же деньги на входе в парк?

– Поднимите трансляторы на воздушных шарах над городом и включите плату за участие в голоиллюзии в квитанции по коммунальным услугам, – мрачновато пошутил я, но старикан уже не воспринимал юмора:

– На воздушных шарах? Но это абсурд! Никакой воздушный шар не обеспечит точности позиционирования излучающего устройства, чтобы получать корректное отображение трехмерного объекта! Поэтому мы и думали все время о спутниках. О геостационарной орбите… И то необходимой точности не получалось…

– Коллега, не грузите себе голову проблемами прошлого века. В стране полно фирм, которые решают и не такие вопросы. Свяжитесь с питерским «Заслоном». Он нам нормально помогал, когда я работал на нефтяной платформе. Запозиционирует воздушные шарики на счет «два»!

– Но как?

– Откуда мне знать? Установят магнитоиндукционные расчалки… Зафиксируют шарик в торсионном поле… Приспособят буксирные квадрокоптеры… Это их работа, пусть шуруют серым веществом!

– Вы на самом деле так считаете? Но тогда… Это же революция в голографии! Представляете, какой охват? Какие возможности? Мы включим в наш перформанс целые города, районы! Если надо, создадим сеть на всю страну! У вас есть хватка, юноша! Когда я буду звонить спонсорам проекта, намекну, чтобы вас взяли на работу в один из наших НИИ! – в этот миг в зал вошла Лайза и позвала:

– Папа! Тебе пора принять лекарства и лечь спать!

– Ах, да, да! – засуетился старик. – Извините, но я вынужден завершить нашу беседу. Будьте уверены, я поговорю о вас с нашими спонсорами. Они достаточно влиятельные люди, чтобы обеспечить вас достойной работой. А пока – пока! – я во все глаза пялился на девушку и никак не мог поверить, что она – лишь мираж, комбинация лазерных лучей, настолько вещественно, телесно она смотрелась в своей ковбойской рубахе и засученных выше щиколоток джинсах. Пытался найти в ее фигурке хоть какую-то зацепку, позволяющую определить, что она на самом деле – всего лишь продукт объемной компьютерной графики, и не мог.

Заметив мой взгляд, она улыбнулась, махнула рукой и повела отца за служебную дверь.

Меня оставили одного в пустом зале летнего кинотеатра. То ли мне доверяли, то ли здесь все так хитро было устроено, что я не мог – ни умышленно, ни нечаянно – ничего сломать.

Впрочем, на улице уже светало, и через пару минут явилась уборщица – вполне реальная старуха в замызганном сером балахоне, и принялась шлепать тряпкой по полу, с грохотом отодвигая стулья. Мне ничего не оставалось, кроме как убраться, и только идя по улице к ближайшей троллейбусной остановке, вдруг вспомнил, что совершенно не чуял запаха тех дорогих сигарет, которые курил “профессор” во время нашей беседы.

Пятнадцать дней спустя

Прошло полмесяца. Я больше не ходил в летний кинотеатр в парке. К чему? Лайза действительно мне нравилась. Очень-очень. До сладкой оторопи при каждой мысли о ней, до ночных бредовых грёз. И я не хотел растравливать душу, участвуя в иллюзорных приключениях, едва не касаясь с ней локтями во время иллюзорных эскапад, и сознавая при этом, что до нее не просто нельзя дотронуться – что нет никакой надежды даже на встречу с ее прототипом, с той девушкой, по образу и подобию которой она скроена. Что та девушка мертва, и голоиллюзионная Лайза – всего лишь её призрак.

В тот день выдалось ясное, солнечное утро. Я шел по оживленной улице на очередную встречу с потенциальным работодателем, и она материализовалась передо мной со звуком лопнувшего мыльного пузыря: все в той же ковбойской рубахе, завязанной узлом на пупке, старомодных подвернутых джинсах. Это произошло так неожиданно, что я даже поднял глаза к небу – откуда еще ей было свалиться?

– Приветики! Его не видно! – она улыбнулась и сделала жест, как будто хотела взять меня под руку. – Мы прикрыли его изображением легкого перистого облачка.

– Кого?

– Транслятор, – Лайза улыбнулась – на этот раз чуточку покровительственно. – Ты же сам придумал подвешивать их на воздушных шарах. Сильно занят?

– Не то, чтобы очень… Ищу работу.

– Считай, что нашел. Мой папка слово держит. Помнишь, он обещал замолвить за тебя словечко перед спонсорами аттракциона?

– М-м-м-м! А что надо делать?

– Пока ничего. Гулять со мной. Мы проводим тестирование. Опыт экзистенции голографической иллюзии на улицах среднестатистического города. Ты будешь подстраховкой. Все-таки, реальный человек. Вечером напишешь отчет для спонсоров. Они старые. Не доверяют искусственному интеллекту. Боятся, что налажает в свою пользу, – мы прошли мимо галереи магазинов и вышли на оживленную часть улицы. Несколько встречных особ женского пола смерили нас недоуменными взглядами, и Лайза буркнула:

– Кажется, я не в тренде! – раздался звук лопающегося мыльного пузыря, и вместо ковбойской рубахи в стиле 70-х годов прошлого века и подвернутых джинсов на ней оказалась обширно декольтированная маечка и шортики того фасона, при котором на каждом шаге наружу вываливается полягодички.

– Так лучше? – шедшая навстречу бабка с двумя кошелками под впечатлением от Лайзиного переодевания выпучила глаза и села шестипудовым задом на асфальт, две другие подавились соплями и остались стоять с раскрытыми ртами.

Мы продефилировали мимо них; Лайза положила руку мне на плечо и попросила:

– Давай не заходить в тень! – глянув на нее, увидел, что трепетные тени листьев уличных клёнов пронзают ее фигурку насквозь. Выпрыгнули на середину тротуара, и этот порыв словно разбудил меня. Вдруг осознал, что стою рядом с такой красивой девушкой, какую только мог себе представить, что нас разделяют всего несколько сантиметров, и она настолько реальна, ощутима, что я даже чувствую ее дыхание. Представил себе, каким наслаждением будет целовать ее подрагивающие в ускользающей улыбке губы. В голову пришло: а вдруг получится? Попросил:

– Обними меня! – и Лайза с кинематографической готовностью закинула руки мне на шею и приникла невесомым телом. Я смотрел в упор в ее искрящиеся огоньками-чертиками глаза, и все не мог смириться тем, что она – только лишь видение, мираж. – Поцелуй! – и она тысячекратно отрепетированным красотками большого экрана движением припала к моим губам. Я даже погрузился на несколько секунд во власть миража и напрягал губы, пытаясь уловить иллюзию; потом увидел, что прохожие смотрят на нас, и ощутил нечто вроде торжества: пусть видят! Глазеют, как я обнимаюсь с самой красивой и безбашенной девушкой планеты!

Не знаю, сколько времени мы так обнимались, пока я не заметил, что на нас кто-то тупо пялится, словно баран на новые ворота.

Разумеется, это был Сашка Машкин. Лайза вполне реалистично укрыла лицо в моем плече и хихикнула. Санёк беззвучно хлопал челюстью.

– Ты, это, что?.. Нашел ее? – наконец-то наш молодёжный трибун обрел дар речи.

– Ага! – я не прочь был подразнить его.

– Здоровски! – он взирал на Лайзу с той слюнопускательной страстностью, с которой молодая бездомная дворняга смотрит на гирлянду сосисок, свисающую из сумки нерадивой хозяйки.

– Тебе я тоже нравлюсь? – спросила его Лайза.

– Уа-ва-ва! – только и смог издать Машкин.

– С ним тоже надо целоваться? – спросила меня девушка, и я не успел ответить: она подалась к экс-однокласснику в отточенным кинематографическом порыве, и тот привстал на цыпочки, закрыв глаза и вытянув трубочкой губы. На них забавно было смотреть: Сашка едва доставал своей лысиной ей до подбородка и лапал впустую воздух, раскрашенный голографическими отображениями.

Лайза отскочила от него и спряталась у меня за спиной, но было уже поздно: шагах в десяти от нас стояла бочка с квасом, утро было жарким, и к источнику влаги успела выстроиться очередь с бидончиками и трехлитровыми банками в кошелках.

– Вот молодежь пошла! – донеслось до наших ушей. – Сосутся при всем народе!

– А девчонка-то! Девчонка! Так голяшками и сверкает! И с двумя целуется!

– У них сейчас так полагается.

– Что это? – спросила Лайза.

– Очередь. За квасом.

– А чего они ждут? Товара не хватает или продавцов? – я даже не успел открыть рот, как Сашка принялся вещать тоном профессора ВШЭ:

– Идёт борьба. Борьба за обладание экономическими рычагами. Установление монополии. Ибо тот, кто владеет рынком, в конечном итоге владеет властью политической. Так значит, ее опять нет? – это уже ко мне. – Ты тут с голографией променад устраиваешь?

– Монополия – это плохо? – поинтересовалась Лайза.

– Да!

Раздался звук лопающегося мыльного пузыря, и вдоль фасада ближайшего дома выстроилась вереница бочек кваса с розовощекими продавщицами – как раз по числу страждущих с бидонами и трехлитровыми банками в сумках. Народ секунду не верил своим глазам, потом заметался между иллюзорными емкостями на колесах. – Совсем как в “Мастере и Маргарите”! – выдохнул Санёк, а я шепнул Лайзе:

– Не надо так. Из такой иллюзии ничего хорошего не выйдет, – но было уже поздно: бидононосцы с разбегу врывались в изображения бочек с квасом, выскакивали с обескураженными лицами наружу; подбегая обратно к единственной реальной поилке, спорили, кто за кем стоял; продавщица пыталась как-то навести порядок, но получила сумкой по голове; один из квасофилов, громыхая клюшкой, забрался на верх бочки, распахнул люк и принялся разливать коричнево-пенную жидкость прямо из трюма емкости. От подъездов ближайших домов уже бежали с канистрами и вёдрами любители халявки.

– Вот он – народный бунт! Ужасный и бессмысленный! – прошептал побелевшими губами Cашка Машкин и тут же гласом трибуна возгласил:

– Товарищи! Соблюдайте гражданскую дисциплину! Вы стали свидетелями достижения современной нанотехнологии – голографического явления квасных бочек народу!

– А ты кем будешь? – тут же заорали из толпы. К Машкину подскочил один из гонфалоньеров вольного кваса и шлёпнул его пластмассовой канистрой по лысине. – Устроили тут масонский заговор! Эксперименты на народе ставят! – круглые Сашкины очки в джон-ленноновской оправе брякнулись на асфальт и разбились. Санёк растерянно закрутил башкой и выдал:

– Экологов бьют! – но как раз в это время в отдалении послышался вой полицейской сирены, Сашка пискнул: – Бежим! – и без подготовки взял низкий старт.

Во мне сработал рефлекс уличного пацана, и я припустился следом, увлекая за собой Лайзу.

– Нет, люди еще не поняли, не прозрели! – констатировал Машкин, потирая набухающую на лбу шишку. – Не созрели! – мы тормознули через пару кварталов, забежав в подъезд с дверью без кодового замка. – Толпа! А она что не заходит? – Санёк кивнул на топчущуюся на улице у подъезда Лайзу.

– Не может. Трансляторы голоиллюзии на воздушном шаре подвешены. Лучи в подъезд не проникают.

– Так нам на пляж надо! – выдал рационализаторскую идею наш эколог-маркетолог. – Там ее проецированию ничто мешать не будет!

На пляже Лайза быстрёхонько скопировала на себя самое откровенное мини-бикини из арсенала присутствующих дам и разлеглась на песочке. Мы с Сашкой устроились по флангам и принялись отвечать на дурацкие вопросы, начиная с того, зачем люди загорают – не проще ли покраситься? – и кончая глубокомысленным: “Зачем убегать, когда едет полиция?”

Если честно, то после стольких месяцев, проведенных среди океанских просторов, лежать, ткнувшись носом в вонючий пляжный песок, мне было скучно.

– Ты почему молчишь? – поинтересовалась Лайза, выслушав пару лекций в исполнении Машкина о защите природы и пользе веганства.

– Ему бы музон позабойней, – попытался унизить меня в Лайзиных глазах Сашка, чувствуя, что сам он с каждым словом об экологии растет в глазах девушки до эверестовских высот.

– Музон? Пожалуйста! – не поняла иронии девушка. Опять послышался звук лопнувшего мыльного пузыря, чуть выше по течению реки вдруг возник плот с четверкой приплясывающих на нем На-найцев, и на всю округу загремело “Фаина, Фаина!”

По пляжу прокатилась судорога. Дюжины две самых отважных загорающих бросились в воду и, поднимая брызги брассом, кролем и просто саженками, ринулись к плоту. Но тот, словно управляемый матёрым лоцманом, ловко лавировал между мокрыми головами водоплавающих граждан, не давая им дотянуться руками до своих феерических бортов. С последними тактами “Фаины” прибавил ходу и, оставляя за флагом гребущих и саженками, и кролем, скрылся за поворотом.

– Понравилось? – спросила Лайза. – Кого еще запустить! – я не успел рот раскрыть, как встрял Машкин:

– Здоровски! А демонстрацию у горадминистрации можешь?

– Это как?

– Ну, чтобы народ ходил колонной и чего-нибудь требовал!

– Запросто! – мне опять послышался звук лопнувшего в отдалении мыльного пузыря, и до пляжа донесся смутный гул, в котором можно было различить созвучия типа: “Земли и воли!”

“Все на субботник!”

“Даешь коллективизацию и электрификацию!”

– Это совсем не то! Быстрее туда! – взмолился в запале воспаленной гражданственности Санёк. – На месте разберемся! – вокруг здания горадминистрации кругами ходили парадные каре стахановцев-путиловцев, словно сошедших со сцен кинофильма “Мать” по роману Горького, солдатики в папахах с красной лентой наискосок и революционная матросня в клёшах и бескозырках, лихо заломленных у кого на затылок, у кого на ухо. Видимо, тот, кто наполнял контентом жесткий диск управляющего Лайзой компьютера, именно так представлял себе протестные массы. – Пусть потребуют отмены вырубки деревьев скверах! И отказа от животной пищи!

– Не губите дерева, мужики, не губите! – дружно заскандировали путиловцы, солдатики и матросики. – Кто сейчас котлету съел, тот на ужин окосел! – ошалевшие обитатели горадминистративных кабинетов едва не вываливались из окон, созерцая это представление, и махали руками, пытаясь отогнать голографические видения, словно стаю мух.

Полиция на этот раз появилась без предупреждения. Воронок преградил дорогу колонне демонстрантов, но та на ходу развернулась на 180 градусов и бесследно исчезла за памятником вождю мировой революции, торчащему у горадминистрации со времен построения развитого социализма.

– Кто организатор митинга? – через секунду посреди площади топтались только мы трое, и к нам с разбегу подлетел начальник наряда.

– Я! – доброжелательно вымолвила Лайза.